Побережье

Вот-вот должно было стемнеть, и за открытым окном машины шумели волны. После заката обычно начинался прилив, добавляющий в воздух прелый запах водорослей. Над скалами покрикивали случайные чайки, ищущие укромное место для ночлега в еще теплых камнях. Ева прислонилась спиной к душевой дверце в узком проходе и замерла, чутко прислушиваясь к звукам снаружи. Пока кроме того, что творилось за пределами дома – так она называла свой трейлер – и сопения во сне своего пятимесячного сына, она не слышала ничего. Точнее, не слышала того, чего боялась – цокота каблучков, обычно эхом отдающегося между скал, образующих над тропой нечто вроде арки. На несколько секунд девушка перевела дух и стерла с виска капельку пота, норовившую скользнуть по раскрасневшемуся лицу. На этом пустынном каменистом пляже она жила почти с самого рождения Илая, и это было едва ли не самой большой удачей за все двадцать два года её жизни. Невезение преследовало Еву с самого рождения. Девочке вздумалось появиться на свет в крохотном городишке с гордым названием Дьюк, пропахшем копотью местной угольной фабрики, которая поддерживала на плаву едва ли не все его население в тысячу человек. Единственная больница в канун Рождества была забита местными пьяницами, заранее отметивших праздник не одной кружкой пива. Кто-то выколупывал из руки или ноги осколки стекла, кого-то крепко приложили в драке. Но все только и обсуждали ввезенную на носилках беременную женщину, которую все знали как Кислая Сью – она была хозяйкой одного из баров. Относительная акушерка, сама принявшая на грудь, неведомым чудом извлекла девочку невредимой, а пробормотавшая имя «Ева» роженица немедленно потеряла сознание и через несколько часов умерла от заражения крови. Отец ребенка, вероятно, находился среди «пациентов», однако, виду не подал, как и все детство Евы. Ее отдали в приходской приют. В девять месяцев девочка неудачно упала из кроватки, и на всю жизнь приобрела нервный тремор рук. Ветрянка, накрывшая волной весь приют, когда ей было семь, оставила на лице несколько уродливых шрамов. Росшая тихим, болезненным ребенком, она не выделялась из толпы мечтавших о лучшей жизни соприютников совершенно ничем, и хозяйка приюта мисс Доннехью, добродушная полная женщина средних лет, не уставала удивляться, как девочка все не отдала богу душу, и упорно пробивается сквозь мелкие невзгоды, словно сорная трава. Когда ей стукнуло шестнадцать, Еву взял к себе старый Том Сайкс, заведующий баром «Три яблока» давно почившей Кислой Сью – помогать на кухне. После приютской столовой, где она подрабатывала поварихой, такая работа была ей привычна. Шумная, насквозь провонявшая рабочим потом и дешевыми колбасками для гриля забегаловка научила ее многому (в том числе, избегать постоянных посягательств на и без того хрупкое тело) – и сделала девушку ещё более нелюдимой. Казалось, так будет всегда, однако спустя четыре и без того однообразных года Том в февральский гололёд сломал ногу и слег. Как раз в это время в Дьюк неведомым ветром занесло группу инвесторов из преуспевающей строительной компании округа. Изъездив город вдоль и поперек, они пришли к выводу, что он представляет интерес, и начали постепенно скупать землю. Дьюк трясло от сплетен и пересудов, ещё бы: много лет он медленно гнил у подножья Голденских холмов, и так неожиданно наводнился строителями, разного рода предпринимателями и прочим разносортным народом. Старожилы относились к свежей крови крайне настороженно. Не по нраву приезжие были и Тому, чья нога никак не желала поправляться – хотя они и приносили в бар наличные. В один прекрасный день деньги снова пришли в бар – в виде «черного хлыща», как обозвала его про себя Ева. Когда он заявился, Том из-за стойки подал ей знак: не выходить. Девушка притаилась за дверью так, чтобы видеть происходящее в зале. Высокий черный мужчина в костюме, лысый, с золотым кольцом в ухе выглядел чрезвычайно уверенным в себе и богатым. У дверей замерли еще два негра с каменными лицами. Главный недолго поговорил с Томом и, изобразив рукой знак «позвони», вышел из бара. Старик, не двигаясь, смотрел ему вслед. Позже он рассказал Еве, что мистер Иглз собирается выкупить землю, снести бар и построить на его месте отель, и им придется, как ниггер с ухмылкой выразился, «исчезнуть по-хорошему». Несмотря на то, что старое помещение, пестревшее заплатками, как лоскутное одеяло, еще держалось на плаву, Том рассудил, что лучше было бы последовать совету неприятного джентльмена. На его счет была внесена обещанная сумма, и деньги эти он разделил с Евой. Старик также помог купить ей трейлер одного из приезжих работников, переехавших в Дьюк и уже не собиравшихся его покидать. На этом они и попрощались. Еве было страшно уезжать из города, в котором она провела всю свою жизнь, но жажда увидеть мир таким, каким она воображала его в книгах, была сильнее. Тогда ей казалось, что, стоит перевалить за холмы – она увидит океан, и уйдет под воду вместе с машиной. Сердечно попрощавшись с немногими друзьями и пообещав почаще присылать открытки мисс Доннехью, которая, как всегда, поохав над её судьбой, вручила девушке своё сокровище: маленький револьвер и запас патронов. Ева Фейн оставила город за спиной с надеждой, что никогда больше не увидит его. Трейлер «мерседес», что достался ей на вырученные от продажи земли деньги, был оборудован на славу. Душ и туалет были в порядке, кухонный отсек тоже. Ещё в Дьюке Ева купила вафельные полотенца, которые украшали мойку и мини-холодильник; а также была найдена лучшая ткань в одном из супермаркетов, открытых приезжими – темно-синяя с изображениями звёзд и планет, и сшиты три комплекта постельного белья, которыми девушка чрезвычайно гордилась. Она планировала отъехать как можно дальше, насколько хватит денег и сил, и в мифическом «там» найти работу – хотя бы временную, чтобы потом снова двинуться дальше. Так бы и вышло, если бы не произошло нечто непредвиденное. Её изнасиловал пьяный дальнобойщик в одном из мотелей. Спустя несколько месяцев пути (а ехала она довольно неспешно) девушка сбилась с набросанного на карте маршрута, а в трейлере кончилась вода. Пришлось искать ночлег, и Ева остановилась в обшарпанном доме на краю дороги. Было довольно поздно, но ворчливый хозяин дал ей ключ от номера и махнул рукой за бар. В ту же секунду, как она завернула за угол, одна крепкая ладонь зажала ей рот, а другая стиснула руки за спиной. Ева попыталась укусить незнакомца, но её двинули лбом о деревянную стену дома, отчего в глазах помутилось. Подарок мисс Доннехью лежал под водительским сиденьем в трейлере, да и побоялась бы она им воспользоваться. Когда девушка предприняла очередную попытку позвать на помощь, ладонь сменил шейный платок, а грубые пальцы затолкали солоноватую ткань ей в рот. Всё это сопровождалось утробным сопением, запахом табака и дешёвого рома – такой она сама когда-то наливала посетителям за стойкой. Уж эти-то запахи она знала. Но сегодня бога рядом не было. Ева молилась до последнего, но когда хрустнули суставы связываемых за спиной дрожащих рук, скользнули к земле спортивные штаны с бельём и толстый член вбил её тело в пахнущие смолой доски, она закрыла глаза и впала в состояние, напоминающее транс, ожидая, когда это прекратится. Мужчина за её спиной, не церемонясь, трахал её бесчувственное тело как осатаневший, то и дело дёргая за сомкнутые запястья – очевидно, это забавляло насильника, потому что сквозь боль она слышала довольное хрюканье. Спустя несколько минут он задвигался быстрее, и где-то на грани сознания она услышала пьяное: «Я только немножко…» Затем ублюдок резко схватил её за ягодицы, натянул на себя, и с хриплым стоном кончил глубоко внутрь. Ева почувствовала, как мозолистые ладони шарят по бокам и груди, а затем резко сдавливают горло. Перед глазами замелькали чёрные точки, и она потеряла сознание.