–
Твоя...
Для Адриана Маринетт не теорема, а аксиома. И здесь даже доказывать ничего не нужно. Она сейчас здесь, ощущается под подушечками пальцев, плавится от горячих ладоней, проводящих по позвоночнику.
У Адриана нет в лексиконе слова «нет» априори. И если сейчас ему махают красным флагом, то в любом случае пути назад он не видит, по одной простой причине, его отсутствия. Сейчас он терялся. Терялся в сапфировых глазах напротив, терялся в своих мыслях, поочередно выковыривая разум чайной ложкой. Последние капли достоинства бьют по жилках, требую разрядки. Парень языком ведёт по шее, облизывая - ненасытный зверь, не иначе, – помечает собственным запахом, клеймо, определённо. Рассыпаться на мелкие кусочки, или утонуть окончательно и бесповоротно в этих ясных глазах. Они оба горят в этом огне отчаяния, захлёбываются эмоциями. Теряются в друг друге, прячась в разрушенных нитях судьбы. Теряя последнее «я».
Это конец. И сейчас каждый это понимает. С завтрашнего дня, прежняя жизнь поставится на паузу, и начнётся новая, без основной части. Они плавятся, рушатся, но подливают в огонь чувств не масло - бензин.
Они друг друга хотят до белых звёзд перед глазами, до далёких поскуливаний, они чувствуют друг друга так остро, словно находятся в одном теле - сосуде из страсти, – всё ощущается до дрожи правильно, словно так должно быть
всегда.
Им бы обоим ухватится за этот момент, и Маринетт хватается. Хватается за края рубашки, руки сразу не могут нащупать, трясутся. Маринетт хватается так, будто это спасательный круг, буксир перед обрывом, словно Адриан может рассыпаться. Потому что от Адриан после этого дня останутся только усохшие лепестки, остатки гербария. Гербария из книг про Адриана Агреста – серийного убийцу, психопата, не иначе. Вроде он рядом, но не с ней. Он есть в этой книге, между страниц, а Маринетт здесь до боли между строк мелькает. Вместе, но не одно целое. Они — одна жизнь, один момент, который рассыпется прахом на этой чертовой крыше, а ветер так же тихо унесёт частички сердца, и разнесутся они громко над Парижей, порежутся об шпили Эльфелевой Башни, пронесутсянадо лавандовыми полями, но будут продолжать лететь.
— Мы с тобой... - в бреду шепчет Маринетт, закрывая глаза, из которых катятся слёзы.
...не бесконечны...
— Возьмём всё от этого дня. – Договаривает Адриан, смазано водя губами по дорожкам из слёз, касаясь губ, щёк, носа. Целует так жадно, будто правда оторваться не может.
— Обещаешь?.. - как в припадке хрипит девушка, пока Адриан расстёгивает пуговицы блузки.
—
Клянусь...
И касается губами шеи, выводя на ней узоры, спускается вниз по вздувшимся венкам. Целует ключицы, об которые порезаться можно это точно.
Маринетт всё понимает, откуда это рваная брешь в груши, которая, кажется, засела там навечно. Смиряясь, она закидывает голову наверх, открывая пространство для поцелуев, отдаётся полностью, давай испить себя полность, до дна.
Адриан, не стесняясь, ставит засосы на ровной коже. Голова кружится, дыхание такое частое, будто он только что пробежал кросс на несколько километров. Сердце бьется бешено, остервенело, будто наровится проломить грудную клетку вовсе. Оба путаются, грань в сознании умело управляет ими, оставляя на дороге, на которой кромешная тьма. Заставляя идти вслепую, спотыкаясь об камни, кочки, неровности.
Адриан кладёт руку на плоский живот, который втягивается ещё сильнее из-за прикосновения.
Маринетт плачет громко, умоляя продолжать, ведь может стать совсем поздно, и она потеряет его
навсегда. Поздно, поздно, слишком поздно всё вскрылось. Она путает пальцы в пшеничного цвета волосах. Перемешивая их, исследуя, когда Адриан издаёт гортанный стон и жадно впивается в губы, остервенело вгрызаясь в них. Посасывает верхнюю губу, покусывая нижнюю. Маринетт тонет в ощущениях, сладкая истома накрывает с головой. Тело содрогается в крупной дрожи, прося разрядки.
Адриан не щадит, гладит, целует, обнимает,
любит.
Словно последние задатки жизни в девушку направляя, заставляя себя гореть полностью до тла.
Никогда раньше Адриан не был настолько близко с кем-либо. Не столько физически, сколько морально. Деля одни эмоции на двоих. Маринетт тянет руку к брюкам, с трудом расстёгивая ширинку железной молнией. Стигивает боксеры, берёт в руку твёрдый член, гладит головку, пока Адриан трясётся от ощущений, утробно рыча. Адриан хочет опустить девушку на колени, но, кажется, одного взгляда на неё будет достаточно, чтобы кончить. Но Маринетт самостоятельно опускается на колени, начиная облизывать головку, смакуя её за своей щекой. Облизывает член, проводя языком по всей длине. Заглатывает, давится, но пытается заглотнуть полностью. Адриан скулит, словно маленький щенок, а член начинает пульсировать, предсказывая скорую разрядку. Вскоре излившись, прямо в горячую узкую глотку. Адриана срывает крышу от вида Маринетт на коленях перед ним, поэтому он моментально возбуждается снова. Нескольколетняя выдержка сказывается сильно. Адриан стягивает с Маринетт юбку, капроновые колготки чёрного цвета, приспускает трусы, которые уже были влажными.
Разворачивает Маринетт себе спиной и медленно насаживается, проходя в узкую дырочку. Член пульсирует сильнее, внутри, кажется, сто градусов по Цельсию, кажется, кровь кипит, а внутри головы землетрясения три балла. Адриан входит полностью без заминки, Маринетт взрывается стонами, и царапает кирпичную стену ногтями, издавая неприятный для ушей звук.
Парень обхватывает её тонкую талию, продолжая насаживать на свой член. По крыше эхом разнеслись звуки шлепков двух тел друг об друга, стоны, вздохи. Через несколько секунд Маринетт дышит кратко и очень часто, а после тело её обмякает, получая крышесносный оргазм. Конечности до сих пор подрагивают, а кончики пальчиков приятно покалывают. Адриан изливается за ней следом прямо внутрь. И дышит тяжело, пока сердце отдаётся пульсацией в висках.
О последствиях оба подумают позже, пока сейчас они находятся только рядом с друг другом и никто разорвать их связь не сможет.
Никогда и ни за что.
***
— Приговор вновь входит в силу. Мы, конечно, благодарны Вам, за работу и помощь, которой Вы обеспечили наше следствие. И мы бы даже официально сократили бы Вам срок, если бы он не был бы таким большим, сами понимаете. – Руссудительно говорит судья, и продолжает: – Преступник Адриан Агрест повторно арестован за многочисленные убийства и лишается свободы на пожизненный срок.
Два удара судейским молотком, как два удара ножом по сердцу Маринетт, сидящей в зале заседания суда.
Это конец. Всё заранее было обречено на провал.
«Любить тебя, заранее проигрышная игра...— шепчет одними губами.
Тихое «Прости» в ответ.
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя.
Адриан посмотрит на Маринетт в последний раз, обернётся, пока на него будет надевать наручники, которые сродни напоминали тяжелые кандалы. Маринетт смотрит сухо, но из глаз текут слёзы. Адриан смотрит, грустно улыбаясь, а от этой улыбки вскрыться хочется от отчаянья.
Это и есть наказания Адриана Агреста. Невозможность любить. Любить любимую девушку. Любить жизнь, таившуюся у неё под сердцем.
На это наказание обречены оба посмертно.
