Батарейка

POV Егора. Жрец подошёл ко мне, положил руку на плечо и ласково сказал: - Тебе стоит переночевать в Храме Небес, малыш. Поверь, это очень важно. - Но почему? – удивился я, - Я здоров и у меня всё в порядке. - Небеса хотят беседовать с тобой. Это важно не для них, а для тебя. Впрочем, ты можешь и отказаться. Но тогда твой путь будет ещё более долгим. - Путь? Путь куда? – удивился я. - Путь к себе. К своей любви. К своему счастью. Поверь, малыш, в таких случаях от помощи Небес не отказываются. - Но откуда вы знаете, что Небеса хотят со мной говорить? – начал сдаваться я. - Просто знаю. Я давно служу Небесам. Я помню малышами родителей твоих родителей, и, если Небеса даруют мне такое счастье, увижу и твоих малышей, и детей твоих братьев. Небеса часто говорят через меня, выражая свои пожелания. Но они никогда не хотят ничего плохого. Ты можешь отказаться. Но тебе стоит прислушаться к ним. Та-а-к… Кажется, ночь в любимой спальне мне не светит по-любому. И вообще, не стоит обижать старого человека, во всяком случае, его слова – не полный бред, избавление от заклятья Дальрина… нет, стоп, Рина, Иллерина… говорит о том, что какие-то Высшие Силы действительно существуют. И если уж они хотят поговорить – не стоит обижать их отказом. - Да, сделаю так, как вы сказали, - ответил я, - мне прямо сейчас остаться? - Нет, приезжай в Храм вечером, но до наступления темноты, - сказал Жрец, - я буду тебя ждать. И тут я заметил, что наш разговор внимательно слушают Келагаст и Ургау. Келагаст одобрительно кивнул, но тут же на его лице отразилось беспокойство: - Простите, Преподобный Тамилан, - обратился брат к Жрецу, - мне не хотелось бы, чтобы Экор ехал сюда вечером один. Для нас нынче беспокойные времена. - Для вас, живущих в миру, всегда беспокойные времена, - усмехнулся Жрец, - но ты прав, Келагаст. Однако разве у него нет телохранителя? Ургау горделиво приосанился и усиленно закивал. - Вот именно, - ещё раз улыбнулся Жрец, - он сумеет охранить Экора по пути сюда. А в Храме нечего бояться. Никто, творящий зло, не сможет проникнуть в его пределы. Ни злонравные Маги, ни наёмные убийцы, ни даже сам Великий Господин. Всего одна ночь, Келагаст. Она просто необходима мальчику. - Но ведь Экор уже раскрылся, - неуверенно произнёс Келагаст, - его способности велики, я чувствую это. - Это так, - согласился Жрец, - но есть кое-что, что ему пока недоступно. И это совсем не Магия. Так что езжайте праздновать, не беспокойтесь ни о чём, а вечером я жду Экора и его телохранителя. Вот и поговорили. Что-то я понимаю, что ничего не понимаю… POV Рина. Это так потрясающе – чувствовать себя свободным и исцелённым! Мир кажется шире, краски – ярче, небо – выше… Мне казалось, что за моей спиной вдруг развернулись крылья, ещё чуть-чуть – и я полечу. Так, наверное, себя чувствует приговорённый к казни, которому сообщили об отмене приговора и признании его невиновным. И это было здорово. Я, правда, не понял, почему Жрец попросил Экора переночевать в Храме, я слишком мало знал о Небесной религии. Мой покойный отец, Дальзор, всегда отзывался о Жрецах с пренебрежением, как о замшелых чучелах, отживших свой век, добавляя, мол, что пусть уж невежественные простецы лижут им ноги, раз уж им так это нравится. А просвещённым Благородным Магам такое не пристало. А сейчас я думаю – благословили бы Небеса брак моих покойных родителей? Сколько шансов на это было бы? И не знаю, что ответить. Да, Дальзор и Амайа были неплохой парой, но любили ли они друг друга, или просто вступили в брак по родительской воле и Благословению Великого Господина? А я и мой так называемый «жених» Вингорх? Вряд ли в Фэкоре был бы возможен подобный брак, а если бы я остался в замке братьев? Или, хуже того, разозлившийся Дальхем мог отправить меня к Вингорху… При мысли об этом всё моё существо содрогнулось, но я тут же взял себя в руки. Это всё было с Дальрином. Но сейчас его уже нет. Есть Иллерин, сын Фехта и Скарелла и племянник Натика. Какая ирония судьбы, своим бывшим братьям я стал двоюродным племянником. И только одно не изменилось и не изменится никогда – я по-прежнему люблю Экора, и буду любить его. Всегда. В этом мне не удастся ни обмануть, ни изменить Судьбу. POV Егора. Свадебный обед плавно перешёл в ужин. Это был на удивление весёлый обед, несмотря на небольшое количество собравшихся. А перед тем, как мы уселись за стол, все слуги моих родителей тоже явились поздравить новобрачных и надарили им целую кучу забавных мелочей: тёплых полосатых носков, вышитых полотенец, плетёных ковриков, кожаных ремешков для заплетания кос, деревянных детских игрушек, немного напоминающих лошадку, подаренную мне Гаттой и Кримтом, расписной глиняной посуды, а венцом всего была искусно вырезанная и гладко отполированная детская колыбелька с набором вышитых пелёнок и одеяльцем. Иллерин начал забавно краснеть, готовясь разозлиться, но ловкий парень, притащивший колыбель, заявил, что для старшенького она маловата, больно уж большой вымахал, а вот младшенькому будет в самый раз. Рин злиться перестал и расхохотался первым. Еда была вкусной, разговор - весёлым, золотистое вино не пьянило, а только веселило и развязывало язык, новобрачные целовались раз от разу всё жарче, а потом папа Турзо заявил, что хочет тряхнуть стариной и спеть. Был немедленно принесён странноватого вида музыкальный инструмент – этакая смесь балалайки и гитары, но звучал он неплохо, да и играл папа Турзо замечательно. А уж когда запел… Я остолбенел просто. Нет, не из-за удивительно красивого голоса, а из-за самой песни. Я её знал. Слышал в каком-то довольно старом фильме. Фильме про любовь. Ветер ли старое имя развеет… Нет мне дороги в мой брошенный край… Если увидеть пытаешься издали Не разглядишь меня, Не разглядишь меня, Друг мой, прощай! Я уплываю, и время несёт меня с краю на край, С берега к берегу, с отмели к отмели – Друг мой, прощай…* Я удивился ещё, выбор для свадьбы показался мне немного странноватым, но остальные сидели не шевелясь, и даже кажется не дыша, боясь спугнуть волшебство этого голоса, этого вечера, этой музыки. А папа всё пел: Это не сон… Это не сон… Это всё – правда моя, это истина! Смерть побеждающий вечный закон – Это любовь моя!** И я понял, почему папа спел именно эту песню – ради этих заключительных строк. Что он пел не о расстояниях и расставаниях, а о вечной любви и непреклонной верности. И эта песня была лучшим подарком для нас всех. Между тем начало смеркаться, и нам пора было ехать в Храм Небес. Все вышли во двор, где Ургау ловко подсадил меня в седло Уголька, нам помахали рукой, пожелали удачи и мы поскакали в Храм. А свадьба продолжилась своим чередом. Кажется, развеселившийся народ не собирался расходиться спать. Но это даже хорошо. Скарелл и Фехт заслуживали самой лучшей свадьбы на свете. Жрец Тамилан встретил нас на крыльце Храма. Ургау он велел оставаться снаружи или переночевать в их домике – на выбор. Ургау предпочёл остаться на крыльце Храма, единственное, в чём он сделал уступку – позволил Илламе принести здоровенное лоскутное одеяло – ночь обещала быть прохладной. А Жрец провёл меня в Храм, где неярко горело с полдесятка свечей в серебряных старинных подсвечниках, благословил, дотронувшись до лба и плеч, и велел ждать, после чего спокойно вышел. Я остался один. Некоторое время я ожидал, сам не знаю чего, но потом меня одолела усталость. Я опустился прямо на плотный узорчатый коврик, расстеленный на каменном полу, уткнул голову в колени и, незаметно для себя задремал. Разбудил меня низкий мелодичный звук, разнесшийся по Храму. Я торопливо поднял голову и остолбенел. Небрежно облокотившись на алтарь, передо мной стояла женщина в длинном белом платье. Её светлые волосы были распущены по плечам и словно стекали вниз блестящим серебряным водопадом. Она казалась одновременно старой и молодой, но в лице её была мудрость, а в глазах – любовь. Черты лица женщины были иконописно тонкими, она казалась такой сказочно нереальной, что я оторопел. - Молодец, Егор, что всё-таки пришёл, - мелодично произнесла женщина. Я торопливо вскочил. Мысли путались. - Кто вы? – немного испуганно спросил я. - Можешь называть меня Шошана, - мягко улыбнулась женщина, - я одно из воплощений Вечных Небес. Как же долго не было мне ходу в этот мир, позабывший женщин. Но теперь всё начнёт меняться. Благодаря тебе, Егор. Точнее, той девочке, которую будут называть твоей дочерью. Ты даже не представляешь, как я этому рада. - А зачем вы хотели поговорить со мной, Шошана? - Я хотела сказать тебе о том, что тебе придётся быть очень сильным. Время великого Господина проходит, и он это чувствует. И сделает всё, чтобы продолжить править Глинтией так, как и в предыдущие пять тысяч лет. - Но этого не может быть! Люди не живут так долго! - Люди – да. Но он уже не человек, Егор. Он открыл свою душу Злу, и Зло сделало его сильным. Но чаша терпения Небес переполнилась. Он хочет сделать запрещенное. Открыть двери. Диктовать свою волю самим Вечным Небесам. Это недопустимо. И Небеса обратят свой гнев против жестокого безумца. - А я? Что должен буду делать я? Неужели… - тут мне поплохело даже, - я должен сразиться с ним? - Нет, малыш, - мягко улыбнулась Шошана, - прости, но ты не герой, идущий на битву. Твоё призвание в другом – дарить любовь и счастье, а не воевать. - Как я могу дарить любовь, Шошана, если сам не знаю, что это такое? Даже на любовь Рина я не могу ответить взаимностью. Я, конечно, люблю своих родителей, но всё время чувствую, что это… это как-то не так… - Всё ты знаешь, малыш, - ласково сказала Шошана, - всё ты можешь. Просто душа твоя изранена и смущена. Ты не можешь принять вещи такими, какие они есть, в этом вся твоя проблема. Но я могу помочь тебе. Ты раскрылся, как Маг, но твои чувства ещё спят. И тут я могу помочь тебе. Подойди сюда. Я так боялся ей поверить. Половинка моего существа вопила: «Убегай! Это ловушка!» Но вторая половина твердила, что если не помощь этой женщины – я так и останусь навсегда ущербным. Неспособным любить. Боящимся чужих взглядов и прикосновений. Стоит ли всю жизнь жить так? И я решительно шагнул к Шошане, а она обняла меня. И увела за собой. В тёплый жёлтый свет. Проснулся я от того, что Жрец Тамилан усиленно пытался меня растолкать, и в первую минуту после пробуждения решил уже, что мне всё приснилось. Но на указательном пальце правой руки красовался перстень с сияющим золотистым камнем, а в ушах ещё звучали последние слова Шошаны: - Теперь всё будет хорошо. Ты будешь влюблён и любим. Не забывай только одного – ты и твой брат не должны открывать двери. Даже если будет очень больно – двери должны остаться закрытыми. А я приду к тебе на помощь. Не забывай меня. А потом она меня поцеловала. И растаяла в жёлтом свете. *,** - стихи Рабиндраната Тагора.