Разочарование

      После того разговора с отцом прошел уже месяц. Я не мог свыкнуться с мыслью, что это я во всем виноват. Сначала его заявление выглядело абсурдно, но потом, поразмыслив, я внял его словам. Поэтому сейчас я пытался как можно меньше думать о произошедшем и включиться в нормальную жизнь Конохи: тренировки и гулянки с друзьями допоздна неизбежно заставят любого человека почувствовать себя живым и я — не исключение. Тренировки с Анбу были ежедневные, но вот только заданий я уже давно не получал, и это не могло не бесить такую вспыльчивую мою натуру. Но я ждал. Может, не совсем терпеливо, но я не капал на мозги кому бы то ни было этим, и вскоре мое ожидание окупилось с лихвой: Морино Ибики (у меня он главный в Анбу) соизволил дать мне и моей команде первое серьезное задание — задержать и привести банду генинов — наркоторговцев. Да, сейчас все по-другому — так говорят мама и ее подруги. Именно они постарались, чтобы лица, младше восемнадцати лет не шли на серьезные задания. Это правило распространялось даже на Анбу. Некоторые жители Конохи искренне недоумевали: как это, лучших элитных воинов и не использовать для самых сложных заданий, но тетя Ино всегда говорила, что нельзя отправлять на задание незрелых в психическом плане людей, и жители прекращали роптать. Был ли это незыблемый авторитет героинь великой войны шиноби или здравое рассуждение — сейчас нельзя точно сказать, почему люди согласились. Но одно ясно как день: шиноби готовили теперь лучше, чем раньше. Вот и сейчас я второпях собирался на свое первое серьезное задание, ища по комнате необходимые мне предметы. Стрелки часов неумолимо приближались к двенадцати дня, а я все еще не нашел свой второй носок. Я даже не заметил, как в дверь постучали и не дожидаясь ответа вошли. — Под тумбочкой, — этот голос, а внутри меня все уже перевернулось тысячу раз за то короткое время, когда он говорил это. Мне не нужно было поворачиваться к нему. Не сейчас. Я спиной чувствовал, что он в двух шагах от меня. Еще шаг… И я отошел к тумбочке, поднимая злосчастный носок. — Спасибо, — я повернулся, но так и не взглянул на отца. — Ты стал таким взрослым. Я рад, но будь осторожен на миссии. Мы с мамой волнуемся за тебя. Взгляд — и я вижу, как он обнимает маму за талию, а она торопливо смахивает слезинки своим белым накрахмаленным платочком. Почему-то мне сразу вспомнился тот день, когда я окончил академию: мама в белом летнем платье также отирала свои щеки от слез. Только это были слезы радости, а сейчас она волнуется. — Все будет хорошо, мам. Я вернусь сегодня же. Быстрый чмок в еще влажную и соленую щечку, короткий кивок в сторону — именно на этой ноте я вышел и побежал к воротам деревни. Я проношусь мимо кварталов, тогда как мое дыхание уже выбивается из привычного ритма — настолько я опаздывал и пытался нагнать отпущенное на сборы время. И почему я не оставил кунай с печатью вчера? Уже через секунду был бы там. Идиот… В который раз я мысленно проклял себя за такую непредусмотрительность, впрочем она была не единственная: будильник я тоже не поставил. Вот и поплатился: лицо Сарады было перекошено гневом, а Мицуки… А что он? Он просто не смотрел на меня. Никто не любит непунктуальных людей. — Боруто, если в следующий раз ты придешь не вовремя, то я лично буду приходить и будить тебя, — эта куноичи была страшна в гневе, как и половина девушек — шиноби в деревне, но гены Сакуры-сан делали ее втройне опаснее. Но кто я такой, если бы не нарвался на фирменную харуновскую оплеуху? — Прости, Сарада, но оставь свои влажные мечты о моей комнате при себе. И теперь уже я с подбитым глазом, но с чувством выполненного долга спешим к северной границе Конохи. Мы были в пути всего пару часов: сначала пару остановок на поезде, а потом несколько километров бежать среди пустых домов, которые так предпочли и не ремонтировать. Да, хоть наша деревня и росла, но на северной части это не касалось. Старожилы поговаривают, что там до сих пор водятся призраки. Я, конечно, в них не верю, но вот только никто и не захотел там обосноваться. Даже бедняки, их было мало в деревне. Чаще всего они жили в тесных комнатушках на Юге, даже они не хотели ни один из этих больших домов. Это ставило в недоумение отца. Но сейчас, проходя по этим пустынным улицам, я понимаю мысли самого несчастного бедняка в Конохе: на первый взгляд, здесь пусто, но все время, пока мы тут шли, было ощущение, что на нас кто-то смотрит. Серые безликие дома, пустые полуразрушенные особняки, покосившиеся ворота с облупленной краской и полное царившее тут безмолвие — все это навевало ужас на неосторожного путника. Даже Сарада не бежала… Мы шли, нет, крались как кошки по пыльной земле меж дворов. Я старался все время смотреть вперед, чтобы воображение не сыграло со мной злую шутку, но вот неожиданно я почувствовал, как кто-то ухватился крепко-крепко за мое плечо. — Сарада, не пугай меня! — Вроде бы не маленький мальчик, чтобы напугаться простыми домами. — Так чего ты сама ко мне льнешь? Помолодела резко? — Перестаньте! Сарада, отцепись от него! Ого, я в первый раз вижу злого Мицуки. Мы аж опешили. Бедная Учиха отошла от меня подальше, все еще боязно озираясь по сторонам. А я остался смотреть на эту немую сцену как вкопанный. — Все это ты себе придумала. Перестань срывать задание. Такого Мицуки не видел еще никто. Чтобы он в открытую грубил своему другу… Что же изменилось? Мы постоянно с ней косячили даже на самых пустяковых поручениях, но он никогда не злился на нас. Пока я размышлял, взгляд желтых глаз начал буравить теперь и меня. — Мы отстаем от времени, Боруто, — и тотчас Мицуки помчался вперед. Нам только и оставалось, что нагонять этого слишком серьезного шиноби. Вскоре, мы оставили злосчастную окраину в покое. Час бега по равнине — и мы оказались в весьма живописном местечке, которое было и вовсе не так далеко еще от Конохи: нас обступил весьма красивый лес с большими тысячелетними елями, которых, казалось, не заметила и не тронула война, они продолжали и по сей день величественно возвышаться над землей. (Лес https://yandex.ru/collections/picture/cards/5895d3be77f31a0074d4180c/) Мы все остановились, чтобы отдышаться. — Мицуки, это здесь? — Да, поэтому нужно сделать все до наступления ночи. Костры разжигать нельзя — заметят. Сам не знаю почему, но именно сегодня мы безоговорочно слушались этого голубоволосого юношу. Казалось, что он уже многое повидал и делал чего похуже чем мы с Сарадой. Поэтому мы молча повиновались и слушали все его наставления. Конечно, мы и сами уже не раз сражались. Но раньше было проще. Всю жизнь дрался один на один, а сейчас их могло оказаться и все двадцать… Одним словом, несладко. Мицуки сказал, что будет лучше, если я пойду впереди, Сарада — в двадцати метрах в стороне, а сам он немного будет отставать от меня. Или я или Сарада должны были встретиться первыми с преступниками лицом к лицу. Самый последний уже лучше будет осознавать, куда сосредоточить свои силы. Казалось, что такое построение было идеальным, но как же мы ошибались… Как охарактеризовать то место, где мы были? Я долго не мог подобрать тех самых слов, чтобы описать его. Только вступив в его владения, я не чувствовал всей магии того, что меня окружало сейчас. Но спустя какое-то время я понял то утверждение, которое впаривал наш сумасшедший учитель по ботанике, что лес-единый организм. Казалось, каждое дерево было связано с предыдущим и последующим невидимой таинственной связью. Она была настолько непостижима, что оставляла в недоумении. Но одно я осознал наверняка — его безмолвие пугало также, как и тот безлюдный квартал на окраине Конохи. Мы несколько часов неслись по лесу, но так и не нашли даже намека на пребывание тут каких-либо шиноби. Понемногу в лесу стало смеркаться, мелкие ветки уже были едва различимы, а наши силы на исходе: ни один, даже весьма выносливый человек, не может бежать сколько без передышки. И вот, случилось то, чего мы так боялись — настала ночь. У Мицуки — измененный геном, у Сарады — шаринган, а у меня даже эти чертовым глаза не могут включиться именно тогда, когда мне нужно. Я двигался как слепая мышь, то и дело натыкаясь на стволы деревьев. Но я не имел права срывать задание. Отказали ноги — ползай, не видишь — иди на ощупь. Так, остальные мои чувства обострились на максимум, стараясь восполнить пробел от зрения. Но и этого было недостаточно. Я осознал это, когда вышел я на какое-то большое просторное место. Я до сих пор был слеп. По моим скромным ощущениям, я был на опушке леса. И я понял, что тут я не один… Мои глаза давно привыкли к кромешной темноте, поэтому сейчас я едва-едва, но все-таки различил, что теней, медленно двигающихся ко мне, было как минимум восемь. Сарада, Мицуки? Где вы? Что мне сейчас делать? Эти парни заметили мою чакру или они видят в темноте подобно моим сокомандникам? Значит, если я достану кунай, то меня убьют? Черт… Тени медленно обступали меня. Расстояние медленно между нами сокращалось. Казалось, что я уже отчетливо слышу дыхание каждого… Страшно, но права на ошибку нет. От этого зависит уже моя жизнь. Единственное, что мне сейчас казалось разумным — так это пустить технику «Стрелу Громового Раската». Пустив молнию, на секунду мне открылся обзор: противников было десять. А я один… Мицуки и Сарады нет… Я успел сделать теневых клонов, чтобы выиграть себе немного времени. Где их черти носят? Сбоку послышался свист пролетающего куная — я успел отклониться. Они меня бросили? — мои клоны лопались как воздушные шарики и терпение подходило к опасной черте, переступив которую, я мог натворить бог знает чего. Мицуки придет, он не бросит меня! Нет, он же… Его тут нет, перестань надеяться… Чакры на громовую технику уже не хватало, ведь я так и не отдыхал уже сколько времени. Кто-то в паре шагов от меня глухо упал на землю — видимо, не один сейчас слеп. Кто-то пустил проехался кулаком по моему лицу — я продолжаю вслепую драться. Кто-то сжал мое горло своими потными и грязными руками — я понял, что мои друзья не придут… Руки скручены и заломлены назад. Чьи-то ноги продолжают бить меня в живот. А кто-то просто переводит дух в стороне. Я понял, что обречен. Обречен на смерть. Если что-то не сделаю… Видимо, тот человек, который меня и бил, начал стаскивать с меня штаны. Ну конечно же… Это ведь бандиты, по-другому не могло быть иначе. На мгновение меня парализовало, но лишь на то, на которое пелена ярости застилала мне глаза. Ногами я пнул впереди стоящего от меня преступника и силой выпутался от свиньи, до селе сковывавшей мои руки сзади. Но что дальше? Кунаев не было. А надо было продолжать драться. «Или я или они,» — в моей голове звучало это как призыв. Остатки чакры я потратил на громовую технику в одной руке, а клону поручил расенган. Я опять действовал в слепую, но казалось, что я чувствовал куда нужно бить. Я слышал их дыхание… Я слышал их биение сердец… Они боялись меня, а в моей голове было удивительно пусто. Не было ни единой мысли, за которую я смог бы уцепиться и остановиться. Я не был как те герои боевиков, которые я так любил смотреть по телеку. Потому что я глуп. Где-то на задворках сознания мне сигнализировало мое внутреннее я, что запасы чакры неумолимо приближаются к нулю, а для шиноби это почти равно смерти. Рассчитывать не на кого… У меня открылся бьякуган? Какого черта я их так хорошо вижу? Но светлеющее небо опровергло мое проскользнувшее предположение. Остался один… Он просто стоял. Даже не делал попыток напасть. И только вогнав в него на ходу схваченный кунай, я понял, что у него просто не осталось сил сражаться. Я навсегда запомню его взгляд. Он был полон какого-то странного и такого знакомого мне чувства, казалось, что это нас и сроднило бы, если бы я сдался еще пару часов назад. Он перестал бороться, а может и не хотел совсем… Его холодная решимость отпечаталась в моем сердце. Ведь именно так умирают храбрые люди: не бегая от смерти, а стоя к ней лицом к лицу. И сейчас палачом был именно я… Я не знаю, что изменилось именно сейчас, именно в этот момент времени. Возможно, все дело в том, что я видел, кого я лишаю жизни. Но я навсегда запомнил то чувство, с которым лезвие куная входит в тело человека: сначала с некоторым усилием, а потом как нож в масло… Почти легко… Наверное, я стоял еще пару минут возле последнего упавшего мужчины. Я должен был отправиться на поиски своей команды, но я слишком выбился из сил. Поэтому и сел подле несчастного. Спиной ощущалось еще неостывшее тело. Я сидел смотря в куда-то поверх тел с пробитой грудью или животом… Мой взгляд был устремлен вдаль: на деревья, на оживающий лес с его неповторимой величественной тишиной. И только птицы и мое дыхание прерывали его. Когда тело моей опоры начало медленно, но верно коченеть, на мои плечи легли чьи-то руки, а потом и я был прижат к теперь уже теплому и живому человеческому телу. — Слава богу, с тобой все в порядке, — голос Мицуки. Он был успокаивающим, почти таким, каким говорят напуганные родители, нашедшие своих детей не там, где оставили минуту назад. Вот только это была не минута… — вставай, солнце, не сиди тут. Я молча собрал последние силы и на негнущихся ногах последовал чуть поодаль от медленно разлагающихся тел к кроне дуба. Не дожидаясь сокомандника, я сел, прислонившись к коре дерева и закрыл глаза. Я ни разу не посмотрел на него, а он больше у меня ничего и не спросил. Он просто сел рядом и молчал. Небо стало уже розовым, птички начали щебетать. И только тогда я поднял веки и посмотрел на Мицуки: вид его был весьма потрепанным, кое-где на лице даже имелись ссадины. — Сколько? — Десяток. — Аналогично. Мы одновременно засмеялись. Но я не мог понять, почему Мицуки вышел таким помятым? Он сильнее меня. — Ладно, двадцать четыре. Мои глаза округлились от ужаса. Правильно ли я делал, что сидел вот так вальяжно рядом с ним? Он же настоящая машина для убийства. Холодок пробежал по спине. — Я бы тебя никогда не обидел. Это было сказано так тихо, но я услышал все слова, произнесенные этим смелым мальчишкой. Я был поражен его силой и тем, как он легко читает меня. Он легко коснулся своей ладонью моей руки и успокаивающе потер ее. — Я бы тебя не оставил тут. — Надеюсь, — вымученная улыбка никак не сползала с моего лица. Ведь всего-то пару часов назад в это было так сложно поверить. Я действительно думал, что Мицуки и Сараду убили, или они оставили меня. Да, это звучит абсурдно, особенно последнее. Но когда жизнь висит на волоске ты готов винить кого угодно в своей неудаче. Но я рад, что меня нашел именно Мицуки, а не Сарада. Я не хотел показаться слабым кому-то еще кроме него. Он единственный перед кем мне не нужно притворяться. Даже когда я сам в себя не верю, он всегда меня приведет в чувство, и вот, я уже готов горы свернуть. Была ли это любовь? Нет, хоть и очень похоже на описание из какой-то дешевой любовной книжки. Друг — это определение Мицуки оправдал даже сегодня. Даже ни смотря на угрозу для своей жизни, он пришел… — Надо собрать твои кунаи, — он прервал мои размышления. Пришлось превозмочь усталость и сделать сказанное. Но это оказалось совсем не так просто, как мне казалось. Пришлось снова окинуть бывшее поле сражения взглядом, выискивая свое оружие. Практически все железо было воткнуто в деревья, но кое-где в чьих-то ногах или рядом с несчастными оно валялось, как само собой разумеющееся и неотъемлемое для этого пропитавшегося кровью места. Мы быстро принялись за работу. По-началу я не обращал внимания на окровавленное оружие, но когда мои руки дошли до последнего убитого, в моих глазах потемнело и я резко осел на пол. Он… Это был именно он… Этот мужчина, который навсегда отпечатается где-то на задворках моей совести и постоянно будет напоминать о себе в кошмарах. Он лежал лицом ко мне и смотрел своими стеклянными глазами в небо. В безоблачное чистое голубое небо. На нем не было ни единой тучки, также как и в его глазах недавно ушедшей жизни. Он был серьезен, и предельно собран — вот каким он мне запомнился. Именно так умирают настоящие шиноби. Где-то искренне я уважал этого бедолагу, а себя корил, хоть в каком-то смысле это было не правильно. Ведь я его убил… Он даже не сопротивлялся… Что-то внутри меня онемело, когда я понял, что убил практически невинного человека. Невинного, потому что он ничего не мог мне сделать. А я палач… Я не пролил не единой слезинки. Я продолжал сидеть возле трупа, боясь притронуться к нему. «Оружие разбрасывать нехорошо,» — постоянно твердили нам учителя в академии. Моя рука машинально потянулась к застрявшему кунаю, но так и не смогла его вытащить. Я не почувствовал ни прикосновения металла к коже, ни то как меня опять обняли сзади. — Все в порядке, малыш. Это была просто самозащита. — Нет… Он услышал меня. Не отпрянул, а сжал сильнее. — Пойдем, нужно сжечь их. — Я не могу… — Можешь! Это не последняя смерть, которая будет на твоем счету! От сказанное не хотелось верить. Нет, я не допущу! — Папа… он же не… Теплые губы максимально приблизились к моему уху и прошептали то, от чего у меня подкосились бы ноги и я опять бы упал. -Это ложь. Твой отец купался в крови своих противников на войне. А после нее он никогда не оставлял противников в живых. Меня затрясло. Как? Нам ведь всегда говорили, что папа никогда не убивал… В академии всегда твердили, что седьмой — самый гуманный хокаге. Вранье… Меня резко развернули лицом. Казалось, что желтые глаза Мицуки глядят прямо в душу. Становилось неуютно. — Ты всегда хотел быть сильным шиноби. Но путь таких лежит именно через море крови. Сейчас ты слишком преувеличиваешь важность этого преступника. Просто прими мои слова как данность. Я продолжал смотреть на своего сокомандника и не мог понять, что же творилось в его душе. Сколько же ты убил за свою и так короткую жизнь, Мицуки? Этого я у тебя никогда не спрошу. Не потому что боюсь, а потому что ты не ответишь. Внешне спокойный, наигранно веселый. Какой ты на самом деле, Мицуки? — Ау! — юноша все еще продолжал держать меня за плечи, попутно выискивая взглядом мой. Видимо, он уже долго что-то говорил, но я так и не смог ухватить нить мысли — Боруто, нужно сжечь тела! Я один не справлюсь. Ах, вот оно что! Я кивнул один раз, давая ему понять, что услышал его. Похоже, что он удовлетворился таким ответом. Перетаскивать десятки тел было нелегкой задачей, особенно, когда ты день не отдыхал. Боже, насколько мы задержали миссию? Нас точно не погладят по головке. Сложа их в одну кучу, мы воспользовались техникой огня и просто стояли, смотря на всю открывающуюся нашему взору картину: на обугленные трупы, воняющие в синем пламени сероводородом и тем самым сладковатым запахом, который есть только у полуразложившейся плоти. Наверное, мы так простояли пару часов, прежде чем они догорели полностью. Мы ушли, оставив за собой на зеленой опушке следы крови и белое пепелище. Дорога обратно заняла у нас намного больше времени, ведь сил на обычный бег не осталось. Мы молчали, пока не вышли за окраины леса. Из-за густых крон деревьев не было видно неба. А выйдя уже, мы только поняли, что наступил вечер. В двух шагах от леса располагался небольшой холм, а у его подножья мы нашли нашу Сараду. Она наплевала на все правила и развела костер и уже подойдя, мы поняли, что она ждала нас довольно долго. Я честно приготовился к тому, что брюнетка будет отчитывать нас, но она скромно промолчала. На такой ноте мы и попрощались со злополучным лесом. Он скрыл от нас многое, как и мы от каждого в отдельности. Этот лес похоронил не только людей, но и их тайны. Именно там какая-то часть меня тоже умерла, найдя свой последний приют в связанных той самой невидимой связью деревьях, и скрылась в безмолвии листвы навсегда.