Яблоки

Колеса поезда монотонно стучали, отсчитывая километр за километром. Казалось бы, самое оно вздремнуть. Но не тут-то было — за пять с лишним часов дороги Славка уже успел выспаться и теперь маялся от безделья. Он пробовал полистать учебник французского, предусмотрительно захваченный с собой, но так ни разу и не открытый, однако через пару минут с раздражением захлопнул и сунул обратно в сумку — назойливый стук колес мешал сосредоточиться. Вдобавок от долгого сидения сильно затекли ноги. Славка завозился, устраиваясь поудобнее и мечтая, как скоро наконец-то окажется дома и растянется на своем стареньком скрипучем диване (и мать, конечно, разорется, что завалился в уличной одежде, не переодевшись). Неожиданно тряхнуло так, что с багажной полки у потолка полетели вещи, а сам Славка чуть не съехал на пол. Загромыхали сцепки, поезд резко замедлил ход и таким манером, ползя чуть ли не со скоростью пешехода, дотащился до какой-то станции. — Это где это мы? Посмотри, — мать близоруко прищурилась. Славка прижался носом к немытому давным-давно стеклу и сквозь причудливые разводы грязи прочел: — Лихославль. Мать начала что-то говорить, но тут затрещали, захрипели динамики, и искаженный техникой голос оглушительно проорал: — Граждане пассажиры! Техническая остановка в Лихославле тридцать минут! Повторяю! Техническая остановка тридцать минут! Поджав губы, мать в сердцах хлопнула по столику свернутым в трубку журналом с кроссвордами. — Господи, да что ж такое! Никак не доедем! Теперь в этой дыре застряли! — Да ладно тебе, ма, — Славка встал и с удовольствием потянулся. — Хоть ноги размять… — Ноги, ноги… Я думала, в девять уже дома будем! — Ну не в девять, так в десять, — пожал плечами Славка. — Какая разница? — Одна дает, другая дразнится! — разъярилась вдруг мать. — У меня отпуск через три дня кончается, а не сделано ни черта! Балкон разобрать надо, антресоли! Шкаф твой! Оттуда черви скоро поползут! — А я их дихлофосом, — Славка изобразил, как пшикает из воображаемого баллончика. — Да ну тебя… Надо было позавчера ехать. И чего сидели? На перроне мать тут же зацепилась языком с проводницей, а Славка с ленцой огляделся по сторонам. Ничего особенного, станция как станция — приземистый вокзальчик, пара облезлых вазонов с подзавядшими цветами, ларек с пивом-колой-чипсами, в зарешеченном оконце которого, к Славкиному разочарованию, красовалась криво намалеванная на куске картона надпись «Перерыв!». А он-то надеялся купить что-нибудь попить — в горле пересохло, а у проводницы воды было не допроситься, она даже не раскочегарила титан. Можно было, конечно, зайти внутрь вокзала и поискать буфет… Но Славка побаивался далеко отходить от поезда — кто его знает, вдруг раньше тронется без всяких объявлений, лучше быть неподалеку. «Потерплю до Москвы, не сахарный», — подумал он, лениво разглядывая бесцельно слоняющихся по платформе пассажиров, и неожиданно приметил у стены вокзала двух парней, по виду своих ровесников, устроившихся на перевернутых ящиках возле разостланной прямо на земле газеты. А на газете красовались россыпью яблоки. Небольшие, зеленые и, наверное, не совсем еще спелые, но рот мгновенно аж слюной наполнился. Повинуясь внезапному порыву, Славка шагнул к ним и выпалил: — Почем? — Кило двадцатка, — ответил один из продавцов, щуплый, в несуразной пыльной кепке на темных вихрах. Славка зашарил в кармане джинсов, одновременно пытаясь сообразить, кого же ему так напоминает второй — тоже худой, но плечистый, сложением похожий на какого-нибудь античного атлета работы Мирона или Поликлета из тех, что Славке не раз приходилось рисовать в училище. — Вот, блин, кошелек в поезде забыл! — вырвалось у него. «Что ж за невезуха такая сегодня!..» Худой оторвался от пристроенной на коленях потрепанной книги, и их взгляды пересеклись. — Да ладно, бери так, — мотнул головой, отбрасывая со лба разлетевшиеся светлые пряди, и вдруг улыбнулся: — Выбирай любое. — Ну… Неудобно как-то, — сконфуженно пожал плечами Славка. — Неудобно спать на потолке, — усмехнулся тот. — Не ссы, бери. Славка поспешно нагнулся к расстеленной газете, пряча зардевшееся лицо. «Да где же, где я его мог видеть?» — назойливо крутилось в голове. Теперь уже казались до боли знакомыми и черты лица (на удивление правильные и пропорциональные, только нос чуть кривоват), и стрижка эта «под Гитлерюгенд» с бритыми висками и затылком. — Внимание! Граждане пассажиры, поезд Санкт-Петербург — Москва отправляется! Повторяю! Поезд… — загремело вдруг откуда-то сверху, так что Славка даже вздрогнул от неожиданности. Он схватил первое попавшееся яблоко. — Спасибо, ребят. Счастливо вам. В вагоне мать удивленно скосила глаза: — Кто ж яблоки так рано ест, до Спаса-то еще! — Ну и что. Угостили, — Славка демонстративно вонзил зубы в зеленый твердый бочок и едва не скривился, до того кислятина оказалась. И то ли мозги враз прочистились, то ли еще что, но словно встал вдруг перед глазами зачитанный чуть ли не до дыр номер «Художника» со статьей о «Мире искусства» и Сомове, и пришло наконец-то долгожданное понимание: «Да он же вылитый Борис Снежковский! Один в один!» Славка поспешно приник к пыльному стеклу, вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Двое все также сидели в скупо освещенном фонарем круге возле вокзала и, кажется, спорили о чем-то. Вдруг худой повернулся и махнул вскинутой рукой. Неужели заметил?.. Губы отчего-то сами собой расползлись в улыбке, и пока поезд неспешно полз вдоль перрона, Славка махал в ответ, словно какой-нибудь первоклашка, сжав в другой руке надкусанное яблоко.