* * *
На запястье осталась помада. Руслан заметил её, когда смог, наконец, вырваться из тисков Жени, чтобы переодеться в своё домашнее. Ну, то есть в домашнее Кирилла. Тогда-то длинные рукава кардигана перестали прятать жирный тёмный след. Что-то внутри него снова расщепилось. Он почувствовал это — как чувствует человек, обломивший зуб о камень в куске хлеба. Напоролось, хрустнуло. Поломалось. Нарастающая злоба обожгла горло и улеглась в груди дьявольским, горячим сгустком. В сердцах хлопнув дверцей шкафа, Руслан прислушался к смеху — на кухне заливался Гоша. Он редко смеялся и ещё реже смеялся взахлёб, но сегодняшний день в принципе выходил из ряда вон всего и вся. Накладывалось слоями. Безумное сценическое волнение, такое же нестерпимое ликование и следом — эта глупая обида. Глупая же? Правда? По возвращении Руслан обнаружил, что за время его недолгого отсутствия дело приняло несколько сюрреалистичный оборот. Кирилл почему-то разместился на полу и смотрел в экран сотового слепым полубезумным взглядом. Женя вертела в наманикюренных пальцах палочку и настукивала какой-то ритм на эмалированной кастрюле с двумя пастозными ромашками на жёлтом боку. В кастрюле высыхали пельмени. Гоша ржал — Руслан уже привык, что чувство юмора главного музыкального гения группы оставляло желать адекватности, но в этот раз он ржал не беспричинно, а, собственно, над Максом, который зачем-то пытался наиграть долбанного кузнечика сидящего в долбанной траве, выкручивая пальцы и скрипя зубами. — Нас выложили на ютуб, — не своим голосом прошелестел Кирилл. — Люди добавляются в группу контача. — Откройте форточку! — рявкнул Макс, всем видом игнорируя новости с пола. — Жарко! — Это Руслан надышал, — хихикнула Мёрдж. Они опять были очень ебанутые. Запредельно. Неописуемо. Смеялись и пили, пересматривали видео, снятое кем-то из толпы, и с удовольствием погружались в чужой интерес к своему творчеству. Периодически оживали телефоны — звонили то друзья, то знакомые через пятое колено. Новость бродила по мессенджерам. А Руслан неприкаянной душой бродил по чужой квартире. Ещё пару часов назад он был наполнен чем-то, ощущал единство, стайность, крепкую сплочённость. Клубок. Теперь были они. Они и он, отрезанная пуповина. Вроде бы и жизненно важный, но здесь и сейчас… рудимент. И что-то во всём этом было мучительно, до боли неправильно. Вообще-то плохая идея — привыкать к чему-то. К чистому загородному воздуху. К вкусной, нехлорированной воде. К шелесту эмоций в сердце. Потому что отберут — не восстановишься… А чувства — страшная вещь. Должна вроде бы на человека работать, а нет, работает на себя. И сложно бороться, когда слабость прописана внутри. Выжжена, сколочена генным кодом. Один раз позволил себе нежность и всё. Никуда от неё не денешься. Когда Кирилл и Макс ушли проветриться, Руслан опрокинул в себя стопку водки и трагично обрушился на стол. Женя коснулась его затылка. Погладила осторожно, как умеют только девчонки — с заявкой на материнскую заботу. — Тебе сейчас нелегко, да? Шок? Оно пройдёт, Руслан. Всё пройдёт. Кое-как усевшись ровно, он повернулся к ней и увидел мягкие, пьяные, всепонимающие глаза. — Ты любишь его? — голос был едва различим, но Гоша услышал и фыркнул с подоконника. — Да. И это хорошо, что он не поймёт. Я должна тебе кое-что сказать... Мёрдж устало потёрла глаза с немного поплывшим макияжем. Если честно, то лёгкая небрежность в подводке смотрелась на ней даже как-то гармоничнее, чем идеальные стрелки и пафосные блестюшки. И Руслан вдруг понял, что правда её любит. Как друга, как шестерёночку их общего механизма. Как человека. — Если тебе показалось, что Кирилл шибко внимательный, — не ведись. Оба слепые. Глазами не видят — они ориентируются в обществе скорее интуитивно… а простые вещи для них как математические задачки сложнейшего уровня. Как ты думаешь, почему Макс бросается на него с кулаками, когда сильно волнуется? Это язык такой. Один Кирилл может его понять. Мы не можем. Или не до конца. — Да. Я много раз ошибался. — Я тоже. Потому что человек всегда теряется перед кем-то, кто выбрал путь исправления. Несмотря на то, каким он станет в итоге, прошлых ошибок ему не забудут. И, что важнее, он сам их не забудет. А значит, никакого чистого листа не существует. Хотя им обоим очень хотелось бы в это верить. И Кириллу намного сильнее, чем Максиму. Я это к чему… Она задумчиво пропустила сквозь пальцы волосы и заправила их за аккуратное ушко. — Марина — ошибка, которую он очень хочет исправить. Это невозможно, но он мечтатель. Поэтому сначала спроси, о чём он думал, и только потом руби, ладно? — Руслан, а ты давно выезжал куда-нибудь? — внезапно спросил Гоша. И снова потянуло-поползло-покатилось. Общность. Близость. В трещину обвалилась новая земля, и стало уже не так больно. Задышалось. — Давно. — Тебе отдохнуть бы, новых впечатлений понабраться. Возьми своего братца в охапку и в лес за озером. Зимой там очень красиво. Медленно, как старый кот с больными суставами, Гоша перелез на табуретку поближе. Достав бутылку, плеснул в стакашки. Потёр бородку и идеально спародировал интонации кассиров Макдональдса: — Итак, свободные уши! — Талант бармена проклёвывается? — мурлыкнула Женя. — Скорее талант всепрощающего диктофона, — в тон отозвался Гоша. — Ну? Пока альфа-самцы курят, у вас есть шанс высказаться на объективно сложные темы многогранной любви в нашем маленьком коллективе. — Неужели так заметно? — Руслан потёр ладонями щёки и даже убедил себя, что покраснел из-за алкоголя. — Кирилл нам рассказал, — призналась Женя. — Всем, кроме Макса. Макс психанёт. Он привык, что является самым близким к Кириллу существом с членом между ног. — А ещё он ранимая лань, да, — напомнил Гоша. — Будет воевать. И вечно шутить, что ты попал в группу через постель. Мне вот, в отличие от него, ваще пофиг — пока вы не лезете мне в штаны, делайте чё хотите. Но у Макса своя сферическая логика. Я затрудняюсь предсказать реакцию. Они помолчали, думая каждый о своём. А затем Женя решила признаться. — Хорошо, я буду первая. Макс — спонтанный долбоёб, но я от него без ума. — У меня, в общем-то, та же проблема, — идиотски хихикнул Руслан. — Только имя поменять. — За нас, — улыбнулась Женя, поднимая стакан. Руслан кивнул и тоже возвёл порцию. В целом, это было не так уж сложно — признаться, наконец. Во всём. Сказать, что любит. Сказать, что да, музыка Кирилла заставляет сердце рваться на куски. Сказать, что для полного счастья Руслану она теперь необходима. И ведь хуже всего, что бестолковый мудак так нихрена и не понял, несмотря на то, что ему всё это было сказано прямым текстом. — Спой об этом, — предложила Мёрдж. И тогда Руслана понесло. Когда Кирилл и Макс вернулись, его внутреннюю Адель было уже не остановить. Они с Женей под аккомпанемент бас-гитары и кастрюли организовали кавер на Rolling in the deep, и Гоша всё это заснял, нащёлкав им темп пальцами. Так Руслан в очередной раз убедился в том, что он по уши влюблён. И ещё в том, что у него не такое уж плохое английское произношение.* * *
— Прости меня, — в темноте прошептал Кирилл. Что-то зашелестело. Руслан вздрогнул, но не отстранился, когда Кирилл качнулся ему навстречу и вложил твёрдое в губы. Язык надавил, вынуждая раскрыть рот. Ласточка сломалась и упала мягкой тяжестью на язык. Руслан хмыкнул, сжал её во рту и промычал: — За что? — Я не знаю, как объяснить или показать, что ты значишь для меня. — Тогда объясни, что для тебя значит она. Я не очень-то… Кирилл вцепился в него раньше, чем Руслан успел не то, что сказать — додумать мысль. — У неё есть рычаги давления, и я не могу… рассказать. Я не хочу тебя в это втягивать. Потянулась неприятная пауза. Руслан разжевал ласточку и задумчиво облизнулся. Кирилл пьяно проследил движение его языка. — Русь, — в следующий момент он уже прижимался носом к его виску. — Я ничего к ней не чувствую, кроме раздражения. Она поцеловала меня, думая, что сможет вызвать реакцию хотя бы так, раз я не вёлся на её слова, но ничего не вышло и… — Ты позволил. — Я не хотел ранить. Ни её, ни тебя. Никого не хочу. Никому не хочу причинить вреда. Никогда больше. Он сглотнул, опустил голову ниже и вжался лбом в его плечо. Руслан вздрогнул всем телом. Дошло, наконец. — Кто-то умер из-за тебя, — шепнул он. — Кто-то умер. И она знает. — Сам я никого не убивал, — отозвался Кирилл. — Я был свидетелем. Больше он не хотел ничего говорить — это стало ясно по короткому вздоху, полному мольбы и боли. Руслан завёл ладонь за тёплую шею, медленно утопил пальцы в растрепанных мягких волосах. — Она сказала тебе, что ты никогда с этим не справишься? Раскаяние может многое изменить в человеке — не так давно он подсмотрел это в своём отце, на седьмом десятке решившемся перевернуть корзину с грязным бельём Очевидно Идеальной Семьи. И красное, с виду съедобное яблоко упало и распалось на части, и черви полезли из гнилой мякоти. Такое раскаяние. Почти исповедь. Кирилл слегка дрожал под ладонью, но дыхание не сбилось и ничего похожего на истерику не подступало. Он пережидал что-то. Скорее всего, прилив усталости. — Я отвратителен? — спросил он. — Кажется, я люблю тебя и таким. Кирилл свободно скользнул рукой по спине Руслана и остановился на уровне поясницы, поддерживая и одновременно обнимая. Хрупко. Осторожно. — Жил-был мальчик… — он чуть отстранился, снова возвращая себе сказочный вид и безопасный рассеянный взгляд. — У мальчика было пять дверей и только один ключ. И не простой ключ, а волшебный. Ключ, который подойдёт к любому замку, но только один раз. Ни в одной из дверей не было ни щёлочки, ни скважины, ни глазка. Всюду глухое крашеное дерево... — Ну охуеть теперь, — Руслан нахмурился, заметив, что его тело откликается даже на слабые, неосознанные псевдоласки. — Но вели двери разными путями, а узнать — куда, можно было, лишь открыв одну. — Давай к морали, сказочник? — Мораль — все мы однажды делаем выбор, понятия не имея, зачем и какой. А потом пытаемся сделать вид, что выбрали осознанно. Потому что краска была красивая. Цвет вроде бы любимый. Ручка с позолотой… только к пути за дверью это всё, нахрен, вообще не относится. — Насколько я знаю, жизнь вообще такая штука… случай. — Случай, — кивнул Кирилл. — Сначала ты думаешь: почему это должно было произойти именно со мной? Почему? Ну почему? Так обидно понимать, что не должно было и никто не виноват… вера в судьбу — подорожник для души. — Да. Опиум. — Мои проблемы мог бы решить всего лишь контроль. Почему то, что родители не мудаки и не враги, понимаешь тогда, когда уже ничего нельзя исправить? — Кирилл, — Руслан двумя ладонями загладил его бестолковую чёлку назад, открывая лоб и обычно скрытые волосами слишком взрослые морщинки между бровей. — Нельзя вечно находиться где-то между. Твоя проблема не в том, что ответа нет, а в том, что ты не хочешь соглашаться ни на один вариант. Тебя не устраивает никакая из позиций. Если хочешь знать, меня это восхищает. И бесит тоже. Кирилл моргнул. — Почему? — Я люблю определённость. Настоящий пиздец в том, что тебя притянуло к такому человеку, как я, — Руслан фыркнул. — А ещё краска с волос почти смылась... — Тебе не нравится? — Что? — Как я выгляжу. — Нравится. Но не забывай, что косить под неформала получится только лет до тридцати. Кирилл примолк, нацепив на лицо глуповатую улыбку. За окном буйствовала первая метель. В противовес зиме, холодок отстранённости медленно таял. Прикинув все за и против, Руслан положил ладонь на напряжённое плечо и уронил Кирилла на одеяло. — Что ещё тебя беспокоит? — Ты, — Кирилл слабо дёрнулся в попытке улизнуть, но Руслан тормознул его на полпути и заставил лечь обратно. — Что именно? — Я не хочу, чтобы ты менялся лишь из-за меня. Руслан равнодушно пожал плечами. — Поздно же. Вот встречаешь иногда человека и думаешь — ну нахуя? А потом видишь — чтобы. — Неправда. Кирилл разозлился. Руслан поймал щелчок его внутреннего переключателя с такой остротой, что даже немного испугался. Договаривая последнее слово, он уже знал, как именно будут преображаться его эмоции. И впрямь — летняя прозрачность в глазах моментально сменилась хмурью, затянулась пеленой раздражения. Если бы Кирилл был космическим объектом, он был бы туманностью. Из тех, что издалека кажутся крыльями бабочки, а вблизи оказываются какой-то несуразной пылищей. Не поймёшь его ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза. Но почувствовать — можно. Себя же Руслан мог представить каким-нибудь идиотским спутником. Или кометой, у которой хватило глупости сорваться в одиночное плаванье к далёкой красивой бабочке. Которая теперь лежала и злобно зыркала, постепенно осознавая, что злится, в общем-то, беспочвенно. — Ты был бы неплохим гипнотизёром, — сказал Руслан. — Я не внушаемый, но проникся. Представь, что было бы, если бы ты влюбился не в меня, а в моего брата? Ты мог бы заставить его поверить, что он табуретка. — Ты поругаться хочешь? — вспыхнул Кирилл. Руслан пригладил его рукой, как отошедший уголок свеженалепленных обоев. — Нет, Кир. Я хочу сказать тебе, что ты заморачиваешься из-за какой-то хуйни и она того не стоит. Всё хорошо. Кирилл расслабился. Взгляд соскользнул с крючка. Теперь бабочке надо было подумать. Руслан понимал, что это временное решение — просто заплатка. Что бы Кирилла ни беспокоило, оно ещё проявится. Он чувствовал. А пока он решил, что лучше пойдёт и сделает оладьи. По крайней мере, снаряды будут готовы до начала полномасштабной войны.