Классный руководитель

Я пришла домой, и это очень странное чувство в груди не давало покоя все это время. Такое чувство будто это мой родной дом, а я пришла погостить на пару часиков. Сделав себе чай, я вернулась в свою комнату, достала из сумки футболку Антона и вдохнула запах, который вещь ещё держала на себе. Я будто какой-то токсикоман, но не могу себе отказать в том, чтобы не покайфовать от запаха Шастуна. Быстро сходив в душ, я надела ту самую футболку, которая была мне почти до колен, и села делать уроки. После душа я стала чувствовать себя лучше, голова ещё немного побаливала, но уже было терпимо. Так, алгебра... Интересно, как там Антон и Люба? Почему они не говорили никогда о своем отце? О маме я слышала много историй, а вот о нем никогда. — Так, Катя, займись уже учебой, наконец-то! Я постаралась не думать о Шастунах и сосредоточиться на алгебре. Но ее пришлось отложить, потому что ну как не думать об этом длинном неуклюжем дяде Стёпе. География, история, общага, русский, казалось это никогда не закончится. Я уже трижды бегала делать чай, потому что он либо быстро заканчивался, либо остывал и был таким холодным, что пить его противно. Когда я решила выйти покурить, поняла, что уже поздно. На улице было темно, к тому же небо затянули тучи и изредка капал дождь. Затянувшись дымом, я включила телефон и зашла в сообщения.

Вы Как ты?

Булочка с корицей Нормально

Вы Я увижу тебя сегодня?

Булочка с корицей Да Скоро буду Я докурила и вернулась в комнату. Осталось закончить геометрию и можно отдохнуть. Все могу, но в геометрию не могу. Кто вообще её придумал, блин? Хоть я и занимаюсь с Шастом, но всё равно этот предмет мне никак не даётся. Не знаю сколько времени я сидела над этим творением дьявола, видимо довольно долго, ведь меня обняли тонкие, но крепкие руки, на которых было очень много браслетов и колец, и прошептал мне на ухо: — Пора спать, малыш. А двадцать седьмую задачу ты сделала неправильно. — Знаешь что, со своей геометрией? — Что же? — он все так же шептал, но у уже не на ухо, а возле шеи, где я почувствовала его дыхание, а вскоре и пару лёгких поцелуев. По коже пробежали мурашки, я закрыла глаза и чуть не выдала себя стоном. — Н-ничего... — Точно? Или ты хотела сказать какую-то гадость? — Н-нет... Почему я так быстро сдаюсь? Почему мое тело подводит меня так быстро? Катя, держи себя в руках, не вздумай выдать себя. А в низу живота так тянуло и щекотало невыносимо. Я повернулась к Антону лицом и коснулась его губ своими, сначала легко, непринужденно, затем грубо и требовательно. Поднявшись со стула, я толкнула парня на кровать, которая стояла близко к письменному столу, и села к нему на колени. — Кать, — он тяжело дышал и очень тихо и неразборчиво говорил, — остановись. Пожалуйста. Я... Я не сдержусь... — И не надо, не сдерживайся. — Не сейчас, малыш. — Почему? Я хочу тебя, почему нет? — я прислонилась к его лбу своим, обнимая лицо Шаста руками. — Ещё рано, прости. Давай просто полежит, если ты не против. — Конечно, — я легла рядом и обняла математика. — Почему ты не рассказывал мне о своем отце? — Это не то, о чем мне хотелось бы говорить. Я не помню его, если честно. Все детство мы с Эл провели с мамой. Он появлялся очень редко и не был рад нас видеть. А сейчас вспомнил, что у него есть дети, потому что ему нужно у кого-то пожить недельку-другую. — Понятно. Спасибо. — я поцеловала его щёку и потерялась носом о щетину. — Я люблю тебя, Тош.