В этом мире не существует чего-то по-настоящему чистого. Каждая вещь поддаётся влиянию, меняясь. Люди, что нас окружают, чьи-то слова, действия, даже если они незначительны, эмоции, чувства — всё это так или иначе воздействует на нас. Это словно краски в нашей жизни, а мы лишь стакан с водой, в который раз за разом добавляют различные цвета. В начале нашего пути вода кристально чистая. Но со временем в неё начинают падать капли самых разных цветов. И чем их больше, тем насыщеннее будет оттенок. Недаром говорят, что человек на восемьдесят процентов состоит из воды. И эти краски способны украсить, придать смысл нашему существованию или же осквернить, перемешав все карты, цвета. Мы не защищены от этого. Рано или поздно бесцветная до этого вода может стать полностью чёрной, белой, алой, рыжей, зелёной… Спектр безграничен. Но самое главное — избавиться от цвета никогда полностью не получится. Сколько бы раз мы ни процеживали воду, осадок всё равно останется. Тогда зачем сопротивляться, если мы знаем эту горькую правду, которую никак не можем изменить? Да и как этому противостоять? Как от этого убежать? Ведь как далеко бы мы ни направились, подобная истина всё равно будет идти за нами по пятам. Такова жизнь. Как говорят, слов из песни не выкинешь.
А что если мы сами добавляем эти краски, не замечая этого? Наши терзания, скорбь, ненависть, печаль — это чувства, которые мы накапливаем внутри себя. При этом никто не заставляет нас их держать. Получается, что мы сами же себе вредим, того особо не осознавая. А как же убежать от самого себя? Ответ прост: никак…
— Эй, он вообще живой? — вдруг раздался требовательный женский голос где-то над головой Джереми, который был слишком погружён в свои мысли, чтобы хоть как-то отреагировать на слова. Он сидел на краю кровати, понурив голову, а бледные пальцы его рук были сложены в замок.
— Оставь его, Клара, он с самого утра так сидит, как зомби. Сомневаюсь, что он тебя вообще слышит. Пугает до чёртиков, — фыркнул сосед по комнате, что всё это время лишь наблюдал за тем, как девушка маячила около Джереми. — Ты лучше иди ко мне, — промурлыкал он.
Отвлёкшись от своих размышлений, Джереми всё же поднял голову. Однако перед его глазами словно бы повисла пелена, что затуманивала взор. Для него всё вокруг казалось таким блеклым и имеющим так мало значения. И вот его взгляд наткнулся на сложенные женские пальцы, большой и средний палец были плотно прижаты друг к другу. Но почему-то в памяти не всплыл тот самый звук от щелчков. Он вообще был?
Джереми невольно скользнул взглядом по светлым прядям Клары, наткнувшись следом на зелёные глаза. Её губы поджались, а во взгляде читалась то ли простая заинтересованность, то ли толика беспокойства.
— Странный он, Райли, никак не реагирует. Эй! Ты меня слышишь? — Клара щёлкнула пальцами.
Подобный звон отдался в голове, заставив Джереми поморщиться и даже нахмуриться. Теперь он слышал этот звук, причём весьма чётко, чего едва ли хотелось. И что от него нужно? Он ведь не зависший компьютер, чтобы его так вот мучить, добиваясь реакции.
— Ну и взгляд, — вздрогнула Клара, заметив нечто пугающее в глазах Джереми.
И зачем были нужны эти манипуляции, когда дальнейшего разговора не планировалось? Для чего же? Просто подразнить? Или проверить, жив ли ещё этот парень, что не реагировал ни на слова, ни на звуки. Мысли для него были куда важнее происходящего вокруг. Джереми обвёл взглядом комнату, натыкаясь на Райли, что развалился на противоположной кровати, и на Клару, которая напугано смотрела на него. Но в этих зелёных глазах засело и иное чувство.
Отвращение…
Оно было до боли знакомо Джереми. Уже не в первый раз он сталкивается с подобным. Казалось, что сейчас в его стакан с водой упала ещё одна серая капля, что растворилась в и так уже тёмной воде.
— А был таким фотографом хорошим. Вон, смотри, какие снимки делал, — Клара мотнула головой на широкую бледно-коричневую доску над кроватью.
На неё Джереми крепил снимки, что делал на свою любимую старую камеру модели Polaroid 600. Фотоаппарат был очень старым, поэтому фотографии получались довольно блеклыми. Однако Джереми это нисколько не смущало, он говорил, что от них веет духом прошлого и некой загадочностью. Ему казалось, что именно такие снимки способны удержать в себе все те эмоции, которые были у него, когда он делал фото. И эти фотографии охотно впитывали его чувства, принимая их.
Все снимки, прикреплённые к доске, объединяло одно: все они были голубых оттенков. Словно это имело какое-то особое значение. И так и было. Джереми думал, что этот цвет успокаивает, дарит ощущение уюта. Поэтому, пробежавшись взглядом по доске, можно было встретить самые разные снимки моря в спокойные и ветренные дни, когда волны бились о камни, а чайки беспокойно кричали в небе. Также было много фотографий неба с пышными облаками и без, в вечернее время и в самое ранее, когда солнце только-только пробуждается ото сна.
Однако та безмятежность, что была на снимках, совсем не соответствовала состоянию Джереми на нынешний момент. Взглянешь на эти печальные карие глаза, бледное худое лицо с фиолетовыми синяками под глазами и общий безжизненный вид и не поверишь, что такой человек мог сделать подобные фото, что дарили ощущение лёгкости.
— Чушь всё это, на старую камеру никогда не снять нечто насыщенное и по-настоящему хорошее. Ну же, Клара, иди сюда, — Райли похлопал по свободному месту рядом с собой, уже пребывая в явном нетерпении.
Клара лишь пожала плечами. Её взгляд скользнул по кудрявым каштановым волосам Джереми, задержавшись всё же на его глазах. Однако парень по-прежнему смотрел на неё отстранённо, будто бы её и вовсе не было перед ним. Поэтому, сдавшись, Клара послушно села рядом с Райли. Он крепко обнял её, прижав к себе, и почти сразу запустил руку под футболку. Клара захихикала, принимаясь отталкивать Райли от себя, однако не оказывала какого-то существенного сопротивления.
— Не здесь, Райли, твой сосед смотрит, — заулыбалась она, но в глазах так и плясали игривые огоньки.
— Да ему хоть бы что. Клянусь, он и не заметит, если метеорит перед его глазами пролетит, — засмеялся Райли, продолжая блуждать своими пальцами под футболкой Клары, замечая, что она уже не пыталась его оттолкнуть.
«Неправда. Я вижу вас, и мне весьма противно на это смотреть. Если я молчу и почти никак не реагирую, это ещё не значит, что я слеп или глух», — Джереми не спеша поднялся с кровати, почувствовав при этом небольшое головокружение. Ноги были ватными, а по всему телу разливалась вялость, словно бы укутывая в некую пелену. Джереми едва смог удержаться на месте, лишь поморщившись. В голове по-прежнему был серый туман, который блокировал все посторонние звуки. Точнее, делал их тихими, словно они не стоили внимания. Сколько он просидел так без движения? Время для него утеряло какую-либо ценность. Поэтому казалось, что оно просто ползёт, превращаясь в бесконечность.
Идти куда-то совершенно не хотелось. Но быть свидетелем заигрываний Райли с очередной девушкой явно не было желания. Джереми вообще старался не быть в комнате, когда он приводил к себе кого-то. Каждая из них приставала к нему, стараясь обратить на себя внимание, словно он был какой-то игрушкой тут. Однако их интерес быстро пропадал, если Джереми никак не реагировал или же одарял их своим безжизненным взглядом. Как долго это продолжалось? Если бы то была простая измождённость, что присуща студенту из-за большого объёма заданий, то, по крайней мере, он бы спал спокойно, а не просыпался по несколько раз за ночь из-за очередного кошмара да и питался бы более-менее нормально. Последнее время кусок в горло не лез, да и вкуса особо не ощущалось.
Джереми поступил в университет искусств на специальность фотографа. Он надеялся претворить свои мечты в реальность, занимаясь любимым делом. Однако где-то год назад всё в корне поменялось. Может, то было из-за того, что отец просто не верил в него, считая занятие Джереми бесполезным. Человек он практичный, который считает, что либо ты талантлив от рождения и выбиваешься в массы почти сразу, либо же ночами корпишь над тем, что точно принесёт доход, даже если не будет идеальным. Ведь так или иначе это нужно всем. А вот искусство не каждому. Вечные споры, крики изрядно измотали Джереми, угасив его страсть. Но один человек всё же поддерживал его. Лорен, его мать. Она была тем лучиком света, что вселял надежду. И она же была последней соломинкой, что удерживала на плаву. И вот тогда, увидев Лорен в окровавленной воде в ванной, осознав, что она больше не откроет глаза, Джереми понял. Понял, что его соломинка оборвалась, и теперь его унесёт течение. Он остался один, без поддержки. Кругом одна лишь тьма. О каких светлых снимках может идти речь, когда на душе одна лишь серость и безжизненность? И вот уже как несколько месяцев на доске с фотографиями нет дополнений. Хотя когда-то новые снимки появлялись один за другим.
Джереми невольно бросил взгляд на кровать, на которой лежала его старая камера. Он осторожно взял её и продел руку через ремешок. А в это время его сосед по комнате уже успел повалить Клару на кровать, стянув с неё часть одежды. Джереми поспешно проверил наличие кассеты в камере, схватил свою синеватую куртку и тут же направился к двери, заставляя свои ноги двигаться. Ему хотелось как можно быстрее покинуть эту комнату и выйти на улицу.
Глоток свежего прохладного воздуха, однако, не слишком помог очистить сознание от тумана. Джереми обернулся на здание позади себя. Блеклое, серое и довольно старое. Это общежитие при университете было его домом вот уже как полтора года. Райли приводил девушек по большей части по выходным, в остальное время же Джереми мог быть там. Тот не приставал к нему слишком часто, бывая почти постоянно с друзьями где-то на улице. Да и не похоже, что он горел желанием вообще общаться с Джереми, как и сам он с ним.
Джереми вздохнул и прижал к себе свою любимую камеру, которая подарила ему немного успокоения. На улице уже стоял вечер, и огни только-только начали зажигаться. Внезапный порыв прохладного ветра заставил Джереми поёжиться от холода. Он тут же надел на себя куртку, укутавшись в неё. В такую погоду лучше сидеть дома и греться. Но Джереми решил для себя, что сделает это сегодня, более затягивать с этим не было смысла. Поэтому, выдохнув воздух, Джереми направился к железнодорожной станции.
Для Джереми всё вокруг казалось таким серым и безжизненным, словно это было отражением того, что творилось у него в голове. А может, это лишь его сознание воспринимало всё таковым? Эти знакомые улочки, магазинчик, где готовили отвратный кофе, книжный, в который Джереми уже пару месяцев не заходил. В какой-то момент буквы перед глазами начали расплываться, или же содержание совершенно не укладывалось в голове, будто ему преграждали путь. Джереми невольно зевнул, прикрыв рот рукой. Сегодня он просыпался раза три за ночь, подолгу не решаясь заснуть снова. Кошмары преследовали Джереми уже довольно давно, и сейчас они начали становиться только страшнее, раз за разом набрасываясь, словно монстры, в моменты сна. И в них была одна и та же история, словно плёнку раз за разом ставили на повтор. Эти сны вызывали дрожь в теле, панику и сухость в горле. Признаться, Джереми даже пару раз вскрикивал за ночь, вскакивая с учащённым сердцебиением. И на это его сосед по комнате орал на него, требуя, чтобы тот не пугал его так посреди ночи. Как он ещё вообще умудрялся терпеть подобное, было лишь загадкой. Хотя порой он спал всю ночь, не просыпаясь, после очередного похода по барам с друзьями. Тогда Джереми мог не беспокоиться, что в него в очередной раз полетит подушка или на него замахнутся, грозясь ударить. Он же не был виноват во всех этих кошмарах? Да, он иногда употреблял снотворное, чтобы спать спокойно. Но порой либо забывал, либо оно просто не слишком помогало.
Джереми подошёл к кассе и приобрёл билет на поезд на ближайшее время. Тот отправлялся буквально через минут десять, поэтому стоило поспешить. Народу на станции было довольно много, чего Джереми не любил. Он словно бы чувствовал на себе все их взгляды, даже если те вовсе не смотрели на него. Сознание как будто бы само создавало ложную картину, выдавая её за правду.
И тут сердцебиение участилось, и Джереми начал испуганно осматриваться, словно бы пытаясь найти спасение. В горле пересохло, и он судорожно выдохнул. Казалось, что воздуха постепенно начало не хватать. Вот за что он не любил подобные места с толпой — его сразу же охватывало беспокойство. Но иного выхода у него не было, ему нужно как-то дойти до этой платформы и сесть в поезд. Ноги вдруг отяжелели, словно бы налились свинцом, и каждый шаг давался с большим трудом, а по мере этого сердце билось только чаще. Джереми бы с радостью смотрел только в пол, но так он не нашёл бы свой поезд. Поэтому пришлось идти вперёд, держа голову ровно.
Оказавшись на нужной платформе, Джереми поспешно подошёл к двери поезда и поставил ногу на ступеньку. Его взгляд устремился наверх, разглядывая пространство, которое напоминало коробку, открытую лишь с одной стороны. Руки вспотели, а паника только усилилась. Джереми не любил замкнутые места. Поэтому сейчас его сознание всячески пыталось его отговорить, просило развернуться и просто уйти. Что если двери потом не откроются? Что если он останется там внутри и кислород начнёт заканчиваться? Нет, нельзя сейчас себя накручивать. Он давно решил — пути назад нет. Нужно себя пересилить.
Джереми сглотнул слюну и сделал ещё пару шагов по лестнице. От затхлого запаха мокрых рельс в поезде стало тошно, и перед глазами поплыло. Но каким-то чудом он смог удержаться на месте, заставляя свои отяжелевшие ноги двигаться. Дыхание уже совсем сбилось, и Джереми жадно хватал воздух ртом.
«Ещё немного, потерпи. Скоро всё закончится», — принялся убеждать себя он, пока садился на своё место у окна.
Джереми поставил свою камеру на небольшой столик перед собой и тут же сунул руку в карман куртки, доставая оттуда коробочку с таблетками. Пальцы рук предательски дрожали, поэтому ему не удалось всё же удержать это спасительное лекарство. Оно благополучно приземлилось на пол. Джереми рвано выдохнул и потянулся за ним. С дрожью в руках он открыл пачку и тут же сунул в рот таблетку. Снотворное должно было помочь в длительной поездке. Лучше уж пусть он заснёт, видя кошмары, чем будет целыми часами мучиться от одышки, дрожи и паники.
Джереми закрыл глаза, сцепляя руки в замок и стараясь хоть как-то успокоиться. Однако подавлять страхи становилось всё сложнее, как будто кто-то нашёптывал слова, призывая бежать. Джереми старался не слушать, крепче стискивая руки и вжимаясь в кресло.
— Спокойно, всё хорошо. Всё хорошо, — шёпотом твердил себе он, но губы его чуть дрожали, поддаваясь волнению, что продолжало расти внутри, обволакивая и становясь только больше.
Поезд тронулся, и сердце вдруг ёкнуло то ли от неожиданности, то ли он нового порыва страха. Двери закрылись, значит, теперь не было шанса сбежать. От осознания этого паника начала нарастать. Джереми закусил нижнюю губу, пытаясь справиться с этой дрожью в теле и тревогой. Тошнота снова подступила к горлу, а в голове ощущалось сильное напряжение, что отдавалось в висках. Джереми старался держаться, надеясь на действие лекарства. Уж лучше сон, лучше этот проклятый сон, чем такое состояние.
Сам того не заметив, через какое-то время Джереми всё же заснул. Его лицо расслабилось, а ногти перестали впиваться в кожу. Дрожь ещё немного держалась, но затем и она отступила. Звуки колёс растворились, и всё пропало в черноте.
Этот день должен был стать судьбоносным, и ради этого Джереми решился побороть себя и отправиться в эту длительную поездку в небольшой городок у моря. Он думал об этом достаточно долго. И вот наконец наступил тот самый момент. Нужно было лишь дождаться…
***
Внезапно Джереми нахмурился, а руки сжали подлокотники стула и так, что костяшки стали более выраженными под тонкой кожей. Дыхание вновь сбилось, а сердцебиение участилось.
— Нет, — выдохнул Джереми, поджимая губы.
Его голова дёрнулась в сторону, словно он сопротивлялся чему-то. На его лице отобразилась гримаса боли, смешанная с неким отвращением. Не желал на что-то смотреть, поэтому отворачивался. Однако картина перед глазами и не думала так просто исчезать. Из груди Джереми вырвался измученный стон, и в ту же секунду он резко открыл глаза, вскрикивая. Теперь он часто глотал воздух, словно никак не мог им насытиться. Дрожь в теле вернулась, напоминая о себе. Хотелось обхватить себя руками, вжаться в кресло и просто провалиться в пучине.
— Молодой человек, с вами всё хорошо? — чей-то обеспокоенный голос вырвал Джереми из этой пелены, что заволокла сознание.
— А? — вздрогнул он, поднимая свои глаза наверх. Перед ним стоял мужчина с пышными усами в форме контролёра. Взгляд его явно отображал тревогу. — Ох, — опешил Джереми, прикладывая руку ко лбу и пытаясь хотя бы как-то прийти в себя, — не беспокойтесь, просто кошмар приснился.
— Вы неважно выглядите, вам плохо? Знаете, у нас есть аптечка… — начал было мужчина.
— Нет-нет, — Джереми замахал руками, отказываясь. — Всё в порядке, правда. Я просто устал вот и всё. Вам показать билет, да? Сейчас, — он поспешил тут же перевести тему, чтобы к нему больше не приставали с подобными расспросами. Никакие лекарства ему сейчас не помогут всё равно, да и не хотелось создавать панику.
Порывшись в карманах куртки, Джереми вытащил сложенный вдвое билет, протягивая его контролёру. Слава богу, что в этом вагоне не было людей. Мало кто вообще отправляется в этот маленький городок, в котором и делать особо нечего. Ещё и вечерний поезд, что должен был приехать под утро.
Мужчина проверил билет и хотел было ещё что-то сказать, однако лишь кивнул и поспешил удалиться. А Джереми вздохнул с облегчением, переводя взгляд на окно. На улице уже порядком стемнело, значит, осталось не так долго. Дыхание постепенно выровнялось, а тревога немного отступила. Но Джереми знал, что это лишь затишье перед бурей. Поэтому полностью расслабляться не стоило. Он откинулся на спинку стула и чуть приспустился, прикрывая глаза.
***
Поезд приехал, когда тьма на улице отступила, сменяясь некой серой пеленой. Джереми поспешно вышел наружу и облегчённо вздохнул, радуясь свободе. Теперь нет замкнутых стен, а значит, можно дышать свободнее. Осмотревшись по сторонам, он сильнее обхватил камеру рукой и, выйдя со станции, отправился вдоль по дороге.
Этот городок был пустынным по утрам, даже ни одной машины не встретишь в такое время суток. Все магазины закрыты, а вокруг ни души. Джереми хорошо знал это место и любил как раз за такую тишину. Он часто приезжал сюда с матерью к морю. Поэтому почти каждый уголок был известен. Но сейчас Джереми и не думал осматриваться, вспоминая былое. Он целенаправленно спускался к берегу.
И вот до ушей дошёл тихий шум моря, а перед глазами предстал знакомый песок. Высоко над головой парили чайки, словно стараясь привлечь к себе внимание. Небо постепенно становилось яснее, наливаясь голубым оттенком, а на горизонте появился небольшой кусочек солнца. Джереми вдохнул морской аромат, получив от него наслаждение. Всё же туман в голове немножко рассеялся. Выждав пару секунд, словно бы собираясь с мыслями, Джереми после поднял свою камеру, наводя объектив на море. Он не спешил нажимать на кнопку, давая фотоаппарату сфокусироваться и поймать нужное изображение.
Джереми задержал дыхание, не позволяя рукам дрожать, и сделал снимок. Как только фото появилось, он взял его и начал им слегка махать. А пока фотография постепенно проявлялась, Джереми решил бросить взгляд на море, глядя на него несколько с ностальгией.
При взгляде на него на душе Джереми становилось несколько спокойнее, и самые разные воспоминания проносились в голове. От некоторых в груди разливалось приятное тепло и умиротворение, но были и те, что пробирали до дрожи. Невольно напомнив себе о них, Джереми тут же замотал головой, отгоняя подобные мысли, что закрались в голове. Погрузившись в прошлое, Джереми не сразу заметил, как снимок уже проявился. Он перевёл взгляд на него, подмечая блеклость. Но всё же было нечто лёгкое и приятное в этом снимке моря, песка и голубого неба с кусочком солнца.
«Ей бы понравилось», — подумал Джереми, вспоминая о своей матери. Лёгкая улыбка проскользнула на его лице. Но таила она в себе и нотки печали.
Джереми аккуратно положил снимок на песок, а на его край камеру, чтобы тот не улетел. Он быстро снял с себя куртку и укрыл ей свои вещи, будто так стараясь их скрыть. Остался Джереми лишь в одной тёмной кофте, поэтому через пару секунд тело пробила дрожь от холода. Но сейчас это было наименьшей заботой для него.
Джереми подошёл ближе к морю и поспешно снял свою обувь прежде, чем ступить в прохладную воду. Мурашки снова прошлись по всему телу. Хотелось тут же отпрыгнуть. Однако, лишь немного поколебавшись, Джереми всё же продолжил путь, ступая всё глубже. В какой-то момент холод начал затмевать сознание, отчего в голове отдавалось некой боль. Джереми обхватил себя руками, словно это могло помочь хоть как-то согреться.
Вот он уже по грудь в воде и, похоже, не собирался останавливаться, несмотря на ужасную дрожь. В тело словно бы впивались тысячи игл, что раз за разом кололи каждый участок кожи. Ещё пару шагов — и теперь вода касалась подбородка.
Стоит немного потерпеть, и всё закончится. Все эти кошмары по ночам исчезнут, словно растворятся в воде. Райли больше не будет злиться, орать, обзывать Джереми всевозможными словами. Тут в памяти всплыли воспоминания об отце. Он помнил чуть ли не каждое его наказание, его слова, что были словно стрелами, что он втыкал глубоко в сердце Джереми, отчего в груди отдавалось жуткой болью. Джереми замотал головой, закусывая губу. Лучше подумать о чём-то хорошем в такой момент. И он вспомнил о матери, о её тёплой улыбке и добрых словах, которые каждый раз залечивали раны, нанесённые отцом. Джереми сделал ещё пару шагов, словно бы только больше убедился в принятом решении.
Зачем уже стараться, если на ум в первую очередь приходило что-то плохое, а единственный лучик надежды более не с ним? Теперь есть лишь боль и страдание. Дни были похожи один на другой, тогда смысл во всём этом? Он не станет хорошим фотографом, не имея возможности делать снимки, что дарили спокойствие. Тот был последним в его жизни. Джереми не возьмут в какой-либо журнал, а деньги на университет скоро истекут. Даже подработка не спасла бы, а отец наверняка не даст денег на то, чего не признаёт. Его выгонят на улицу, он будет вынужден согласиться на условия своего единственного родителя и пойти в бизнес, гробя свою жизнь. Джереми не смог бы долго насильно заставлять себя заниматься чем-то, что только вызывало отторжение. В какой-то момент, когда жизнь окончательно потеряла бы все краски для него, он бы решил с ней покончить. Тогда зачем же оттягивать это сейчас? Всё и так предрешено, и это просто неизбежно в любом случае.
Джереми набрал в лёгкие побольше воздуха и нырнул, погружаясь глубоко вниз. Перед глазами был лишь этот синий цвет. Похоже, это последнее, что он увидит в своей жизни. Поэтому стоит вдоволь этим насладиться, глубже уходя под воду. Ноги и руки уже устали плыть вниз, но Джереми старался выжить из себя все силы, чтобы их не хватило на то, чтобы выбраться на поверхность. И вот в какой-то момент тело ослабело, а воздух разом вырвался из лёгких. Следом пришла невыносимая боль от удушья. Тело отчаянно забилось в воде, призывая одуматься. Но сил уже просто не было, и брыкания вскоре прекратились. Ещё совсем немного, и всё закончится. Теперь Джереми словно бы находился в свободном полёте, ощущая некую лёгкость.
«Это конец. Я увижусь с мамой, она наверняка меня только ждёт», — Джереми лелеял лишь эту надежду. Он скоро встретится со своим лучиком света. Наконец будет рядом с ним, как когда-то давно.
И на этих мыслях сознание вдруг оборвалось, веки сомкнулись, и Джереми погрузился в непроглядную тьму.
***
Какое-то время всё было спокойно. Мир и не думал останавливаться, для кого-то жизнь продолжалась. Но вот эту тишину прервал внезапно раздавшийся всплеск. Чьи-то руки обхватили тело несчастного парня и потянули за собой…
