ИНХАМАНУМ. Книга Черная

Заключение

      Гость молча провел указательным пальцем по выступающей кромке затейливого саркофага, в котором покоилось тело того, кто называл себя Инхаманум. Он задумчиво посмотрел внутрь гроба через странное, но совершенно прозрачное стекло и вздохнул, затем облокотился на край, постоял так пару секунд и подпер голову руками, снова вздохнул. Взгляд незваного путника никак не мог оторваться от плотно закрытых черных век бездыханного мужчины, но нарушить повисшую тишину он все никак не решался. Думал, терзался какими-то тяжелыми и болезненными мыслями, хмурился и кусал губы. Но ни разу его мысли не обратились к тому, чтобы предположить странную вещь - он сам ужасно чужд этому месту. Казалось бы, что его тело не выдается особой пухлостью и излишеством, но весь он виделся каким-то до невозможности теплым, мягким и уютным. Даже длинные и волнистые, почти до пола, искрящиеся в темноте, серебристые волосы с жемчужным отливом, без прикосновений ощущались шелковыми и пушистыми. Пухлые губы так и норовили изогнуться в улыбку, а глаза мерцали ярким, ласковым светом, подчеркивая необычные цвета – смесь фиолетового и золотого.       Такое существо не могло появиться в темном, озаренном правлением Раны Мироздания, самим Многоликим Императором, мире. Он был гостем, что перенес очень долгий путь из другого света, из другой реальности. И он пришел за ответами, но услышав длинную и запутанную историю, засомневался и смутился, углубившись в новые думы.       Некто снова провел пальцем по границе сплава и стекла, бросив косой взгляд куда-то в сторону, где витал зыбкий, призрачный свет от затихшей голограммы. Впрочем, светящийся силуэт, изображающий точную копию Инхаманума, в большей степени напоминал не нарисованную картинку, а духа, вроде хранителя реликвий. Было лишь одно отличие – три тонких луча, струящихся откуда-то из невидимых из-за темноты углов залы гробницы. Они сливались в одно, рождая слегка рябящую фигуру, а потому жутковатую и резкую для глаз.       Гость опять глубоко вздохнул, неловко поведя плечом, словно пытаясь расправить крылья. Но их сейчас не было. Войдя в узкие коридоры разбившегося корабля, путник их спрятал, растворил. - Какая… странная история. – Мягкий голос разлился бархатной волной и мирно затих, не пробудив эхо. – Мне кажется, что я совсем запутался. Это все должно быть сном!       Хранитель гробницы молчал. Он не соизволил наградить говорившего даже мимолетным взглядом, только угрожающе пошевелил острыми когтями. - Признаться, мне очень страшно. – Продолжал несколько растерянно и неуверенно гость. – И у меня так много вопросов. Ужас просто! Не хватит и вечности для всех них, но так хочется узнать! Я сгораю от этого чувства, хотя понимаю, что ты уже рассказал мне все, что можно, что я осилю. Наверное, кому-нибудь другому ты бы поведал свою историю иначе, но мне суждено было ее услышать именно так. Напугал. Честно, напугал. Теперь я просто боюсь быть. И понимаю, что уже не смогу вернуться прежним. Я уже никогда не буду, как раньше. Я…потерял себя. От меня ничего не осталось, но не мне же такое говорить! Сам же века назад растратил себя на спасение других. Верил, сострадал, а потом стал мерзостью. Лишь смех слышал со стороны и требования похоти. А теперь… Узнал слишком много, но именно за этим и шел. И я хочу еще! - Твое право. – Загробно и монотонно ответил светящийся «дух». – Ты выиграл. - Игру? – Переспросил беловолосый мужчина. – О ней ты тоже упоминал в своем рассказе. Но я все равно не понимаю. Ты сказал, что ты бог! Но это твоя гробница. Я вижу твое нетленное тело, слышу твои воспоминания. Но игра… В чем она? - В познании. – Также холодно прозвучал ответ, отчего крылатый поморщился и скривил недовольное лицо. - Какой же ты…       Гость вцепился руками в выступающий узор на саркофаге, гневно и утробно зарычал, зажмурившись и почти переходя на визг, но потом махнул на голограмму рукой и снова уставился своими огромными глазами в гроб. Отвернулся, словно не хотел больше разговаривать с равнодушным повествователем, но рассказчику нрав долгожданного странника был совершенно безразличен. Он выполнял свой долг. - Ты пришел. Ты познал. И кара твоя – знание. Если не хватит сил и смирения, можешь расценивать мою историю вымыслом, мифом, ложью. Но в таком случае твой длинный и долгий путь в миллиарды лет окажется глупой тратой времени. - Нет, спасибо. Я верю, даже чувствую, что это так, но не понимаю, почему после всего своего рассказа ты вдруг сам подталкиваешь меня к мысли о том, что все твои слова пусты и бесполезны. Это очень жестоко.       Изображение совсем по-человечески пожало плечами, слегка изогнув губы в улыбку, и скосивший на него цепкий взгляд светловолосый обиженно фыркнул. - Может быть, каждое мое слово было ложью… - Задумчиво произнес бесплотный собеседник.       Путник устало закатил глаза и недовольно застонал, но такое поведение не вызывало пренебрежения или отвращения. Напротив, в нем читалась лишь одна правда – мужчина использовал такую манеру лишь для того, чтобы скрыть себя настоящего. Для простого человека эта истина оставалась бы недоступной, но для иных – нет. Крылатый долго учился прятать себя и свои чувства, получая на них в ответ лишь боль, оскорбления и смех, а потому больше не мог прямо показывать себя настоящего.       Он покачал головой. - Значит, ты и есть Абсолют?       В ответ прозвучала лишь тишина, которая вопреки всему еще сильнее отражалась от стен, нежели голос или даже выкрик. И от нее с колоссальной, почти чудовищной силой ощущалось давление каменных сводов и стен, что многими метрами уходили ввысь. От такого безмолвия рождался подлинный страх, а при игре воображения возникало смазанное, но режущее звучание капели. Было холодно. - Инхаманум… Инх… Очень сложно все это осознать. Я верю, но мне не хватает чего-то, что позволило бы представить и понять. Я уже не говорю о «прочувствовать». Это вообще за гранью! Но я всей душой ощущаю твое одиночество. Наверное, это так жутко, видеть то, что является тобой, но остается непонятным и не таким, каким ты хотел это сделать. Это просто убийственно! А еще страшнее помнить, что про тебя никто не знает, что все считают себя единственными и неповторимыми, всемогущими и непобедимыми. Знаешь, боги такие эгоисты… - Он даже легко и тихо рассмеялся. – Да… Инх, но зачем тебе эта игра? Зачем ты сделал все, чтобы твое существование и дальше оставалось в тайне? А могли найти это место единицы из всех миров?! Это же пытка для самого себя! Неужели ты не хочешь поговорить… - Ты один. – Кратко пояснил страж гробницы. - Что? Не понимаю. - Ты один осознал и смог добраться сюда.       Беловолосый не ответил.       Его лик помрачнел и побледнел, под глазами залегли тени. Он снова тяжело вздохнул, а затем расправил огромные и мягкие крылья. Светлые перья зашелестели, зашуршали, красиво переливаясь в тусклом и скудном освещении. Некоторые из них торчали неаккуратно и неряшливо, но ничуть не портили образа своего обладателя. Скорее добавляли ему некую непохожесть и искренность. - Это что… значит, я такой особенный и уникальный? – Улыбка так и проявилась на лице гостя, а лучащиеся глаза вспыхнули светом еще больше. – Я есть избранный! - Ты лишь узревший. Не стоит обольщаться. Это знание не дает тебе видимую силу, не делает тебя могущественным и неприкосновенным. Оно в большей степени осложняет твою жизнь. Не могу обещать, что вскоре твои годы не станут для тебя невыносимыми. Ты захочешь умереть. - Ой, пугаешь. – Крыльями мужчина слегка прикрыл себя, уже с большим интересом проводя изящными пальцами по кромке стекла. – Но сам ты скрываешь. Ладно, если ты не хочешь говорить о самом себе, то… Скажи, почему ты оставил касты? Если бы я родился среди отщепенцев, то этот строй был бы мне противен. Я бы постарался избавиться от них. - Касты лишь название слоев и прав, которыми они обладают. Данный порядок укрепляет Мою Империю, а значит, что они имеют право быть. Я могу получить от каждого, кто находится под властью Многоликого Императора, наивысший уровень работы в той области, где они могут себя проявить. Это и есть исполнение желаний смертных, но играющее для Меня. - Жестоко, но не поспорить. И все же неприятно. Неужели никто не восставал против тебя после возвращения и беспощадной Жатвы? - Нет. - Что же ты с ними сделал…       Крылатый снова вздохнул, ухмыляясь от того, что пройдя многие дороги до этого места, преодолев барьер, что отрезал мир Инхаманума от всех остальных, пересилив свой страх и опасения, рискнув, он встретился с непробиваемой замкнутостью и холодом. Он услышал историю, испытал ужас, но не возникло в его ветреной голове и намека на побег, на попытку отторжения. Он не хотел скрыться и попытаться забыть. Его жажда знать все непреклонно вела вперед, перекрывая то, что можно было бы назвать инстинктом самосохранения. Он даже был готов пожертвовать многим, но что может предложить взамен для Ди’ираиш тот, кто был слишком слаб, чтобы построить свой собственный мир? - Мои вопросы... – Тихо произнес гость. – Они все не те, и все не то. Как странно, слушая тебя, я хотел спросить так много, но сейчас все мысли будто смешались и стали общим, неразделимым желе. Кажется, я слишком поражен, чтобы здраво рассуждать сейчас. Но… Если ты – Исток... Начало, первооснова или как-то еще. Ты есть все, то почему твое тело сейчас лежит в гробу? Ты умер? Но тогда все твои слова и, правда, ложь. Зачем ты создал эту проклятую игру?! - Для зеркал. - Невыносимо! – Закричал путник так, что голос его не выдержал и предательски дрогнул. – Я шел сюда так долго! Я шел! Я бросил все! Я…я думал, что смогу найти спасение, а что в итоге?! Я просто узнал, что если я даже исполню свою мечту, если уберегу всех, то однажды ты просто все уничтожишь, потому что так решишь! И все! Ты действительно бесчеловечен! Тиран! Изверг! Убийца! Ты просто все ненавидишь!       Мерцающий страж усмехнулся, не сводя иллюзорного взгляда с бушующего обидой и разочарованием странника. Разумеется, он не испытывал сожаления и сострадания, даже не мог представить, что подобные эмоции можно почувствовать к сотворенному. И громкие, в чем-то дерзкие слова оставляли за собой долю истины. - Ты говоришь мне оскорбительные фразы. Я не злюсь, ибо ты не испытываешь отчаяния и безумия. Ты веришь в них и произносишь осознанно. Ты смел. - А может быть, я просто так напуган, что хочу, чтобы ты убил меня прямо здесь?! Как Йатароасши?! – Раздосадовано выпалил едва сдерживающий истерику светловолосый и попытался больше не поворачиваться к повествователю, чтобы тот не заметил недостойной слабости. – Так убей же! - Нет, Ринн. - Что?       Крылатый обернулся резко, даже не позаботившись о том, чтобы стереть с век позорную для безжалостного мира влагу. Он уставился своими блестящими глазами на призрака, но потом с обидой хмыкнул, прищуриваясь. - Да, да. Как же иначе. Абсолюту известно абсолютно все. И мое имя тоже. Чему я удивляюсь? Ты еще тот мастер плести козни и мстить. Другим тоже будешь сковывать сети? Творцов много. - Много. Живите. – Согласился полупрозрачный собеседник. - Кажется, я понял, почему ты оставил свое существование в контролируемой тайне. Если бы узнали все, что ты не просто вот ты и это твой мир, а что ты вообще есть… Это был бы хаос. Но зачем игра? - Я уже ответил на твой вопрос ранее. - В рассказе? – Хитро оскалился Ринн. - Ты понимаешь меня. И слышишь, но еще не можешь принять. Нужно время. Ты научишься с этим жить и будешь нести истину. Возможно, тогда… - Изображение Императора покачало головой. – Однажды ты осознаешь дар, который был у тебя от момента твоего возникновения в Черноте. Он и есть уникальный. Он и привел тебя сюда, пусть и не является именно тем, что ты хочешь иметь. - Какое противное слово «иметь». – Прокомментировал крылатый, но тихо, не привлекая внимания. - Создать черноту, пробудить ее к жизни, разделив на части, тем самым дав возможность повторить крупицам Великое Творение. Повторить, скопировать, рискнуть и подражать. А после забыть, вознести себя на пьедестал. Мне пришлось уничтожить, чтобы оставить решение на существование или уничтожение за собой. Жатва прекрасна в своем исполнении, а оживить черный песок сожженных миров не сложно. Следом построить единицы и цепочки существ, соединить их в прочные, но все же неимоверно хрупкие для обстоятельств, взаимосвязи, погрузить в возрожденное и наслаждаться повиновением. Легко… Только мир, которого Я коснулся своей тьмой и пустотой уже не сотрет с лица своего ожег от руки Моей. Никогда. Можно оживить, возродить из праха. Но никогда он не будет свободен. Мое касание порождает зависимость от Меня. А Я буду сгорать от желания возвращения всего в Исток. Ди’ираиш – слишком слабо. Агония боли моего мира, что питает меня сейчас с большим влиянием, слабеет. И этот голод вечно был во мне, как сотни и миллиарды лет назад. Невыносимый голод. Замкнутый круг, из которого выхода нет. Но однажды будет выбор. И твои страхи воплотятся.       Ринн почти не слушал призрака. Он вспомнил предупреждение, которое звучало почти в начале рассказа, и потому некое недоверие к словам стража возникло, точнее к тому, как тот отвечал на вопросы, что последовали после завершения озвученной истории. Теперь же взор странника вновь обратился к саркофагу, к безмятежности и налету сна на лице того, кто покоился под стеклом. Спрашивать о том, как все это случилось, как тело Инхаманума оказалось здесь – не было смысла. Ответа не будет. Но почти незначительное и ничем не интересное движение руки крылатого, когда тот дотронулся до непокрытой пылью грани стекла чуть далее от кромки, произвело на него любопытный эффект.       Подушечки пальцев слегка утонули в толщи стекла, словно проломив ледяную корку. От легкого удивления и страха из-за того, что может вызвать гнев стража, Ринн быстро отнял руку и оглянулся. Но эфемерный хранитель, казалось, и не заметил оплошности гостя, он, как и прежде монотонно и размеренно что-то говорил. Поэтому светловолосый, с воодушевленным блеском глаз, прикусив губу, снова прикоснулся к стеклу. То, сначала покрылось сеткой инея и мелких черных трещин, не проявившись никаким звуком, а потом продавилось, выгнулось и пропустило ладонь сквозь себя.       Не нужно было гадать, какой детский восторг испытал Ринн из-за своей шалости, но он все же помедлил, прежде чем дотронуться до холодного лика Императора. Расправил крылья, чтобы заслониться от продолжавшего монолог наблюдателя, и опустил дрожащие пальцы на щеку бездыханного тела. Но те прошли через нее так же, как и через стекло. И путник даже не смог произнести ни звука, он был поражен, но почти не удивлен. Такой поворот событий был тем, что восстановило осколки мозаики на свои места. Гость только с негодованием ухватил бархатную ткань на дне гроба и вытащил за рукой. - Ложь! А тут-то зачем?!       Он обернулся, чтобы со всей яростью и пылом спора объявить о своей находке стражу и потребовать ответа, но тот словно и не видел больше странника. Призрак медленно развернулся, паря в нескольких сантиметрах над полом, и уверенным шагом направился в лабиринты коридоров, освещая пульсирующим сиянием древние стены. Его голос изредка дергающимся от ряби и помех зазвучал с перерывами, но упрямо и величественно. Слова выстраивались в уже знакомый такт:       «Я помню…       Темно. Слишком ранее утро. Сквозь запачканное стекло раздражающе проникал мелькающий свет почти потухших вывесок. Очень холодно и хочется есть. Я, кажется, со вчерашнего утра ничего не ел… Впрочем, это состояние уже привычно и естественно, потому что иного утра здесь себе никто не мог представить…». - Инх… ты… Да ты издеваешься?! – Заорал Ринн и даже с раздражением и злом швырнул дорогую ткань на пол.       Он в смешанных чувствах спустился со своеобразного подиума, ругаясь в полголоса и слегка покачивая крыльями. То, что крылатый не испытывал страха, могло говорить лишь об отчаянном состоянии, в котором находился мужчина. У него была задача и важная цель, ради которой он без сомнений пожертвовал бы собой.       Оберег гробницы оказался полностью бесполезным, потому что являлся обычным стражником, рассказывающим одно и то же, пусть и способным ответить на несколько заложенных в программу вопросов или даже имитировать достойный диалог. Личностью он все же не являлся и не мог ей быть, а потому долгие поиски ответов Ринна продолжались. Теперь он знал, кого ему следовало искать и какие именно задавать вопросы при встрече, но легче от этого не становилось.       Особенностью мира Инхаманума было то, что в отличие от всех остальных, он не мог быть конечным. Он расширялся постоянно и планомерно, не зависимо от самоуверенных законов, выведенных людьми и их создателями. Те же от момента возникновения были ограничены не только своими силами, но и способностью понимания. Поэтому крылатый оставался в ловушке. Как найти Императора в огромном, вечно расширяющемся мире - это становилось задачей практически смертельной даже для него, мелкого и слабого, но все же божества. А найти Его было необходимостью, ибо светловолосый все же успел обнаружить один ценный ответ в своих скитаниях. И это знание было отнюдь не утешительным. Оно пугало еще больше, не оставляя надежды на самостоятельное и благополучное спасение.       Но стоило гостю лишь приблизиться к зияющему темнотой проему врат, как он резко и с криком отпрыгнул назад. - Лики?!       В проходе возникли плавящиеся от неизвестного жара восковые лики, которые черными силуэтами переплетались между собой и тихо шипели. Некоторые среди них из черноты вынули маски и уставились сквозь прорези на долгожданного гостя. Один даже потянулся когтистой дланью к пушистым крыльям, но, не успев прикоснуться, исчез без следа. Затем с почти неуловимым треском и звоном разбитого хрусталя пропали и остальные, оставляя Ринна в полном недоумении содрогаться от ударов бешено содрогающегося сердца. А за его спиной послышались неторопливые шаги.       Крылатый замер, едва слышно прошептав имя Его: - Инхаманум?       Император приблизился, шелестя тяжелой и длинной мантией черного цвета, что скользила за ним по полу украшенным золотыми нитями плащом. Его голову не обнимал роскошный венец, и не было на груди и руках никаких украшений, что столь неизбежно должны возникать при представлении правителя столь могущественной Империи. На лице не обнаружилось ритуального грима, и потому сети порчи были заметными, а алые глаза равнодушно, но грозно сияли в густом, почти вязком сумраке.       Он смерил единственного гостя ложной гробницы презрительным и оценивающим взглядом, а после заговорил одновременно всеми голосами ликов и призраков Черноты, среди которых странник Ринн все же смог уловить единственно верный, принадлежащий телу воплощения истинного Творца. - Даже не имеешь имени. - Я взял человеческое. Имя своего дитя. – Скромно ответил гость. - Самоотверженно и наивно, учитывая то, что они всего лишь материал. Но ты прошел. Ты доказал свое право знать. И первый Мой дар для тебя – имя. – Инхаманум помедлил, давая путнику осознать ценность милости. – Я буду звать тебя Ас’стше. _______________________________________________ Я поднял знамя в темноте, Озарив черноты обликами крови. И различил Свой лик в огне, Забыв о том, что от Себя неволен. Я выбрал Имя гордое, венец, Не вспомнив то, что мир разрушен. А есть один. Он - Я, Творец. И Я отражением задушен. Вокруг лишь сумрак, зеркала, А Я один, один до боли и до стона. И кровь Моя черна как кислота, Да убивает тяжестью корона. И мира декорации просты. Они скупы, жестоки и коварны. Но не осталось боле, кроме Пустоты, Где все слова высокопарны. Я есть, Я существую. Вечен! Но что потом? Вокруг лишь Тьма… Осталось сохранить всю бесконечность - Ужасную игру для самого себя.