Теперь и навсегда

      Когда в средней школе его баскетбольный клуб проигрывает пресловутой Тейко, Такао Казунари клянет на все лады Мидориму Шинтаро. Он не успокаивается еще долго.       — Когда я пойду в старшую школу, я заставлю его заплатить, — дает он слово. — В какой бы команде он ни оказался, я уделаю его, как Бог черепаху. Он не посмеет снова на людях показаться, когда я с ним закончу!       С Такао уже связались из Шутоку. Шутоку — Король Востока, Такао уверен на все сто, что в какую бы команду Мидорима ни попал в старшей школе, команда Шутоку будет достаточно сильной, чтобы ей противостоять, и свой реванш он возьмет.       — Ты чего так прицепился к атакующему защитнику? — недоумевает его друг. — Твоей заботой был разыгрывающий. Не с него ли и спрос?       — Не разыгрывающий… — Такао буквально прикусывает язык, едва успев оборвать себя на полуслове. Не разыгрывающий защитник меня убил в нашей прошлой жизни. ***       Такао весьма скептично настроен против любых разговоров о реинкарнации, как о чем-то романтичном по своей природе. Люди всегда болтают о «великой любви» из своих прошлых жизней, и это весьма популярная тема в литературе и кинематографе — мол, человек, с которым вы любовники в этой жизни, в прошлой жизни тоже мог быть твоим избранником.       Хрень собачья.       Такао что-то не помнит никакую такую великую любовь в своей прошлой жизни — о, ну, конечно он помнит пару-тройку дружков-подружек, и еще парочку безымянных тел на одну ночь, — но никого, по кому бы он сох и с кем мечтал воссоединиться в следующей жизни.       Вместо этого он хорошо помнит, как сильно ненавидел человека, которого теперь знает, как Мидориму Шинтаро. Они служили враждующим лордам, и Такао всегда воспринимал Мидориму как своего личного заклятого врага, потому что задания, которые они оба выполняли для своих лордов, довольно часто заканчивались для них стычками. Но все их битвы, в которых каждый из них одерживал свои маленькие победы и терпел унизительные поражения, закончились абсолютной победой Мидоримы, когда тот убил Такао.       Еще с тех пор, как Такао был совсем маленьким, а родители и воспитатели дружно приписывали ему сверхразвитое воображение, он затаил обиду за то свое фатальное поражение в прошлой жизни. Память о прошлой жизни не значила для него ничего особенного — в ней не было ни сильной любви, о которой бы он тосковал, ни незавершенных дел, ни намерения разыскать своего лорда, чтобы снова ему служить.       Но его не покидало ощущение, что если он когда-нибудь встретит своего заклятого врага еще раз, то все будет по-другому. На этот раз он выйдет победителем из их схватки. ***       Вот по этой-то (и не только) причине, Такао чувствует себя обманутым, когда обнаруживает Мидориму Шинтаро в Шутоку. ***       Судьба выбирает безусловно приводящий в бешенство способ его обдурить, потому что он может, конечно, подождать до колледжа, без проблем, но это займет годы и не отменит того факта, что сейчас они в одной команде. Быть с ним заодно ощущается противоестественно. Слишком долго Такао думал о Мидориме, как о враге, и по правде говоря, он даже не уверен, что в принципе понимает, как теперь с ним взаимодействовать. ***       Очень недолго — настолько мимолетно и ненавязчиво, что это даже внятной мыслью считать нельзя — Такао играет с идеей незатейливого убийства. С точки зрения кармы это будет очень даже справедливо.       Но идея изначально тупая, и потому не рассматривается даже как внятная мысль.       Мир теперь устроен иначе, а Такао слишком симпатичный для тюрьмы. ***       Похоже, что раз уж он не может навалять Мидориме, то единственным выходом будет заставить его признать, что он тоже силен.       (И это, между прочим, унизительно и бесит — в этой жизни у Мидоримы неоспоримое преимущество в баскетболе. Вполне возможно, что Такао никогда так и не сможет обставить его в игре. Но заставить эту каланчу признать талант Такао… Что ж. Это лучшее из того, что он теперь может сделать). *       — У тебя ко мне какие-то претензии?       Такао даже не знает, плакать ему или смеяться. Он не хочет распсиховаться и заистерить, и задушить никого тоже не хочет (вероятность чего весьма высока), поэтому вместо всего этого смеется и говорит:       — Можно и так сказать.       Ты меня убил. Ничего личного, я бы то же самое сделал, будь у меня шанс, да я, в общем-то, и пытался, и пытался достаточно часто, ты просто успел первым, и, да, у меня к тебе еще какие претензии.       Ничего из этого он все равно не может сказать.       Его немного задевает мысль о том, что Мидорима совсем не помнит их смертной вражды. Еще сильнее задевает мысль, что Мидорима даже его самого не помнит вообще. (Но тут, полагает Такао, дело уже в том, что в средней школе он не произвел особого впечатления, раз Мидорима не вспомнил их прошлую жизнь).       Так что, он сводит все к баскетболу. И этого ответа, судя по всему, вполне достаточно. ***       И вот, что Такао говорит сам себе: я держусь к Мидориме поближе только лишь для того, чтобы не упустить свой шанс отомстить. Это типа такой хитрый план, для которого в прошлой жизни не было путей реализации, раз уж они оба были в курсе, что враждуют, но теперь-то преимущество на его стороне. Если он притворится, что они друзья, то получит карт-бланш. Он сможет и убедить Мидориму в своей силе, и узнать его слабости одновременно. И когда придет время (в колледже, решает Такао, или даже чуть позже), то у него на руках будут все козыри для осуществления своей мести.       И он появляется везде, куда ходит Мидорима. Он возит его в повозке, он вытаскивает его на прогулки, он зовет его идиотским прозвищем, и постепенно он пробивается за возведенные Мидоримой барьеры. ***       Он не знает, когда все меняется. Когда он перестает притворяться и становится Мидориме настоящим другом. Но он точно знает, когда перестает врать самому себе — после игры с Ракудзан, когда Мидорима выглядит таким подавленным, что это чувство передается Такао, и все, чего он хочет, это обнять его и разделить боль поражения на двоих.       Он скрещивает руки на груди, чтобы просто удержать себя на месте.       Бля, думает он. Ну, что за отстой. ***       Это словно заново ему проиграть — влюбиться в него.       Это словно Мидорима убил его еще раз. ***       После этого Такао приходится избегать Мидориму несколько дней. Когда заканчивается Зимний Кубок, он пытается ограничить с ним все контакты.       Вот только Мидорима задачу не облегчает. И теперь Мидорима появляется везде, куда ходит Такао, Мидорима становится тем, кто всегда поблизости.       Наконец, у Такао не остается другого выбора, кроме как раздраженно прикрикнуть на него:       — Хватит за мной бегать!       — Хватит от меня убегать, — парирует Мидорима.       — Я не… Шин-чан, это просто смешно.       — Да? — говорит Мидорима.       А потом он резко шагает ближе, и вот они уже целуются.       Целую секунду Такао проводит в полном шоке — меньше всего Мидорима создает впечатление человека, который станет делать первый шаг, и еще меньше — того, кто будет целовать с таким остервенелым напором. Такао отвечает с равной силой, прежде чем отпрянуть.       — Постой-ка, если это…       — Ты этого хочешь? — говорит Мидорима севшим от звучащего в нем желания голосом, и Такао оказывается совершенно беззащитен перед его звуком. — Если нет, скажи, чтобы я знал, и мы никогда больше не поднимем эту тему.       Такао знает, что ему бросают вызов, едва его слышит, и еще не было такого, чтобы он уходил от вызова, брошенного ему этим человеком, ни разу.       — Черт, да. Хочу.       Потому что не важно, сколько жизней Такао помнит, он все равно подросток, и сейчас именно поцелуи — самое важное в этом промежутке его жизни. ***       Много, много позже, когда все у них хорошо, и Такао думает, что наконец-то обрел душевный покой (который, вероятно, все же лучше жажды мести, с какой стороны ни глянь), Мидорима у него дома и они вместе занимаются. Мама Такао приносит им тарелку с фруктами на перекусить.       Такао неспешно выбирает ягоду клубники и она уже на полпути к его рту, когда Мидорима выбивает ее у него из руки.       — Не ешь это, дурень, ты же знаешь… — Мидорима не заканчивает фразу.       Такао тупо пялится на него, чувствуя себя при этом так, словно Мидорима врезал ему по лицу. Медленно, подрагивающими пальцами он все же берет другую ягоду и съедает ее.       — У меня нет аллергии на клубнику, Шин-чан, — тихо говорит Такао. — Не в этой жизни.       Мидорима не отвечает. На взгляд Такао — в том числе.       — Как давно ты вспомнил?       Он наблюдает, как Мидорима сглатывает, наблюдает, как он обдумывает ложь, замечает момент, когда он сдается.       — С нашей первой встречи. В средней школе.       — Ты…       Такао не знает, как выразить все это словами.       — Я выбрал Шутоку из-за тебя, — добавляет Мидорима еле слышно.       — Так все это было враньем? — Такао вскакивает на ноги, не зная толком, что собирается делать дальше. Он так зол, он чувствует себя преданным и, наверное, вполне способным на убийство, просто здесь и сейчас. — Чтобы снова победить?       — Нет! — Мидорима повышает голос, тоже поднимаясь на ноги и делая шаг к Такао. Такао отступает, потому что если Мидорима его коснется, он может слететь с катушек. — Нет, Такао. Я… Я не хотел быть тебе врагом.       Такао смеется, и в этом звуке столько горечи, что у Мидоримы сжимается сердце.       — Я клянусь тебе. Я и в прошлом не хотел с тобой враждовать.       — Ты выбрал забавный способ это показать, — огрызается Такао. И почему он ждал чего-то другого от человека, который однажды его уже убил?       Мидорима вздрагивает от этих слов.       — Я не смог жить после того, что сделал. Я убил себя почти сразу. Я знаю, ты не веришь мне, но я любил тебя, даже тогда. Я хотел… Я хотел второй шанс. Чтобы все сделать правильно. Я хотел быть тебе союзником, а не врагом. Только по этой причине я и притворился, что не помню. Я хотел… Пожалуйста, Такао, я хотел быть с тобой.       Было бы так просто отомстить прямо сейчас. Все, что ему надо сделать, это развернуться и уйти, никогда больше не говорить с Мидоримой, разбить ему сердце. Идеальная месть.       Но.       Разбить сердце Мидоримы было бы славно и все такое, но Такао не хочет разбивать свое собственное. Ярость покидает его, он тяжело опускается на пол там же, где стоял, и когда Мидорима садится рядом и прижимает его с себе, он даже не шевелится.       — Прости меня.       — Не убедительно, — голос Такао звучит глухо из-за рубашки Мидоримы. — В твоих же интересах, чтобы теперь я был счастлив.       — Обязательно, — обещает Мидорима. — Теперь и навсегда.

— конец —