Глава 5
27 сентября 2017 г. в 14:30
Глава 5.
Бретт Фарв. Он по-прежнему смотрел с плаката, но теперь молча. Кит запустил руку под матрас, вынул пластиковую упаковку, высыпал на ладонь несколько таблеток и задумчиво отделил сначала одну, потом две. Его трясло.
Он нарушил один из основных запретов — никого не приводить в дом. Никогда.
В душевой второго этажа шумела вода. Кит провел Томми от гаража до двери, неосознанно прикрывая его. Хотелось бы со всех сторон, но не обернешься же вокруг Попугайчика шарфиком!
Справа высокие кусты — за ними двор миссис Хайтауэр, пожилой женщины с лягушечьими глазами. Слева низкий заборчик, скульптурная группа из дельфиниума и флоксов, а за ними двор мисс Белл. Мисс Белл — хромающая на обе ноги старушка-уточка. Насколько Кит знал, она подслеповата, и потому держался справа — все-таки миссис Хайтауэр представляет большую опасность. В тихом омуте, подумал Кит. Он не доверял миссис Хайтауэр.
Она никогда не пыталась познакомиться с миссис Хогарт и самим Китом, зато подолгу охотно беседовала с мистером Хогартом, и Кит от него знал, что ее сын сгинул на какой-то войне, а в гараже у нее висит ружье.
Никогда никого не приводи в наш дом.
Тебе кажется, что ты приводишь в дом друзей, Кит?
Вспомни Сару. Вспомни Сару.
Ты помнишь, что натворила Сара?
Ты хочешь, чтобы мы оставили тебя, как оставили Сару?
Кит вскинул голову и посмотрел на плакат. Ему показалось, что он снова слышит голос Бретта Фарва, величайшего квотербека, каким в дальнейшем должен стать и сам Кит.
Бретт молчал. Кит проглотил одну таблетку и закрыл глаза. Шум воды в соседней с комнатой душевой полился тихим дождем.
Миссис Хогарт, забеременев в первый раз, благодушно принимала поздравления, тихо сидела у врачей, покорно участвовала в закупках коляски и кроватки, и прозрела только тогда, когда на нее не налезло ее любимое платье.
Прекрасная холодная блондинка превратилась в фурию. Миссис Хогарт била посуду и требовала немедленно отвезти ее в больницу и вытащить из нее «это». «Этому» было уже шесть внутриутробных месяцев.
Немедленно собравшийся семейный совет уговорил Оливию Хогарт успокоиться, пообещав ей — если ребенок тебе не понравится, его заберут дед и бабка. Тот самый дед, в которого почти полностью уродился Кит.
Оливия поджала губы и снова погрузилась в тихое оцепенение. Старшая сестра Кита появилась на свет недоношенной, но уже через три дня после ее рождения миссис Хогарт побросала в сумку свои вещи и ушла из больницы. Ее часть договора была выполнена.
Мистер Хогарт жене почему-то не противоречил.
Новорожденная Сара отправилась в дом родителей Оливии, и Кит не знал о ней почти ничего, и долго не мог понять, кем ему приходится милая спокойная девочка, живущая у его деда и бабки.
Рождение Сары повлияло на судьбу самого Кита — Оливия, так переживавшая за свою фигуру и красоту, убедилась, что роды не принесли ее внешности серьезного ущерба, и решилась на повторение эксперимента. Мистер Хогарт очень хотел сына.
Кит познакомился с Сарой намного позже, после смерти деда. Убитая горем бабка не могла следить за молодой девушкой, и Сара переехала в дом своих родителей.
Кит помнил: она передвигалась неслышно, старательно вытирала пыль, помогала миссис Хогарт на кухне. Миссис Хогарт называла ее «милочка» — точно так, как когда-то называла приходящую няню Кита.
Милочка Сара получила комнату рядом с комнатой Кита, но не получила в нее ничего, кроме кровати. Ее сумки и чемоданы стояли в углу и исполняли роль шкафов.
Кит, замкнутый и неразговорчивый, следил за милочкой издалека, не принимая попыток сблизиться.
Она сделала это сама — сама пришла к нему вечером, села на кресло и спросила:
— Как дела?
Кит встал, оперся на стол и промолчал.
Он знал: милочка Сара в их доме — временное инородное явление, но не имел понятия, как с такими явлениями обращаться.
Сара помолчала, ожидая ответа, потом тихо сказала:
— Мы ничуть не похожи.
Кит присмотрелся. Милочкино лицо представляло собой слабую смазанную кальку с лица Оливии Хогарт — все, что у той было ярким, у Сары было тусклым, все, что у Оливии притягивало взгляд, у Сары оказалось вычерчено так мягко и слабо, словно вместо резца творцу попалась беличья кисточка.
Она была милой — не больше.
— Ты очень красивый, — сказала Сара. — У тебя есть подружка?
Киту впервые так откровенно дали оценку его внешности, и вдруг вспыхнул азарт — перед ним симпатичная девушка, живущая в его доме, она считает его красивым, значит…
Следом пополз холодок. Кит вспомнил, что он — родной брат этой девушки.
— У тебя нет подружки, — заключила Сара. — У тебя нет друзей. Тебе никто не звонит, ты никому не пишешь. К тебе не приходят гости, ты никуда не выходишь… и я кое-что видела.
Кит невольно обернулся и посмотрел на дверь.
— Они не услышат, — мягко сказала Сара. — Они смотрят вечернее шоу, и рядом огромная миска с печеньем. Кит, то, что он с тобой делает — это неправильно. Я увидела, что стол весь изрезан, и не знала почему, пока не увидела…
— Ты здесь кто? — разозлился Кит. — Тебе кто позволял вынюхивать и подглядывать?
— Не злись, — сказала Сара. — Иди в полицию, Кит. Я буду свидетелем, обещаю. Я же слышала — ты иногда плачешь…
Кит сдернул ее с кресла и потащил к двери. Сара не сопротивлялась, только развернулась и вдруг обняла Кита, прижала к себе.
Он вытолкал ее и заметался по комнате.
Горечь, черная и горькая, как спитый кофе, душила его. Слабые подозрения насчет методов воспитания мистера Хогарта, которые Кит уничтожал на корню, вдруг укрепились, и картина вырисовывалась отвратительная.
Кит вспомнил: вот он в панике бьется в руках мистера Хогарта, проигрывает короткую борьбу, и за ним закрывается дверь подвала.
Мистер Хогарт поднимается по лестнице с другой стороны двери: Кит слышит его шаги. Темнота. Страшная темнота, населенная тысячей внимательных глаз, надвигается со всех сторон. Ночью было то же самое, и Кит утром пожаловался: ему страшно спать в темноте. Пожалуйста, оставьте мне ночник, сказал он.
Теперь он один на один с этой страшной темнотой.
Дверь заперта.
Кто-то смотрит на него. Кто-то смотрит на него.
Кит кинулся по лестнице вверх, ступеньки обманули его, кинулись под колено, ударили изо всех сил, и — Киту был уверен, — когда он упал, кто-то, сотканный из темноты, потянул его за ногу вниз. Обхватил лодыжку цепкой лапой и потащил вниз…
Его криков никто не мог услышать.
Мистер Хогарт выпустил Кита через два часа, потрепал по голове и подмигнул:
— Чувствуешь себя героем, мальчик? Пойдем обедать.
Со временем Кит научился закрываться. День за днем в темноте подвала он выстраивал собственную линию обороны. Он представлял, как кромсает ножом тела жутких монстров, надвигающихся на него со всех сторон, как пускает им пули в раздутые рогатые лбы, и иногда всем телом ощущал, как теплой лавиной обрушивается на него волна вонючей, липкой крови.
В темноте он видел себя борцом-одиночкой, упакованным в непроницаемый доспех, с оружием в руках.
Грохот выстрелов катился по подвалам, монстры падали, разломленные пополам, выставив наружу дымящиеся кишки.
Через две недели он уже не боялся темноты.
Он приобрел другой страх — страх сдаться и показаться слабым. Потому что они едят слабых. Едят, пропускают через глотку и желудок, потом в прямую кишку, а в конце выдавливают через анус. Они торопятся; плохо переваренные части — руки и череп, выпадают из кишки последними. И они все еще похожи на человеческие. Человеческие руки в груде дерьма.
Кит вспомнил: это было намного позже. Он подавился крекером и испугался. На секунду показалось, что он умрет из-за чертового куска в глотке. Мистер Хогарт помог ему продышаться, а потом принес длинный узорчатый шарф Оливии Хогарт.
— В жизни может случиться что угодно, — пояснил он. — Ты ничего не должен бояться. Когда человек боится, он начинает вести себя бестолково. Кит, я все проконтролирую. Но ты должен почувствовать, как боишься, и должен победить этот страх.
И он затянул шарф на шее Кита, придавил ему грудь коленом.
Кит вспомнил: мистеру Хогарту было тяжело его держать. Его вспотевшее, красное от натуги лицо, нависшее над Китом, показалось ему жалким. Но сам он выглядел еще более жалким: размахивал руками, выгибался, хрипел и никак не мог взять свое тело под контроль. Глупое тело вело себя именно так, как предсказывал мистер Хогарт — бестолково.
Кит вспомнил.
Подумал немного и пошел к Саре. Она сидела на кровати и листала журнал. Увидев его, отложила журнал в сторону.
— В этом нет ничего плохого, — твердо сказал Кит. — Отец заботится обо мне. Если бы не он, я бы до сих пор боялся темноты.
Сара пожала плечами.
— Я тоже боялась темноты, когда была маленькая. Сейчас прошло. А как прошло у тебя?
— Само прошло?
— Само. Я стала старше, и подкроватные монстры исчезли. У детей богатое воображение.
Кит посмотрел но сторонам, не нашел, куда сесть, и сел на пол.
— Для девочки это нормально, — сказал он. — Девочек воспитывают иначе. Им не нужно выживать, найдется кто-нибудь, кто защитит.
Сара рассмеялась.
— Кто, Кит? Кто меня защитит? Ты?
Кит не защитил ее. Он не знал, чью сторону должен был принять — ее или родителей.
Он не знал и молчал, когда Оливия собирала вещи Сары, швыряя в сумки все, что попадалось ей на глаза.
Он не спустился вниз, чтобы попрощаться с ней.
И он поддакнул Оливии вечером, когда та удовлетворенно вздохнула и сказала:
— Наконец-то мы снова семья…
А мистер Хогарт поднял глаза от газеты и сказал:
— Никогда никого не приводи в наш дом, Кит.
Кит разгрыз вторую таблетку. Сначала он сомневался — стоит ли после этого садиться за руль, но теперь мышление приобрело такую четкость, что он убедился — стоит. Стоит и нужно.
Он не смог защитить Сару, но теперь все можно исправить. Он не смог пойти против родителей тогда, но теперь он старше, и сможет. Ничего не бояться. Главное — ничего не бояться. Тот, кто боится, — проиграл.
Кит глянул на часы. Оказывается, прошло всего семь минут. Вот она какая, вечность.
Он поднялся, вышел из комнаты и коротко стукнул в дверь душевой.
За дверью тут же умолкла вода. Несколько секунд было тихо, потом ручка дернулась, раскрылась пахнущая теплом и мылом щель, полная пара.
Томми, видимо, отмывался кипятком.
Пар запорошил зеркало, опустился на кафель тяжелыми каплями. От помойной вони не осталось и следа.
Томми стоял у раковины и сосредоточенно умывался. Рыжие мокрые волосы стали красными, поднялись хохолком. Между пальцев сложенных рук сочилась вода. Он помотал головой, поднял голову. Ресницы слиплись, зеленые глаза стали ярче.
И небывалая ясность мышления вдруг покинула Кита. Он с трудом понял и вспомнил, кто находится в его душевой. Томми словно заново появился в его жизни — вылупился из полиэтиленовых занавесок, уголок которых прилип к его влажному плечу.
«Им не нужно выживать, найдется кто-то, кто защитит».
Зачем Попугайчику выживать?
Найдется, тот, кто.
На Томми его, Кита, шорты. Слишком широкие, слишком длинные, и все в темных пятнах брызг.
Нужно найти ему джинсы и футболку.
Время-время, почему ты так немилосердно долго тянешься? Сколько минут Томми смотрит на Кита? Или секунд?
— Я научу тебя не бояться, — сказал Кит. — А ты научишь меня. У нас разные страхи.
И обнял Томми, как когда-то Сара обняла его самого.
Томми то ли плачет, то ли это все еще вода стекает с волос и каплями спускается по его щекам.
Томми не сопротивляется и не вырывается. Он замер.
Притворись мертвым, замри, и беда пройдет мимо.
— Ничего я тебе не сделаю, — сказал Кит. — Я на твоей стороне.
** *
Мелькнули улицы и дома. Тихий город укатился прочь вместе с медленно ковыляющей мисс Белл, Речной улицей, полной разноцветных обрывков, мостом с коваными перилами, парком, наполненным лиственным шумом.
Томми сидел на переднем сиденье, в узкую грудь впился ремень безопасности.
Кит заметил — стоит только добавить скорости, как глаза Томми широко распахиваются. Это состояние, в котором человек может забыть обо всем — обо всех бедах и проблемах.
Это состояние единения с дорогой, с милями, уходящими под колеса.
Город последний раз подпрыгнул и исчез.
Открылась трасса, закругленная у горизонта. Навстречу ей Кит разогнал «форд» до предела. Томми дернулся, потянулся и отщелкнул застежку ремня безопасности. Ремень исчез со змеиным свистом.
«Форд» летел, опрокидывая назад деревья, столбы и указатели. Мелькнуло пятно — кто-то голосовал на обочине. Пыль вилась тонким шлейфом.
— Поворот, — хриплым шепотом сказал Томми.
— Поворот?
«Форд» с визгом описал полукруг, похожий на ножевую рану консервной банки, вздрогнул, затрясся и снова набрал скорость.
— Охренеть, — сказал Томми. — Охренеть! А если полиция?..
— Станем героями местных новостей, — откликнулся Кит. — Погоня по шоссе, вертолет и пять машин с мигалками.
Томми откинулся на спинку кресла и засмеялся.
— А потом?
— А потом, — сказал Кит, — мы остановимся в тупике, у нас закончится бензин, я выйду из машины с карабином и успею сделать пару выстрелов, пока меня не прикончат.
— Что в это время буду делать я? — поинтересовался Томми.
Кит пожал плечами.
— Что ты хочешь делать?
— У тебя нет второго карабина?
Кит рассмеялся.
— Ты это серьезно, Попугайчик?
— Я так же, как и ты.
И повисла пауза. «Форд» карабкался наверх по узкой проселочной дороге, к светлой рощице, украшавшей холм.
Машина остановилась у кромки рощицы. Отсюда не видно было ни шоссе, ни города.
Кит достал из багажника охотничий карабин.
— Патронов пять, — сказал он Томми, заряжая карабин. — Больше я взять не смог — будет заметно. Но этого хватит, чтобы тебе объяснить.
Томми молча смотрел на его руки, на привычные движения, на поблескивающее дуло и потертый приклад.
Кит искоса взглянул на него, передернул затвор и шагнул в сторону.
Томми остался стоять у машины и смотреть в направленное на него дуло. Он не шевельнулся, только быстро и страшно побелел.
— Отойди от моей тачки, — сказал Кит и дулом карабина проводил Томми на пару метров в сторону. — Встань здесь.
Томми повиновался. Джинсы Кита были ему велики, и он машинально поддернул их одной рукой, а потом рука безвольно упала вдоль тела. Кит видел, как у него дрожат колени и как напряглись ключицы в слишком широком вороте футболки.
— Что ты будешь делать, если твой друг окажется не другом? — выкрикнул Кит, заглушая ветер. — Что ты будешь делать, если на тебя направлено оружие?
Томми стоял молча. Глаза у него затянулись обморочной мутью.
— Что ты будешь делать? Прятаться в помойку? Плакать? Сделай что-нибудь, Митфорд, иначе я тебя прикончу! Я считаю до пяти! Раз! Два!
Томми медленно потянул руки к лицу, но передумал и застыл в странной позе.
— Три! Митфорд, это не шутка! Я закопаю тебя в лесу, и никто не найдет! Собрался плакать? Хочешь мне что-то сказать?
Ветер усилился, и Кит привычно подал дуло карабина чуть правее.
Томми уловил это движение и вдруг выпрямился.
— Стреляй, — громко сказал он. — Я все равно не знаю, как объяснить матери, где моя одежда и телефон…
— Пять, — сказал Кит и нажал на курок.
Выстрел ударил в ветряной гул, с деревьев поднялась стая маленьких птичек и с паническим чириканьем закружила в темнеющем небе.
Деревья дрогнули.
Кит забросил карабин на плечо, как научил его отец, который любил молодецкие охотничьи позы, и подошел к лежащему на траве Томми.
Он стоял над Томми, но смотрел на кружащихся над ними птиц.
— В человека попасть куда легче, чем в такую мелкую птаху, — сказал он. — Стрелять маленьких птичек нужно уметь…
Он знал, что поступил правильно, но не мог совладать с собой — ему было остро жаль Томми.
— Все хорошо, — сказал он, бросая карабин на землю и садясь рядом с Томми. — Все хорошо. Ты молодец…
«Ты теперь герой, мальчик!»
— Томми, — позвал Кит. — Понимаешь, меня так воспитали… мне так легче…
«Чувствуешь себя героем, мальчик?»
— Меня так воспитали! — закричал Кит, хватая Томми за руки. — С самого детства! Я не виноват! Понимаешь? Томми… Он всегда говорил — так надо… Мне всегда помогало!
«Твой полузащитник получил травму, Кит?»
— Господи, да заткнитесь же!
Томми шевельнулся, сел и осмотрел себя.
— Хогарт, — дрогнувшим голосом проговорил он. — Ты говорил, что я псих?.. Ты мне сказал, что я псих?
Кит повернул голову. Томми смотрел на него с тупым любопытством. Так попугайчики наблюдают за хозяевами сквозь прутики клетки.
— Ты псих, — ответил Кит. — Одежда, мама… Если бы я хотел, то мог бы тебя убить.
Томми опрокинулся на спину. Птахи, потревоженные выстрелом, возвращались на свои места и вскоре закачались на тонких веточках на окраине шумящей рощи.
— Я тебя сейчас очень люблю, — сказал Томми. — У тебя еще четыре патрона, и по этой причине я тебя так люблю, что… вышел бы за тебя замуж. Стокгольмский синдром?
— Не знаю… но если я женюсь и у меня будут дети, я буду душить их в подвале, чтобы они выросли настоящими мужиками. Все, даже девочки.
— А я выращу типов вроде моей мамаши — они будут ходить во все церкви подряд и убивать животных.
Кит слабо улыбнулся.
— Эти четыре патрона… хочешь пострелять?
— Хочу, — сказал Томми и поднялся, опираясь на дрожащие руки. — Вон то дерево будет Бертом Мораном.
— Ты в него сначала попади.
И снова взметнулось птичье облако. Кит положил руку на руку Томми и вместе, одним общим движением, они передернули затвор.
** *
Кит вернулся домой поздно вечером. Он поставил в гараж «форд», покрытый пылью, осторожно вернул на место карабин — тот занял свое место между обрезом Savage-Springfield и пистолетом TEC-9.
Он медленно шел к крыльцу, сберегая удивительное ощущение — он наконец-то не один. Раньше он смутно подозревал, что ему стоит держаться особняком, никого не впуская в свою жизнь и ни к кому не проявляя интереса.
Сара сказала — тебе нужно обратиться в полицию, Кит.
Это была неправда. Киту не нужна полиция. Но все, кто его окружал, могли думать иначе. Все, кто вокруг него — люди без малейшего понятия о страхе. Они привыкли опираться на закон и не знают, что закон бессилен там, где все совершается правильно.
Сара смирилась. Она приезжает изредка и привозит таблетки, без которых Кит не может спать — это всего лишь бессонница, Кит, ею страдают множество людей.
Таблетки, без которых попытка заснуть оборачивается кошмаром. Это всего лишь кошмары, они всем снятся.
Многие принимают таблетки.
Сара смирилась и больше не подбивает Кита на посещение психиатра, на анонимные звонки в полицию… Она начинает понимать, что все правильно.
Она только начинает, а Томми принял сразу. Он даже не удивился. Сказал только, что родители — это важно и ничего с таким не поделаешь. Томми сказал, что понимает, потому что до сих пор не смог назвать свою мамашу сукой. Где-то в глубине души он уверен, что она все делает правильно. И Кит тоже уверен.
Томми сказал, что те, кто поступает неправильно — это Моран, Макгейл и Минди. Отчасти неправильно поступает Алекс Митчелл. Вспомнив его, Томми нахмурился. И даже Карла иногда поступает неправильно.
Кстати, оборвал Попугайчик сам себя, я слышал, Минди вот-вот станет твоей подружкой… Девчонки разбалтывают все, и Карла не исключение, она где-то слышала… Если ты будешь парнем Минди, то я не смогу с тобой общаться, сказал Попугайчик.
У меня было с ней неудавшееся свидание, ответил Кит. Я не перезвонил, и она злится. Ничего в этом нет, Томми.
Томми глянул коротко и смутился. Прости за расспросы, сказал он. Я сам не знаю, зачем спрашиваю.
Все нормально. Все нормально, Томми.
Кит довез Томми до дома — тот накинул ремень безопасности и долго возился, пытаясь отстегнуться. Кит не стал включать свет и молча ждал, пока Томми справится с ремнем.
— Я тебя не сдам, — сказал Томми. — У меня спросят, в чьей я одежде, но я тебя не сдам.
Он взялся за ручку двери, но не торопился выйти.
Тогда Кит обхватил его одной рукой и прижал к себе. Несколько минут они сидели молча. Томми тихо дышал, прижавшись виском к плечу Кита.
— Давай, Попугайчик, — в конце концов сказал Кит. — Полетел.
Томми кивнул и вышел из машины. Кит следил за ним до тех пор, пока дверь дома Митфордов не закрылась за ним.
А теперь он открывает собственную дверь.
Хогарты принимали неожиданных гостей. На диванчике чопорно сидела миссис Хайтауэр и маленькими глоточками тянула чай из фарфоровой пузатой чашечки.
Напротив нее с выражением холодной вежливости сидела миссис Хогарт, а рядом с ней красный и надувшийся мистер Хогарт. Меж чашечек на столе особняком держалось блюдо с бисквитными крошками.
Завидев Кита, миссис Хайтауэр поднялась, моргнула лягушечьими глазками и начала прощаться.
Кит посторонился, пропуская ее.
Миссис Хогарт тут же отправилась на кухню, прихватив блюдо с крошками. Мистер Хогарт жестом приказал Киту сесть.
Рядом с его блюдечком лежал нож с острым кончиком и белым лезвием.
— Сегодня у нас день гостей, — сказал мистер Хогарт. — Званых и незваных. Миссис Хайтауэр пригласил я. А кого притащил ты?
В дверях показалась миссис Хогарт.
— Кит, — укоризненно сказала она. — На полочке в ванной беспорядок. Я расставляла бутылочки и флаконы по цветам, а теперь они перемешаны.
— Я сейчас разберусь, — утешил ее мистер Хогарт, и Оливия снова исчезла.
Мистер Хогарт долго и молча переставлял чашечки, освобождая место на столе. Кит смотрел на его руки и машинально подсчитывал количество почти сквозных вмятин на поверхности, до этого прикрытой кружевной скатертью-салфеткой.
— Ты привел сюда мужчину, — сказал мистер Хогарт. — Миссис Хайтауэр заглянула в окно и увидела, что он ходил здесь голым. В душе переставлены флаконы. Я говорил, что театры не доведут тебя до добра.
Он дернул руку Кита и прижал его пальцы к столу. Размахнувшись, всадил нож в стол. Лезвие слегка царапнуло предплечье.
— Я воспитываю тебя настоящим мужчиной, Кит, — задыхаясь, выговорил мистер Хогарт, — я всю жизнь на это положил. А ты притаскиваешь в мой дом голых мужиков.
Нож снова ударился в столешницу, чашечки зазвенели.
Кит прикрыл глаза. Он не хотел видеть лезвие, не хотел думать о нем — привычка. Это раньше было страшно, а теперь он знал — просто не нужно думать о том, что какой-то лысый мужик колотит охотничьим ножом возле твоей руки.
— Смотри на меня! — заорал мистер Хогарт, срываясь на визг. — Я тебя сейчас ничему не учу! Я спрашиваю — как ты до этого докатился? Что ты с ним тут делал?
Удар. Еще удар. Снова слегка обожгло кожу.
— Я твой отец и требую ответа! Не заставляй меня снимать с тебя штаны и проверять твою задницу! Думаешь, я не сделаю этого? Думаешь, ты взрослый? Ты такое же малолетнее дерьмо, каким был в детстве, когда боялся спать один! Ты думаешь, ты что-то из себя представляешь? Это мне решать, а не тебе! И я решаю — ты по-прежнему сопливая баба, ты по-прежнему слабак! И если я решу, ты снимешь штаны! Вставай и снимай штаны, Кит! Это я тебе сказал, твой отец!
Кит молча поднялся.
— Дорогой! — донесся голос миссис Хогарт. — У него смята постель! Я утром…
Голос миссис Хогарт не пробился сквозь звон и грохот. Маленький кофейный столик не выдержал веса мистера Хогарта и распластался на полу, сломав все свои ножки. Пузатые фарфоровые чашечки покатились и рассыпались на крошечные кусочки. Вазочка выплюнула порцию джема, и мистер Хогарт вляпался в джем рукой.
— Ах ты!... — с удивлением забормотал мистер Хогарт, пытаясь подняться. — Ах ты, сучонок!.. Это ты на отца? Это ты со мной, отцом?..
Кит отодвинулся. Ему стало до омерзения противно: маленький человечек, копошащийся на полу, красная лысина с вздыбленными над ней волосками, пальцы, испачканные в варенье… Отлетевший в сторону потертый тапочек.
Жалкое зрелище. А ведь Кит ничего ему не сделал. Просто подтолкнул плечом, как на поле подталкивал раннинга чужой команды, сбивая его с толку и вовлекая в кружение полузащитников.
— Я ему сейчас покажу, — хрипел мистер Хогарт, ища очки. — Я ему сейчас покажу, кто здесь настоящий мужчина… Оливия, неси револьвер! Он у меня сейчас обделается…
Миссис Хогарт вбежала в гостиную, как белка выбегает на тропинку в парке — бестолково и испуганно.
— Кит, зачем ты ударил папу? Дорогой, поднимайся, кругом стекло…
— Я его ударил? — удивился Кит. — Да он просто на ногах стоять не умеет.
— Он твой отец…
— Я твой отец!
— Ох, бля… — сказал Кит и рассмеялся. — А ты не могла выбрать мне в отцы что-нибудь такое, что хотя бы похоже на мужика?
— Сучонок! — заорал мистер Хогарт. Он уже нацепил очки и теперь нервно пытался попасть ногой в тапочек. — Это все твой папаша, Оливия! Он всегда оскорблял меня при сыне! Он ни во что меня не ставил! Это он научил моего сына таким вещам!
— При чем здесь папа, дорогой… — растерянно лепетала миссис Хогарт, собирая стеклышки в ладонь.
— Он! Он! — визжал мистер Хогарт. — Он сказал, что отдает тебя мне только потому, что ты дурра! Тупая дурра! Тупая дуу-у-у-р-ра!
Миссис Хогарт бросила осколки на ковер, привалилась к дивану и тихо заплакала.
— Я вызову полицию! — заорал мистер Хогарт, выставляя вперед руку с небольшим синяком у локтя. — Я вызову полицию, и они уделают тебя, выродок!
Миссис Хогарт заревела сиреной.
Кит развернулся и вышел. В кухонном окне он увидел прямоугольничек окна миссис Хайтауэр. Сама миссис Хайтауэр тут же опустила штору и ушла вглубь комнаты.
Кит заперся у себя, сбросил на кровать пропыленную куртку, хранившую еще запах пороха и пыли.
Внизу выли и орали.
Кит раскрыл ноутбук, терпеливо выждал загрузку и сразу же выбрал в меню закладок блог Томми.
С того момента, как Томми ушел домой, прошло не больше полутора часов. Может быть, его буря уже тоже миновала, и он успел оставить какую-то запись?
Никаких записей не было.
Тогда он набрал номер мобильного Томми, но телефон не отвечал. Кит с трудом вспомнил, что день для него начался с того, что пришлось вытаскивать Попугайчика из помойки, где и пропал мобильник.
Пришлось полистать телефонную книгу и найти стационарный номер Митфордов.
Кит не думал о том, что было договорено — не подставлять друг друга. После того, что случилось у него дома, он начал нервничать из-за Томми.
— Здравствуйте, — сказал он. — Миссис Митфорд? Могу я поговорить с Томми? Мы учимся вместе. Кит. Он знает.
Миссис Митфорд несколько секунд соображала, а потом все-таки позвала Томми.
— Подожди, поднимусь наверх, — сказал Томми. — Мне повезло и не повезло одновременно. Я пришел, а тут Алекс. Он торчал у меня с четырех часов, а мама не устраивает скандала при посторонних.
— Что он сказал?
Томми замялся.
— Всякое. Хрен с ним. Проблема в том, что Макгейл всем растрепал, как весело выбрасывать меня в помойку, и покатилось… Я еще ничего не решил, но…
— Успокойся, Томми, — прервал его Кит. — Все будет нормально. Я теперь все могу. Я не буду держаться в стороне.
Томми фыркнул.
— Я не прошу помощи.
— А я тебе помощь и не предлагаю. Но мы же друзья, верно?
Томми помолчал немного и переспросил:
— Мы друзья?
Киту показалось, что его вопрос прозвучал разочарованно.
— А тебе не надо, Митфорд? — резко спросил он. — Если тебе не надо, так и скажи, выкину тебя из головы и валяйся по своим помойкам, если тебе так лучше живется.
— Ки-и-ит!
— Что у тебя там? — насторожился Томми.
— Ничего.
В запертую дверь что-то ударилось.
— Тебя зовут?
— Митфорд, какого черта ты лезешь? Все, что я мог, я тебе сегодня рассказал, остальное не твое дело.
— А-га, — раздельно ответил Томми. — Ну тогда давай, кьюби, спокойной ночи. Нооомер семьдесят два-а-а! Выходит на по-о-оле один и гордый, как бара-а-ан!
Кит от злости прикусил собственный палец.
— На себя посмотри, птичка певчая, — бросил он. — Я хотя бы на поле выхожу.
— Блядь, — сказал Томми. — Хорошо, Хогарт. Я тебя понял.
Он положил трубку первым. Кит бросил телефон на кровать и повернулся к двери, содрогающейся от ударов.
— Я тебе покажу! Я тебе покажу, кто тут мужик! — орал мистер Хогарт, а миссис Хогарт, как заведенная, повторяла: «Не надо… не надо, дорогой… не на-а-адо-о-о-о!..»