Наложник короля

      Они прибыли к поместьям семьи Ли ближе к утру, когда первые петухи готовились своим криком разбудить всех слуг. Джинёна беспрестанно клонило в сон, но он упрямо боролся с собственными потребностями и старался сохранить равновесие в седле. Он уже почти полулежал на лошади и не сводил взгляда больших глаз с широкой спины повелителя. Они поссорились, и теперь молодой мужчина вёл своего скакуна, пока ещё слабый юноша ехал верхом. Молчание между ними затянулось, но это было к лучшему, учитывая, что Паку было необходимо морально подготовиться к встрече с сестрой.       Когда каменный забор уже был виден невооружённым глазом, Им Джебом устало выдохнул и повернулся к своему советнику. В его раскосых глазах сияли отражения забытых звёзд.       — Джинён, я думаю, что мы должны забыть о том, что между нами произошло, — монарх коснулся широких бровей и провёл по ним пальцами, словно пытался отогнать головную боль. — Не знаю, что творится со мной, но… — он сжал губы и прикусил щёку. Почему-то в этот момент он выглядел как никогда потерянно. — Но мы должны не забывать о том, что нас действительно связывает. И это долг перед страной.       Молодой господин наклонил голову и почувствовал, как у него пересохло во рту. Он надеялся услышать нечто подобное, но когда это произошло, не смог справиться со странной горечью на кончике языка. Его разочаровал король. И чем именно — сам не мог понять.       — Ты же понимаешь, о чём я? — чинголь подошёл ближе и коснулся длинных мягких волос почти невесомо, словно наваждение, прикосновение лёгкого ветерка под кроной старой ивы. Он был так печален и грустен в этот момент, что Пак невольно почувствовал оглушающую пустоту внутри себя, настолько тяжёлую и противоестественную, что дыхание спёрло и мысли спутались в один огромный клубок пряжи, коя всегда неизменно лежала подле его матушки. — Я не знаю, что происходит, маленький господин, — Джебом прикрыл глаза, словно головная боль одолевала его со страшной силой, с такой, с какой их тянуло друг к другу. — Но не должен я в опочивальне со своей супругой в её чертах видеть только тебя, слышишь?       Джинён кивнул и захотел отстраниться. Его щёки горели, и огонь, что опалял их изнутри, постепенно добирался до его сердца. Он слышал и понимал. Он осознавал, что то уродство, что касалось его и Пак Суджи, теперь отравляло его жизнь, заставляя испытывать наслаждение от близости с мужчиной. С его королём и тем, кто должен быть недосягаем для простых людей. Ему стыдно за своё поведение и всё то, что успело произойти за их короткую, но бурную связь. Что он должен сделать, дабы искупить совершённые ошибки?       — Ваше величество, я не посмею претендовать на ваше внимание более, чем того требует наш с вами статус, — руки дрожали, и голос вторил им. — Вы — солнце этой страны и ничто не должно очернить душу того, кто является надеждой нашей страны, — юноша убрал свои волосы за спину и отчего-то почувствовал прикосновение к ним, будто это было возможно. Утренняя прохлада пробрала его до самых костей, но он думал, что дело всё-таки не в ней, а в том, что он так близко и так далеко от человека, что позволил ему почувствовать себя самым важным созданием из когда-либо существовавших. — Всё это… — он сделал паузу и отвёл взгляд. — Останется строго между нами.       Мужчина молчал и не отходил. Больно ли ему так же, как и ему? Слышал ли он, как билось его израненное сердце? Сожалел ли об их встрече и найдёт ли ему замену? Как долго он будет болеть одновременно двумя людьми и искать проявления любви в свою сторону?       В уголках глаз скопилась предательская влага, что осколками терзала сознание на грани сумасшествия.       Его ладонь быстро сжали и потянули на себя. От неожиданности юноша еле удержал равновесие в седле и испуганно раскрыл глаза. Монарх близко, очень близко, и дыхание его интимно коснулось бледных губ. Они дышали в унисон и никто из них не собирался отстраняться. Секунды тянулись медленно и тягуче, словно сладкий мёд.       — Могу я сделать это в последний раз? — Джебом говорил тихо и низко, со свойственной его бархатному голосу хрипотцой и советника от этого бросило в жар. Слова застряли у него в горле. и он шумно втянул запах чужой кожи в надежде пропитаться им раз и навсегда. Еле заметный кивок, и в глазах напротив загорелся пламя, способное сжигать миры. Интересно, встретятся ли они в следующей жизни и будут ли так близки без опасений и боли? — Маленький Джинён… — чинголь не спешил. Провёл подушечками пальцев по пухлой нижней губе, круглому подбородку и линии челюсти, и Пак понял, что он хотел запомнить этот момент, запечатлеть его в своей память на долгие годы и вспоминать, если не с теплом, то с ничего не значащей грустью. — Маленький разрушитель чужих душ…       Юноша не сдержал стона. Чувствовал себя жалко и плохо, втоптанным в землю своими же необдуманными действиями. Его щекотал пристальный взгляд, полный желания, неосознанной борьбы с самим собой и длинные ресницы правителя на покрасневшей щеке.       Впервые он сам тянулся к этому мужчине и обхватывал почти невесомым прикосновением его манящее лицо. Три родинки у левого глаза быстро оказались накрытыми пухлыми губами, и советник почувствовал, как от этого мужчина внутренне сжался. Его дыхание стало тяжёлым и рваным, как после тяжёлого труда. Он сам целовал, сам углубляет поцелуй и сам обхватывал короля за плечи, обнимая с такой силой, с какой ещё никого и никогда не обнимал. Всё это действо так захватывало его, что он слышал тихую игру на дэгым в своей голове, что звучала только громче и громче.       Джинёна обняли в ответ за тонкий стан и жадно испивал его губы, то отстраняясь, то захватывая их в плен с новыми силами и с ещё большим желанием, чем когда-либо. Юноша хотел и отвечал с таким же напором, изредка покусывая влажные губы и оттягивая их на себя. Мужчина стонал и рычал одновременно, большими ладонями гладя узкую спину советника. Кажется, будто они боролись за лидерство, но это, скорее, отчаянная попытка продлить момент. Нет победителя в их связи, есть только проигравшие, что не хотели сдаваться, но у них нет другого выхода. У Пака плакало сердце.       Они отстранились друг от друга с какой-то яростью, но не прерывали зрительный контакт. Джинён упёрся лбом в лоб Джебома и тяжело дышал. Он неизмеримо счастлив и несчастен одновременно, запутывался в собственным мыслях и давал себе небольшую поблажку в виде слабости. Обычной человеческой слабости, когда так нуждаешься в ком-то.       — Так сладко, что даже горько, — Им переместил руки на хрупкие плечи и сжал их с такой силой, что боль заставила стиснуть зубы.       Они одновременно отстранились друг от друга и смотрели в сторону поместий. За воротами уже кипела жизнь, слуги бегали туда-сюда, и это слышно по их переругиваниям и громким действиям. Джебом снова взял в руки вожжи и повёл своего коня за собой. Ворота им отворили не сразу, только после того, как родители покойного господина Ли, от одного упоминания о котором у Джинёна заболела голова, не приказали впустить внутрь короля и его личного советника.       — Мы так рады вашему приезду, — старая женщина в очередной раз поклонилась им и указала кивком на стражу, что стояла у входа. — Я прикажу выпороть их за то, что они не признали в вас Вана страны сей, — госпожа Ли пропустила их вперёд и последовала на достаточном расстоянии, дабы можно было выказать своё почтение и при этом слышать всё, что они говорят. — Для нас такая честь, что вы почтили нас своим визитом, советник Пак и ваше величество, но… — старушка замялась и нервно сжала ткань потрёпанной юбки. Видимо, её сын, супруг Суджи, пустил по миру их накопления. От одной мысли, что его сестра носила такие же лохмотья, юноша впал в ярость. — Мы не были предупреждены и потому совершенно не готовы принять вас со всеми почестями…       Молодой господин повернулся к ней и нахмурился. Женщина задрожала.       — Вы сейчас упрекнули Солнце страны нашей, что он не блюдёт традиции и нарушает ваш покой, госпожа Ли? — он строг и непреклонен, его глаза метали молнии ,и, возможно, он перегибал с ноткой угрозы в его голосе, но всё, что находилось на этой территории, вызывало в нём только отвращение, и несчастная старушка не исключение. Она всегда была в этом доме, и она позволяла своему сыну жестоко обходиться с членом семьи советника.       Джебом улыбнулся и продолжил стоять прямо, спиной к той, что так быстро бросилась к его ногам в попытке вымолить его прощение. Весь этот вид вызывал странное волнение где-то в районе груди советника. Он и сам чувствовал эту твёрдую волю и силу, исходящую от гордого профиля.       — Каюсь, ваше величество, высказалась, не подумав, что это может прозвучать оскорбительно в сторону моего многоуважаемого короля, — старушка потянула руки к полам длинного белоснежного пхо, но юноша громко цокнул и сам обхватил мягкое одеяние, не позволяя грязным рукам запачкать такое драгоценное одеяние, что, как никакое другое, подчёркивало изящество и статус чинголя. — Умоляю простить моё невежество. Я женщина старая, пережившая своего сына, боюсь, что у меня помутился рассудок…       Обычно монарх вёл себя более мягкосердечно, но в этот раз он молча продолжил свой путь и с презрением осматривал чужую собственность. Джинён понимал, что всё это только потому, что мужчине известно, как его советник душевно пострадал из-за действий этой семьи. Юноша последовал за ним и оставил позади плачущую и перепуганную женщину, не испытывая никаких сожалений по этому поводу. Если бы он мог, то не оставил бы здесь без наказания никого и отправил бы на пытки всех, начиная родителями покойного Ли и заканчивая его личными слугами.       Господин Ли всё это время шёл рядом, безжизненным взглядом указывая путь. Старика совершенно не заботила жизнь его супруги и, судя по всему, своя собственная. Он выглядел так, будто был готов ко всему, и, когда дверь в опочивальню Пак Суджи открылась, молодой господин понял, почему.       Что-то внутри него с треском разбилось.       Юная девушка лежала на футоне и мелко дрожала. На её лице и шее застыли крупные капли пота, на нежной и посеревшей коже темнели огромные синяки, и сама она стала невероятно тощей. Её верная служанка Сора, что переехала в этот дом вместе с ней, старательно протирала её тонкие кисти явно видавшей многое тканью. Когда она заметила гостей, то сразу глубоко поклонилась, касаясь покрасневшим лбом полов помещения. Её заметно затрясло, и она подняла голову, встречая высоких по положению гостей со слезами на глазах.       Пак, не думая, ринулся к возлюбленной и взял её ледяную ладонь в свои руки. Её грудь тяжело вздымалась и тяжело опускалась, сопровождая каждое движение хрипами и болезненными стонами. Ярость окатила юношу с головы до ног. Он потянулся к мечу, что манящим соблазном висел на ремне, предвкушая, как накормит своего верного спутника гнилой кровью семьи Ли. Мысль о том, что весь род их вскоре сгинет от его орудия, приятно взбудоражила, вскружила голову и затуманила рассудок.       Король подошёл к своему советнику и сжал его плечо, даря незримую, но ощутимую поддержку, что немного привела в порядок мысли наследника семьи Пак. Он часто задышал и опустил голову, касаясь подбородком напряжённой груди. Одним движением руки он приказал служанке подняться и продолжить обтирать его сестру. Его печальный взгляд блуждал по осунувшемуся лицу и появившимся на нежном и прекрасном лице синяках.       — Советник Пак, в наше оправдание хочу поведать вам, что мы пытались успокоить своего сына, но он нас не слушал… — Джинён снова напрягся, все эти оправдания ещё большее оскорбление, чем молчание. — Он впадал в ярость, когда ваша сестра говорила, что пожалуется на его поведение своему брату, высокопоставленному советнику короля…       Пак ощутил, как рука пропала с его плеча. Желание подорваться с места и сравнять здесь всё с землёй нахлынуло новой волной, пока…       — Вы должны были лучше заботиться о нашей сестре, господин Ли, — голос Джебома тяжёлый, смертельный и пропитанный ядом. Это вызвало табун мурашек на спине его правой руки.       — Но ведь, ваше высочество, мы не знали…       Король натянуто рассмеялся.       — «Не знали» что?       — Что сам монарх дорожит этим дитя… — старик поклонился и очень долго не разогнул больную спину. Джинён подметил под себя, что тот и сам выглядел болезненным и сломленным, не таким привыкли видеть люди глав аристократических родов. В поношенной одежде и без намёка на ту роскошь, что у них должна быть с их доходами. Он вспомнил, что во дворе отсутствовали цветущие кустарники, несмотря на то, что на дворе весна и мир радовался пробуждению бутонов каждый миг. А от заросшего тиной прудика тянуло неприятным запахом застоявшейся воды.       — Абсурд, все в нашей стране знают, что я дорожу Пак Джинёном словно родным братом, соответственно, я так же с теплом и искренней любовью отношусь к его семье, — «Мой король, не нужно говорить так, вы заставляете меня жалеть о том, что я не позволил всему продолжаться…» — Я приезжаю сюда и вижу, что моя драгоценная сестра встречает нас не в полном здравии, а здесь, не в подходящих для её статуса условиях и к тому же без наблюдения лекарей, — «Поздно». — Кто будет нести ответственность за то, что бедняжка занемогла во время своего бремени?       Господин Ли кивнул, не в силах говорить. Он ухватился за дверь и почти опёрся на неё, не в силах удерживать тяжесть собственного тела на ослабевших ногах. В его блеклых глазах можно прочесть обеспокоенность, но не за Суджи, чьё искалеченное тело из последних сил удерживало израненный дух, а за собственную безопасность. Только в этот момент он осознал всю тяжесть проступка, только под грозным взглядом раскосых глаз.       Им потерял интерес к больному старику и повернулся к напряжённой служанке, что тщательно полоскала ткань в прохладной воде прежде, чем продолжить обтирания. Когда она поняла, что внимание правителя приковано к ней, то сразу согнулась в неуклюжем поклоне, не прекращая уход за своей госпожой.       — Ты сейчас же собираешь все вещи госпожи и готовишься к немедленному отправлению во дворец, — Джебом подошёл к небольшому окну и распахнул его, впуская свежий утренний воздух в душное помещение.       Сора кивнула и подорвалась с места, дабы сию секунду выполнить полученный приказ. Она быстро перемещалась по комнате, то и дело стараясь не поворачиваться к правителю спиной. Господин Ли громко вздохнул, надеясь, что их вина будет забыта, хотя бы по той простой причине, что один из их сыновей является министром.       — Зачем во дворец? — Джинён старался говорить без запинок, но у него это не получалось. Сильное нервное истощение давало о себе знать, что отпечатывалось на владении собственным голосом. Он продолжал гладить ладонь Суджи, совершенно не представляя, как теперь вообще когда-нибудь сможет отпустить её.       — Мы покажем её моему личному лекарю, советник Пак.       Юноша тяжело втянул воздух и только кивнул. Перед ним два человека, что заставляли его сходить с ума. С одной стороны сестра, возлюбленная, первая и прекрасная любовь, чистый и невинный цветок, что своими босыми ножками часто нарушала его покой, и пугающая страстная связь с тем, на кого другим даже смотреть должно быть страшно. Что делать ему и как скрыть чувства к обоим?       — А вы, господин Ли, собирайтесь в дорогу, возьмите только самые необходимые вещи, может, слуг каких, если сможете содержать их, конечно же.       Старик побледнел и прижал руки к груди.       — Куда, ваше величество? — в этот момент он своим голосом владел даже хуже, чем Джинён. — Куда вы отправляете нас?       Монарх повернулся к старику и с завидным терпением сохранил нейтральное выражения лица. Он совершенно безэмоционально рассмотрел сгорбленную фигуру и почесал густую бровь с изломом.       — Вы с супругой отправитесь на север, где начнёте жизнь сначала, — монарх вновь повернулся к окну, дабы продолжить рассматривать унылый двор. Всякое отсутствие ухода за такими территориями поистине удручало его. — Все права на владение этими землями и вашими полями перейдут вашему с госпожой Ли внуку, — Джебом указал рукой на бессознательную Суджи. — Когда он подрастёт, конечно же.       Старая женщина, что всё это время пряталась за дверью, испуганно запричитала, и её супруг повернулся к ней, чтобы шикнуть в её сторону и немного успокоить. Получалось это из ряда вон плохо, и он быстро оставил попытки, опустив руки.       — А если родится девочка? Почему вы уверены, что это будет мальчик?       Чинголь весело рассмеялся и облокотился на деревянные рамы. Он совершенно не желал продолжать разговор и убраться хотел отсюда как можно скорее, поскольку это место не вызывало в нём никаких других чувств, кроме жалости и пренебрежения. На то, чтобы восстановить всё, что успел разрушить покойный супруг Суджи, уйдёт немало средств, и одним небесам известно, как скоро всё задуманное получится осуществить.       — Посмотрите на свою невестку — она боец, и у неё родится крепкий сын.       После этих слов Джинён медленно провалился в собственные размышления. Он совершенно не запомнил того, как его сестру перевезли во дворец, но в его голове отпечаталось её бледное лицо и суетливый лекарь, что со своим учеником не отходил от неё ни на шаг. Беременность маленькой Пак обещала быть тяжёлой, многочисленные побои и сломленный дух долго держали её в бессознательном состоянии.       Следующие две недели советник провёл как на иголках. По утрам он неизменно навещал сестру и, не увидев признаков улучшения её состояния, подавленный возвращался в библиотеку, где с ним всегда находился Им Джебом. Монарх обычно приходил позже, каждый раз принося с собой чувство безопасности и множество свитков, что валились из рук слуг и которые они обсуждали до позднего вечера. В такие моменты наследник семьи Пак чувствовал себя как никогда покинутым.       Молодой мужчина сдерживал своё обещание и никогда больше не прикасался к юноше без необходимости. Только иногда молча рассматривал его, когда думал, что Джинён этого не замечал, медленно ласкал его взглядом, начиная с густых ресниц и заканчивая босыми стопами. Они оба знали, что нуждались друг в друге, но вслух этого не произносили и соблазнам не поддавались. Вечера король проводил в компании своей беременной супруги, а его советник встречался со своими собратьями, что после набега на собственность советника Им Джеюна обрели уверенность в своих силах.       На шестнадцатый день Суджи встретила брата измученной улыбкой. Джинён с тяжёлым сердцем сел возле неё и взял её холодную ладонь в свои горячие. Его сердце бешено забилось, когда он увидел отголоски жизни в больших и прекрасных глазах сестры. Её щёчкам вернулась тень прежнего румянца, а губы снова могли похвастаться вишнёвым оттенком. Прежняя красота постепенно возвращалась, напоминая о таких недалёких днях безмятежного покоя, когда они вдвоём ещё жили в их семейном доме и даже представить себе не могли, что подобные испытания однажды всколыхнут их мирную жизнь.       Он коснулся пухлыми губами каждого тонкого пальчика, оставляя за собой пламенную печать, что вселяла в его возлюбленную больше уверенности. Они долго смотрели друг другу в глаза, и где-то в районе груди разгорался прежний огонь их незабытой любви.       — Я так счастлива видеть тебя, дорогой брат, — девушка говорила тихо, но он слышал её, чувствовал то же, что чувствовала она, думал так же, как думала она. Они снова стали одним целым, и забылись все недели долгой разлуки, словно и не было всех тех ужасов, что преследовали их всё это время.       — Моя милая маленькая сестра… — советник коснулся тщательно расчёсанных волос, заплетённых в густую косу. Блеск снова украсил их, блуждая по всей длине. — Как ты чувствуешь себя?       Юная госпожа ничего не ответила, только коснулась живота сквозь тонкую ткань одеяния. На её лице расцвела улыбка, более живая, чем прежде, а в глазах заиграли искры нескрываемого счастья. В этот момент она показалась Паку ещё прекрасней, чем когда-либо. Живое доказательство существования богинь.       — Это наш?.. — юноша накрыл ладонь возлюбленной своей и немного сжал её. Его пальцы почувствовали жар женского тела. Он не хотел оскорбить её этим вопросом, и она это понимала. Для него важно услышать лично от неё, что плод их любви крепнет в ней и что с каждым днём всё ближе тот момент, когда он сможет прижать к себе своё крохотное дитя.       Суджи кивнула.       — Вся любовь и верность, что есть во мне — принадлежат только моему дорогому брату.       Джинён улыбнулся ей и наклонился для поцелуя, его пухлые губы встретились с её в лёгком, но желанном прикосновении, таком томительном и долгожданном, что он на мгновение забыл как дышать. Биение собственного сердца отозвалось глухим эхом в покрасневших ушах, а тягучее и сладострастное чувство завязалось тугим узлом в районе груди. Захотелось углубить поцелуй, испить его до дна и вспомнить то головокружение, что одолевало его при каждой близости с Суджи. Наконец, они снова вместе…       «Моя маленькая Суджи снова рядом…»       Стук в дверь прервал бессвязный поток мыслей. Ярость постепенно заполняла каждый сантиметр тела, хотелось проклясть весь мир за то, что их прервали тогда, когда они воссоединились после тех испытаний, что им пришлось пережить. Юный господин проигнорировал нарушителя спокойствия, но стук повторился, и теперь ему вторил взволнованный голос Соры.       — Советник Пак, к вам пришли… — девушка явно боялась прерывать их, но, судя по тону, у неё просто не было выхода. Очевидно, посетитель был важным человеком или, возможно, слишком требовательным. Но одно могло не исключать второе. — Вас ожидают в дворцовом саду возле моста над ручьём.       Это точно был не Им Джебом. Обычно они встречались в библиотеке, где решали государственные дела, да и мужчина был не из числа тех, кто отправит слугу, а из тех, кто лично почтит своим визитом в самый неожиданный момент. Юноша погладил сестру по голове и оставил кроткий поцелуй на её высоком лбу. Когда он переступил порог комнаты и вышел в коридор, где его ждала прислуга, он испытующе посмотрел на неё и, не спросив ничего о своём посетителе, проследовал по указанному пути.       Этим утром ветер был холодным, а небо затянуто дождевыми тучами. В воздухе танцевали лепестки многочисленных цветущих растений, а приятная прохлада пробирала до костей. Пак Джинён пожалел о том, что не накинул сверху пхо. Он шёл медленно, наслаждаясь преддождевым запахом. Его серое одеяние прекрасно подходило к окружающей его атмосфере, а вот гость, что стоял у моста в жёлтых одеждах, совершенно нелепо выделялся ярким пятном на фоне органичной картины наступившего дня.       Совсем юный молодой человек с интересом наблюдал за его приближением, придерживая за полы широкую кат. Ветер весело играл с многочисленными бусинами из полудрагоценных камней, украшавших головной убор, что явно подчёркивали высокий статус сына министра Ли. Советник не ожидал, что к нему придёт его собрат и при этом племянник того, кто умер от его руки.       Когда они оказались на расстоянии вытянутой руки, их взгляды пересеклись.       — Лис… — юноша кивнул своему собеседнику и мягко улыбнулся ему. — Не ожидал встретить тебя после того, как поступил так по отношению к твоей семье… Ты не приходил на собрания, и я решил…       Сын министра цокнул языком и игриво улыбнулся. Привычные искры веселья коснулись мягкого и доброго взгляда. Между ними всегда было особое понимание, и оно никуда не делось после того, как много несчастий пришлось пережить династии Ли из-за грешной любви Джинёна. Тёплая ладонь мягко сжала его плечо.       — Я пришёл, чтобы поблагодарить тебя, друг.       Юный господин не скрыл удивлённого взгляда и указал рукой в сторону сада, где они могли пройти и обсудить всё не спеша. Лис проследовал за ним, поправив пояс на своём пхо. Они были одногодками, выросли практически вместе, обучались у одних учителей, читали одинаковые книги, наслаждались яствами за одним столом, но именно генерал Пак настоял на том, чтобы Джинён сдал экзамен кваго намного раньше своих сверстников. Пак Чансону хотелось, чтобы его сын обошёл остальных и занял самое высокое звание в стране, и его мечта, можно сказать, сбылась.       — Когда мы далеко от чужих завистливых ушей, я могу сказать то, что давно хотел, — наследник семьи Ли остановился у цветущей вишни, что сбросила с себя нежно-розовое наваждение и теперь укрывала их в густой тени зелёных листьев. — Спасибо, Джинён, за то, что прервал дыхание этого чёртова ублюдка. Я никогда и никому не расскажу о том, что ты совершил, поскольку это было личным одолжением для меня.       — Почему ты отзываешься так о своём родном дяде, Ли Минхо?       Лис улыбнулся и облокотился на ствол дерева, после чего прикрыл глаза. Его внешнее спокойствие совсем никак не сочеталось с тем напряжением, что исходило от его натянутого, словно струна тела. Он был хорош собой с самого детства, знал об этом, но никогда не использовал это знание в корыстных целях, дабы соблазнять служанок или красивых вдов, как это обычно делали наследники других аристократических семей. Его цели были другими: ему действительно нравилось учиться и читать, а в свободное время он много упражнялся на мечах и был одним из лучших воинов, которых Пак когда-либо знал.       — Думаю, что после такого откровения я должен рассказать тебе всё, доверить главные страхи и посвятить тебя в то, во что ещё никого не посвящал.       Он говорил с закрытыми глазами, достаточно тихо, чтобы их никто не слышал, но и достаточно громко, чтобы гроза своим приближением не мешала их беседе. Они одного роста, но Минхо казался немного крупнее за счёт того, что фигура его более окрепшая из-за постоянных тренировок.       — Ты знаешь, что можешь доверять мне.       Сын министра приоткрыл один глаз и кивнул ему.       — Ли Ёнсок, мой дядя, был человеком нехорошим, и ты это прекрасно знаешь, — Джинён кивнул в подтверждение его слов, хотя в этом и не было никакой необходимости. Его взгляд упал на восхитительный меч, что висел на поясе Ли, и отчего-то сразу вспомнил о событиях той ночи, когда он наведался в дом кисэн. — Уродливый внешне и внутренне, как гнилое яблоко, источавший такое же зловоние не только от тела, но и от помыслов… Я ненавидел его всем сердцем.       — Ты никогда об этом не говорил.       Юноша оттолкнулся от дерева и выпрямился в полный рост. Его грустный смех мягкой и тёплой волной накрыл сознание советника, даря предчувствие неминуемой беды.       — Потому что такое нельзя рассказывать никому, даже если острые стрелы неотвратимости разрывают твою плоть на части. У всех есть свои секреты, верно, советник Пак?       Джинён снова кивнул. Он не хотел прерывать историю, которая, судя по всему, и так тяжело даётся своему рассказчику. Холодный ветер со свистом прошелестел мимо них, унося горький привкус незавершённости, что появился на кончике языка.       — Каждый раз, как мы с родителями навещали дом бабушки и дедушки, он старался остаться со мной наедине. Покупал какие-то игрушки, мастерил их сам, и каждый раз они были всё более и более дорогими, ты и сам, наверное, помнишь, что я всегда был завален подарками, — Минхо поправил съехавшую шляпу. Его руки едва заметно дрожали, и у молодого господина Пака от этого заныло сердце. — Поначалу я был рад проводить с ним время, но это до тех пор, пока он не устроил мне публичную порку при его близких друзьях.       — За что?       — Я уже и не помню, но дело не в самом неповиновении, а в том, что мне было десять лет, и я был обнажён, — Лис выгнул одну бровь. До Джинёна медленно стал доходить смысл вложенный в его слова. По спине пробежался неприятный холодок, а ноги подкосились от ужаса. — Он отлупил голого племянника и затем позволил сделать это своим друзьям. Я слёг с жаром на неделю и не мог рассказать никому о том, как меня наказали, но когда пришёл в себя, то понял, что о таком лучше молчать.       Пак сжал плечо друга и в очередной раз убедился, что поступил верно, когда пришёл за Ли Ёнсоком, чтобы прервать его жалкое существование. Перед глазами возник отвратительный образ, где грузный мужчина молит его о пощаде и клянётся больше никогда не обижать его сестру. Насколько скверными могут быть люди?       — Следующий инцидент произошёл через год, когда он напился и постарался увести меня на конюшню. Дядя то и дело пытался стащить с меня одежду, — Минхо потёр лицо и устало выдохнул. Болезненные воспоминания снова и снова возвращали его в тот день. — Хорошо, что я смог убежать, иначе произошло бы непоправимое. Думаю, я бы покончил с собой в тот же день.       Юноша не мог подобрать слов, но Ли это и не требовалось, он сам знал, насколько это тяжело осознать, но он всё равно пришёл к своему другу с искренней благодарностью.       — Лис, ты будешь останавливать меня, если я скажу, что этой ночью твой дядя, господин Ли, примет смерть от моего меча?       Минхо поднял взгляд на Джинёна, и странный огонь загорелся в его глазах. Пламя пылало с такой невероятной силой, что, казалось, оно способно отделиться от его тела и поглотить собой весь лес, что их окружал. Тишину прерывал только треск костра: все молчали, союзники с интересом ждали ответа, не меньше самого Пака.       — Только убедись, что умирать он будет болезненно и долго.