Ненавидь её

      Шикамару чувствует, как поднимается холодный осенний ветер, проскальзывающий сквозь волосы и руки, и мысли поддаются ему, переставая атаковать без передышки. Порыв сбивает растрёпанные пряди в закрывающиеся рефлекторно глаза, вызывая сбивчивые, противоречащие воспоминания: Темари, скользящая у него дома на мысках и обещающая вернуться, Итачи и его взволнованный взгляд при рассказе о пропавшей жене, Гаара, готовый рвать на себе волосы. Что делать со всем этим? Что делать ему самому: сходить с ума вслед за её младшим братом или… Или?       Дрейфуя сквозь разносортных людей, стремящихся с ним поздороваться или просто перегородить дорогу, Нара отчётливо чувствует себя пешкой в игре неудачника. Даже встреча с Учихой, которая, казалось, была ему на пользу, теперь лишь заставляет искать ответы, которых нет. Впереди такая важная для него гонка, ведь с этой машиной связана лучшая часть его жизни. Распрощаться с «ауди», значит, распрощаться со всем тем светлым, что было. Значит, оставить в покое Темари. Значит, угодить Гааре. Значит, поддаться Итачи.       Этот ветер в самую точку. Звенит в ушах и сбивает вычесанные светлые волосы из-под бордовой кепки, ведь Дейдара в этом уступает только Неджи. Он раздаёт какие-то команды, размахивая руками, и явно злится, пока стоящий у его плеча Сасори смеётся.       — Валите все к чёртовой матери, — громко рыкает Тсукури, отгоняя каких-то парней от себя, — наконец-то, Нара. Ты вообще не торопился, я смотрю, — Дейдара неосознанно кивает, здороваясь, и заглядывает в свой телефон, куда бесперебойно последние два часа поставляются сообщения, — хоть представляешь, сколько человек хочет проехать именно с тобой?! — озабоченно кидает устроитель, откладывая телефон и обращаясь к старому приятелю.       Дейдара придирчиво разглядывает стоящего перед собой Шикамару и даже игнорирует его односложный ответ. Он выглядит странно. Нет, не перекрасил волосы в розовый и не сбрил случайно одну свою идеальную бровь. Перед ним стоит всё тот же Нара в кожаной куртке, каких-то непонятных штанах и забитый* по горло, тот же Нара, который запер его в квартире и делал возможным его безбедное существование после каждой своей гонки. И совсем не тот Нара, что разбивает асфальт ботинком, расковыривая сигарету.       — Ты понимаешь, что никто тебе уже не вернёт её, если ты… — Тсукури не договаривает, но все понимают, о чём он. Без сожаления, но с ехидством.       — А газ справа, что ещё интересного мне расскажешь? — неагрессивно огрызается Нара на ухмыляющегося парня, нервно поправляющего джинсовую жилетку.       — Придурок.       — Кого ты мне нашёл? Надеюсь, старикан Эй удостоит честью, — в сторону говорит Шикамару, рассеянно рассматривая толпу, собравшуюся поглазеть на шоу, которое они все сегодня устроят здесь. Первые проедут уже меньше, чем через полчаса, сам же Нара будет среди последних. Стандартная схема, хорошо продуманная Тсукури. Чем позже и азартнее, тем пьянее, а, соответственно, и щедрее на ставки зрители.       — Собрал таких же чокнутых, как ты, можешь не волноваться.       — Тогда ты в списках, я правильно тебя понял? — Шикамару улыбается, красноречиво поднимая бровь и выкидывая в сторону фильтр от разорванной сигареты.       — Прости, только вчера сжег последние лишние десять миллионов, так что ничего не выйдет, — Дейдара пожимает плечами и поправляет кепку, проклиная чёртов ветер, который портит его смазливый внешний вид.       Шикамару даже порой поражается, как Тсукури удаётся напялить на себя чёрный рабочий комбинезон, выцветшую футболку неописуемых размеров, провонявшую бензином и потом, драные кроссовки и при этом продолжает походить внешне на девушку. Ему бы моделью на показах быть, а не разбираться в инжекторах и каждый вторник перебирать коробки передач. Ведь даже невысокий рыжеволосый Сасори выглядит куда более мужественно, хотя смахивает на фарфоровую куклу и выглядит намного моложе своих тридцати пяти.       Акасуна протягивает гонщику какой-то исписанный и исчерканный лист, среди иероглифов Шикамару узнает десятки знакомых имен и псевдонимов, какие-то вычеркнуты, какие-то обведены. Неужели все эти люди так хотят заполучить его «ауди»? Нара искренне не понимает, зачем им всем его довольно старый, проехавший до одури много километров автомобиль сдался. Его пробирает на смех, когда в голову закрадывается мысль, что все эти ребята верят, что его победы зависят от машины. Не от запредельного опыта вождения, не от везения или отсутствия страха попасть в аварию, а от пресловутой зелёной коробки с болтами.       — Эй был последним, — привлекает к себе внимание Дейдара и предлагает пойти с ними, но Шикамару отказывается. Он не любит смотреть за заездами новичков, которых почти всегда ставят в числе первых. Они все ведут себя одинаково, разделяясь на две категории: тех, кто понтуется, и тех, кто стесняется, — встретимся на старте.       — Постараюсь не опоздать, — Нара кивает и быстро удаляется в сторону своего автомобиля. Он забыл две вещи: попрощаться и мятные леденцы в подлокотнике.       Он отходит от толпы, озираясь на чёрное беззвездное небо, и подставляет лицо ветру. Один на один с собой он не чувствует одиночество, но чувствует, что что-то не так, как должно быть. Непонятная тревога жжёт изнутри, и он не знает, что делать с этим. Ему нужен гребаный совет. Нужен, потому что он знает, что надеяться на случай — самая тупая его идея за последние годы, исключая, конечно, случай в кабинете Гаары.       Прохлада улицы, не спрашивая, отрезвляет, люди поднимают шумиху, но Шикамару слышит их как в отдалении, их заглушает пресловутый ветер, свистящий и срывающий пыль с асфальтированных дорог. Ветер проходит насквозь, задерживается в ладонях и рассеивается. Он повторяет траекторию его мыслей, быстро залетающих и кружащих, оседающих вековой пылью и разлетающихся через секунду.       Шикамару не думает о том, что будет, когда он вновь выиграет очередной заезд. Его снова будут восхвалять, грозиться превзойти и забывать до следующего случая потягаться. Однако что будет делать он? Его «ауди» останется с ним, а Мари нет. Она не появится из воздуха, не бросит своего, без преувеличения, замечательного Учиху и не решит забыть про нравоучения брата. Но Нара обзаведётся хорошей суммой в кармане, купит какую-нибудь крутую бесполезную штуку и уйдёт с Неджи в запой, перед этим сообщив оному, что с Такахаши ему не светит даже фонарь у её подъезда.       В салоне пахнет кожей, голос Стинга и его «Пустынная роза» кажутся издевательством. Нельзя так напрямую лезть в чужую голову, говоря о том, в чем сам себе боишься признаться. Шикамару проклинает своё идеальное знание английского со времён университета, потому что сейчас это знание делает его мозг нетрудоспособным. У него есть своя «роза пустыни», проливающая дожди посреди жестоких песков и помогающая ему, заплутавшему путнику, найти путь к Эдему.       Нара закрывает глаза, вслушиваясь в следующую до безобразия известную песню, и незаметно для себя перестает слышать взрослый баритон. Ему спокойно. Бывший солист HIM уверяет, что больше не будет слёз, а Шикамару очень хочется верить. Потому что свой мир он тоже пытается строить на лжи. На грани сна он видит себя на финише первым, но в душе совершенно этому не рад.

***

      — Не могу поверить, что ты затащила меня сюда, Такахаши, — Итачи смущённо улыбается, вешая дорогой пиджак на обветшалый от времени стул. В этом баре, кажется, за пять лет не изменилось вообще ничего, кроме бармена и нескольких официантов, — ты часто сюда приходишь? — очевидность вопроса даже смешит.       — Впервые, — между глотками коричневого эля отвечает Тен-Тен, крепко сжимающая прозрачную пивную кружку и вспоминающая, как часто они компанией собирались здесь.       Наводя оглушающий шум и сверкая хромом байков, трезвонили цепями на руках, шее и штанах, они заваливались в душное помещение вечерами, выбирали самый большой стол и уходили ближе к утру. Итачи, как самый трезвый, обычно снимал Такахаши с бара и вызывал такси, потому что уставал отвечать и врать её противной назойливой матери. Такую же схему проворачивал иногда с напившимся или чего хуже обдолбавшимся Шисуи или любым другим придурком из их компании. По молодости они верили, что не станут этими серыми, скучными и вечно грустными людьми, переживающими о завтрашнем дне, оплате квитанций и начальнике-тиране. Верили, но стали именно такими.       Теперь Итачи просиживает дорогие брюки в стеклянной башне среди тысяч таких же, как и он. Слушается пацанёнка, что на полдесятилетия младше, не знающего другой жизни, кроме как это грёбаное прозябание в рутине. Итачи не жалуется, но отдал бы абсолютно всё, чтобы вернуться в былые времена. Чтобы кинуть на подоконник джинсовку, чтобы пить до потери сознания и блевать в ближайших кустах, а после на холме встречать рассвет, чтобы с Шисуи собирать компанию на покер и всех обставлять с меченой колодой. Итачи с радостью бы с братом снова отпрашивал Тенн, а, если бы не выходило, они бы просто помогали ей сбежать. Но сейчас в его жизни нет абсолютно ничего, что стоило бы всего этого.       Тен-Тен уговаривала его ровно секунду, она придумала длинную тираду о том, как хорош этот бар, а электронный голос в трубке просто ответил «да». Она глупо перепроверила вызов и, убедившись, что номер действительно верный, тут же рассмеялась. Он всё тот же старый Ита.       — Твои манеры здесь, как собаке привет, — произносит Тен-Тен, демонстративно закидывая ноги в тонких берцах на соседний стул, — судя по всему, я могу заказать тебе клубничный коктейль? — она щурится и ухмыляется, её хмельные карие глаза горят.       Итачи ловко поднимается из-за стола и скидывает ноги Такахаши с ближайшего к ней стула. Это место теперь его. Девушка не успевает возмутиться и лишь что-то непонятное пищит, когда почти валится на старого друга, сжатая в объятии за шею. Он нашёптывает ей на ухо:       — Не борзей, Такахаши, — Учиха склоняет её к себе и подзывает официанта, который зашивается среди пьяной толпы в вечер субботы и не сразу его замечает, а подходить и вовсе не торопится, — я, смотрю, вы в сговоре?       Итачи улыбается, и его вольное поведение вызывает у Тен-Тен удивление. Его рубашка приятно пахнет порошком, но пиво, которое она чуть было не расплескала, нисколько бы не сделало её лучше. Такой серьёзный мужчина в костюме совсем не вписывается в среду пьянчуг и одной бедной мотоциклистки. Его галстуком здесь бы с радостью протёрли столы, оттоптали бы кожаные ботинки и даже не извинились. Но Учиха такой, какой есть, а, главное, он здесь, рядом и заказывает виски, не обращая внимания на год и страну производителя.       — Как в старые добрые, — с некоторой грустью произносит Тен-Тен, вглядываясь остекленевшими глазами в деревянную столешницу. Она чуть ослабляет хватку на своей шее и поднимает взгляд на друга.       — Да, так и есть, только вдрызг не напивайся, как в старые добрые, — Итачи убирает свою руку, неловко задевая бровь девушки, начинающей тут же шипеть змеёй, — о Ками, Тенн, может, хватит копировать повадки этого дурака? Серьёзно, хеви-метал легче всех твоих серёжек, — надутые щёки этой девчонки заставляют Учиху смеяться в голос.       — Вообще-то, пьянь из нас двоих не я, никто, кроме тебя, не запивал водку водой.       Итачи склоняет голову вбок, рассматривая только принесённый виски, и залпом осушает стакан. Не хочется, конечно, расстраивать обворожительную даму в берцах, но ей явно стоило бы поинтересоваться, какой Учиха научил его самого этому. Одним стаканом этот вечер не ограничится априори. Он отпускает девушку и также быстро, как пару минут назад перебрался к ней поближе, скрывается в толпе у забитого бара. Возвращается с полной бутылкой какого-то виски и громко ставит её на стол.       — Экскурс в прошлое начинается, — заискивающе произносит мужчина, открывая бутылку и разливая алкоголь по двум бокалам, один из которых захватил всё на том же баре.       — Всё, как я и говорила, — Тен-Тен на излишне громком выдохе улыбается, разглядывая то ли мужчину перед собой, то ли окно в метре за ним. Эль неожиданно сильно ударил в голову, — перед тем, как тебя развезёт, оставь номерок Темари. Я скажу, откуда забирать твой труп.       Брови Итачи медленно сходятся на переносице, а взгляд становится разочарованным. Виски в его руке равномерно скользит по стенкам стакана, а затягивающаяся пауза начинает напрягать Тен-Тен, не готовую сегодня мириться с мужскими истериками.       — Что у тебя случилось? Выкладывай.       — Ставлю в известность, ты дерьмовый мозгоправ, Такахаши, — Учиха молчит, а через несколько секунд будто срывается, непонятно, правда, виноват ли в этом алкоголь или что-то ещё, — я не знаю, где Темари. Охеренный я муж, да?       Тен-Тен задумывается в пустоту, загипнотизированная нецензурной лексикой этого выдержанного офисного мужчины, но ответ приходит сам собой:       — Всяко лучше Кана.       — Ты сбегала от него? К бывшему…       Мужчина быстро понимает, что взболтнул лишнего. Конечно, Тен-Тен так не делала.       — Изви…       — Сбегала. Я сбегала от Канкуро, — мотоциклистка не думает о том, как это неприлично звучит и что подумают окружающие, ведь это всё неправда. Когда-то ей казалось, что можно полюбить из благодарности, но ничего из этого не вышло. Но Сабаку не стал вторым Шисуи, хотя и оставил отпечаток в её жизни и паспорте. — Мы были отвратительны, я била тарелки, а он просто забивал на моё недовольство. Для него всё было в порядке вещей. Когда-то же мы перебесимся. Только он не подумал, что, когда наступит это «перебесимся», будет слишком поздно. И будем ненавидеть друг друга. И зачем тогда это? Я сбегала к себе домой или ещё куда, лишь бы побыть одной хотя бы вечер.       Такахаши очень хочется успокоить приятеля, ведь побег не всегда означает измену, но и обнадёжить его нечем. Быть плохим психологом и хорошо понимать, что Темари не выберет его. Ни за Гаару, ни за измену Шикамару. И тогда важным остаётся лишь одно — проблема, с которой эти трое не могут справиться. Шикамару тоже не знает, где она. Логично предположить, что Канкуро что-то знает, но Тен-Тен не станет ему звонить. Они разошлись. Хватит на этом. Да и его сестрица… Они обе не фанатки друг друга.       — Не лечи, — Учиха наполняет оба стакана, игнорируя общее правило: самому себе не наливать, — твой приятель не так уж и плох, — подытоживает мужчина перед тем, как произносит звучное «кампай!».       Два пустых стакана громко становятся на стол. Пока Тен-Тен жмурится, пытаясь побороть послевкусие алкоголя, выпитого залпом, она не может даже спокойно вздохнуть, нежели ответить. Перед глазами картинка смазывается на несколько секунд. Стиснув в тонких руках столешницу, выдыхает, находя в ней жизненную опору и произнося:       — Он не знает, где твоя жена.       — Приятно осознавать, что придурок здесь не только я, — ухмылка мгновенно расползается на лице быстро опьяневшего Итачи.       — Да ты успешен, как никто!       — Ровно второй после тебя на этом пьедестале, — с тем же ехидством, что и Такахаши, отвечает Учиха, чувствуя себя счастливее раз в двести, чем минуту назад. Может, он и не слишком хорошо знает свою жену (хотя совсем недавно верил в обратное), но если Темари не с ним, то больше ни с кем.       Кидая обиженный взгляд, Тен-Тен щурится, сжимая губы, но Итачи воспринимает это как шутку. Разговор застыл. Говорить о ком-либо из замечательного семейства но Сабаку — занятие, которое девушка привыкла игнорировать, вспоминать пятилетнее прошлое выходит больнее, чем обсуждать два неудавшихся брака, один из которых рассыпается буквально на глазах.       Итачи раскручивает новенький смартфон на столе, будто ожидая увидеть хоть один ответный вызов на свои, кажется… Кажется, за несколько дней их накопилось около ста. Но ничего не происходит, кроме того, как Такахаши разглядывает его с полнейшим чувством разочарования, а потом переводит тему, хотя и не хочет.       — Ты виделся с кем-то из наших? — неожиданно грубо спрашивает она, перебарывая опьянение всеми силами. Она не пьяна, нет, просто это лишний повод расслабиться.       — Как видишь, я ещё жив, — ответ такой простой, будто такая банальная фраза объяснила все главные вопросы человечества. Учиха прикусывает губу, подпирая отяжелевшую голову, и продолжает их непонятную игру в гляделки. Он так давно не пил так, что опьянел моментально. Или в этом несколько порций алкоголя залпом виноваты, он ещё не решил. — Я слышал про Обито, его нашли на одном из недостроенных объектов нашей компании. Его зарезали. Фото были не для слабонервных. А ты?       — А меня не зарезали, если не заметил, — мотоциклистка отворачивается в сторону, только сейчас замечая, как горит место задетого прокола. А ещё её дико раздражает этот мечущийся по столу телефон.       — Не цепляйся к словам, Тенн. Ты же не…подожди-ка, — медленная речь Итачи выдаёт его с потрохами, как Тен-Тен её привычки. Он называет её так, и в эту же секунду по всему её телу разбегаются миллионы мурашек. Как же ей всего этого не хватает. Как она вообще жила все эти пять лет? А как жить дальше? — ты что-то не договариваешь, Тенн.       Логический вывод этого пьяного парня чрезвычайно очевиден, а от того правилен. Однако даже спустя столько лет ей и самой хочется казаться хорошей в этих не его чёрных глазах. Она не расскажет про Хидана и мысли о наркоте, не покидающие просторы её головы. Непросто не расскажет, но и не притронется к этому дерьму никогда в жизни. Ей не хотелось бы, чтобы и Ита к этому всему вернулся, хотя с его положением это в принципе вряд ли возможно.       — Такахаши, не будь дурой, — озабоченно произносит он, удивлённо наблюдая за тем, как Тен-Тен без задних мыслей отрывает бутылку от стола и, покачивая бедрами, медленно движется к выходу. Её тонкий силуэт слишком сильно выделяется среди всех посетителей, и Учиха видит каждое её развязное движение. Ему нравится за ней наблюдать.       Он не Шисуи и никогда им не станет для неё, а она сама ни в одном месте не похожа на Темари — и в этом их счастье. Потому что они друзья, потому что никогда не посмеют посмотреть друг на друга иначе. Темари никогда не будет так облокачиваться на дверной косяк, никогда не станет звать его таким взглядом за собой, никогда не будет носить берцы и такие кожаные куртки. Но на то Тен-Тен нисколько и не Темари.       Итачи встаёт из-за стола, шатаясь от того, как вокруг него медленно кружится мир и быстро мелькают люди. Сейчас Такахаши кажется ему самой недостижимой целью, перед которой даже похвала Гаары меркнет. Они вместе выходят на улицу, и Тен-Тен зачем-то по-братски перекидывает свою руку с виски ему через шею. Девушка заливисто смеётся над каждым прохожим, отпуская нелестные замечания по поводу и без.       — Успокойся уже, — по-доброму просит Учиха, но мотоциклистка лишь толкает его плечом, едва не падая, и продолжает смеяться.       — Ита, говорю тебе, он голубее ясного неба, — громко произносит мотоциклистка, открыто поглядывая в сторону одного из парней, что, как и они, бредёт вдоль шоссе.       — Да хоть тупее тупого угла, в любом случае, физиономию подправят не тебе, поэтому помолчи пока что.       Тен-Тен секунду раздумывает, оценивая друга со стороны, замечая его руки, слишком аккуратные, выбритые щёки, костюм без единого изъяна и даже относительно ухоженные волосы, и понимает, насколько сильно по нему прошлась Темари. Удивительно, что эта стерва не смогла записать Шикамару в эту элитную голубятню, хоть на этом ей спасибо. Вообще, у Такахаши нет никаких претензий к сестре её бывшего мужа, чего не скажешь про саму Темари. Ей будто крышу сорвало после развода Канкуро, и она решила почему-то обвинить в этом Тен-Тен.       — Твоя жена забрала твои Фаберже, — убеждённо заявляет мотоциклистка, — слышала, один Итачи как-то цепанул Матсураси за белую водолазку. Наверное, я вас спутала, прости, — на худом лице расползается самая отвратительная и наглая улыбка, за которую хочется придушить эту нахалку. И как только Шисуи это не сделал. Или Канкуро. Ну хоть кто-нибудь.       — Кажется, я начинаю догадываться, почему твой муж от тебя ушёл.       — Сложно догадаться о том, в чём ты изначально не прав, — Тен-Тен что-то внимательно разглядывает впереди, строя очень умный вид, а после выдаёт совершенно неожиданное, — давай вызовем такси, у меня есть идея.       Своей «идеей» она предпочитает не делиться, но быстро находит номер такси, приехавшего за считанные минуты. Адрес она называет сама и лишь один на один с водителем. Итачи заинтриговать у неё выходит в который раз за вечер. За окном мелькает яркий Токио, а они вдвоём сидят на задних и подпевают громко играющей песне крёстного отца хэви-метала. По молодости Итачи фанател от него, как Шисуи от всего глэм-рока.       Квартал, по которому движется их автомобиль, для Итачи не знаком, но это типичный токийский уголок с множеством домов и рябящими огнями. Он замечает прилипший к виду за окном сосредоточенный взгляд мотоциклистки и видит в ней всё ту же девчонку девятнадцати лет. Девчонку, резко вскрикнувшую и буквально заставляющую остановиться чуть ли не посреди дороги. Такахаши готова выломать дверь, но, на счастье, ручка поддаётся и выпускает девушку в ночь.       Никто не успевает поинтересоваться, что случилось, а Итачи лишь приходится извиниться и расплатиться, отпуская водителя. Он несколько секунд оглядывается вокруг, отыскивая, куда рванула его ненормальная подруга. Метрах в ста пятидесяти он замечает грузовик и несколько останавливающихся вокруг него автомобилей на аварийке. И что могло ей там понадобиться?       Итачи уже совсем не понимает, что происходит, хотя и чувствует, как протрезвел. Куда она его везла, куда и зачем убежала. Возможно, ей стало плохо, но в это всё верится меньше и меньше с каждым новым шагом в сторону грузовика.       Учиха делает последний шаг, отделяющий его от истины, и в это же мгновение жалеет о нём. Им не нужно было сюда ехать. Просто категорически нельзя. Сердце делает один тяжёлый удар перед тем, как начать перекачивать кровь будто после километрового кросса, а руки начинает бить мелкая дрожь. Такая дрожь, будто это он сам перепачкан в крови и держит на коленях парня с заляпанным кровью лицом.       Тен-Тен плачет, беззвучно и слишком отчаянно. И эту боль Итачи чувствует вместе с ней. Сзади начинают выстраиваться люди, что-то спрашивающие, но Такахаши их будто не замечает. Едва сдерживает крик, готовый разодрать ей глотку, и зачем-то пытается стереть кровь с лица молодого парня. Ничего не выходит, а кровавое месиво становится лишь страшнее. Учиха очень надеется, что тот без сознания, но ничего не может сказать точнее. Будто оглушённый, он читает по губам Тен-Тен беззвучное «помоги», но не может сделать и шаг.       Они вдвоём — ядерная смесь, и вечно что-то полыхает вокруг. Тен-Тен будто снова сломали. Грудь сжимают тиски. От такой боли, необъяснимой, адской, нет лекарств и спасения. Ей так больно. О Боги, почему ей так больно? Ей нужна помощь, но Итачи стоит, как вкопанный, не пытаясь пошевелиться. Что же ей делать? Да помогите хоть кто-то! Кто-нибудь, спасите.       Но на её беззвучные вопли всего один хриплый ответ. «Прости, Тенн».