***
Сей проснулась довольно рано. Она сложила футон, переоделась, посадила Макото в омбухимо* и вышла из дома. Сегодня малыш, наконец, увидит отца. Сей, разрываясь между опасениями за здоровье сына и понятным желанием Соджи увидеться с ним, все-таки склонилась к последнему. Она побеседовала с врачами госпиталя, опыт которых не вызывал сомнений. Учитывая тот факт, что Окиту уже навещали его племянники, короткое свидание разрешили. Сей на самом деле торопилась. Всем сердцем она желала встречи двух самых дорогих ей людей. И это же сердце уже буквально разрывалось на части. С того момента, как девушка узнала о болезни Окиты-сенсея, для нее стал важен каждый день. Каждый день, прожитый любимым. Но последний месяц оказался невероятно тяжелым. Сей устала. Не столько даже физически, хотя ее силы и были на пределе от постоянного ухода за Макото, который сменялся работой швеи и визитами к сенсею. Морально девушка была истощена. Она стала просыпаться по ночам от слез, которые не могла позволить себе пролить днем. Наблюдать за угасанием жизни самого важного человека. Для Сей именно это стало тяжелейшим испытанием. С того момента, как девушка невольно стала свидетелем казни Кондо-сана, прошло больше месяца. Признаться в этом командиру Первого подразделения она так и не смогла. Состояние Соджи ухудшалось с каждым днем. По ночам он буквально захлебывался кровью. Сообщение о чем-то столь важном и горьком, как гибель командира, могло бы просто убить молодого человека. Не говоря о том, что сам Окита изначально не собирался продолжать жить, если погибнет Кондо-сан. Поэтому Сей ни с кем не поделилась увиденным.***
Кошка по-прежнему сидела на веранде и не сдвинулась с места, даже когда Окита встал напротив нее. Животное только подняло голову немного выше. Оно сидело не шевелясь, обмотав лапы тонким черным хвостом. Поза эта была наполнена изяществом, почти невозможным для зверя. Соджи заметил какую-то гордость в легком движении головы и в изумрудных глазах кошки. Мужчина присел на одно колено рядом с черным зверьком. Соджи не верил в приметы, но как будто осмысленный взгляд кошки заставил его спросить: — Неужели ты за мной? Кошка никак не отреагировала на эти слова. Окита слегка улыбнулся и протянул к ней руку. Зверек подошел ближе и неуверенно лизнул пальцы мечника. Умеют ли кошки думать? Являются ли они предвестниками смерти? Соджи не знал ответов на эти вопросы. Раньше он отрицательно ответил бы на любой из них. Теперь же… он был уверен в первом. Думать они определенно умеют. Или у черного зверя начисто отсутствовал инстинкт самосохранения, или же он ясно видел, что Окита не собирается причинять ему никакого вреда. Когда молодой человек опустился на деревянный пол и прислонился к внешней стене здания, кошка сама прыгнула к нему на колени. Соджи правой рукой погладил ее. Он вдруг подумал, что держит сейчас единственное живое существо, с которым может быть откровенным. Тот факт, что собеседником должна стать кошка, немного рассмешил Окиту. Но слабый смех через несколько секунд сменился сильным приступом хриплого кашля. Когда Окита смог, наконец, остановиться, кровь была на губах и на руке, которой он прикрывал рот. Темно-красные следы остались и на полу. Кровь в них была не жидкой, а как будто вязкой. Казалось, что она подобно ртути способна теперь собраться в одном месте. Отдышавшись, мужчина снова приманил кошку, которая отбежала от него во время приступа. Соджи поднял глаза к небу и начал говорить. Путано, прерываясь на отдых, он рассказывал о том, что гложит его сердце последние месяцы. — Меня в последнее время не покидает чувство одиночества. Даже не одиночества, а пустой и бесцельной, бессмысленной жизни. У меня словно силой отняли эту цель. Но еще почему-то кажется, что и эта цель уже… не бессмысленна, нет. Словно уже никто не сможет ее исполнить. Человек, которого я поклялся защищать… мне кажется, что уже никто не сумеет его защитить. Может… может от этого и должно стать легче. Наверняка должно. Я бы и сам так подумал, наблюдай явсе со стороны. Но сейчас я… сейчас меня и правда это тревожит. И эти беспокойства я не могу высказать самому близкому человеку. Мне кажется, что она, что О-Сей-сан, — Соджи замолчал на какое-то более долгое, чем простой отдых время. — Сей относится ко мне с той же верностью, что и я к Кондо-сенсею. До сих пор не могу понять как и когда я понял это. Она еще и любит меня. Не как Саё, а какой-то более цельной любовью. Я не хочу, не имею права причинить ей такую боль. Но от меня… ничего не зависит. Окита взглянул на кошку. Та по-прежнему сидела рядом. Но не прошло и нескольких секунд тишины, как она внезапно отпрыгнула в сторону и отбежала на несколько шагов. Но стоило Соджи сделать шаг по направлению к ней, как у него опять начался приступ. Казалось, что у мужчины с огромным трудом получалось дышать. Короткие и прирывистые вдохи сменялись долгим страшным кашлем. Он буквально упал на колени. Сил подняться у него уже не было. Еще через минуту Соджи рухнул на веранду всем телом. В последние секунды перед потерей сознания Оките привиделся вдалеке силуэт Сей. Мужчина потянулся было к нему. На это движение ушли последние силы организма. Больше подняться Соджи было не суждено.***
Сей упала на колени рядом с остывающим в луже крови телом. Девушка видела, как ее прежний командир сидел на веранде, прислонившись спиной к стене. Видела, как он упал на деревянный настил. Видела, как сенсей протянул руку к ней, уже бежавшей ему на помощь. Она не успела. Не смогла помочь. Не сумела даже оказаться рядом в последние мгновения жизни старшего товарища, командира и возлюбленного. Слезы сами текли из глаз Сей. Она не желала даже пытаться их остановить. Когда сестра милосердия обнаружила погибшего пациента, ей пришлось приводить в себя еще и рыдающую над телом командира Первого отряда Шинсенгуми Сей. _____________________________ *Омбухимо — лента, которой ребенка можно было привязать к спине. Что-то вроде слинга.