Опущенный якорь, и сложены парусы, И капитан поднимает стакан. Нынче не так уж важны ваши статусы — Для королей ставят тот же капкан. Не пей много мёда, не трать много злата; Тебе не взлететь, коль подбито крыло. Не могут на воздух подняться фрегаты, Которых бессильною злобой смело.
***
— Что значит, не было никакой договорённости? — прорычал Жуков, готовый сжать горло одного из мастеров Ардеана в своей руке. Они часто пользовались услугами этого человека, так как из всех красивых песен его была самой правдивой. Цена, разумеется, была соответствующе заоблачной. И, поскольку они пришли в порт с практически пустыми руками, Бальзак напомнил, что с одним из мастеров была заключена сделка: их товар стоил гораздо больше, чем было нужно, и, несмотря на сопротивление Джула (так звали мастера), договорились, что следующая услуга, о которой они попросят, окажется им бесплатно. Сам мужчина, конечно, очень удачно забыл об этом. — Ну, не было, ну-с, — с широкой улыбкой на лице прощебетал в ответ тот, театрально пожав плечами. — Ну-с, вы здесь были два года назад, я ж, ну-с, без дела-то не сижу, у меня, в конце-то концов, ну-с, по десять клиентов за день бывает. Старпом видел, что капитан начал закипать от злости, и даже находящийся рядом Есенин его, как ни странно, не успокаивал. Пока Жуков пытался своими методами разобраться со сложившейся ситуацией, сам Критик, оглянувшись по сторонам из-за какого-то неприятного чувства, которое он, впрочем, быстро развеял, достал старенький лист бумаги из сумки, прочно пристёгнутой к поясу и закрытой на хитрый замок. Затем он молча протянул этот листок Маршалу. — Что это? — спросил тот раздражённым голосом, однако, зная своего старшего помощника, не стал дожидаться ответа, вместо этого взяв протянутый ему лист и развернув его. — Договорённость, — кивнул он, и губы его расползлись в улыбку, несколько зловещую. Жуков, резко вытянув руку в сторону мастера, ткнул листком практически тому в лицо. — Теперь вспомнил? Или нужно встряхнуть старые воспоминания? — грубо задал он вопрос. Сумев разглядеть собственную подпись на бумаге, Джул поник. Это означало, что денег он не получит, а объём работы предвещал несколько дней труда. Он сплюнул, остатки прежней улыбки окончательно покинули его лицо, и мужчина, отмахнув руку капитана подбитого фрегата, кивнул, что-то невнятно пробурчав про тяжёлую его судьбу и решение больше никогда не соглашаться ни на какие сделки. Жуков выглядел очень довольным, поскольку знал: Джул сделает своё дело качественно, самое сложное в работе с ним — договориться об оплате. — Как насчёт бара, господин капитан? — воодушевлённо предложил Есенин, как только Жуков приказал своему квартирмейстеру проследить за выполнением работы и отвернулся от мастера и окинул взглядом город — до этого он не задумывался о том, откуда начать поиски Наполеона, поскольку самым главным было договориться о ремонте фрегата. Однако теперь он перевёл задумчивый взгляд на парня и усмехнулся. — А тебе можно в бар? — с насмешкой спросил он, однако насмешка эта, как заметил Бальзак, была не такой злой, как обычно. — Разумеется, мне можно в бар, господин капитан! — возмутился тут же Лирик, обиженно надув губы, но быстро вернулся к своему привычному настроению. — Тем более, с чего-то нужно ведь начинать поиски, а бар в таком крупном городе — самое лучшее место, чтобы разузнать побольше информации, господин капитан! — разумно заметил он. На удивление старпома, Жуков, задумавшись на несколько мгновений, согласился. А ведь обычно, если дело не касалось чего-то серьёзного, не являлось вопросом жизни и смерти, капитан всегда действовал по-своему, беря во внимание предложения только для того, чтобы выбрать какой-то другой вариант действий. Бальзак же был решительно настроен узнать про Есенина хоть что-то. Сообщив капитану, что он отправится на судно заполнять бортовой журнал, Критик действительно пошёл в сторону порта, однако на корабль подниматься не планировал, вместо этого свернув к месту, где по прибытию в город он заметил больше всего детей.***
— Виски, — громко произнёс крупный мужчина крепкого телосложения, как только к нему подошёл Дюма, лицо которого озаряла искренняя улыбка. Дюма — миловидный молодой человек двадцати шести с длинными каштановыми волосами, который любил подрабатывать в самом известном баре Ардеана, когда корабль, в составе команды которого он числился, прибывал в этот город. Ему очень нравилось наблюдать, как посетители, вкусившие любимую пищу или напиток, с удовольствием щурятся, хоть и всего пару мгновений, которые, однако, он всегда успевал замечать. Вот и в этот раз он сразу, как только они прибыли в порт, направился в бар, где его всегда ждали и задавали при встрече только один вопрос: надолго ли он сможет у них остаться. Никогда не отвечающий грубостью, отличающийся какими-то по-домашнему уютными чертами внешности, он нравился в этом баре всем: и работникам, и посетителям. Дюма тут же обратил внимание на сидящего рядом с мужчиной белокурого паренька. Тот смотрел на него умоляющими напуганными глазами, но ничего не говорил. Ничего говорить и не требовалось. Дюма всё прекрасно понимал сам. — Не желаете ли что-нибудь на обед? — поинтересовался он. — У нас сегодня замечательный запечённый картофель. Мужчина вопросительно посмотрел на своего юного спутника, после чего кивнул официанту. Разобравшись с последним на данный момент заказом, Дюма, взяв чашечку крепкого чёрного чая, остановился немного отдохнуть у барной стойки, окружённой пропитыми мужиками, которые продолжали заказывать дешёвый алкоголь до потери сознания. Ему нужно было понаблюдать за новыми клиентами. Он слышал, как мужчина, пока его компаньон сидит и ест большое блюдо из картофеля, спрашивает практически у каждого посетителя бара про Наполеона. Со всей своей грубостью, которую отметил Дюма, он странным образом умудрялся разговорить всех, с кем заводил беседу. Он давил на каждого, и такому натиску никто не мог сопротивляться. Дюме совершенно не нравилось, что мужчина нарушал покой посетителей, которых во время работы он считал своими собственными. Однако влезать в чужие разговоры он не смел. Кроме прочего, он выяснил, что нагнетателя обстановки зовут Жуков. — А ты, — обратился к нему Жуков, когда чай в его чашке практически закончился. Молодой человек обернулся, чтобы увидеть нависающую над ним скалу. Мурашки пробежали по спине, заставив слегка поёжиться. Напряжение создавалось одной лишь близостью этого мужчины. — Ты же работаешь здесь, слышишь всякое… Ты что-нибудь слышал про Наполеона? Дюма на мгновение замялся. Он не знал, что следует рассказывать этому мужчине, который явно не имел каких-либо добрых намерений. И он совершенно не умел вести напряжённые беседы, которые несли для кого-то угрозу. — Говорят, он сейчас в городе, верно? — воспользовавшись раздумьями собеседника, задал следующий вопрос Жуков. Он будто знал, что следует спрашивать, будто считывал ответы на свои вопросы по взглядам и паузам в речи. — Да я чего спрашиваю, — вновь заговорил мужчина, натянув улыбку, которую многие сочли бы дружелюбной. Многие, но не Дюма, который всегда хорошо чувствовал намерения людей, — мне нужно передать ему письмо, — после сказанных слов он поднял руку с конвертом на уровень глаз, немного повертел им и сразу опустил обратно. — Как я могу его найти? Теперь Дюма понял, как именно этот человек давил на собеседников. Ему самому стало очень не по себе. Хотелось сбежать, да хоть сквозь землю провалиться, лишь бы оказаться подальше от взгляда Жукова, подальше от его низкого голоса. — Мне пора работать, — быстро проговорил мужчина нервным голосом, вставая с места. Он попытался взять чашку из-под чая, но руки его дрожали так сильно, что получилось только столкнуть её на пол. Посудина моментально разлетелась на осколки, звон от удара обратил на себя множество встревоженных взглядов. Жуков же не шелохнулся — он внимательно всматривался в лицо Дюмы, улавливая движение каждой мышцы. — Нужно прибраться… — пролепетал временный работник, и голос его выражал лишь напряжение и страх, так что он решил больше ничего не говорить, в несколько шагов уйдя в зону, куда посетителям входить запрещено. Убедившись, что его не преследуют, Дюма опёрся на стену спиной и сполз по ней на пол, стараясь успокоить судорожно дрожащие колени и ладони и выровнять дыхание.***
«Это бессмысленно», — с раздражением выдохнул Бальзак, потратив несколько часов и много денег только для того, чтобы абсолютно ничего не узнать. Многие из сирот были подростками, которые вполне могли найти себе работу и трудиться для получения монет, однако они предпочитали оставаться на своём месте как можно дольше. Отработанные схемы обмана, свои хитрости, большой торговый город, через который постоянно проходит множество различных кораблей и людей, — всё это превращало попрошайничество в довольно прибыльное дело; ребятам всегда хватало на еду и на какую-никакую одежду. Поняв, что если бы кто-то из них действительно что-то знал про Есенина, он бы уже нашёл эту информацию, Критик с разочарованием направился в порт, пока не были потрачены последние монеты. Его даже посетила мысль, что Есенин действительно самый обычный парень и что его желание присоединиться к их команде является искренним, однако мужчина быстро отогнал её. Обладая прекрасной памятью, он просто не мог забыть знакомства с Лириком. — Капитан, нам нужна ваша помощь, — только оказавшись в порту, услышал он громкий голос почти над самым ухом, когда мимо, чуть не сбив его с ног, промчался какой-то молодой парнишка. Бальзак опешил от такой наглости и хотел что-то грубо сказать тому вслед, но послышался другой голос: — Уже иду, Дон, только закончу здесь, — раздался ответ, и Критик перевёл взгляд на его источник. Это был стройный мужчина с роскошными рыжими волосами, цвет которых лучи солнца делали ещё более насыщенным, почти огненным. Он был одет в белый костюм со множеством заклёпок, в некоторых местах испачканный смолой, что свидетельствовало о его работе на корабле. Бальзак усмехнулся, представив, как если бы Жуков сам ковырялся во всех неполадках своего фрегата. Абсурд. Покоящийся на поясе меч — по всей видимости, цзянь, — говорил о том, что мужчина всё-таки являлся не механиком, что внушало ещё больше недоверия. Как только названный Доном парнишка приблизился к мужчине, тот уже завершил разговор с прежним собеседником. — Смотрите, капитан, я разработал новую схему парусов, — проговорил Дон и показал лист бумаги, на котором, видимо, был чертёж. — Нам нужно всего лишь заменить некоторые детали, сместить ось симметрии, и тогда… — Давай я изучу твою схему в каюте? — прервал парня капитан, забирая листок из его рук. Получив в ответ утвердительный кивок, он сложил бумагу и убрал её в свою сумку. — Пошли, нас ждёт много работы, — воодушевляющим голосом произнёс он, после чего оба моряка отправились к одному из кораблей. Проходя мимо Бальзака, капитан заметил его заинтересованный взгляд и, замедлив шаг, с улыбкой спросил: — Ты хочешь стать матросом? Не хочешь присоединиться к нам? Очнувшись благодаря заданному вопросу, Бальзак внезапно понял, что всё это время он, очень глупо застыв на месте, наблюдал за незнакомцем. Несколько коротких мгновений ему потребовалось, чтобы принять строгий серьёзный вид. Бросив хмурый взгляд на мужчину, критик широкими шагами направился к своему кораблю. Поступившее предложение он даже обдумывать не смел. Ещё чего, работать на корабле, капитан которого собственными руками занимается его починкой. А всякие боцманы, плотники и квартирмейстеры, вероятно, выполняют обязанности капитана.***
Ночь в Ардеане не наступает долго. Уличные лампы допоздна проливают свет на поглощаемые мглой улицы, каменные дорожки, поддерживаемые в идеальном состоянии, подсказывают путь загулявшему народу. Многие здания тоже источают свет из своих высоких окон — живущие здесь устанавливают их действительно высоко, метра на два от земли, чтобы ни один любопытный нос не засматривался на их жизнь. Музыка, пение, сопровождающие драки крики затихают не раньше. Солнце опустилось за горизонт уже несколько часов назад. За полночь перевалила стрелка громадного круглого циферблата, повешенного на башне, расположенной так, чтобы из большинства точек города его было видно. На небе зажглось множество звёзд. Крупная белая луна, поднявшаяся практически в самый зенит, освещала улицы не хуже самого солнца. Жукову это очень не нравилось. За то время, которое он не заходил в Ардеан, он успел забыть, насколько светло и шумно здесь по ночам. Ему требовалась полная темнота. Скрип двери бара моментально перехватил внимание Маршала. Он сделал короткий шаг ближе к стене, тем самым скрывшись в тени полностью. Его тёмная одежда, волосы, кожа — всё это помогало маскироваться. Из здания вышел Дюма, у двери добродушно попрощавшись с посетителями и работниками заведения. Его лицо, как и прежде, озаряла теплая улыбка, но Жуков видел, как мужчина был напряжён. Об этом говорила еле заметная складочка на лбу, не находящая покоя рука, переминание с ноги на ногу. Это лишь подтвердило его догадку о существовании связи Дюмы и Наполеона, что заставило губы Жукова расползтись в улыбке. Ещё один признак — серебряный блестящий значок на поясном ремешке мужчины, который ранее Маршал видел у Наполеона и его людей. Ошибки быть не может. Ещё при посещении бара днём он понял, что, если он сумеет взять в плен хотя бы одного члена команды Наполеона, тот наверняка явится к нему сам. Как, по мнению Жукова, мог поступить только последний идиот. Закрыв дверь бара, Дюма нервно огляделся по сторонам, видимо, догадываясь, что за ним могут следить. Что его могут поджидать. Маршал собирался воспользоваться именно этим моментом и бесшумно и незаметно напасть, и он уже напряг своё крепкое тело для рывка, однако вновь открывшаяся дверь заведения заставила его остановиться. — О, как хорошо, что ты ещё не ушёл, — с облегчением проговорил бармен, обращаясь к Дюме. Тот мягко улыбнулся, с трудом прогнав тревогу. — Вы ведь пока не уходите? — Нет, у капитана есть пара незаконченных дел в городе, — ответил Посредник. — Да уж, — со смехом протянул работник заведения. — Наполеон вечно чем-то занят, хоть бы заглянул к нам, повеселил народ. — Я передам ему, что его тут ждут, — пообещал Дюма и снова оглянулся по сторонам. Произнесённое имя Наполеона добавило ему тревожности, и, несмотря на усилия мужчины, глаза его выражали испуг. Распрощавшись с барменом, он осмотрел местность последний раз, прежде чем быстрым шагом направиться к своему кораблю. Единственное, что он заметил, — скользящее движение в тени, два тёмных глаза и руку, с невероятной скоростью направляющуюся к его солнечному сплетению. Не было времени даже чертыхнуться. Одним ударом Жуков выбил воздух из лёгких Дюмы, и в том стремительно стало угасать сознание. Жуков ловким движением перекинул его руку через своё плечо и направился в сторону порта самыми спокойными дорогами. Полностью, конечно, от людского внимания избавиться в Ардеане было невозможно, но запросто можно было притвориться, что он несёт своего перебравшего алкоголя товарища — уж такое здесь происходило часто и не вызывало никаких вопросов.