Люмен Истуар, и мы вас предупреждали III

      Акнологии ещё никогда не было так больно: боль, начинаясь в кровавом месиве на месте правой передней лапы, растекается по всему телу, опутывает его сетью, не даёт пошевелиться. Земля вокруг пропитана кровью — её вылилось столько, что кажется, будто в жилах уже не осталось ни капли.       Акнологии ещё никогда не было так больно… но в темноте мелькают обрывки воспоминаний о том, как всё-таки было. О теле, почти разорванном на части, о море чужой крови и горячем дыхании дракона. Но ему слишком больно, чтобы об этом думать.       «Бедный… Истерзанная душа», — вдруг раздаётся чей-то шёпот в голове. Звучит так ясно, будто говорящий совсем рядом, но здесь никого нет — Акнология приподнимает тяжёлые веки и видит только скалы, деревья, перемолотые его падением, и кровь.       «Ты слышишь меня? — удивляется голос. — Так много лет прошло с тех пор, как ты перестал слышать меня».       «Я…» — он не может даже думать связно.       «Бедный. Я считала тебя потерянным и даже не пыталась… — в мягком женском голосе звучит сочувствие и сожаление, а потом незнакомка настойчиво требует: — Ты когда-то был человеком — самое время вспомнить об этом».       Никогда — никогда-никогда-никогда, вязко стучит в голове. Он не мог быть человеком. Он ненавидит людей — он не мог быть одним из них. Акнология судорожно вздрагивает всем телом, в груди зарождается глухой хриплый рёв — вместе с ним в лёгких клокочет кровь.       «Тише, тише, — шепчет женщина. — В этот раз я не могу исцелить тебя, Эдель. Ты должен справиться сам».       Акнология рычит и бьётся на земле, круша скалы и деревья и не чувствуя этого за своей болью, второй источник которой — у него в голове. У осколков воспоминаний очень острые края, он не может удержать их и не может отбросить. Было что-то, кроме смерти и разрушения. Раньше. В той черноте, которую он считал началом своего существования. «Эдель». «В этот раз». Осколки царапают, рвут не зажившие до конца раны, о существовании которых он даже не догадывался. «Игнил».       Акнология падает на камни, и чешуя не смягчает удар, потому что у него нет чешуи. Нет крыльев, хвоста и когтей, только хрупкое человеческое тело — и память. Он даже не удивляется, что у него целы обе руки. Вообще не думает об этом. Пальцы скребут замешанную на крови грязь, к горлу подкатывает тошнота, а голова раскалывается от боли.       «Я убил Игнила… Я убил его».       «Не в этот раз. Невозможно убить астральное тело, — успокаивающе шепчет незнакомка. — Да, Игнил мёртв, так же, как и я, но ведь я говорю с тобой»       Кто она? Акнология не может вспомнить — этот осколок ещё не встал на место, если он вообще есть. Спрашивает:       «Кто ты?» — ему почему-то очень важно знать.       «Я… — голос вдруг гаснет, спадая до невнятного шороха. — Время на исходе. Ты справишься, Эдель, я верю».       В него никто никогда не верил. Кроме…       «Грандина! — зовёт он, наконец узнав голос. Наконец вспомнив всё до конца. — Грандина, не бросай меня!»       «Ищи нас за горизонтом», — последние слова звучат настолько тихо, что их еле можно различить, истаивают в ничто.       И он найдёт, сколько бы времени ни понадобилось — Эдель, драгонслеер хаоса, всегда был очень упрям.

19.04.2015