Батарейка

POV Егора. Когда папа Норгейль откинул капюшон плаща убийцы, мы все подошли посмотреть. Честно говоря, лицо лежащего было мне абсолютно незнакомо – бледное, даже синюшное, с заострившимися чертами, абсолютно неживое, и, похоже, давно неживое, оно всё равно оставалось очень красивым. Но эта красота… Она была ужасной. Тонкое изящное лицо, показавшееся мне странно похожим на чьё-то другое, обрамляли чёрные блестящие волосы. Длинная коса казалась мёртвой змеёй. Благородный? Но кто это? И тут ко мне подошёл Рин. Некоторое время он стоял, вглядываясь в неподвижное лицо, всё больше бледнея, и вдруг пошатнулся. Я еле успел его поддержать. - Рин, что с тобой? – вырвалось у меня. Рин сумел справиться со своей слабостью и выпрямиться. Потом он встретился глазами с Фехтом, и я обратил внимание, что тот тоже бледен, словно увидал призрак. Да что всё это означает? Но тут Рин ответил на мой невысказанный вопрос: - Это Благородный Маг Амайа, один из моих отцов, которые погибли одиннадцать лет назад. Забодай меня «Камаз»! Рин что, умом тронулся? Может это заклятье его как-нибудь не так зацепило? Я посмотрел на остальных – похоже, все испытывали схожие эмоции. Кроме… Кроме Фехта. Тот таким же неестественно ровным голосом сказал: - Я подтверждаю слова Рина. Это действительно Благородный маг Амайа. Я его отлично помню. И подтверждаю, что он и его муж Дальзор погибли одиннадцать лет назад и были похоронены. Вот же пиздец! Будто мало было Рину всяких переживаний! Ещё и это. Но папа Норгейль быстро пресёк все панические настроения в зародыше. - Экор, Ярри, возьмите Рина и уведите его отсюда немедленно. Не стоит ему смотреть на такое. Фехт, у тебя есть что-нибудь успокоительное? - Я в по… - попробовал возразить Рин, но бледность и нервно вздрагивающие пальцы выдавали его с головой. Фехт же кивнул и вышел. - Не в порядке, - спокойно возражал папа Турзо, - поэтому сейчас ты пойдёшь с Экором и Ярри в комнату Ярри и побудешь там пока. А мы займёмся всем этим. - Чем? – тихо спросил Рин. - Твоего отца нужно похоронить. И, ты уж прости, наложить на могилу оберегающее заклятье, чтобы больше Великий Господин не смог повторить ничего подобного. Так что Радегаст и Келагаст пойдут к старосте и объяснят ситуацию. Думаю, мы сможем управиться в короткий срок. А Лорик, Ургау и Натик поищут следы. Свидетелей. Что-нибудь необычное. - Думаете, следы остались? – продолжал спрашивать Рин. - Следы всегда остаются, - отозвался папа Норгейль, - нужно только уметь их найти. - Мы тоже хотим помочь, - высказался Скарелл за себя и за брата. - Хорошо, - кивнул папа Норгейль, - отправляйтесь с Лориком. Думаю, что вы сможете быть полезными. Я хотел было спросить пап, а что будут делать они, но папа Норгейль глянул на меня так, что я воздержался от вопросов. Все быстренько покинули злосчастную комнату, однако я, выходя, оглянулся. Папа Норгейль достал из кармана какой-то странный фиолетовый камень с клубящимися чёрными точками в середине и явно намеревался как-то его применить. М-да, некромантия здесь, конечно под запретом, но папа Норгейль явно знает о ней больше, чем говорит. Может быть, просто не хочет травмировать Рина ещё больше? Рин, по-прежнему бледный и покорный, пошёл туда, куда его отвели мы с Ярри. А в коридоре уже началась беготня. Но чёткая беготня, деловая. Без воплей и паники. Вероятно, староста всё себе уяснил, и началась подготовка к похоронам. Рин же опустился прямо на пол, застеленный тканым в полосочку половиком. Такие половики в том, другом мире ткали из разного тряпья на больших деревянных станках старые бабушки, называя их «дорожками». Я даже видел как их ткут. В Этнографическом музее. На экскурсии. М-да, технология изготовления двигателя внутреннего сгорания и электричество были утрачены, а примитивный станок и половик-«дорожка» оказались живее всех живых. Гримасы цивилизации, да… Мозг продолжал подкидывать какие-то дурацкие образы, а тело действовало словно само по себе. Я опустился рядом с Рином, обнял его и забормотал какую-то успокоительную чушь. О чём попало, честно говоря, я даже не помню, о чём я говорил. Мне было важно, чтобы взгляд Рина снова стал живым, чтобы из него исчезла эта отрешённая неживая покорность. Подоспевший Фехт протянул Рину керамическую расписную чашу с тёплым, явно свежеприготовленным зельем. Чего уж он там намешал, не знаю, и что помогло – то ли моя болтовня, то ли зелье, а может и всё сразу, только взгляд Рина сделался более осмысленным: - А я ведь совсем не помню похорон Дальзора и Амайа, - тихо, но твёрдо произнёс он, - я не помню даже, какими были гробы – открытыми, или закрытыми. Только огонь. Тут он снова вздрогнул, и я понял, что он боится, что его второй отец тоже среди этих жутких созданий. - Дальзор не придёт, - сказал Фехт, - я помню, как хоронили твоих родителей. Всем распоряжался дядя Аматта, твои братья были в отчаянии. А ты тогда ещё мало что понимал, звал папу всё время. Твои братья не могли этого слышать, вот тебя и сплавили мне. Так что несколько недель ты прожил в моей комнате, даже спал там. - Помню… - слабо улыбнулся Рин, - ты уже тогда собирал травы. Они так приятно пахли. И ещё ты делал для меня всякие игрушки из глины и тряпок. И рассказывал сказки. А потом Дальхем и Дальхаш все эти игрушки велели выкинуть и запретили мне с тобой водиться. Сказали, что Благородному нельзя водиться с рабом. И выпороли тебя на моих глазах. Как я мог это забыть? Они ещё сказали, что если я буду пробираться к тебе – они будут наказывать не меня, а тебя. - Ты потому и перестал приходить? - Ага… Я не хотел, чтобы тебя наказывали. А потом… я словно всё стал забывать. Но почему ты сказал, что Дальзор не придёт? - Потому что в тот день, когда были назначены похороны, ты плакал особенно сильно. И я сварил для тебя успокаивающее зелье – немного другое, не такое как сейчас. У меня тогда ещё было мало опыта. Наверное, я что-то сделал не так. Все похороны ты смирно просидел у меня на руках, и взгляд у тебя был какой-то… неподвижный. А потом ты заснул, проспал двое суток и проснулся вполне здоровым. Но я помню весь похоронный обряд от начала до конца. Амайа хоронили в закрытом гробу, так как дядя Аматта сказал, что его лицо изуродовано, и что его прекрасный брат не хотел бы, чтобы его видели в таком жалком состоянии. К этому отнеслись с пониманием, гроб не открывали, но вот гроб Дальзора был открыт. И это был именно Дальзор. Рин вздохнул: - Что ж, мне стало легче, Фехт, правда. - А после похорон? - неожиданно для самого себя спросил я. Вопрос был странноватый, но Фехт меня понял. - После похорон тело Благородного использовать невозможно. Только простецы хоронят в гробах. Благородных Магов предают очищающему пламени, потом их пепел собирают в особый сосуд и хранят в семейном склепе в подземелье замка. Так что тело Амайа было похищено ещё до похорон – отсюда и закрытый гроб. - Но почему именно отца? – с отчаянием вырвалось у Рина. Мы с Фехтом только плечами пожали. Такая утончённая мерзость. Это было чересчур даже для Великого Господина. В дверь постучали. Вошёл папа Турзо с тремя белыми накидками в руках. На нём самом поверх одежды была такая же. - Ты сможешь участвовать в похоронах, Рин? - спросил папа. - Смогу, - ответил Рин, - я должен. Папа Турзо кивнул и протянул нам накидки. Одевшись, мы вышли на улицу. Как сказал папа Турзо, тело Амайа уже увезли на местное кладбище, так что мы сели в сёдла и отправились за околицу деревни. На краю кладбища были уже сложены дрова для погребального костра, гроб поместили сверху. Некоторые местные глазели на нас издалека, не решаясь впрочем подойти. Только староста и его сын Галат стояли возле дров, готовых стать погребальным костром. А ещё рядом с ними стоял местный Жрец – довольно молодой парень. Причёска его представляла нечто среднее между причёской Илламы и Тамилана. То есть, половина головы со лба была гладко выбрита, а на затылке теснился ворох коротких косичек с вплетёнными в них предметами, такими же, как у Жреца Тамилана. Звали его Преподобный Хонза. Несмотря на молодость, дело своё этот Жрец знал. Он благословил всех нас, обратился к Рину со словами утешения и протянул ему зажжённый факел. Рин кивнул, жрец медленно начал читать молитву, все мы встали вокруг костра и склонили головы, а Рин подошёл и зажёг костёр. Вспыхнуло всё так легко, что я даже удивился. Пламя было странным – синевато-белым, наверное, это и было очищающее пламя, голос Жреца звучал ровно и звучно, вводя в транс, и в какое-то мгновение стали возникать слова: Вечной волею Небес Здесь тебя мы погребаем И из плена злых чудес Твою душу отпускаем Путь закончился земной – Будь покоен в смертном ложе, Очищает всё огонь И тебя очистит тоже. Пусть теперь трепещёт тот, Кто забрал тебя у Смерти. И за ним она придёт. Месть страшна. Живые – верьте. Так тело Амайа обрело наконец покой, сгорев и рассыпавшись серым мягким пеплом.