Ноты дурмана

      Тихий шелест листвы, перемежающийся шуршанием карандаша и криками птиц, отзывающиеся мелодией уходящего лета. Сонм голосов, поющих о прошедшем или о том, чему не суждено свершиться, чего не должно быть. Прекрасный шепот тысячи голосов в голове, различимый лишь слышащими, возрождающийся неясными образами бредового сознания, стремящегося освободиться от оков бытия, не давших спасения, принудивших к суициду собственного воображения. Озлобленное, оскалившееся, требующее минуты не дарованного внимания, предъявляющего законные претензии с обидами, на которые забыли ответить. Жаждущие немногого, но столь необходимого, чтобы не задохнуться, когда хочется, но пока еще рано. А может, уже слишком поздно и только время подскажет истину, если она воистину есть, если бытие не иллюзия, игра воспаленного сознания, отравленного воображения, избитого клише, заезженного до нескрываемых дыр. Измученного, истерзанного, словно пережившего личную катастрофу, изничтожавшую самое ценное, что только могло быть. Не разбуженное вовремя, уснувшее во веки веков, но не будет произнесено «Аминь» отрекшейся душой, если она еще есть, если не рассыпалась в прах, небрежно рукой развеянная по ветру, унесшему прочь, укравшему в неизведанном направлении.       Голоса, что не смолкали, когда исчезало значимое, важное, позабытое предавшим ненароком сознанием, которому не хватило времени, не достало терпения отыскать среди тысячи дорог ту, что ведет к нужному. Одна из заброшенных троп, незамеченная неверным глазом, потому что усталость брала свое, навязанная извне, чужеродная, кусающаяся, от которой сводило зубы. Отчаянное желание, стучащее кровью, навязчивой мыслью в висках. Грохот бесконечного множества неопознанного, нагнетающего, не дающего желанного покоя. Алой нитью устремляющееся в новую вселенную из несказанных слов, вставших комом, который невозможно сдвинуть. Слишком сложные хитросплетения, паутины недосказанного, разбитого об острые углы непризнанной фантазии, проданной за гроши, преданной во имя сиюминутных идеалов, не имеющих никакого значения. Тропы, переплетенные в изощренные лабиринты, призванные запутать не познавшего истину, сокрыть во мраке множество строк, наполненных буквами, которые смеялись в лицо, искажая значение в угоду чему-то пустому, забавляясь своей никчемной выходкой, которая меняла реальность, ломая привычные рамки. Дробью осыпавшиеся, устремившиеся в небытие, разлетевшиеся миллионом частиц, превратившиеся в пыль, оказавшиеся во вселенной чего-то странного, непонятного, дикого.       Слова, которые кусались, скалились в лица всем тем, кому легкомысленно оказались брошены, въевшиеся в плоть с остервенением, которому не найти оправдания, но с которым приходилось мириться во имя чего-то большего. А большего ли? Тянущегося уже плетями, покрытыми окровавленными шипами, вонзавшимися в протянутые руки, которые стремились за строками, но оказались беспомощными в терновых сетях. Буквы, ядом сочащиеся в сознании, смешивающиеся с кровью, бесконечно капающей изо всех открытых ран, которые исходили нектаром для жаждущих чужой погибели, беззаботно брошенные, истерзанные, измученные в ошметках сетей-воспоминаний. Тонкие нити, которые накрепко связались, которые невозможно разбить, чтобы спастись, выбраться наружу, выпутаться из принудительно навязанного кокона.       Оглушительные голоса, оставшиеся за гранью понимания, не услышанные, мольбой отвергнутые, как прокаженные, обреченные на скитания в пустыне бессознательного, отнимающего последние силы во имя бессмысленного проклятия, брошенного ради иллюзии облегчения мук. Обман самого себя, потому что так легче, так проще, и удавка на шее казалась всего лишь игрой, затеянной кем-то столь легкомысленным, оставившим ее и дальше болтаться.