Разочарование

      Я вернулся домой уже затемно. Закрыв за собой дверь, я не стал включать свет. Не хватало еще перебудить всех в доме. Быстро скинув ботинки я уже пребывал в далекой голубой мечте под названием «Душ», но и тут меня ждали свои препятствия. Странное слово, но именно оно мне пришло на ум, когда я чуть было не чертыхнулся через что-то большое и мягкое.  — Мама, пошла бы ты в кровать, не надо было меня ждать, — и так разгоревшееся за время миссии чувство вины начало опять подпитываться и расти как на дрожжах, превращаясь в огромного монстра, который будет давать о себе знать еще довольно долгое время. — Прости, сынок, я должно быть уснула, — мать уже давно включила свет и улыбнулась мне, чтобы я не волновался. Но я не смог… Эта жертвенность, с которой она идет рука об руку, заставляет потупить свой взор даже самого черствого человека. Интересно, она чувствует себя несчастной или оправдывается материнским долгом? Это безобразное, нет, извращенное чувство ответственности ужасает… — Кушать будешь? — мама кивнула в сторону столовой. Не ждала меня, как же… Столько всего наготовила, аж стол ломится. — Прости, но давай я завтра поем? Спать хочу — сил нет. — Конечно, сынок, — она чмокнула меня в щеку и скрылась на втором этаже. Наконец-то пойдет и нормально отдохнет.       Я еще некоторое время постоял в залитой светом прихожей. Мысли, роившиеся в моей больной голове, удивительно быстро замолчали, медленно подводя меня к состоянию прострации. Переключатель так странно поблескивал в желтом свете ламп… Щелк — слепой как мышь. Щелк — и вот ты уже человек.       Не приспособленный. Даже глаз не помог. Я был слишком самоуверен, вот и поплатился. Многие испытывают отчаяние в такие моменты как сейчас, от осознания того, что они не исключительны и вовсе бесполезны, но я не чувствовал этого. Только разочарование в собственных силах тлело маленьким угольком в моей душе, освещая лишь ее уголки на пару сантиметров вокруг себя. Душа каждого человека — потемки… Спустя какое-то время я все же соизволил подняться в комнату за вещами и пошел в ванную. Дверь не заперта и не было слышно шума воды. Ошибочно было предполагать, что ванная была не занята, ведь горел свет, но я все же вошел. — О господи, братик, ты меня напугал! — молодая брюнетка так и замерла возле зеркала в одном белом махровом полотенце, обернутом вокруг ее стройного тела.       Взросление сделало из Химавари мечту всех юных шиноби: белоснежная кожа заметно контрастировала с длинными черными волосами, каскадом спускавшимися на спину. Но что это? Сестра чуть повернулась боком, и на ее шее открылся весьма заметный синяк. Мой взгляд прошествовал до ключицы и нашел практически идентичные первой отметины. — Скажи Сараде, чтобы она перестала ставить тебе засосы. А то предки устроят тебе допрос. Не думаю, что они обрадуются твоим отношениям с одной из Учих. Девушка с трудом выслушала своего брата. Это было заметно по ее исказившемуся лицу в приступе гнева, но руки она держала при себе — тренировки с дедушкой Хиаши не прошли даром. — Особенно отец, ты ведь знаешь, что…       Договорить мне не дали: цепкие пальцы некогда такой улыбчивой девушки вцепились в мою одежду. — Боруто-кун, не нужно лезть и раздавать свои советы туда, куда не просят, — ее глаза были холодны, а тело излучало убийственную ауру.       Конечно же я знал об отношениях Сарады и Химавари. Я ведь обещал оберегать свою сестру. Поэтому как только у нее начались ночные вылазки, я сразу же пошел за ней. Эти двое особо и не скрывались: едва сестра свернула за угол, как ее уже ждала Учиха. Я не мог одобрить их союз, но и не мог не порадоваться за них. Сарада Учиха и Химавари — наследницы великих кланов. Да, на Химавари лежало не меньше ответственности, даже не смотря на факт моего существования.       Отец уже давно подумывал ее начать знакомить с влиятельными шиноби из других деревень. Когда я об этом узнал, то мне сразу стало невообразимо жалко сестренку. Этот гад торгует даже собственными детьми в угоду деревни! Именно поэтому я молчу. Может, когда отец начнет открыто предлагать Химавари кандидатов, она сбежит вместе с Сарадой подальше? Пока не станет слишком поздно… ***       Проснулся я только к полудню. Меня никто не будил, да и я особо никуда не спешил. Отчет можно предоставить в течение дня, а писать много я не умел. Поэтому я не спеша завтракал, попутно бросая строчки на лист. Скомканный рассказ получился, но это лучшее, на что я был способен. Сухо-сжато — стиль шиноби.       Поев, я все же решил не отлынивать и поскорее предоставить отчет седьмому. Быстрее освобожусь — больше успею времени провести с друзьями. Так хотелось увидеть еще раз Мицуки, так много нужно было у него спросить. Хотелось потренироваться с ним — для меня это было сейчас жизненно необходимо в условиях миссии. Та теплота, с которой он меня обнимал — до сих пор жила во мне. Что-то я расчувствовался в последнее время, не порядок!       Уже подходя к той самой массивной двери, в памяти начали всплывать картинки того безумтсва, что мы совершили с отцом. Все-таки, я вечно не смогу стоять тут — поэтому постучался и вошел.       Седьмой выглядел весьма ошарашенным. Ты не думал, что я сам его принесу? Но мои предположения развеялись в прах, когда отец повертел в руках мой свиток и еще один такой же. Мицуки…. Опять сделал все за меня… — Я не знал… — Блин, мог бы и не приходить. Еще бы подрых или поиграл в приставку… — Все в порядке, я понимаю, — отец посмотрел на меня и улыбнулся самой теплой улыбкой, которую я видел за свои 18 лет жизни. Это казалось каким-то сном. Не возможно смотреть на это и не улыбнуться самому. В итоге мы стояли и шутили про неорганизованность команд, но и это счастье длилось не так долго. На миг лицо отца посерьезнело и он протянул одну руку в приглашающем жесте. Мне подойти? Зачем? Я не … — Не надо… — на секунду мне хотелось сбежать с этой душной комнатки, лишь бы только все не повторилось. Страшно… — Я просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке.       Нехотя, но я все же подошел к нему. С каждым шагом я вспомнил отдельные моменты из нашей ночи. От этого меня лихорадило и заметно потряхивало. Я встал как вкопанный возле седьмого и ждал дальнейших его действий с некой опаской: не хочу сегодня, я ведь слишком устал.       Он поднялся и положил свою руку мне на щеку и немного потер ее подушечками пальцев. Шершавая… Но так тепло. Но внутри меня все натянулось как струна — если он позволит себе лишнее, то я ударю его, непременно ударю… Но он не сделал ничего из того, что было в прошлый раз. Он действительно за меня беспокоился? Это неожиданно, он еще никогда так себя не вел. Но я рад, хоть и ненадолго я действительно почувствовал себя его сыном. Как семья… Но ласка оборвалась также быстро, как и началась. Руки седьмого быстро вернулись на стол и стали теребить в руках мой отчет. Отец быстро переводил свой задумчивый взгляд с документа на меня и обратно, пока не опять не заговорил со мной: — Мне нужно верить тому, что Мицуки действительно принес именно твой отчет, а не «сочинение»? — Должно быть, он зашел тогда, когда я спал. Я еще вчера написал его. Сильно устал, вот и не заметил, что написал с утра еще один. — Ладно, иди. У меня много работы.       Я поспешил закрыть за собой дверь. Фух, чуть было не вляпался. Неужели Мицуки не мог меня предупредить, что напишет за меня отчет? Я полез в телефон за подтверждением и только сокрушенно вздохнул: я действительно пропустил его сообщения. Балда! Я быстро спрятал смартфон в карман куртки и вышел из резиденции.       На улице было солнечно, но жара не палила, как еще неделю назад. Поэтому люди смело выползали на улицу в поисках развлечений. Кое-где дети играли прямо на дороге, а у одного из магазинов два старика играли в сёгу. В носу стоял запах пыли и жареного мяса, а до ушей доносился звук стрекотания цикад.       Куда же мне пойти? У меня целый день в моем распоряжении. Поэтому я стал написывать близ живущих друзьям, чтобы дать понять, как же сильно я по ним соскучился. Вернее просто скучал, но они и так все поймут.       Мицуки написал, сегодня у него много дел, но мои размышления прервал писк пришедшего сообщения от Шикадая. Похоже, что он был не против. Поэтому я понесся к назначенному месту, а именно к одной из немногих открытых городских обзорных площадок.       Да, после войны не все они были еще отстроены. А нужны ли они были? По мне так достаточно одной, все равно на них ходят только парочки ночью, и я с Шикадаем. Поплевать в небо и не говорить — так проходила наша ленная дневная идиллия. Именно после миссий я любил приходить сюда вместе с другом и не делать ровным счетом ничего. Да, это на меня не особо-то и похоже, но даже мне нужны были дни, когда просто можно расслабиться. И даже не говорить, нет, слова только нарушат то мерное перекрикивание цикад между собой. Я не хотел влезать в их разговор и разгонять то теплое марево, которое окружает меня.       Когда я взобрался на площадку, брюнет уже лежал на одной из лавочек. Чтож, я, не роняя ни слова просто лег рядом. Наше времяпрепровождение и сегодня ничем не отличалось. Каждый из нас был предоставлен своим мыслям.       Не знаю, о чем думал Шика, но меня поток мыслей захлестнул с головой. Каждая вертелась вместе со следующей, создавая вихрь. Я ухватил одну из них и стал ее смаковать в своей голове. Будем ли мы дальше вот так собираться? Пусть даже не только с Шикой. Я думал в общем, но все ли мы будем живы через пять или десять лет? Смутное предчувствие не давало мне точного ответа, и это несказанно меня беспокоило. Только вчера я понял, что быть шиноби очень опасно, даже в мирное время… И с каждым разом нас, готовых пожертвовать собой на задании, становится все меньше и меньше. Людей больше беспокоят деньги, а не увлекательная жизнь. Сидят и жиреют в конторах как в хлеву… Я уж лучше умру, чем вот так вот закончу…       Не знаю, сколько мы так пролежали, но Шика уже начал собираться домой. По его виду я понял, что он совсем не настроен что-либо обсуждать даже после отдыха, поэтому я не стал его беспокоить и сам начал собираться домой.       Когда я пришел домой, я застал маму и Химавари ужинающих. — Рановато вы.       Мама и сестра насупились и хором проголосили, что они после шести не едят, поэтому решили раньше поесть. Это лишь позабавило меня. Но я молча посмеялся на такое и пошел сначала в душ, а лишь потом за стол. Ну раз накрыто, то почему и не поесть пораньше. Уже сидя за столом я взглянул на часы и понял, что не особо-то и рано, шесть часов, как-никак.       В общем, мой день прошел довольно однообразно, в духе «поел-поспал-поиграл», поэтому после приставки я уже лежал в кровати и пытался словить за руку Морфея. Я и не заметил, как заснул.       А проснулся я от того, что меня кто-то перевернул на спину и начал задирать футболку (к слову, сплю я очень чутко). Разлепив глаза, я чуть было не заорал: я не ожидал этого. — Зачем? — я постарался говорить как можно тише, но получалось у меня это с трудом. — Ты разве не соскучился, малыш? — одна его рука с нажимом прошлась по внешней части моего бедра и вернулась к моему лицу.       Соскучился ли? Несомненно. За время миссии да и дома мы мало видимся. Но я хотел другого, провести время как отец и сын, а не как шлюха с клиентом. Только не хватало денег, брошенных в лицо. Тогда почему я чувствовал себя продажным? Я не получаю ровно ничего от этого. Или что-то есть? Именно то, что заставляет меня сейчас лежать смирно, а не ударить его и убежать? Любовь? Что-то такое я почувствовал, но оно было далеко от того, что пишут в книгах. По крайней мере, не в добрых и радужных… Он пытается снять с меня брюки. Одинокая слезинка скатывается по моей щеке. Я кусаю губы до крови, чтобы не было слышно моих всхлипов. Он замечает это и отстраняется. Но лишь на секунду. На ту самую, он пододвинулся опять ко мне и поцеловал. Уже позже я буду вспоминать, как же мягко его губы прикоснулись ко мне, как его язык медленно начал ласкать мой рот, шею, ключицу… И я сдался… Опять… Ведь мне казалось, что он любит меня. Именно сейчас, пока я приглушенно стону в кулак от его щедрых ласк. Я сам приподнялся, чтобы помочь освободить меня от последних одежд. И вот я предстал ему в первозданным и таким незащищенным под его пристальным взглядом.       Ему стоило лишь плотоядно облизнуться, а я уже почувствовал, как внизу живота скопился жар. Правильно ли было то, что мы сейчас делали? Я не мог ответить по двум причинам: я действительно не знал и не хотел отвечать. Правда меня пугала. Она как гильотина нависла над нами.       Моя комнатка сжалась до маленького островка кровати, в который втрахивал меня отец. Кровать под нами тихонько поскрипывала, а я стонал ей в такт. Я не чувствовал той раздирающей меня на части боли, которая была в наш первый раз. Мне нравилось смотреть на его лицо, когда он подходил к пику удовольствия, но отец постоянно оттягивал его. Ему мало одного раза. Где-то внутри меня радовалась моя шлюховатая часть. Значит, я ему еще буду нужен…       Когда мои стоны стали слишком громкими, он перевернул меня на четвереньки и прижал головой к подушке. Без лишних слов, я закусил ткань зубами и продолжил подмахивать тазом навстречу толчкам отца. Не люблю я его называть отцом, не после всего, что между нами было и происходит. Именно поэтому он для меня кто угодно, но не папа: «Он», седьмой, старик, и тд. Можно долго перечислять, факт оставался фактом — я не воспринимал его больше на сто процентов своим отцом. Я разрывался между тем, кем он был для меня и кем он стал.       Но только сейчас он для меня будет только любовником. Ровно до того момента, пока он не кончит и не уйдет, а я не смою его сперму с себя…