Батарейка

POV Фехта. Да, дедушка Караги. Он почти сразу узнал о случившемся с моими отцами. И так быстро, как только позволяло ему слабое здоровье, бросился выручать меня. Он впервые за много лет сел в повозку, мучился страшными болями в суставах, но подгонял слуг, чтобы прибыть в наш… нет, теперь уже не наш, а замок Дальзора и Амайа… как можно быстрее. Но всё равно путешествие его растянулось на две недели – слишком слабым было здоровье старика. За это время в замок успели прибыть новые хозяева со своими слугами и Стражей и обжиться там. Старшие сыновья Дальзора и Амайа - Дальхем и Дальхаш – были мне почти ровесниками, а младший – Дальрин – был ещё совсем малышом – такой смешной розовый колобок. Но благодаря ему я немного ожил и нашёл в себе силы жить дальше. Как я понял, раньше Семья Дальзора и Амайа жила не особенно богато, про таких мой злоязычный дедушка Караги говорил: «Семь Благородных на одной кобыле жениться едут», или «На брюхе шёлк-шёлк, а в брюхе щёлк-щёлк». Дело в том, что наследство родителей папы Дальвиния представляло собой неделимый майорат, то есть замок и земли наследовал старший из сыновей, младшему досталась лишь доля в деньгах и драгоценностях. Доля, надо сказать немалая, но и Дальзор, и Амайа обожали тратить деньги на развлечения и роскошь, и вскоре от отцовского наследства мало что осталось. Правда, Дальзор всё-таки проявил здравый смысл, поместив остаток денег в банк под надёжные проценты, и Семья с тех пор жила именно на них. Для простецов сумма была бы просто немыслимо гигантской, но не для Благородных. И я знаю, что папа Дальвиний, живший достаточно скромно, без пускания пыли в глаза соседям, не раз и не два помогал денежными подарками Семье младшего брата. Так что неожиданно свалившееся богатство было для Дальзора и Амайа даром Небес. Тем более, что помимо замка и земель у Дальвиния было достаточно накоплено денег в столичном банке. Сейчас мне кажется, что хотя бы из элементарного уважения к умершему родственнику и чувства благодарности, они могли хотя бы оставить меня в покое. Но не тут-то было. Меня сделали слугой собственных двоюродных братьев, и уж те повеселились от души. Я убирал их комнаты и чистил им одежду. Прислуживал им за едой и выполнял их приказания. Выслушивал их бесконечные издевательские насмешки и молчал в ответ. Я вообще не понимаю, как тогда не сошёл с ума. Перемена, произошедшая со мною, была настолько внезапна и ужасна, что куда более сильный и взрослый человек мог бы сломаться от неё. Может быть, дело в том, что дети легче приспосабливаются к переменам… может быть, в том, что я страстно мечтал избавиться от ошейника и дать дёру от любящей родни туда, где меня никто не достанет – в Фэкор или на Острова. В то время я мимолётно жалел, что папа не согласился оставить меня у дедушки в наш последний приезд. Даже на диких Островах, но с добрым и весёлым дядей Марги мне было бы куда легче, чем в родном замке, где каждый камень напоминал мне о погибших родителях и безвинно убитом младшем братике. Так вот, дедушка… Он всё-таки прибыл в замок спустя десять дней со дня смерти родителей. Прибыл с одной единственной целью – забрать меня и увезти. Спасти. Спрятать. Он умолял Дальзора и Амайа отпустить меня с ним, клялся, что я навсегда исчезну из их жизни и никогда не побеспокою их более своим присутствием. Он в ногах у них валялся, в самом прямом смысле на коленях их умолял… И Дальзор заколебался. Он всё-таки не был чересчур дурным человеком, да и я ему был племянником, как ни крути. Он уже почти готов был отпустить меня, но Амайа… Амайа… В этом Благородном было что-то от змеи – красивый, высокий, гибкий, темноглазый, резкий в движениях. Даже его коса напоминала атакующую змею – такая же длинная, гибкая и блестящая, она со свистом рассекала воздух, когда он резко поворачивал голову. Дальхем пошёл в него – чем старше, тем больше он становится похожим на отца внешне. А уж внутренне… Так вот, хотя Амайа и был Младшим Супругом, но мало кто из окружающих обманывался в том, кто, в самом деле, верховодит в этой Семье. Дальзор был скорее добродушным увальнем, обожавшим охоту, вкусную еду и немудреные сельские развлечения. Амайа же был гордецом, каких мало. Его Семья была родовитой, но не особенно богатой. Так что он был очень заинтересован в том, чтобы сохранить и приумножить неожиданно свалившееся на их голову богатство. А меня – наследника своих родителей – воспринимал, как врага. Именно Амайа во всём попустительствовал Дальхему и Дальхашу, когда они начали издеваться надо мной. Ему хотелось,чтобы я забыл всё – своё происхождение, свою Семью, любовь своих родителей. И уж, конечно, он не хотел меня никуда отпускать. «Держи своих друзей близко, а врагов ещё ближе» - видно этой поговоркой он и руководствовался, когда заявил Дальзору, что вдали от них, со своими родственниками со стороны отца, я буду представлять для них постоянную угрозу. Так что Амайа убедил Дальзора никуда меня не отпускать, и дедушка Караги получил грубый отказ. А когда он попробовал настаивать на своих правах – его прогнали из замка чуть ли не плетьми. Я присутствовал при этой сцене. Я помню, как дедушка просил за меня. Я помню, как плакал, уверяя, что увезёт меня на Острова, и что Дальзор с Амайа никогда не услышат обо мне… и я понял, что как бы дедушка ни просил – меня ему не отдадут. И тогда я собрался с силами и сказал дедушке, чтобы он не унижался перед этим Благородным отродьем. Что я люблю его и своих дядей, и что когда-нибудь мы обязательно встретимся, и я буду счастливым и свободным, а те, кто обижал его – пожалеют об этом. Я не знаю даже, откуда у меня взялась смелость, чтобы сказать такое, я никогда не был смелым, да и сейчас храбрее не стал. Но тогда я сказал всё, что думаю. Благородные настолько были поражены моими словами, что я успел сказать всё. А потом дедушку взашей вытолкали из замка, а меня высекли. Впервые в жизни. Для мальчика, которого не пороли никогда, это было шоком. Я тогда проболел две недели, и чуть не умер. Но всё-таки выжил. А когда я смог вставать – я окончательно превратился в прислугу и няньку для Рина. Но вот последнее меня, как раз, нисколько не напрягало. Рин в детстве был таким милым – толстый, смешливый колобок с забавно торчащей косичкой. А если братья начинали его дразнить Пузырём – он так смешно ревел басом. С ним было спокойно. Я придумывал разные игры, рассказывал ему сказки и рисовал смешные рисунки. Я его даже на руках таскал, хотя мальчишка был тяжёленький. А он порой обнимал меня за шею, целовал в щёку слюнявым детским поцелуем и говорил, что я самый хороший. Мне порой казалось, что я не с ним, а с Натиком, с моим братишкой, которого убили по приказу этой твари – Аматты. К счастью, он редко появлялся в замке, иначе я точно сошёл бы с ума. Или попытался бы его убить, что было равносильно смертному приговору. И я понял, почему он бывает в замке так редко. Как ни странно, но ему больно было смотреть на семейное счастье брата – ведь Дальзор и Амайа жили вполне мирно, они неплохо дополняли друг друга, любили своих сыновей и практически не ссорились. А Аматта, мерзкий извращенец, был влюблён в собственного брата. Я об этом догадывался. Я вообще догадывался о многом, но предпочитал держать свои мысли при себе. Тем более, что у меня было немало поводов для беспокойства. Я не знал, что с дедушкой и моими дядями, они через месяц после неудачной попытки забрать меня, попытались меня выкрасть, но неудачно. Я только надеялся, что дедушка и дяди скрылись на Островах, как хотели, иначе их судьба могла бы быть очень печальной. Дальзора и Амайа я не рискнул расспрашивать, боясь нарваться на насмешки или наказание. Но потом я рассудил, что раз уж мне ничего не говорят – значит с моей роднёй всё в порядке, иначе кто-нибудь из родственников не упустил бы случая укусить меня побольнее. Но мне никто ничего не сказал, только в наказание за несостоявшийся побег снова высекли и остригли косу. Последнее, что осталось у меня от прошлой жизни. Но я не плакал. Я не хотел, чтобы они увидели, как мне больно на самом деле. А потом… потом потянулись совершенно беспросветные годы. Годы, наполненные рабским подчинением, насилием и издевательствами. Смерть Дальзора и Амайа не обрадовала и не огорчила меня, более того, я готов был даже пожалеть братьев, я-то знал, как им тяжело. И пожалел бы, но к тому времени Дальхем уже успел превратить меня в свою шлюху, которой порой делился с братом. Им вообще нравилось насиловать меня вдвоём, а позже, много позже, когда в замке появился Экор – я сочувствовал ему от всей души. И хоть как-то пытался помочь. И, если бы не Экор, я не знаю что было бы со мной и с моим любимым. Со Скареллом. Я только продолжал надеяться, что мы будем когда-нибудь свободны и счастливы, и это свершилось. И это второе самое большое чудо, которое вообще могло случиться со мной в этой жизни. Первым был Скарелл – несчастный растерянный мальчишка, которого ждала страшная участь за грех, совершённый его отцом. И я не мог ничем помочь ему, продолжая оставаться рабом. Я помню, как его привезли в замок. Как собрали всех. И как один из Стражников по приказу дяди Аматты отрубил ему ступни и ладони. Это ужасное зрелище я не забуду никогда в жизни – как сильного красивого юношу за несколько минут превратили в беспомощный окровавленный обрубок. Дядюшка Аматта так и велел называть его - Обрубок. А мне велели ухаживать за ним – к тому времени все уже признали, что я неплохой лекарь. И я ухаживал. Я полюбил его сразу – всей душой, всем сердцем, каждой каплей крови своей полюбил. И я поклялся, что не только сам вырвусь из замка, но и его спасу. А ведь к тому времени мой побег был уже почти готов, я даже сумел подобрать ключи к заклятью, которое держало мой Амулет Подчинения, не хватало самой малости для окончательного успеха, но появился Скарелл, и я отбросил мысль о том, чтобы бежать одному. Я остался. И, несмотря на весь ужас, который нас окружал, мы любили друг друга. Я успел продумать несколько планов совместного побега, но ни один вариант не показался мне удачным. Но время шло, мы оба начали отчаиваться и тут небеса сжалились над нами, поставив на сцену новое действующее лицо - Экора. А сейчас… Сейчас, когда мой возлюбленный исцелён, когда нашёлся живым Натик – сейчас я понимаю, насколько мы у Экора и у его родных в неоплатном долгу. Даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь отплатить за это. Ведь сейчас я счастлив.