***
Кларк сама не поняла, как решила остаться здесь на ночь. Возможно, так проще заглушать свои мысли, делать вид, что совсем их не слышишь. Пока она тут, ей всегда есть о чём подумать, и это не собственные переживания. Это всегда Лекса. Она одновременно отвлекает от всего, что рассказала им Костия, в той же степени напоминая об этом. Но Кларк не слишком сильно заботят её слова. Лекса не станет обманывать ни себя, ни девушку, поэтому если у неё не будет к ней никаких чувств, они никогда не поженятся. Лекса слишком благородна для того, чтобы сыграть свадьбу и не чувствовать вины за то, что любит другую, а не ту, которая проводила свои ночи в палате, держа за руку бессознательную невесту. Она лучше прочувствует всё, каждую эмоцию и каждое разъедающее внутренности чувство, но будет честна перед собой и людьми, которых любит. Она не будет притворяться перед Костией. Но другое дело, если она вспомнит все чувства, вспомнит всё, что их связывало, и все те мелочи, которые заставили её влюбиться в Костию. Вот тогда у них вполне может сложиться семейная жизнь. А Кларк может быть подружкой невесты на их свадьбе. Может их поддерживать и помогать с организацией, может делать то, чего со свадьбой Беллами сделать не смогла. Наверное, это ужасно эгоистично, но всё, что ей остаётся, это ждать. Думать. Воображать. Она никогда не сможет предугадать следующий шаг Лексы просто потому, что никогда не могла. Это Лекса, и она никогда не поступает предсказуемо или так, как от неё ожидают другие. Поэтому в том, что это будет абсолютно справедливое и честное решение Кларк не сомневается ни на секунду. Это она была любительницей решать сердцем. Лекса же всегда была по части ума. Её размышления прерывают нервные вздохи и полустоны, вырывающиеся из горла спящей. Лекса спит уже шесть часов, хотя сейчас только полночь. Поправив одеяло, так любезно оставленное дежурной медсестрой, Кларк приподнимается. Лекса спит беспокойно, часто ворочается и что-то шепчет, но к этому можно привыкнуть, учитывая то, что Кларк остаётся на ночь уже не первый раз. В первую ночёвку это её сильно напугало, но её врач сказал, что в ночное время её мозг пытается воспроизводить забытые воспоминания, чтобы не перегрузить организм. Много воспоминаний могут приходить к ней именно в виде снов, сказал тогда он, записывая что-то в её медицинскую карту. Просто им нужно контролировать все эти процессы, чтобы мозг не перегрузился. С тех пор они добавляют в капельницы успокоительные, но ничего особо не поменялось. Кларк поправляет постоянно сползающее с Лексы одеяло, когда замечает мурашек на предплечьях. Именно в этот момент она открывает глаза. Кларк улыбается, чтобы не напугать её, но девушка резко хватает её за запястье и начинает судорожно мотать головой. Хватка на запястье настолько сильная, что ладонь за секунды немеет, но не это пугает Кларк. Не то, что Лекса вцепилась в её руку мёртвой хваткой, и там скорее всего, останутся синяки. А её взгляд. Полностью опустошённый и невменяемый, полный отчаяния и тёрпкого ужаса. Неразборчивый шепот и бормотание дают Кларк понять, что она, наверное, всё ещё спит. Должно быть, ей снится кошмар. Но с каждым словом речь становится чётче, а голос громче, и Кларк начинает понимать, что говорит Лекса. — Не подходи ко мне, — уверенно строго говорит она и смотрит прямо в глаза Кларк. Она видит, что Лекса пытается быть уверенной, бесстрашной, но в глазах плещется бездонный страх, заставляющий кровь кипеть в жилах. В секунду всё меняется, и Вудс уже дёргается, как от удара, запрокидывая голову на подушки, выворачивая шею практически на триста шестьдесят градусов. Кларк не знает, что ей делать, когда слышит тихие приглушённые вскрики вперемешку с всхлипами. Она не знает, нужно ли разбудить Лексу, когда она переворачивается на спину и тихо говорит, уставившись в потолок: — Я знаю его. Кларк застывает на секунду, прежде чем спросить, кого именно. — Я не хотела жить с ним… Жить так… Всё что он заставлял, я не хотела, — Лекса всхлипывает, практически захлёбываясь в своих слезах. — Я просто хотела домой. Кларк думает, что сказать, слишком долго, а когда надобность в ответе уже отпадает, у неё находятся слова. Но Лекса уже уснула. Кларк стоит в бездумном шоке, без понимания произошедшего. К Лексе вернулись воспоминания или это было во сне? Сердце бьётся со скоростью взмаха крылышек колибри, пока к ней постепенно доходит всё сказанное Лексой. Неужели она знала своего похитителя? Может, она даже добровольно согласилась на встречу с ним, не понимая, что её ожидает? Может, это был её друг? Или знакомый? Родственник? Она медленно садится в кресло, протягивая руки к безмятежному лицу. Только мокрые дорожки от слёз на щеках дают понять, что это всё Кларк не приснилось, а было на самом деле. Затаив дыхание, Кларк протягивает руку, чтобы вытереть мокрое лицо. Слёзы холодные и такие неприятно мокрые, и пока она это делает, в голове буквально нет ни одной мысли. Всё куда-то улетучилось, пока она касается мягкой щеки. Осознание накатывает беспощадной волной, не давая возможности отдышаться. Она даже не знает, что происходило в то время, пока Лексу искали, но то, что она об этом уже слышала… Кларк уже готова убить этого человека своими собственными руками. До рассвета ещё около четырёх часов, а сна у девушки ни в одном глазу. Она боится даже прикоснуться к Лексе. Что, если это станет ещё одним триггером и она снова так же перепугается? Кларк не смогла сомкнуть глаз до планового обхода в восемь утра, но даже тогда она ничего не рассказала врачу, решив, что подождёт, пока Лекса проснётся. Сначала им нужно поговорить о случившемся, прежде чем сюда приедет полиция и начнет её допрашивать. Кларк даже не заметила, что почти всю ночь просидела в одной позе, но когда она встала, чтобы сходить за едой, буквально всё тело завыло от неудобной позы. Она уже скоро привезет сюда свою кровать, думает Кларк и ухмыляется, представив лицо Амалии и Костии, только это увидевших. Лекса проснулась беззвучно, просто открыла глаза и посмотрела в потолок, пока Кларк открывала занавески. Сначала она её даже не замечает, углубившись в свои мысли. Мозг почти не воспринимает никакую информацию извне, но это длится всего несколько секунд, прежде чем Гриффин не стукается локтем о подоконник. — Доб-ое утро, — говорит Лекса охрипшим ото сна голосом, медленно потирая глаза. Кларк дёргается от неожиданности, но сразу поворачивается и одаривает девушку своей самой очаровательной улыбкой. — Доброе, — Кларк подходит к кровати и тянется к подушке, чтобы её приподнять. Лекса молча привстаёт, придерживаясь за протянутую руку, пока Кларк поднимает подушку, чтобы не перенапрячь спину. — Как ты себя чувствуешь? Наверное, сейчас лучше ничего не спрашивать о ночи и о том, что Лекса вспомнила. Или не вспомнила. Поэтому лучше будет отложить этот разговор, хотя бы на несколько десятков минут, пока Лекса не придёт в себя. — Нормально, — коротко отвечает она, зачесывая волосы пальцами. — Хочешь, я позову медсестру, она поможет тебе сходить в ванну? — Лекса только качает головой в ответ, моргая и прижмуриваясь, так что Кларк понимает, что она ещё совсем не проснулась. — Или я тебе помогу? Лекса приподнимает бровь и вопросительно смотрит на Кларк. — Думаешь, можешь так бессовестно воспользоваться положением, Кларк? — саркастическим тоном спрашивает Лекса, и Кларк замечает, что она едва ли может скрыть проявляющуюся полу-улыбку. Это почти застаёт её врасплох, ведь последний раз Лекса улыбалась только когда они еще были в Вашингтоне, ещё до всех этих событий. Ещё тогда, когда они совершенно беззаботно проводили время в её квартире, до того, как Кларк почти призналась ей в любви. Кларк не может сдержать растущую улыбку, да и не сильно пытается. Она хмыкает, складывая руки на груди. — Я вижу, кто-то сегодня в хорошем настроении, — улыбается Кларк, расстёгивая верхние пуговицы рубашки. Лекса бормочет что-то себе под нос, накрываясь одеялом с головой под короткие смешки Кларк. Она подходит, чтобы не слишком сильно забрать одеяло и стянуть его с девушки. — Слишком ярко… Кларк мысленно хлопает себя по лбу и чертыхается, попутно извиняясь. Она прикрывает занавески и тутже возвращается к кровати Лексы. — Спасибо, — благодарит она и переворачивается набок. Лекса нажимает на кнопку вызова медсестры, и пока они её ждут, в палате стоит тишина. Кларк подходит к стене с фотографиями и замечает одну. Ту, на которую раньше никогда не обращала внимания. На ту, где Лекса лежит рядом с маленькой девочкой лет шести на ровно подстриженном газоне и они обе лучезарно улыбаются. Они крепко держатся за руки, и Кларк кажется, что это что-то действительно важное. Наверное, надо будет спросить об этом у Индры. Сейчас она почему-то чувствует себя очень бодро. У Кларк появилось столько энергии, что она даже не знает, куда её девать. Ну, у неё есть одна идея, и сейчас самое время ею заняться. Спросив, не будет ли Лекса против, если Кларк на секунду отойдёт и услышав негативный ответ, она выходит из палаты. Врач Лексы идёт в противоположную от неё сторону, поэтому Кларк спешит его догнать. — Доктор Питерс, — мягко зовёт его она, пытаясь говорить потише, чтобы не потревожить больничную тишину. — Здравствуйте. Он останавливается и сдержанно улыбается, приветственно кивая. — Я Кларк Гриффин, подруга Лексы, — она двигает головой в сторону палаты, но ему, кажется, даже не нужно об этом напоминать. — Я вас помню, мисс Гриффин, — говорит он, показывая свои белоснежные зубы и поправляя ворот медицинского белого халата. Кларк улыбается наигранно смущённо, пока он засовывает руки в карманы и облокачивается о стену. — Доктор Питерс, — ещё раз медленно говорит Кларк, чтобы задать интересующий её вопрос, но он перебивает её. — Пожалуйста, зовите меня Питер, — исправляет её доктор, положив свою руку на локоть Кларк и мягко его погладив. Кларк мысленно посмеялась. Её теория подтвердилась. — Питер, — делая акцент на имени говорит Кларк и улыбается. — У меня к вам маленькая просьба. — Для вас что угодно, мисс Гриффин, — он улыбается обворожительно и соблазняюще, но на Кларк уже лет двадцать не действовали такие приёмчики. — Вы будете против, если, — Кларк делает маленькую паузу, чтобы медленно закусить нижнюю губу и провести по ней языком, — я возьму Лексу в парк на несколько часов? Питерс несколько секунд молчит, уставившись в её неглубокий вырез футболки, и Кларк думает, как можно быть настолько примитивным. — Миссис Вудс запретила выводить мисс Вудс за пределы территории этой больницы всем, кроме персонала. Кларк на секунду думает о том, что это даже хорошее решение, учитывая то, что Лексу уже похитили однажды. — Но парк ведь находится на территории больницы, — игриво надув губы возражает Кларк, быстро хлопая ресницами, — а я могу надеть халатик медсестры, — немного понизив свой голос предлагает она, по глазам понимая, что доктор попался на её крючок. — Сегодня среда, и никто не приходит по средам, это будет наш маленький секретик, — она медленно ведёт указательным пальцем по пуговицам на халате и останавливается, поправляя ворот. — Только если вы согласитесь выпить по чашечке кофе у меня в кабинете после, — так же игриво отвечает Питер, делая маленький шаг к Кларк. — Я подумаю, — улыбаясь уходит от ответа Кларк, отступая на шаг назад и медленно разворачиваясь. Сердце стучит как бешеное, когда она думает, на что намекал этот старый хрыч. Ну, не такой уж он и старый, но разницу в почти пятнадцать лет заметить можно сразу. Кларк понятия не имеет, как ей всё это удалось, но со своей миссией она справилась на отлично. Она даже не прикладывала к этому особых усилий, что заставляет её задуматься, безопасно ли пребывание Лексы здесь, если ей так легко позволили забрать пациента. Кларк врывается в палату как раз тогда, когда Лекса выезжает из ванной комнаты. Она выглядит намного свежее и румянее, но круги под глазами стали только темнее. Её взгляд становится только потеряннее, и это не может не разбивать сердце. Кларк достаёт из аккуратной стопки одежды длинную шелковую юбку и майку и раскладывает всё на кровать. — Что ты делаешь? Лекса подъезжает к Кларк, и она видит, что ей всё ещё тяжело напрягать руки и долго нажимать на кнопки. — Мы идём гулять, — отвечает Кларк, улавливая капельку страха в глазах Лексы. Она даже не подумала, что Лекса может быть не готовой к этому, но Кларк знает, что это не навредит. Лекса заперлась здесь, в четырех стенах, уматываясь на тренировках и уставая от упражнений до такой степени, что в глазах начинало темнеть. Она думает, что так будет лучше, если она просто будет делать то, чего от нее хотят. Но это не так. Кларк подходит к Лексе и приседает, чтобы их лица находились на одном уровне. Лекса смотрит вниз, на сложенные на коленях руки, пока не чувствует мягкие прикосновение к щеке. Сначала она дергается от неожиданности и с непривычки, ведь до этого она была не совсем в себе и ощущала все будто через слой воды, очень и очень приглушенно. Сейчас же нервные окончания на коже, кажется, пришли в норму, и Лекса снова чувствует всё так, как должна чувствовать. Кларк мягко приподнимает её лицо, пока их глаза не встретятся. — Хей, — шепчет она, не прекращая поглаживать большим пальцем ледяную щеку. Лекса всегда такая холодная по сравнению с ней. — Тебе нечего бояться, я буду с тобой. — Лекса смотрит в глаза Кларк ещё долю секунды, прежде чем вновь опустить глаза. Она помнит, как мечтала действительно вдохнуть воздух своими лёгкими, почувствовать, как кислород поступает в каждую клеточку её тела. Тогда она была бестелесной. Сейчас же она вполне себе материальна, но то, в каком она состоянии… Раньше Лекса могла говорить до тех пор, пока у неё не заболит язык, и это было далеко не три предложения, как сейчас. Она могла двигаться, шевелить руками или пальцами, поворачивать голову без посторонней помощи. Она не зависела ни от кого и ни от чего, она спокойно могла уйти тогда, когда захочет, или вернуться в противном случае. Она могла контролировать себя. Она была свободной. Лекса даже не помнит, каково это, чувствовать лучи солнца на своей коже. Каково это, когда ветер развевает волосы, когда холод бьет по коже. В каждом её воспоминании фигурировали её чувства к Костии, и только они. Не было ничего, кроме них. Она не помнит, каково ей было лежать в холодном снегу, она помнит, каково было целовать Костию. Она не помнит, каково было ощущать капли дождя на своём лице, но она помнит что такое держать Костию за руку и бежать от грозы. У неё нет воспоминания, в котором она просто наслаждалась солнцем. Морем. Громом и молнией. Или чашкой кофе. Всё это стерлось вместе со всеми её воспоминаниями, поэтому Лекса часто сама это представляла. Она никогда не говорила Кларк о том, что часто представляла в своей голове прикосновения лучей солнца на щеках. В её фантазиях это было похоже на поцелуй чего-то очень тёплого и мягкого, нежно и трепетно обжигающего, такого светлого и приятного. Теперь же Лексе предстоит почувствовать всё это заново, узнать, каково это — быть человеком. Простым человеком, который в каждую секунду своей жизни чувствует миллионы вещей одновременно. Поэтому ей и страшно. Она совсем не знает, чего ожидать от этих чувств, и как все это будет происходить. Но то, что Кларк рядом, очень помогает. Лекса думает, что если вдруг что-то пойдёт не по плану, Кларк все равно будет с ней. Она никогда не сделает того, что могло бы навредить ей. Но от этого легче не становится. Кларк помогает ей переодеться, и её движения такие осторожные, что Лекса невольно расслабляется. Раньше их отношения исключали любые физические контакты, и помощь или заботу в том числе, но этот новый аспект их взаимоотношений ей нравится. Хоть Лекса и чувствует себя немного неловко из-за того, что отрывает Кларк от собственной жизни, она безмерно сильно ей благодарна. В коридоре света намного меньше, чем в её палате, и Лекса понимает, что это первый раз, когда она вообще выходит за пределы своей больничной комнаты. Всё кажется таким большим и резким, что она задерживает дыхание до самого лифта. Пока они спускаются на первый этаж, Кларк придерживает Лексу за плечо, пытаясь показать, что она тут не одна. Что Кларк будет рядом столько, сколько потребуется. Лекса хватает её за руку, чтобы они остановились, уже перед самой дверью на улицу. Она послушно притормаживает, и они отходят немного в сторону, чтобы не стоять в проходе. Лекса чувствует, как сердце начинает разгонять кровь по венам намного быстрее, чем обычно, и руки немного потряхивает. Что-то такое холодное и неприятно скользкое поднимается в животе, и, кажется, это тошнота. Это не страх, это волнение, понимает Лекса и медленно выдыхает. Его нельзя назвать приятным, но волноваться лучше, чем бояться, просто потому что страх парализует. Ей неоднократно снились бессмысленные кошмары, в которых она бежала по лесу кругами. Было темно и сыро, холодно, в ступни впивались острые ветки, по лицу хлестали листья, и все было очень размазанным и нечетким, будто сделанным из пластилина. В своих снах она всегда была сильной, боролась за свою жизнь и не останавливалась. Но это были всего лишь кошмары, после которых Лекса просыпалась и не могла пошевелиться часами, пока страх медленно отступал, царапая своими когтями. Даже мирно спящая Кларк в такие минуты казалась ей чем-то невообразимо страшным и пугающим. Всё цвета смешивались в один густой комок темноты, поглощающей всё на своем пути, и это было самым страшным. Именно эта темнота и пугала до ступора, до такого животного испуга, что все, кроме страха, отключалось. Сейчас же волнение не заставляет её остановиться и запереть в панике, но просто минутку отдышаться. Лекса берёт Кларк за руку, и это немного неудобно, но им обеим плевать. Нет ничего, что помогло бы ей сейчас больше, чем Кларк. Они медленно выезжают на большое крыльцо, залитое солнцем. Лекса даже не замечает, как дыхание спирает, когда она жмурится от бьющего в глаза солнца. Всё это кажется нереальным, но Лекса действительно чувствует нежный ветерок, обволакивающий её лицо и голые руки, покрывающиеся мурашками с непривычки. Это такое странное ощущение, когда ветер касается щёк, приятно охлаждая кожу. Но Лекса представляла это совсем по-другому, не так живо и реально, не так приятно. Всё еще с прикрытыми глазами, Лекса сидит, практически в ступоре, пока щёки начинают приятно жечь лучами солнца. Она трогает рукой щеку, пытаясь поймать этот самый луч. — Тёплая, — тихо удивлённо бормочет Лекса, поглаживая свою кожу под звонкий смех Кларк. — Нам нужно в тень, чтобы ты не обгорела, — мягко говорит Кларк под разочарованный вздох Лексы. Она улыбается, пока они едут в сторону небольшого парка с прудом. Кларк выбирает лавочку в тени, прямо рядом с водой, и они направляются туда. Лекса открывает глаза, когда чувствует, что солнце больше не светит, но они всё равно слезятся от яркого света. Она смотрит вниз, на траву, и понимает, что никогда в жизни не видела такого яркого оттенка зелёного. Лекса хочет дотянуться ногой, чтобы потрогать её на ощупь, но ноги ещё не настолько подвижны. Всё настолько яркое и цветное, что начинает кружиться голова, но это проходит, когда Лекса глубоко вдыхает полной грудью. Запах хвои и ёлок врывается в нос вместе с запахом чего-то сладкого. Кларк. Запах Кларк оказался именно таким, каким она его и помнила. Запах яблок с корицей, каких-то цветов и зефирок. Лекса не помнит, как пахнут зефирки, но ей кажется, именно так. — Давай я помогу тебе пересесть? — неуверенно спрашивает Кларк, думая о том, что Лекса может опять почувствовать себя неловко. Но Лекса кивает, не в силах справиться со всеми чувствами, которые её одолевают. Всё это как ураган обрушилось на ослабленный мозг, но это было слишком приятно, чтобы она захотела вернуться обратно. Кларк усаживает её на половину с мягкой обивкой, укладывая ноги так, чтобы они оставались на подставке, и сама садится рядом спустя секунду. Лекса всё ещё молчит, поглощённая окружающим миром. Её цвет лица медленно приобретает нормальный оттенок, а опухлость с челюсти уходит. Кларк даже не замечает, что уже несколько долгих минут неотрывно наблюдает за Лексой и понимает, насколько сильно ей это было нужно. Её рука сама тянется к каштановыми волосам, аккуратно вплетается в неудобный, должно быть, пучок. Она пытается снять резинку, чтобы её волосы тоже почувствовали теплый весенний ветер. Они рассыпаются по плечам и Кларк не может сдержаться, чтобы не провести по ним рукой. Они всё еще сухие и немного жесткие на ощупь, но Кларк никогда не видела волос красивее. Лекса запрокидывает голову, чтобы убрать её руку. — Прости, — поджав губы извиняется Кларк, складывая руки на коленях. Лекса только машет головой, рассматривая синее небо, просматривающееся сквозь колышущуюся листву. — Ничего, — размеренно говорит она, проведя рукой по деревянному сидению. — Мне нужен был момент с собой, — добавляет Лекса, медленно поворачивая голову в сторону Кларк. -Я больше не призрак, — хмыкает она, расслабляя шею и опрокидывая голову на спинку. Кларк впервые слышит, как Лекса упоминает то, что она была призраком какое-то время, поэтому немного тушуется, не зная, что ответить. Она только еще раз убедилась, что Лекса действительно всё помнит, и это не было её воображением. Лекса вслушивается в пение птиц и журчание воды, пока Кларк всё так же не может оторвать от неё взгляд. Ей и правда нужно столько всего ещё почувствовать и узнать, ведь всё воспоминания утрачены, а когда она была бестелесной возможности почувствовать ветер у неё не было. Лекса находит руку Кларк на её коленях и медленно переплетается пальцы. Она начинает медленно двигать бедрами, чтобы опустить босые ноги с подставки. У неё это почти сразу получается. Лекса сжимает её руку, когда ступни касаются прохладной мягкой травы. Она резко выдыхает, когда пальцы ног зарываются в нежную зелень. Чувствительность ног восстановилась довольно быстро и практически полностью, но мышцам предстоит ещё долгая работа, чтобы восстановиться достаточно, для нормального функционирования. Кларк понимает, как важно позволить Лексе прочувствовать всё это самой. Без кого-либо вокруг, без разговоров и нравоучений, поэтому молчит, давая ей возможность почувствовать всё это. Невольно она сама начинает греть лицо на солнышке, наслаждаясь теплыми лучами. Кларк никогда раньше не задумывалась о том, сколько всего им дано. Но все воспринимают это как должное, и Кларк тоже не отличалась. Но сейчас она понимает, что все эти радости очень быстротечны, и никто на самом деле не знает, что его ожидает завтра. Ветер развевает тёмные волосы и Кларк только сейчас замечает, насколько они кудрявые. Раньше они были длиннее и ровнее, да и темнее на несколько тонов. Примерно такой же оттенок у неё был в подростковом возрасте, насколько знает Кларк с фотографий в её палате. Она думает о том, вспомнила ли Лекса что-нибудь, или же ночью это были просто кошмары. Кларк не уверена, может ли спросить что-нибудь об этом, ведь не хочет сбить её с этого настроения. Через секунду Лекса пододвигается к ней и пытается поднять ноги. Кларк сразу понимает, что именно она хочет сделать, и быстро помогает уложить голову на свои колени. Она замирает и не знает, куда деть руки, пока Лекса лежит, закрыв глаза. Одна её рука покоится на животе, пока вторая свисает вниз, время от времени теребя колышущуюся траву. Кларк хочет спросить, не замерзла ли Лекса, но молчит, боясь её потревожить в неправильный момент. Лекса первая начинает говорить. — Сегодня ночью я вспомнила, — она делает небольшую паузу, чтобы перевести дыхание, пока Кларк внимательно смотрит на её лицо, — я бежала по лесу. Было темно… Холодно, — она съёживается, но глаза не открывает. — И очень больно. Кларк не решается сказать что-то, но по коже бегут мурашки, когда она слышит это от Лексы. От Лексы, которая любила подшучивать над ней, пугать время от времени. От Лексы, которая придумывала сказки, чтобы она могла уснуть. — Я бежала долго, очень долго. Казалось, что прошел не один час. Я выбежала к дороге, я помню, какое облегчение на меня накатило. Я думала, что спаслась от кого-то, — Лекса открывает глаза и смотрит прямо в глаза Кларк. На её лице не читается ни одна эмоция, но пальцы дрожат. — Потом удар, ещё один. Я помню кровь, она была повсюду, я… кричала, я много кричала, я больше не хотела, — она сглатывает, прикрыв глаза и вздохнув. Её голос медленно ломается, и это самое жестокое, что слышала Кларк в своей жизни. — Я не помню от чего я бежала, и куда, и что произошло, но я помню одну единственную мысль в голове. Лекса замолкает, пытаясь собрать мысли в кучу, но все они убегают от неё. Кларк хочет узнать, о чем думала Лекса в этот момент, но страх пересиливает всё. Она не знает, чего ожидать от этого разговора, но спросить не решается. И это лучше для Лексы, ведь чтобы сказать это вслух, она собрала всю свою силу в кулак. — Я была беременна, Кларк.***
Он запирает её в импровизированной ванной, и всё, что ей остаётся, это послушаться. Делать очередной тест чертовски страшно, и Лекса даже не знает, чего хочет больше. Чтобы у него получилось, и всё это прекратилось, или наоборот? Она стоит перед зеркалом, залпом выпивая большой стакан воды. В собственное отражение смотреть ей больше не хочется, но глазам не терпится увидеть своё лицо. Она смотрит в свои покрасневшие глаза, фиолетовый синяк под бровью уже немного сошел, но болит не меньше. Рваная челка свисает прямо на глаза, но сил, чтобы что-то с этим делать, уже нет. Она нервно топает ногой, пытаясь сглотнуть слёзы. — Нет, Лекса, ты не будешь плакать, — шепчет она самой себе, упираясь руками о раковину. Вытерев одинокую слезу на щеке рукавом растянутой шерстяной кофты, она вновь смотрит ровно в свои глаза. Она сильная. — Я сильная, — вторит она своим мыслям, но шёпот срывается на всхлип, — я справлюсь. Я обязательно уйду. — обещает она себе и в зеркале видит тест на полке. Тест, который ей сейчас предстоит сделать. Лекса садится на ободок унитаза, продолжая нервно дергать ногой. Нервный тик у неё уже не прекращается, но Лекса даже не замечает, насколько напряжено её тело. Как оно может быть расслаблено? Она крутит в руках белую упаковку и думает, какой исход был бы лучшим. Лекса снимает шорты, пытаясь не смотреть на синяки и гематомы на бедрах, но кровавых подтеков настолько много, что смотреть, кроме как на в кровь разбитые ноги, некуда. Она писает в баночку и ставит туда тест, понимая, что другого выхода нет. В первый раз она сидела в ванной почти десять дней, прежде чем не сделала этот чертов тест. Она была разбита, сломлена, как и сейчас, но это было почти два месяца назад. Сейчас она даже не знает, в своем ли она уме. Может, она уже давным давно потеряла рассудок. После того, как она вышла из этой комнаты, он еще долго не позволял ей поесть. Они были заняты его любимыми смертельными играми, и потом, спустя пять часов, когда на её теле уже не оставалось живого места, он заставлял её готовить ужин. Завтрак. Обед. В зависимости от времени, которое он посвятил на свои издевательства. Сейчас она не хочет так рисковать. Ждать ещё месяц, пока все раны затянутся, уже нет возможности. Лекса должна что-то сделать, должна вырваться из лап этого урода. И для этого ей нужно быть максимально покладистой. Максимально для него удобной. Это Лекса и будет делать. Когда она делает то, что он хочет, он не поднимает на неё руку. Точнее, он никогда не поднимает на неё руку. Это всегда какие-то неодушевлённые предметы. Лекса продолжает сидеть на ободке унитаза, пока ждёт, что же покажет этот тест. Она даже не замечает, как отдирает кожу с пальцев до крови, как искусывает все губы и пытается не закричать. Серые стены, куча хлама на полочке возле зеркала, цементная ванна, в сторону которой она даже смотреть не может. Шатающийся умывальник и полусломанный унитаз. Серые стены, куча баночек и тряпок на полочке возле зеркала, серая ванна, умывальник и унитаз. Серые стены, зеркало, захламленная полка, ненавистная ей ванна, окровавленная раковина и унитаз. Взгляд бегает по комнате, не в силах остановиться на одном предмете, снова и снова. Лекса смотрит на раковину, которую он никогда не мыл, чтобы она видела, сколько уже крови он у неё отнял. На самом деле, на раковине была очень малая её часть, но это всё равно очень угнетало. Лекса дрожащими руками берет баночку с тестом, проливая мочу на свои руки, но ей всё равно. Лекса зажмуривается со всей силы, моргает много раз подряд, чтобы сфокусировать своё зрение, но видит то же самое, что и пять секунд назад. Плюс. Она невольно задерживает дыхание, открывая рот до боли в челюсти, со всей силы сдерживая крики. Он бьёт по двери с такой силой, что она начинает трястись, и Лекса, пытаясь успокоить свой голос, глубоко выдыхает. Крикнув, что сейчас выйдет, Лекса встаёт, придерживаясь за стену. Голова кружится, а ноги заплетаются. От переживаний она писает ещё раз, но тест показывает то же самое. Лекса беременна. Он получил что хотел. Она снова стоит рядом с раковиной и смотрит на своё отражение. Медленно моет руки, безжизненным взглядом оглядывая своё отражение. Её организм предал собственную хозяйку. Она откусывает засохшую кровь на губе, сплевывая сгусток в раковину. Воспаленные глаза больше никогда не будут такими, как раньше. Лекса начинает искать. Перекрывает всё, что есть в этой комнате. Положительные тесты она ломает в щепки, кашляя, чтобы приглушить звук трескающегося пластика. Она крошит тесты в крошку, насколько это возможно, и не знает, смоются ли они в унитазе. Нельзя, чтобы он о чем-то заподозрил. Нельзя, чтобы он подумал, что она его обманывает. Нельзя, чтобы он что-то заметил. Она не сможет выбраться в таком случае. И она, и ребёнок, которого она носит, будут заперты здесь, с ним, в полной власти этого ублюдка. Она выкидывает металлические механизмы в унитаз, и берёт пластиковую крошку в руки. Набирает стакан воды и опрокидывает пластик себе в рот, сразу запивая водой. Попадаются большие и острые куски, которые рвут горло, но в состоянии аффекта Лекса этого даже не замечает. Она роется в урне, молясь, чтобы хотя бы один тест оказался там. Она выбрасывает всю бумагу, прежде чем находит негативный тест на самом дне мусорной корзины. Она благодарит всех за то, что он там оказался и быстро складывает весь мусор обратно. Лекса еще раз моет руки и умывается ледяной водой, чтобы хоть немного успокоиться и придти в себя. Она должна выбраться отсюда, другого варианта быть не может. Лекса всё ещё дрожит, но находит в себе силы постучать в дверь, чтобы он её открыл. Она дрожащими руками протягивает ему тест. Он голыми руками ломает его на части и отпихивает её в сторону, освобождая себе проход в ванную. Лекса только сейчас замечает открытую из подвала дверь наверх. И понимает, что забыла смыть остатки теста в унитазе.