Проклятье на двоих

      Двое, связанные одной нитью. Эта фраза, повторяющаяся в проклятье, подсказке и предсказании, будоражила сознание Гарри и навевала воспоминания. Он помнил, как впервые с отвращением смотрел на отца, на его жестокость и глупость. Только из-за этого он не жалел, что полез в думосбор Снейпа на пятом курсе. Ведь идиот–Джеймс, сделал все, чтобы его сын в полной мере ощутил на себе все последствия его поступков — лишив Гарри взрослого наставника, единственного относящегося к нему со всей ответственностью, и самую лучшую опору в своей нелегкой жизни, какую только можно представить. И если бы не легендарное везение Гарри Поттера, предоставившее ему шанс объясниться, быть понятым и подружиться с человеком, что так его восхищал, он бы проклял отца. Северус Снейп был достоин восхищения и его безграничного доверия. И даже если Северус поступит с ним более чем жестоко — Гарри будет уверен, что так нужно было для его же безопасности, как было всегда. И никогда больше не сможет возненавидеть этого невозможно верного и стойкого человека. Слишком страшной ценой Снейп погасил его детскую ненависть — кровью, хлещущей из разорванной шеи, и бессильным болезненным отчаяньем в черных глазах, когда узнал, что «мальчик должен умереть». К тому же еще одним доказательством тупости его отца было то, что он не бежал из страны с семьей, когда его жена забеременела, и даже не отослал ее вместе с ребенком, когда узнал, что за сыном охотится Темный Лорд. Да если бы такое случилось с ним, он не только семью, но и всех близких бы из страны пнул и такую защиту им поставил бы, что гоблины Гринготтса обзавидовались бы: самому уже должность не позволяла уезжать. Да еще придумал бы способ заклясть так, чтобы «охраняемые» и не думали выйти за пределы защиты. Честно говоря, думая об этом, Гарри сомневался в наличии мозгов и у своей матери. Где знаменитый материнский инстинкт, призывающий перегрызть глотку всем кто угрожает жизни и счастью своей кровиночки? Могла же она хотя бы попилить своего муженька, чтобы он вымутил им как-то безопасное убежище, а не загородный домик в Годриковой Лощине. Джинни же всегда ударялась в такую панику: недобитки Пожиратели или те, кого он там ловит, могут объявить ему вендетту путем ловли его близких и удержания их как минимум в заложниках, если не поубивают или не покалечат. Хотя Гарри, зная все это прекрасно и сам, обезопасил места обитания своей семьи так, что даже неучтенный комар не пролетит, не то что злоумышленник. Так же Гарри не понимал как Лили могла отвернуться от Снейпа всего из-за одного обидного слова. У него с друзьями были всякие ситуации, когда они могли сорваться друг на друге, перейти на личности, пошвыряться заклинаниями, но при этом чуть какая опасность становились рядом. И Гермиона, если бы он в сердцах обозвал бы ее, только шваркнула бы подзатыльник, проклятье или сглаз, но непременно помогла бы вернуться в прямоходящее состояние и встала бы спиной к спине, случись у них такая же ситуация, как у Снейпа с мародерами на пятом курсе. А Лили Эванс мало того не прощает ползавшего на коленях (!) друга — она выходит замуж за Поттера, которому по ее же словам предпочла бы Гигантского кальмара в ухажеры. Тут хоть сколько не стучись об все поверхности головой, но Гарри не понимал. Не понимал поступков родителей. Не понимал Гарри и Северуса Снейпа. Если сначала он возненавидел зельевара за предвзятое отношение, то позже, после просмотра воспоминаний и, вспоминая собственные наблюдения, Гарри его зауважал. Зауважал за то, что он единственный старался показать ему истинное положение вещей. И это полностью его вина, что он ни на миг не задумался над словами профессора. Северус Снейп — человек с самого детства вызывающий в нем сильные чувства. Противоречивый, искусный в своей актерской игре и бесконечно стойкий. Умри он — и у Гарри не осталось бы идеалов и ориентиров в этом бренном мире. Не было бы цели прожить свою жизнь так, чтобы вызвать хотя бы скупую похвалу, замаскированную под привычное «оскорбление». Дальше стало хуже — его начала заедать совесть. Да, он не знал об истинной подоплеке такого отношения к нему директора, и что Дамблдор отвел ему смертельную роль, но ведь он мог вести себя с профессором Снейпом повежливее! Да, его еще не было даже в проекте, когда происходило школьное противостояние будущего Мастера зельевара с Мародерами, но стыд жег за всех — родителей, Римуса, директора и преподавателей. И чем сильнее его грызла совесть, тем чаще он появлялся в Мунго навещать Снейпа. Но чем чаще он посещал бывшего Пожирателя, тем чаще стали недоумевать молодая жена и друзья: «Ты там что, охраняешь его на добровольных началах что ли? Колдомедики же сказали, что проснется он еще не скоро, да и ты это почувствуешь — вы же связаны. Хватит и одного посещения раз в две недели. Что ты каждый день туда носишься?». Так что посещения стали проходить в строжайшем секрете от родных и близких, в крепчайшем сговоре с дежурными в Мунго. Просиживая тайком от жены и друзей, свои редкие свободные минуты между потоком дел на работе, у постели Северуса Снейпа, когда он еще не «проснулся», Гарри думал о причинах магических войн, как в мире, так и в Британии, и оказавшегося при этом в самом центре событий Альбусе. Рядом со Снейпом Гарри неожиданно легко думалось. Гораздо лучше, чем дома в тишине кабинета или на своем рабочем месте. Как будто спящий учитель его всегда безмолвно поддерживал что бы ни случилось, хоть поливал его сарказмом и иронией в неимоверных количествах (происходило это только в мыслях Гарри): «Неужели вы реанимировали свою мыслительную деятельность, Поттер? Вот уж не ожидал дожить до этого светлого мига. Что? Только в моем присутствии?! Ну хоть так, а не как раньше — то есть вообще никак». Представляя это, Гарри хихикал, пользуясь тем, что грозный Снейп в живую ему это еще не скоро скажет. Там и родились его предположения о непосредственном участии великого «светлого» во всех этих бедах — в тишине больничного покоя подле неподвижного зельевара. Гриндевальд стал ужасающим Темным Лордом в мировой истории после того, как немного подружил с юным Альбусом. И за маленьким Томом Риддлом в приют приходил именно профессор трансфигурации Альбус-много-имен-Дамблдор, и именно Альбус следил за будущей грозой Британских магов, исподволь подталкивая его к трону Темного Лорда. Потом прошлась по древним и славным родам Белая Госпожа, забирая в свою обильную тогда жатву старших их представителей — неизвестный вид драконьей лихорадки пощадил только наследников. Некоторые рода Госпожа забрала полностью. А ведь Альбус изучал свойства крови драконов совместно с Фламелем — долгожителем, изобретшим философский камень, и от долгой жизни приобретшим весьма специфичную логику и шкалу ценностей. Одновременно с этим участились и мезальянсы — наследники и наследницы стали жениться и выходить замуж за безродных магглорожденных, или и вовсе заключать браки с Предателями крови и магглами. Это поспособствовало тому, что многие Главы отрезали ослушников от Рода, тем самым ускоряя процесс угасания древних родов. Хорошо, что Уизли очистились от клейма еще до женитьбы Артура на Мелинде Прюэтт (будущей Молли Уизли), хоть это и не спасло ее от отрезания от родительского Рода. Странным было заключение брака с магглом Эйлин Принц ранее, и женитьба Джеймса на Лили Эванс, почти сразу после гибели родителей позднее. Это если не вспоминать бедную Меропу Гонт — матушку покойного Лорда. Как оказалось позднее, директор пользовался еще и некоторыми сейфами родовитых сирот, оставшихся совсем без родни — тех, кому не назначил опекуна Совет Лордов, который давно наплевал на свои обязанности, и где активность проявляли только те, кого прикормил Дамблдор. Альбус не брезговал ничем для общего ослабления магов Британии, для того чтобы быть Великим. Видимо, амбициозному полукровке хотелось славы второго Мерлина. Для этого были упразднены и некоторые важные для изучения предметы в Хогвартсе: основы артефакторики для старших курсов и маговедение для магглорожденных, например. Риторику, основы составления заклинаний, законы Магии… перечислять долго. И причина всего одна — неучами управлять легко, тем более когда осталось мало представителей старшего поколения, и он является одним из немногих получивших полное образование. Изредка пересекаясь по службе со старшим Малфоем, Гарри старался поподробнее его расспросить о былых временах, и Люциус в благодарность за защиту на суде и теплое местечко в министерстве рассказывал ему все, о чем только Герой попросит. А расспросы Поттера были о причинах присоединения Малфоев к оппозиции Темного Лорда, о его политических целях и идеях, и наконец почему он скатился в террор. Гарри был весьма поражен, узнав, что Фенрир Сивый пришел к Риддлу тогда, когда он начал бороться за права оборотней, что Малфои и другие старые рода пошли за Волдемортом, зная, что он за поддержание равновесия магии, за полное и добротное обучение начинающих магов в школе. Что политика террора началась, когда он совершенно неожиданно исчез на неделю, и в течение этой недели неизвестные ряженые устроили кровавое побоище в Хогсмите, от имени Пожирателей Смерти, а вернувшийся после исчезновения Том Риддл стал Волдемортом — безумным чудовищем, раздающим Круцио своим верным соратникам и даже друзьям. И самое страшное — Гарри понравилась политическая программа Волдеморта, до того как он стал пугалом всея Британии. Через некоторое время Поттер понял, что его смерти ждали с первого курса. Альбус знал о крестраже в Гарри с самого начала и потому определил его в дом к тетке-маггле, подальше от магии, надеясь, что там за ним не будут ухаживать, и он от такой жизни сам как-нибудь избавится. Дамблдор просчитался. Как бы Дурсли-старшие ни ненавидели магию, они все же были порядочными людьми. И племянника растили и воспитывали достойно, хоть не баловали и относились как к неизбежной обузе. В Хогвартсе опасности поджидали его с первого курса — директор надеялся, что уж тут повезет и ненавистный крестраж будет уничтожен до возрождения Тома Риддла, но — увы — Гарри умудрялся выжить там, где и сам Альбус спасовал бы. А дальше он стал нужен как возможное орудие против Темного Лорда, так как Дамблдор, услышав рассказ о призраке из дневника на втором курсе Гарри, быстро сделал выводы о том, что если есть второй крестраж, значит где-то есть еще. И бросил все силы и ресурсы на поиски и упоминания об этих «милых сувенирах маде ин Волдеморт». Хорошо, что старина Том начинил свои «безделушки» опасной начинкой. Ну или хотя бы ту, что досталась Альбусу, благодаря которой старик и откинул копыта. Да-да, Снейп кинул в него милосердную Аваду, однако, если бы этого не произошло, старик бы умер сам в жутких мучениях через несколько часов из-за проклятья, усугубленного охранным зельем, выпитым им в пещере. Так как Рита Скиттер добыла лишь скандалы о связях Альбуса и происшествиях внутри его семьи, Гарри решил раскопать все, что касалось подрывной деятельности бывшего «Великого Светлого волшебника современности». А найдя, воодушевился настолько, что поклялся, что когда станет Министром Магии Британии, то обнародует эту информацию так, что от репутации Дамблдора камня на камне не останется. Почему так поздно? В этом нет ничего удивительного — нынешний министр делает все для успокоения народа после долгих лет страха. Следующий будет отчаянно показывать стабильность. А когда настанет очередь Гарри… Гарри сможет не только получить доступ ко всем документам, доказывающим делишки долькоеда, он будет иметь право их разгласить со всеми своими выкладками. Сделает это он не из обиды за себя, а за тех, кто пострадал из-за интриг седобородого директора Хогвартса. За всех тех, кто мог прожить долгую спокойную жизнь без лишений, страха за своих близких и за свою безопасность. За всех сирот и просто молодых и глупых юнцов, так просто лишившихся жизни, воли и надежды во имя придуманного противостояния Всеобщего блага против Темных магов-консерваторов. За всех: за родителей, за погибших в Битве у Хогвартса студентов, за Снейпа, и за Темного Лорда Волдеморта — талантливого мальчишки Томаса Марволо Риддла. «Реквием будет шикарным, мой старый враг!» — поднимал фляжку в приветствии покойному Волдеморту Поттер, придумывая, как и в какой срок он исполнит свою задумку. А еще аврора сильно волновал этот непонятный стазис. Да, ингредиенты, продукты, что угодно можно хранить в нем пока магия не иссякнет. Но человека! Да и излечение под стазисом все же происходило — медленно, но верно, и это тоже было странно. Северус Снейп слишком часто его спасал, пытаясь даже уберечь от собственных иллюзий Гарри, но вот он сам ничего не мог сделать, чтоб помочь своему мрачному ангелу-хранителю. Потому он принимал деятельное участие в поисках информации, которая может пролить хоть какой-то свет на сложившуюся ситуацию. Объединил, примирил и сдружил под этим благовидным предлогом друзей и Малфоев, которые в свою очередь привели Блейза, Панси, обеих тогда еще Гринграсс, Гермиона в одну из встреч пришла с Виктором, предоставившим в их распоряжение закрома своей библиотеки. Поттер серьезно поговорил с Кингсли Шеклботом, и тот заставил невыразимцев и колдомедиков поделиться своими выкладками, Минерва МакГонагалл услышав от кого-то, что ищут пути спасения Северуса Снейпа сама примчалась, поделившись запасниками почившего долькоеда, часть которых отошла ей и уговорила Аберфорта дать доступ в свою часть наследства от брата. И это не говоря о книжных фондах Хогвартса и Министерства отданного на откуп «банде спасателей», как смеялся Министр. Одновременно со всеми этими хлопотами Гарри начал готовиться принять Род и Лордство Блэк, так же обучаться Дару Певереллов. Просто однажды, материализовавшийся перед ним Жнец, вкрадчиво поинтересовался, когда же «великий» наследник соизволит взяться за ум и принять ответственность. Пришлось Герою и вовсе разрываться на все свои дела, по вечерам просто падая в кровать и забываясь мертвецким сном. Его суровый учитель не делал ему скидок и поблажек — наследник Певереллов должен все знать о своем Наследии. Да еще и Госпожа обрадовала — он может обратиться к ней в любую минуту, с любым вопросом — она испытывала слабость даже к своим далеким потомкам, в особенности тем, в ком в полной мере раскрылся ее Дар — некромантия. Так шли годы. Снейп очень медленно поправлялся. У Гарри, и у его друзей и знакомых народились дети, проводились реформы, ловились преступники, сменялись министры. В пункте «ловились преступники» была и заслуга Снейпа, ведь медитируя на его «спящую» тушку молодой аврор распутывал нити преступлений — сложных и не очень. Поттер про себя ржал: у некоторых высокая политика вершится в постели с любовницей, а у него как всегда нестандартно — он разрешает головоломки жизни, сидя у постели своего бывшего профессора. Так продолжалось, пока вскоре после рождения дочери, уже зам. Главного Аврора не почувствовал взаимное охлаждение чувств с Джинни. Джинни… Его яркая девочка, первая настоящая любовь, его опора и счастье, его уверенность в будущем. Вопреки мнению злопыхателей и журналистов, ищущих неприглядный скандальчик, их брак был заключен на взаимной любви и уважении. Но когда-нибудь всему приходит конец. Так и их чувства потонули в быте и повседневных делах, став просто дружескими. Слишком уж Герой отдавался работе и общественному долгу. Гарри бы оставил все как есть только из боязни остаться одному (дети ведь разлетятся из семейного гнезда, как только встанут на ноги), но грусть, становящаяся все заметней в карих очах его жены, заставляла его поступить по совести. Осознав свою личную катастрофу, он не приходил к Снейпу месяц, пару раз сильно напился в компании Рона, переживая и боясь, что теперь он снова будет практически один — как всякий сирота, он не желал терять одного из тех, кто о нем хоть как-то заботится. Потом сцепил зубы и решил «пусть будет, как будет»… И поговорил с Джин. Они решили мирно разойтись, когда дети станут постарше и самостоятельней. Жизнь резко стала пресной, искорка его неумной энергии почти потухла. Но никто — даже друзья и дети не заметили в нем перемены — занятые своими большими и мелкими радостями и горестями. Ноги тогда сами привели его в Мунго, к безмолвному и неподвижному Северусу Снейпу. Там он впервые почувствовал, как его сжигает зависть — зависть к собственной матери. Так легко отмахнувшейся от такой преданности, любви и уважения, практически обожествления, тогда как он (и Снейп, и Риддл) пошел на все, чтобы у него была хоть малость искренней теплоты, как влез из-за этого, обманутый, в ловушку. Он тогда впервые осмелился взять теплую безвольную руку в свою лапищу и залить ее слезами, прижимаясь к ней щекой, позволяя себе пожалеть себя, профессора и сироту Тома. Излить в тех слезах свою боль, растерянность и горячую зависть. С тех пор он приходил не из-за угрызений совести и не только для того чтобы подумать, а чтоб еще и помечтать. Мечтать любить и быть так же сильно любимым, мечтать пока безнадежно и безадрсено. Прошло еще пять лет. Старший сын пошел на второй курс в Хоге, младший в первый. Лили веселой топотушкой бегала за родителями и братьями, приехавшими на каникулы. Гарри стал уже Главным — предыдущий удачно избрался в следующие Министры, принял Лордство Блэк и втайне ото всех защитился на Мастера Некроманта. Жнец, посмеиваясь, грозился сделать из него Магистра, разрешив отдохнуть несколько лет и наработать по случаю практику. Джинни начала встречаться с одним зарубежным тренером по квиддичу, держа это в секрете ото всех, кроме Гарри и друзей. Рон, сперва осуждавший сестру, остыл после того, как Гарри поговорил с ним, объяснив, что от этого их семье будет только лучше — ведь без взаимных чувств уже невозможно быть вместе. Поттер продолжал пользоваться преимуществами тихой палаты и компании не менее тихого Снейпа. Как считал потом Гарри — мечтания сыграли с ним дурную шутку — он, разглядывая профессора, отметил его привлекательность. И вспоминал, как декан змей завораживал своим тягучими и стремительными движениями опасного бойца еще в школе. Как взлетала от резких разворотов его мантия, клубясь темным облаком, или взметывалась крыльями, обрамляя ими свою ядовитую жемчужину. И голос, богатый обертонами, бархатом, лаская обвивал, почти гипнотизируя все существо слушателя. Взгляд — острый, темный, пронизывающий насквозь, заставляющий каменеть не хуже взгляда василиска. Единственное, что могло показать бешеный темперамент профа. Он сам был похож на змею: ядовитый, безжалостный, неотвратимый, опасный. Как он интриговал его с первой встречи — единственное темное пятно среди яркости праздничного убранства Большого зала. Как он держал внимание студентов — никогда не повышая голоса. И как был потрясающе ужасен, когда гневался персонально на него — Гарри Поттера. Да, тогдашний гриффиндорец его ненавидел, но все же втайне даже от самого себя любовался им, восхищался и завидовал его выдержке и самообладанию. Главный Аврор прикрыл глаза, осознавая. Ему еще тогда нравился Северус Снейп. Но спустя столько лет он нравится ему уже в романтическом смысле. Поттер внимательнее вгляделся в лицо «спящего» Снейпа: резкие и острые черты, тонкие губы, неожиданно пушистые ресницы. Впечатляющий нос не портил картину — он довершал ее, придавая чертам лица хищность. Гордый, несгибаемый, верный. Незримой мрачной тенью следующий за ним ангел-хранитель. «Северус, — беззвучно шепнули губы, — Даже в имени вашем чудится холод и неприступность, твердость и стойкость. Я никогда не осмелюсь позвать вас по имени… и был бы рад, если бы вы позволили это мне, но — увы — это всего лишь неосуществимые мечты». За прошедшие годы его неприязнь, бывшая почти-ненавистью, переросла в безграничное уважение — он принял своего угрюмого профессора. Даже больше — привязался. И Гарри только сейчас понял: если бы профессор тогда умер — он остался бы совсем один. Без этого привычного ощущения, преследовавшего его в школе, что он под надежным присмотром и защитой, не смотря на все каверзы и опасности. Да, ему всегда нравились только девушки. Да, он был женат, но то чувство оказалось недолговечным, и его милая Джинн не умела так гореть от любви, как горел и сгорал Снейп. Да, он любил своих детей, но так же он знал — они пойдут своей дорогой, хоть и не оставят его одного, но превращать их в смысл своей жизни, тем самым становясь наседкой, которая пытается уберечь «крошек» даже от тени опасности, он не желал. Да, он никогда не то, что не засматривался на парней, он никогда даже не думал о таких отношениях. Но, черт возьми! — он не может отказаться от этого чувства. Ведь это только его, а своего он отдавать не собирается, слава Мерлину — научился. Пусть неправильно, пусть сам Снейп никогда не примет, но он просто нуждается в этом: в чувстве, от которого щекотно сжимается сердце, и в присутствии Северуса Снейпа в своей жизни. «Никогда бы не подумал, что потянусь именно к вам. Что захочу быть с вами. И делать все для вас. Если бы вы узнали, то, наверное, прибили меня без суда и следствия, и потом — много потом — решили бы, что я рехнулся. Но это не так. Я полюбил вас, Северус Снейп. Сперва ненавидя и восхищаясь, потом мучимый чувством вины и восторгаясь. А в конец, снедаемый завистью к той, что дала мне жизнь, и преклоняясь перед вами. Мое чувство к вам поет в моей крови неслышимую песнь, теплом течет по венам и изредка опаляет жаром желаний быть к вам ближе, касаться вас, смотреть не таясь, любоваться бесконечно и навечно заточить вас для себя в каком-нибудь укромном местечке. Вас от всего этого спасают железные рамки моего обретенного самоконтроля, вашей злой репутации и мой страх испортить все и не получить даже малости. Как же я рад был, что вы остались живы. Ваша смерть легла бы тяжким грузом на мою совесть. Ваши жертвы ради победы, ваша любовь к моей матери… Как же тяжело вам было. Но вы не стоите жалости, вы выше этого. Вы прекрасны, Северус Снейп, во всех смыслах. Хоть в вас нет совершенной красоты произведения искусства, изделия мирной и холеной жизни. В вас живет красота боя, жизни на грани и постоянного риска. В вас красота холодного отравленного кинжала. Я стал восхищаться еще больше вами. Вы были правы, Северус, слава — это еще не все. Для всей этой толпы магов Британии я до сих пор Кумир, но никто из них не сможет поверить, что сделали меня — вы. И никто не поймет, что Кумиром для меня являетесь вы. Я хочу, чтобы вы были счастливы. Вы стоите счастья, мира и любви. Вы стали для меня чудом. Воплощением самой Магии. И никого больше мне не нужно». Гарри смотрел на профа, принимая свою неправильность и предстоящие трудности, в твердом решении добиваться своего. Зеленые глаза в полумраке палаты полыхают неотвратимостью Авады Кедавра. Ставки приняты. Его мечты обрели адресата, окончательно и бесповоротно.

***

      Руки уже привычно держали в своем плену теплую ладонь. Скоро. Уже очень скоро зельевар очнется и больше нельзя будет позволять себе маленькие вольности: брать за руку, расчесывать волосы, поправлять одеяло и любоваться лицом, с тоской вспоминая каким огнем горели глаза. Гарри ждал этого события с внутренним трепетом. Как сложатся их отношения: грозный профессор прогонит его? Просто сухо поблагодарит? Или они смогут просто нормально разговаривать хотя бы по делу? Как вести себя с ним, когда он «проснется»? «Как-как, однозначно — вежливо», — сварливо отозвался внутренний голос. Как же ему будет не хватать его молчаливого присутствия. Если он все испортит, и профессор не позволит ему приблизиться ближе чем на пару метров, как он переживет то, что его нельзя будет касаться даже в вежливом рукопожатии? Утешало лишь то, что он сможет видеть его хотя бы издали, пусть и редко и только по веским поводам, или случайно… Поттер так ни с кем отношений не завел, даже мимолетных, даже после официального развода. Ему хватало ощущения единения с тем, кого он с сопливого возраста считал врагом.

***

«Профессор проснулся! И ведет себя дружелюбно! Не наорал, даже не хмурился, молниями с глаз не пронзал! И даже согласился, чтобы я пришел к нему на следующий день!» — мысли скакали радостными солнечными зайчиками, заставляя любить весь мир за случившееся чудо. И появившаяся надежда окрыляла.

***

«Я могу приходить к нему хоть каждый день… И он даже смеется моим шуткам. Удивительно и чудесно. И то, что „домашний“ профессор совершенно другой человек в отличие от „школьного“», — с радостным изумлением подмечал Поттер признаки начала исполнения своей мечты, втайне любуясь отточенными движениями зельевара.

***

«Что? Где это я? А?! Профессор?! Я в ваших объятьях?..» «Какая бы не неведомая это хрень не была, я ей благодарен — жив, здоров, и проф рядом оказался. Татуировка?!..» «Почему он даже не рассердился на меня? Где его обычное: „Опять в неприятности вляпались, Поттер?“. Что происходит?! Это все неспроста. Может в него проклятье какое попало? Может в меня?» Накаркал. Проклятье. На обоих. «Бойтесь желаний своих — они имеют свойство сбываться!» — ох, как же права древняя мудрость. Вот тебе и «вот бы навек быть рядом с ним». Мордред. «Профессор, все же наша с вами тактичность друг к другу выглядит странно. Как будто и не было никогда тех лет, когда мы самозабвенно ненавидели и срывались друг на друге. Это воздействие артефактов?»

***

— Да, профессор, «махровые» натуралы, — поддакивал он, умело скрывая как болезненно сжалось внутри. «Вы-то — да. А вот я уже не первый год как уверен, что нет. Как же больно. У меня нет и надежды, чтобы снова касаться вас, хотя бы так, как когда вы „спали“». «Вы уходите… Я знаю, что мы скоро с вами вновь встретимся, но все равно чувствую тоску. Как я хочу протянуть руку, схватить вас за руку, за мантию, неважно, лишь бы остановить вас. Оставить вас у себя, навсегда. Спрятать ото всех… Как же мои мечты безнадежны…» «Антипохмельное… Ваша забота приятна, но она ранит, как ранит и ваше дружеское расположение. Я мог бы и дальше лгать себе, что мне хватит и этого, но сейчас я чувствую всю наивность своего желания быть вам „просто другом“…»

***

После сеанса леггилименции, ничего впрочем не прояснившей, зельевар ушел к себе, а Гарри налил себе виски и растекся по креслу в кабинете, бездумно глядя в пространство перед собой. — Знали бы вы, Северус, как я рад тому, что нас связало это проклятье… Я столько лет был во власти сильных чувств к вам, подчас противоречивых, что сейчас смакую каждый миг, что провожу рядом с вами — вы даете мне силы жить дальше. Всегда давали… Даже если мои надежды быть к вам ближе тщетны, я постараюсь спрятать свои желания от вас, как бы тяжело мне ни было, — Гарри отсалютовал бокалом своему отражению в зеркале. — Спасибо вам, бабуля Принц-Борджиа, за живого Северуса Снейпа. Несмотря на всю кашу, которую вы заварили… За окном мигнула звезда, скатившаяся с небосклона навстречу своей судьбе. Тишина пушистым облаком опустилась в комнату.