Too guilty

За первой неделей минула вторая, за второй прошла третья. Блубери все также исполнял свои обязанности по дому, только теперь молчал и никак не обращался к Эджи, а тот и не говорил ничего в ответ. Их дом превратился в территорию гробового молчания и полного отчуждения. Блубери каждой косточкой чувствовал, как разлагаются их некогда счастливые отношения. Он все также страдал каждую минуту под тяжестью своей вины, а минуты без Эджи тянулись невыносимо долго и по-настоящему сводили с ума. Блубери так скучал по Эджи, так хотел услышать от него хотя бы одно теплое слово, так хотел просто прикоснуться к нему и почувствовать ободрительное тепло. Он так хотел, чтобы все было как раньше, до его треклятой ошибки. Однако за три недели не изменилось ничего. Эджи все также пропадал на работе, все также ничего не ел и все также сталкивался с Блубери один раз за день, да и то, если повезет. Жизнь превратилась в сущий ад. Чего Блубери только не передумал за все это время: хотел расстаться и больше не мучить Эджи своим присутствием, хотел ворваться к нему и молить о прощении на коленях до тех пор, пока его не простят, он даже думал выпрыгнуть в окно и убиться, только бы не нести этот тяжкий груз еще один день. Все эти мысли туманили сознание и кружили голову, эмоции с каждым днем только накапливались, и Блубери все чаще терял самообладание. Он метался по клетке, что сковала его, и не видел выхода, только опускающуюся тьму и давящий холод. В конце четвертой недели Блубери не выдержал. Он решил, что если сейчас у него ничего не получится, то можно смело уходить из этого дома и из жизни Эджи. Он дожидался его с работы, смиренно сидел на диване в гостиной, прямо напротив входной двери. К половине десятого он все же дождался: дверь открылась, Эджи вошел в коридор, а когда закрыл за собой дверь и обернулся, Блубери решительно встал и громко заявил: - Накажи меня. Эджи остановился, но в лице практически не изменился. - Накажи меня, - повторил Блубери все таким же серьезным тоном и скинул с себя домашний халат, представая перед Эджи в полноценном экто-теле. – Выпори так сильно, как я того заслуживаю. Эджи нахмурился. - Я не собираюсь больше это делать. - Я не получил все наказание, - Блубери поднял с дивана стек, в этот раз металлический и лишь обтянутый тонкой кожей сверху, и сделал шаг вперед. – Моя провинность требует куда большей строгости, - он протянул стек. - Сделай это. - Нет, - Эджи все же поставил портфель на пол и стал снимать пальто. - Почему?! – в ответ Эджи лишь вздохнул. – Да что, черт возьми, происходит?! Если ты все еще зол на меня настолько, что уже месяц игнорируешь, почему ты не хочешь избавиться от эмоций самым верным способом? Я готов стерпеть все, хуже мне уже не будет. Эджи продолжал молчать. Он разулся и направился в сторону комнаты, не удостоив больше взглядом. Блубери вскипел, он так хотел привлечь внимание уже неважно чем. Злая обида заиграла в нем настолько, что он, не осознавая своих действий, замахнулся стеком и ударил Эджи по плечу. По звуку было понятно, что удар оказался неслабым и может даже болезненным, однако Эджи даже не поморщился. Вместо этого он остановился и устремил на Блубери свой взгляд. Он был просто уничтожающим. Эджи схватил Блубери за руку, вырвал стек, а потом толкнул на диван так сильно, что у того выбило дыхание при ударе об спинку. Блубери очнулся и поднял на подошедшего Эджи глаза, полные страха, удивления и огромного счастья от обращенного внимания. Он замер в ожидании происходящего. Эджи взял стек крепко в руку, коснулся хлыстом щеки и сухим голосом произнес: - Если я буду пороть тебя, пока не успокоюсь, то я забью тебя до смерти. Блубери в шоке распахнул глаза и в рефлекторно отпрянул от касания стека. Ему стало не на шутку страшно, а готовность к любым ударам мгновенно испарилась. Вместе с тем Блубери осознал, теперь уже окончательно, насколько сильно и глубоко он ранил Эджи. Война пристальных взглядов закончилась тем, что Блубери опустил голову и заплакал горячими слезами. - Мне очень и очень жаль. Я больше не знаю, как еще просить у тебя прощения, - он вытер слезы рукой, но те безостановочно скатывались по щекам. – Я очень виноват, безгранично виноват, что не послушал тебя. И если ты можешь избить меня до смерти, то я просто не представляю, как искупить такую огромную вину… к-как успокоить такую боль, - Блубери громко хныкнул. – Мне очень жаль, что я так обидел тебя. Н-наверное, будет л-лучше, - Блубери стал задыхаться от боли произносимых слов, - лучше нам разойтись. Блубери откровенно плакал и уже не мог держаться. Он прикрывал рот рукой и пытался перестать икать и хныкать, но просто не мог остановиться. Его резало тупым ножом по душе от осознания того, что он все уничтожил, все потерял и уже ничего не мог вернуть. Эджи молчаливо стоял и наблюдал, как Блубери захлебывается истерикой. Внешне он оставался невозмутимым, но внутри все вновь переворачивалось с ног на голову. В душе боролись эмоции, которые тяжело было контролировать. Действительно хотелось отхлестать Блубери со всей силы, заставить кричать от боли, чтобы он прочувствовал хоть немного, насколько Эджи тошно от предательства, как он взбешен, что его Блубери едва не заполучил кто-то другой, что кто-то другой прикасался к его собственности и не только посягнул на нее, но и хотел присвоить себе. И больше всего колотило от того, что Блубери позволил так близко подойти к себе. Эджи просто не мог обуздать всю пылающую ярость, она бушевала в душе уже слишком долго. Он пытался загасить ее работой, отсутствием Блубери в окружении, голодом, всем чем угодно, лишь бы эта мразь поскорее исчезла и дала жить дальше. Несмотря на все, Эджи все еще любил Блубери, искренне любил и жить без него не мог, но его слишком сильно ударили, в самое уязвимое место, в то единственное, что он просил не делать. Ударил любимый и самый близкий монстр. Блубери не переставал плакать, а молчание и недвижимость Эджи все больше пугали его и толкали к мысли, что все кончено. Блубери неведомым образом все же нашел в себе силы, чтобы встать и пойти собирать вещи, но внезапно Эджи толкнул его обратно. Блубери непонимающе вскинул голову. Стек все еще находился в руке и в непосредственной близости от лица, а взгляд Эджи был твердым и суровым. - Развернись и встань на четвереньки. Блубери растерялся, и в голове встрепенулась паника. Храбрость давно улетучилась, и на ее место ступила благоговейная дрожь перед доминирующим Эджи, от вида которого, как по сигналу, внизу таза начинало приятно тянуть и намокать. Однако страх превалировал, поэтому Блубери поспешил послушаться и выполнить просьбу, которая звучала как приказ. Он забрался коленями на диван и опустил согнутые в локтях руки на спинку. Через секунду на ягодицу опустилась гладкая кожа хлыста, вызывая у Блубери ярчайшие воспоминания и пульсацию фантомной боли. Было страшно оборачиваться, Блубери просто сжался и приготовился, а кончик хлыста все гулял по эктоплазме и угрожал своим болезненным могуществом. Душа колотилась, ожидание все сильнее нервировало, а отсутствие какого-либо движения за спиной настораживало. Блубери каждую секунду готовился к мощному удару, однако все равно закричал от неожиданности, первые секунды не соображая, что вообще произошло. Эджи резко схватил его за талию и, впиваясь когтями в эктоплазму, одним движением ворвался в нежное голубое лоно и тут же задал дикий, беспощадный темп. Блубери дрогнул всем телом, прогнулся в позвоночнике и вскинул голову в смешанном крике-стоне. Его душу пронзила такая яркая и непредсказуемая смесь взорвавшихся чувств. Эджи двигался так грубо и резко, совсем не проявляя заботы, но Блубери это невероятно возбудило, ведь они так давно не были близко, даже тепла между ними не проскальзывало. Теперь же голову просто рвало от безумия, Блубери зашелся в сладких стонах, понимая, насколько он больной и жалкий мазохист в руках властного Эджи. - Даже не думай, что я буду тебя жалеть, - Эджи вдавил голову Блубери в спинку дивана и навис сверху, погружаясь глубже в хлюпающее жаждой лоно. Блубери так кайфовал и заливался стыдом, ему просто сносило крышу от животной грубости. Он не мог себя контролировать и просто отдался власти Эджи, а через минуту уже кончил, срывая голос в протяжном позорном стоне. Эджи, естественно, и не думал останавливаться после оргазма. - Какой же ты… - рыкнул он, впился в талию когтями, оставляя синие борозды, и увеличил и без того яростный напор. Он остервенело врывался на всю длину и вжимался костями в мягкую, теплую и упругую эктоплазму. Блубери закусил обивку дивана, чтобы не закричать от смеси боли и удовольствия. И прямо перед тем, как он готов был кончить второй раз, Эджи столкнул его на сидение дивана, резко развернул к себе и, придавливая колени по обе стороны от головы Блубери, вновь резко вошел и вернул свой бешеный ритм. Блубери только и мог, что стонать и мычать что-то несвязное, его голова готова была треснуть от подскочившей температуры. Он ничего не осознавал и только плавал в собственном зашкаливающем наслаждении. Его взгляд расфокусировался, поэтому он не сразу увидел глаза Эджи. Боже, они были такими одержимыми и голодными, Блубери еще никогда такого не видел. Он был уверен, что на него смотрит настоящее дикое животное. - Повторяй, - зарычал Эджи. – Ты мой! Блубери сглотнул сухость во рту и попытался составить предложение в своей голове, но не был до конца уверен, что сейчас сможет говорить. Однако настойчивость Эджи просто выжимала из него слова. - Я-я… а-ах, я тв-вой! - Ты принадлежишь только мне! - Я принадлеж… - язык заплетался от горячего наслаждения, - принадлежу т-только тебе! - Ты всегда будешь меня слушать! - Я всегда, - Эджи ускорился, заставляя Блубери протяжно замычать, - всегда буду слушаться! - И не смей, - прорычал Эджи, и Блубери сначала не осознал, но когда сильная твердая рука легла на его шею и сжала горло, он ощутил всю власть, что была над ним, - больше не смей вытворять такое, - Эджи увеличил темп и готов был просто разорвать Блубери своим членом. – Иначе я просто убью тебя, - рука стиснула горло. Блубери подавился и стал задыхаться, а глаза начали закатываться от нахлынувшего экстаза и внезапного бурного оргазма, поэтому он не услышал, как Эджи тихо добавил, - а потом и себя. Свирепо вдалбливая Блубери в диван, Эджи разогнался до физически невозможной скорости и вскоре кончил глубоко в недра Блубери. Кончил много и бурно, бесконечно по-собственнечески помечая свое. Блубери даже не понял, что может вновь нормально дышать. Он продолжал пребывать в некой прострации, в счастливой молочной пустоте, в которой таяли все тревоги и печали. Это было сладкое забвение. Он чувствовал лишь давно забытое удовлетворение и медленно вытекающую из лона теплую магию. Совсем легкая улыбка заиграла на измученном лице. Эджи тяжело дышал и чувствовал, как по телу разливается забытое верное спокойствие, а гнев медленно тает и уходит, как утренний туман. Вид Блубери вновь стал приносить радость, теплые чувства снова прокрадывались в душу и отогревали ее, вытесняя яд причиненной боли. Эджи подумал, что еще несколько таких заходов, и все, в принципе, может прийти в относительную норму, пускай и не без шрамов. - Я очень… - Блубери попытался говорить громче и уверенней, но голос слезливо дрожал, - очень люблю тебя, Эджи. Он вновь заплакал, только слезы текли свободно и приносили наконец-то не обиду и вину, а спасительное облегчение. Они наконец-то стали высвобождением эмоций, а не их катализатором. Закрыв глаза рукой, Блубери продолжал лежать и плакать, пока его внезапно не обхватили руками и не забрали на колени, укрывая халатом. Теперь Блубери находился в объятиях Эджи, лежал у него на груди, но все еще боялся открывать глаза, думая, что это просто полусонная галлюцинация. И тут он явственно почувствовал теплые, заботливые касания, ощутил, как большие руки обхватывают его за плечи и прижимают ближе. Блубери почувствовал настоящее тепло, а не отторгающий холод. Он услышал, как душа Эджи бьется и резонирует, как и его собственная. Блубери понял, что ему дают шанс.