Way To A Dream

Пресс-конференция прошла и вовсе не так ужасно, как ожидал Хёкджэ. Нет, конечно, сначала он едва не ослеп от вспышек фотокамер, которых было направлено на них слишком много, и его колени дрожали так, что если бы не Донхэ, крепко держащий его за руку, то Хёкджэ бы точно свалился и грохнулся, так и не добравшись до своего места, но… он все же проделал этот путь. Даже без единой запинки. С трудом сдержав облегченный вздох, когда ему наконец-то удалось сесть на свой стул за длинным, заставленным и заваленным микрофонами и диктофонами столом, прямо напротив таблички со своим именем – стопроцентное попадание. И все благодаря Донхэ, расположившемуся справа от него и тут же открывшему бутылку минералки и жадно начавшему пить под громкий треск камер – четко отработанный жест и прекрасная игра для фанатов, о которой лидеру SFS перед самым выходом не преминул напомнить Шивон. Самому же Хёкджэ даже близко запретили приближаться к любым напиткам, да он и не собирался, зная, что у него непременно что-нибудь взорвется или прольется, изгадив все вокруг и в первую очередь его самого, а если учесть, что стилисты одели его в вещи, о стоимости которых Хёкджэ было страшно даже думать, то… Нет, от всех жидкостей и прочих пачкающе-марающих субстанций ему следовало держаться как можно дальше. Что он и делал с большим успехом. И вообще, если бы сегодня после пресс-конференции раздавали награды и там был бы приз самому успешно маскирующемуся под мебель участнику, то он бы без сомнений получил его. За все те шестьдесят минут, что журналисты топили участников SFS и весь менеджмент группы в своих вопросах, Хёкджэ пришлось открыть рот три раза, причем два из них были коллективным приветствием и прощанием. Основной удар на себя, разумеется, принял так и не отпустивший его руку Донхэ, который в кои-то веки не строил из себя ледяную статую, а с удовольствием шутил, улыбался и даже подкалывал журналистов, с легкостью переключая все их внимание на себя; от него не отставали постоянно перешучивающиеся (судя по выражению лица менеджера Чхве и высокого рыжего китайца со слишком эмоциональным лицом – пресс-секретаря, имя которого уже улетучилось из памяти Хёкджэ, – на не слишком уместные темы) Чонун и Кюхён. Чего только стоили слова Кюхёна о том, что он как никто другой переживает за права ЛГБТ-сообщества в их погрязшей в стереотипах стране, от которых поперхнулись и позеленели не только рыжий пресс-секретарь и менеджер Чхве, но и даже Донхэ. Хотя… пусть уж лучше борьба за права геев и лесбиянок, чем позорное обличение подмены их вокалиста. По крайней мере, большая часть журналистов вновь получила повод для раздувания очередного скандала с участием SFS, за которым они сюда и пришли. И даже Хичоль, обычно предпочитающий на подобных мероприятиях витать в облаках, сегодня совершил небывалый коммуникативный подвиг, ответив на почти десяток вопросов и с удовольствием поведав миру о своем новом кукольном домике и раритетной коллекции кукол Барби, подаренной ему одной из международных фанбаз. Но лучше всех сегодня, разумеется, работали рыжий пресс-секретарь и менеджер Чхве, столь виртуозно укрощающие журналистов и на корню пресекающие все неудобные вопросы, особенности те, что касались весьма бурной и скандальной жизни Ынхёка, что это просто не могло не восхищать. А Хёкджэ… Он по большей части был безмолвным наблюдателем всего этого, лишь раз удосужившись ответить на вопрос об одной из песен и всю пресс-конференцию размышляя о том, что наверняка каждый человек в этом зале знает, что он – не его брат, а всего лишь нелепый манекен, занявший пустующее в группе место. И пусть уже после пресс-конференции, перед спешными сборами на фанмит, который должен был проходить в этом же отеле, но в другом, куда большем по размеру зале, где уже начали собираться фанаты SFS, буквально все сказали Хёкджэ, даже специально приехавший, чтобы посмотреть на него, Шиндон, что все прошло просто замечательно и он отлично сыграл роль своего брата, вот только сам Хёкджэ… Ему самому не слишком-то верилось в это. Но, к сожалению или к счастью, у него не было ни сил, ни времени размышлять об этом, ведь впереди его ждало испытание куда страшнее – встреча с фанатами, и там… Вряд ли там ему удастся отсидеться в уголке, прикрываясь пресс-секретарем, менеджером Чхве, Донхэ и остальными участниками группы как живым щитом. Хёкджэ с удовольствием бы грохнулся в обморок от волнения, но круговерть подготовки так сильно закружила его, что он впервые пришел в себя и осознал, что действительно делает ЭТО, уже стоя на сцене, а там у него тем более не было времени на волнения и размышления, и все, что ему оставалось делать, – следовать вбитому в подкорку плану, просто внушив себе, что это одна из их детских шуточек с Ынхёком, когда они менялись местами и с легкостью обводили вокруг пальца не только друзей, соседок и школьных учителей, но даже маму, которая обычно хорошо различала их, но… они с Ынхёком слишком хорошо знали друг друга, до последней мелочи, детали и жеста и... могли просто безупречно сыграть роль друг друга. Вот и сейчас… на сцене перед почти тысячей беснующихся фанатов со всех концов мира, лица которых растворялись в полумраке, стоял вовсе не Хёкджэ. А Ынхёк. И он был как всегда… идеален. Говорил нужные слова. Улыбался и двигался так, как нужно, ни на мгновение не выбиваясь из заданного ритма. Он владел залом полностью, подчиняя и покоряя его себе и заставляя идти у себя на поводу остальных участников группы. Он заставлял всех этих парней и девушек вопить от восторга до сорванных голосов и заливаться слезами счастья, а ведь он… то есть они, они еще не начали играть, а зал был уже раскатан и раздавлен у их ног. Мягкая, податливая, восторженная глина, из которой можно слепить все, что угодно. Одним правильным словом, одним правильным жестом, одним правильным взглядом. Эти люди жаждали подчиниться ему, жаждали отдать ему всех себя, и… Ынхёк с радостью принимал их, выпивая аудиторию до дна и даруя ей неземное наслаждение. Он горел так ярко, что сжигал все вокруг дотла. В том числе самого себя, а затем… затем просто возрождался из пепла. А что было, когда они наконец-то начали играть… Зал просто взорвался, и это было настолько головокружительно и ТАК сводило с ума, что Хёкджэ не запомнил ничего, кроме одного единственного чувства – cносящего голову восторга, который пронизывал его всего насквозь, от макушки и до кончиков пальцев, он струился сквозь него, разливаясь сумасшедшей волной по залу, по сердцам тысяч людей, а затем столь же сумасшедшим откатом возвращался к нему назад. Нет, не к нему, к Ынхёку. И стоя на сцене перед этими людьми и напевая песню в отключенный микрофон, Хёкджэ впервые в жизни осознал, КАК же он завидует собственному брату и ЧТО он потерял, отказавшись от своего шанса десять лет назад, но… сделанного не вернуть. И сейчас… сейчас у него, возможно, была единственная возможность по-настоящему попробовать на вкус свою самую сокровенную и уже давно похороненную мечту. И... поддавшись внезапно охватившему его порыву, Хёкджэ решил не упускать его. Этот шанс. И оторваться по полной. Да, зал слышал не его. Да, зал не знал его имени. Да, все эти люди, даже смотря на него, его не видели, но… это Хёкджэ сейчас стоял на сцене перед ними. И SFS сейчас играли его, написанную еще семь лет назад, песню. И все эти люди кричали строки, которые когда-то ночью под одеялом с фонариком писал он, Хёкджэ. В своей старой нотной тетради, которую однажды он просто отдал Ынхёку. В обмен на желание. Но какая, к черту, разница?! И разве об этом стоило думать сейчас? Определенно нет. Все позже. А сейчас… Сейчас Хёкджэ просто хотелось отдаться залу и музыке. Немного побыть Ынхёком, позабыв о том, кто он есть на самом деле. И на эти два часа, к удивлению и огорчению парня пролетевших слишком быстро, он стал им. Ынхёком. Полностью вытеснив из себя Хёкджэ. И уже даже после фанмита, когда к ним в гримерку стайками проводили млеющих от восторга фанаток – чьих-нибудь родственниц, подружек или знакомых, алчущих автографов, селфи и объятий с любимыми оппачками, он все еще был им. Ынхёком. И даже когда к ним заходили поздравить с успешным возвращением коллеги, приглашенные на фанмит репортеры крупных изданий, пара инвесторов и как-то странно поглядывающий на него продюсер, а также те самые представители американского лейбла, из-за которых и был весь сыр-бор, Хёкджэ все еще был им. Ынхёком. Настолько сильно погрузившись в образ своего брата, что спроси сейчас кто, каков он, настоящий Хёкджэ, и он вряд ли бы смог дать ответ на свой вопрос. И лишь когда никак не желавшие покидать их американцы, буквально писавшие кипятком от фан-встречи и пресс-конференции, наконец-то оставили их в покое и едва ли не светящийся от восторга менеджер Чхве резко хлопнул Хёкджэ по плечу, слишком громко что-то говоря о том, что он большой молодец, Хёкджэ внезапно понял, кто он, что он, где он и с какой целью. И что он совсем не Ынхёк. А его копия. Жалкая китайская подделка под оригинальный бренд, каким-то чудом затесавшаяся на полку в бутике. И что его выбросят сразу, как только найдут оригинал. И это внезапно накатило на него столь резко и мощно, что Хёкджэ с трудом смог удержаться на ногах, вылетая из образа брата куда быстрее и сильнее, чем пробка из бутылки шампанского. Все эти совершенно чужие люди вокруг него, дружелюбные к нему лишь по одной-единственной, совершенно очевидной и столь же корыстной причине, что-то говорили ему, спрашивали, смеялись, улыбались, шутили, а у Хёкджэ было лишь одно чувство… Нет, желание. Настолько острое, что он просто не мог сопротивляться ему и, наплевав на все правила вежливости и на всех этих людей, выбежал из гримерной прямо посреди чьей-то реплики, со всех ног несясь в ту сторону, где, по его весьма смутным воспоминаниям, должен был находиться туалет. И, слава богу, эти воспоминания не подвели его. С грохотом захлопнув за собой двери и даже не удосужившись закрыться, Хёкджэ на полной скорости рванул к унитазу, склоняясь над ним и наконец-то позволяя остаткам вчерашнего ужина, которым его угостил начальник службы безопасности, покинуть его тело. Ему было плевать сейчас, что в отеле полно журналистов, которые могли заснять его в столь неприглядном виде и вновь поизмываться над репутацией его брата. Ему было плевать на продюсеров, спонсоров, инвесторов и представителей американского лейбла. Ему было плевать на менеджера Чхве, SFS и всех участников группы полным составом. И в особенности ему было плевать на Ынхёка. Нет, сейчас, скрючившись в мучительных болезненных судорогах над проклятым унитазом, Хёкджэ третий раз в жизни по-настоящему ненавидел его. Всем сердцем. И как никогда желал, чтобы эта эгоистичная скотина сдохла. И пусть такие приступы ненависти к брату обычно были совсем не свойственны Хёкджэ, но сейчас… Побывав на месте Ынхёка, вокалиста SFS, еще раз, Хёкджэ, цепляющийся дрожащими непослушными пальцами за ледяную поверхность гостиничного унитаза, по-настоящему завидовал ему, жуткой черной завистью, и решительно не понимал, как его брат мог уехать и оставить все это… ТО, к чему он шел столько лет. То, ради чего он столько трудился. То, за что он готов был заплатить любую цену, абсолютно ЛЮБУЮ. Он готов был ради собственной мечты даже Хёкджэ разодрать на кусочки и, бросив его подыхать от боли, отправиться дальше. И сбежать? Накануне таких важных мероприятий и встреч? Пусть они и не были близки с Ынхёком в последнее время, но это слишком уж было не похоже на его брата. И сейчас, стоя на коленях в этом чертовом туалете, Хёкджэ прекрасно осознавал это. Да еще и эти странные, слишком реалистичные сны, мучающие его уже не первую ночь… Нет, все это было слишком странно. И очень пугающе. Хёкджэ рвало слишком долго для того, кто ел последний раз сутки назад, да и то лишь сэндвич с соком, но эти жуткие чувства, мысли и спазмы, скручивающие все его тело, никак не желали отпускать его, сначала вытолкнув из его желудка всю пищу, а затем заставив его блевать отвратительно вязкой и горькой желчью, которой в его организме, кажется, было просто невероятно огромное количество. И если бы не вдруг прозвучавшее слишком громко треньканье отброшенного Хёкджэ телефона, так и валяющегося неподалеку на полу, то… возможно, он бы еще долго не пришел в чувство, но громкий резкий звук лучше отрезвляющей пощечины Донхэ вернул Хёкджэ в реальность и прекратил эту бесконечную пытку. Убедившись, что его организм все же решил дать ему передышку, Хёкджэ, не чувствуя в себе сил даже подняться на ноги, просто уселся прямо на ледяной, покрытый слишком твердой каменной плиткой пол и, прислонившись спиной к хлипкой перегородке, и прикрыв глаза, и сделав глубокий вдох, на ощупь попытался найти дрожащими непослушными пальцами телефон, на дисплее которого мигало одно сообщение, отправленное со скрытого номера: «А ты молодец. Продолжай в том же духе. А я пока отдохну. Желаю хорошенько развлечься. Ынхёк. P.S. Не ищи меня пока, со мной все ок. И попроси Ши и Тэ не разводить панику по поводу и без».