Don't let me drown

Lil HBK – New Benz

Даня потерялся. Лет с восемнадцати он то пьет, то находится под кайфом, лишь бы заглушить блядских демонов в голове. Его вечно пидорасит, как сопливого подростка: он то смеется без остановки и полон сил, то пожирает самого себя изнутри, желая себе самой мучительной смерти. И где-то между бэд трипами*, бесконечными вписками и буханием в одиночестве он крепко обнимает Лизу, стараясь излечить хотя бы ее боль. Лиза его спасательный круг в этом океане отчаяния, он чувствует себя чуть-менее-мертвым, когда вдыхает запах ее волос и шепчет какую-то ерунду. Даня даже не помнит, кто хозяин этой квартиры, где он нажирается в хламину и мечтает поскорее разъебать свою черепную коробку о стену. Кашин лишь делает еще один глоток непонятно чего (какой-то парень с забитыми руками всучил ему этот стаканчик с адским месивом. на вкус немного отвратно, но вставляет хорошо), слегка морщится и закуривает. Яд погружается в легкие, грудную клетку наконец жжет еще от чего-то помимо вечного чувства тяжести, у Данила чешутся кулаки. Пьяный Кашин — необоснованная агрессия в чистом виде. Кто-то может криво посмотреть, и он уже готов избить этого несчастного до потери пульса, лишь бы почувствовать жжение в кулаках. Сейчас нет рядом Лизы или Руса с Юликом, которые остановят, дадут пизды и отправят спать. Сейчас это опасно, но от этого украсить лицо особо выебистого парниши хочется не меньше. Данил тушит сигарету о диван, прожигая его, хрустит костяшками и шеей, встает и наносит первый удар ровно в нос тому дерзкому блондинчику. Незнакомцу лет восемнадцать от силы. Максимализм и алкоголь не дают пареньку трезво думать, и он просто бьет в ответ коленом в живот, не обращая внимания на кровь, фонтаном хлещущую из носа. Даня кряхтит, группируется, чувствует адское жжение, но просто так не сдается и наносит пару ударов по лицу, прижимая мальца к стене, перед тем, как их разнимают, и его выпинывают из этой квартиры. На дворе конец октября, по ночам температура опускается чуть ниже нуля, и Дане действительно холодно в одной ветровке. Он выпускает облачко пара и роется в карманах в поисках сигарет, но пачку, видимо, оставил на этой квартире, а подниматься даже опасно в какой-то степени, поэтому он топает до ближайшего круглосуточного магазина (благо в заднем кармане джинс находится чудом уцелевший косарь). Кашин покупает пачку красного Честерфилда, фирменную зажигалку магазина и ведется на аттракцион невиданной щедрости, покупая шоколадку по скидке (что с ней делать он решит потом). Продавщица морщит нос от запаха алкоголя, идущего от Данила, но ему настолько похер, что он этого даже не замечает. Холодный ветер забирается под кожу, мурашки табуном бегут по спине. Даня открывает пачку и переворачивает первую сигарету (в эту примету давно уже не верит, но по привычке все время делает это, выкуривая сигу последней и загадывая одно желание: чтобы все было не хуево), достает другую и обхватывает ее губами. Он чиркает зажигалкой, и огонь получается добыть только с пятого раза. Пламя лижет кончик сигареты, поджигая его. Кашин затягивается, смотря на ночное небо. Данила штормит то ли от алкашки, то ли от крепости сигарет. Его шатает из стороны в сторону, и ноги доносят его домой. Но дом — это не то место, где он живет, нет. Эту берлогу даже квартирой можно назвать с натяжкой, а домом уж точно назвать нельзя. Дом Дани там, где находится низкая вечно пьяная девушка в брекетах. Неред встречает его прищуренными глазами и запахом перегара, смешанного с отчаянием. Она родная до боли, она тот человек, что топит себя и Даню, она одна из немногих причин жить. — Опять плакала? — язык заплетается, разум затуманен, но это не мешает ему заметить опухшее лицо и покрасневшие глаза, обрамленные влажными ресницами. Лиза смаргивает слезы и прижимается к лучшему другу. Они лежат на полу, обнимаясь и слушая какое-то грустное дерьмо. Они не говорят друг с другом, лишь слушают тишину и стараются заглушить отчаяние и боль обоих. Лиза забирает у Кашина пачку сигарет и сама закуривает. Она не курила около года, и едкий дым дерет горло, она готова закашляться, но все же не делает этого, продолжая травить себя. — Я, блять, так заебалась, — она выдыхает, уставившись в потолок. — Знаю. Я тоже, — Даня крепко ее обнимает, задумываясь о том, насколько же заебалась Лиза, раз теперь еще и курит. *** Погода за окном похожа на дерьмо, словно подстраивается под настроение Лизы. Дождь стучит по стеклу, а мысли стучат в висках, не давая жить. Хочется оторвать к хуям голову и не думать. Мозг ебет сознание и психику уже неделю.  Лиза даже не ест, лишь бухает, не просыхая, и скуривает легкие до пепла. Даже за пределы дома выходить не надо: магазин есть прямо в доме, поэтому она босиком спускается вниз, покупает алкашку и сиги и возвращается разлагаться в квартиру (домом ее получается назвать только когда Кашин приходит, но эту неделю она его не пускает). Эмоции не получается заглушить даже привычками, а резаться она не может: обещала Кашину, поэтому кулаки подружились с бетонной стеной, и в такие моменты все становится ненадолго заебись. Боль пульсирует не в голове и не в мыслях, а в многострадальных костяшках, которые в первый же день покрылись кровью. Она похожа на какую-то особо неудачную фарфоровую куклу в этой безжизненной позе, оперевшись о стену, со своими стеклянными глазами и торчащими во все стороны волосами. В трезвое (насколько это вообще возможно) состояние ее возвращает звонок в дверь. Даже не вставая, Лиза понимает, что это Даня. Вставать совершенно не хочется (за неделю это превратилось в своеобразную игру: через сколько он уйдет домой. в последний раз он ушел утром). Она просто сидит в коридоре, отравляя организм табаком. Через десять минут терзания дверного звонка ключ в двери поворачивается, и Лиза даже охуевает, потому что ключа у него, вроде как не было. Рыжий проходит в коридор и садится на корточки перед подругой. — Долго ты еще хуйней собралась страдать? — видеть Кашина злым по отношению к себе непривычно, но она так заебалась, что даже бояться сил нет. — Я и не страдаю, вроде как, — тон ледяной, будто режущий. Дане пиздец страшно за нее. — Мы думали, что ты тут уже сдохла здесь нахер. Двери не открывала, на звонки не отвечала. Мы все испугались, Лиз, — Неред снова дает волю эмоциям и плачет навзрыд, ловя губами губы Данила. В коридоре темно и холодно, потому что Лиза открыла балкон и все окна в квартире (каким только ебучим чудом она не простудилась), Лиза холодная, как лед, ее руки на шее Дани мгновенно вызывают мурашки. Он тянет ее толстовку наверх, снимая, и бросает рядом. На предплечьях следы от порезов, на кистях ожоги от сигарет, и Кашин целует каждую рану, будто бы пытаясь излечить и физические, и душевные раны, но он бессилен, как и она, поэтому остается лишь глушить боль поцелуями. Неред оказывается под Данилом и шипит, ударившись лопатками об пол, и Даня, как бы извиняясь, притягивает ее ближе к себе. Засосы на шее увеличиваются в арифметической прогрессии, Лиза тихо стонет, выгибаясь в спине. Она стягивает с Кашина футболку и переворачивает их обоих, оказываясь сверху. Тянется за поцелуем, переходит по подбородку через шею к ключицам и оставляет синяки. Жарко, грязно. Девушка царапает ногтями торс лучшего друга и расстегивает ремень и джинсы, помогая стянуть. Дане сносит крышу, и он прижимает Лизу к полу, кусает ее губу, расстегивая лиф. Джинсы вместе с трусами улетают к двери, Данил на время отстраняется, ищет резинку в кармане и избавляется от своих трусов. Он берет ее прямо на полу в коридоре, и они оба знают, что пожалеют об этом, как только все закончится, но им просто жизненно необходимо потопить друг друга еще раз. Лиза безжизненно лежит на груди Кашина, тот перебирает ее русые спутавшиеся пряди. — Это фиаско, — звучит из уст Лизы, пронзая тишину. — Нам осталось только на регулярной основе ебаться до полного уничтожения, — они оба глотают слова о том, что не против вообще-то. Они снова потопили друг друга, пытаясь вытащить на поверхность.