Сказания о городе жнецов

      Знаете, коллеги, со мной не так давно произошла такая наизабавнейшая история… Ну кем же я буду, если ей не поделюсь? Для начала представлюсь.       Я — Евгения Владимировна. Являюсь недожнецом Департамента Несущих Смерть Российской Федерации Особого Подразделения «Дружных» — в последующем, может быть, сократится до ДНСОП «Дружных». Или просто — «Дружных». Волонтёр по совместительству. Я, увы, не начальник, не заместитель начальника и даже не заместитель заместителя начальника, а просто скромная собирательница душ человеческих. Вернее, уже не совсем собирательница… Не суть! Ну что ещё можно о себе рассказать? Посмотрим… Невысокая, внешностью не особо привлекательная, заслуг никаких не имею, кроме выслуги лет — в общем, самый обычный в мире жнец, среднестатистический, так сказать. Мой департамент Особого подразделения изволит находиться на земле, а коллектив оставляет желать лучшего. И вот как-то раз, прохладным осенним днём, сидим мы со своим коллективом и выслушиваем лекции злобного надзирателя Д. Рудольфовича. В последующем буду звать его просто: Рудольф.       — Инвалиды! — крикнул он, и трубный низкий голос надзирателя заставил содрогнуться и без того хрупкие стены. Кажется, трещина в углу даже разошлась ещё больше. — Непростительно! Что же мы теперь скажем Венере Фёдоровне?! Опозорили департамент на весь город! Ироды! — тут он отдышался от истеричных криков и продолжил на повышенных тонах: — Слов уже нужных на вас не найти!       Пока он надрывался, все присутствующие сидели в рядочек и молчали, вжав непутёвые головы в плечи. И только я, скучающе подпирая руками щеку, зевнула. Наверное, прежде, чем продолжу о разборе полетов, стоило бы рассказать о Рудольфе? Да? Буду считать, что все согласны. Надзиратель наш, собственно, был мужчиной высоким, и, вероятно, оттого смотрел на всех свысока; еще он следил за прической: черные волосы всегда были стрижены коротко и вечно стояли дыбом, как у ежа — иголки. Он во многом на самом деле был похож на ежа. Рудольф так же был обладателем внушительного тембра, при усилении которого дребезжало стекло. Лицо у него ещё, помню, странное: вытянутое, но в то же время не узкое. Да и не скажешь, что широкое. Когда он злился, оно так краснело… Вот прямо как сейчас, например, лицо его становилось похожим на болгарский перец. Скажу вам по секрету, я Рудольфа еще с первых дней, как вступил он на пост, невзлюбила — и это было взаимно, — но все же занятным он, однако же, был человеком. Не человеком, извиняюсь, — нелюдем. Например, очень наш надзиратель любил строить нам поражающие своим разнообразием козни… Но об этом как-нибудь после. И, в завершение, Рудольфа я на дух не переносила ровно так же, как и наша многоуважаемая Елена Вячеславовна…       — Вы мне своими криками мешаете вести отчёты! — возмутилась Елена, отвернувшись от монитора. — Что я, по-вашему, должна отправлять туда? — она многозначительно указала пальцем в потолок. — Понятно, в общем, куда. Идите лучше в спортзал, там Дмитрий Игнатьевич с нашими недожнецами не справляется.       — Твою ж дивизию… — тихо выругался учинитель шума. — Один момент.       Если Рудольф и был злобным надзирателем, который любил над нами издеваться, то Елена Вячеславовна — ещё более ужасающим тираном. Вот он, нелюдь, воистину вселяющий трепет и благоговение в наши жалкие жнецовские душонки. Её я, порой бывало, боялась даже больше, чем начальницу всея нашего департамента. И даже больше (!), чем тех дядек с Администрации. Непоколебимая труженица Особого подразделения, беспрецедентно составляющая отчеты о выполненных поручениях и проведенных мероприятиях за каждый прошедшиц месяц, работу свою выполняла даже с некоторым энтузиазмом. Аdmirer, admirer! И теперь, когда Венера Фёдоровна уехала, она вдобавок ко всему следила за порядком и делала всё, чтобы вспомогательный департамент не развалился на части, прямо как… Не будем о грустном. «Как она ещё только с ума не сошла?» — вопрос, которым я тоже периодически задаюсь в свободное от работы время.       В департаменте в тот день собралась небольшая горстка ребят, после обыденных разносов увлечённо занятых своими делами. Меня всегда поражала эта коллективная невозмутимость. Были еще трое из них, которые не менее увлечённо находились в распоряжении надзирателя. И как же я им не завидовала! Я прислушалась к шумам из коридора и даже села поближе, чтобы насладиться в полной мере.       — Итак, начинаем! — было едва слышно из общего гвала и скрежета тренажеров. Кто-то уронил на ногу гирю. — По шесят секунд на круг. Миша, руками не опираемся, Костя, активней! Давай, в темпе, РОЖАЙ ЁЖИКА!!!       Жалко было мальчишек. Кто-то играл в «Уно» — это у нас такая забавная цветастая альтернатива «Дураку», в который нам начальница играть запретила строго-настрого. Но иногда Рудольф, пока никто не видит, разворачивает партию-другую, чтобы решить, кто за него заполнит учетные журналы. У кого-то с собой были тетради с задачками — эх, студенческие годы! И я когда-то просиживала дни своей молодости в академии, чтобы в итоге оказаться в этой… Кхм! Кто-то нагло обедал, дразня коллег букетом ароматов. Ох, точно! Тогда был обед. Полдень пятницы. И лишь я одна, не зная, чем же мне занять больную мою головушку в ближайший час (работы у меня по пятницам не было, а домой идти ой как не хотелось), просто глупо смотрела в стену, положив головёнку на стол. Зенки же скучающе блуждали по кабинету. Где-то в углу стоял шкаф с никому не нужными книгами, детскими и не очень настольными играми, доку́ментами и чаем в тёмном уголке, но это мне тоже было совершенно не интересно. Ещё один шкаф был нужен под рабочую одежду и костюмы для выступлений. Мне там особенно нравился старый рыжий парик, с которого уже сыпались кудри, который был стар и никому не нужен… Ну понимаете, да? Нравился — и все.       В этом богом забытом департаменте, в маленьком кабинете, Организаторской, всегда господствует беспорядок: два убитых компьютера, один из которых был беспощадно отдан в пользование недожнецам, столы, заваленные доку́ментами, и прочий хлам, не прибранный вовремя и теперь висящий на совести надзирателя. Уюта этому балагану добавляли только комнатные вечнозелёные цветы, которые, насколько я помню, за все те сто лет, что я их заботливо поливала, так и не зацвели. Кроме декабриста, который в противовес готов цвести в любое время дня и ночи. На стеночке висели файлы с информацией. И чего там только не было! От расписания осенних праздников до правил поведения, и этим мы не ограничились: еще советских времен плакаты, стенгазета, различные нотации. И хоть большинство из этой информации было до жути нудным… А нет, оно так и осталось нудным. Не слишком ли много я ворчу в последние годы?       Я, занятая разглядыванием узоров на стене, и не замечала, как те несколько человек, собравшиеся вокруг общего стола, навели столько шуму, словно там их сидело не шестеро, а двадцать. Тот стол, за которым сидели недожнецы, к слову, тоже был непростым: составили мы его из двух разных столов, один из которых благополучно держался на жвачке. Расположился он прямо посреди кабинета; за ним мы играли в карты, гоняли чаи, обсуждали и строили планы, порой даже спали… Только начальнице не говорите.       — Итак, ребятки! — воскликнула потиравшая виски Елена. — Если вы свободны, у меня к вам есть поручение…       В один только миг в крохотном кабинете остались лишь мы с Еленой Вячеславовной. Наступила такая гробовая тишина, в которой была ясно и отчетливо слышна единственная мысль: «Не отвертишься». Поразительно, как эта женщина могла в пару мгновений опустошить целый кабинет. Да что там — департамент. Ну, что ж, пока я думала, чем бы мне заняться и не помереть со скуки, мне внезапно нашлась ровненькая, красивенькая такая стопочка отчётов. И только стоило мне приступить к заполнению всех этих — будь они прокляты — бумажек, как во входную дверь (была она у нас железная, добротная такая) вдруг начали интенсивно и упорно долбиться, и долбились до тех пор, пока не додумались позвонить в звонок. Уж лучше бы долбились. После минуты бездействия, в которую я проклинала и тот звонок, и незваного гостя, дверь никто открыть так и не соизволил, поэтому мне пришлось самой идти в прихожую, оставив бумажонки.       Я с небольшим усилием распахнула большую и тяжёлую дверь, едва не прибив очкастого паренька, вставшего прямо под ней. Он вошёл и по-крысиному оглянулся по сторонам.       — Кто идёт? — послышался заинтересованный голос из Организаторской.       — А можно Венеру Фоатовну? — не дав мне сказать и слова, спросил четырёхглазый, всматриваясь в узкий коридор.       Елена Вячеславовна в мгновение ока появилась в прихожей, а я же вернулась на своё место и продолжила недавнее занятие. Ужас как я не люблю эти отчёты… Елена вошла через пару минут, и вошла она слегка озадаченной, с небольшим конвертом в руке. Присела за стол, предварительно покопавшись в органайзере, и при помощи канцелярского ножа вскрыла конверт.       — Что это? — проявила я небывалый интерес. Всё, что угодно, — лишь бы не документы.       — Письмо.       — Кому?       — Нам.       Елена извлекла из конверта свёрнутый вдвое листочек.       — А от кого?       — От начальства, — выдержав небольшую паузу ответила Елена.       — От начальства или начальства? — расставив акценты, уточнила я.       — Начальства, — вздохнув, ответила Елена.       И я вздохнула тоже. Больше от облегчения. И тут в голове пролетела довольно важная мыслишка: с каких пор Вышестоящие решили слать нам бумажные письма, вместо привычных электронных? Мы что, перенеслись на пятьдесят лет назад? И пока я задавалась, Елена читала. Во время чтения на лице Елены Вячеславовны играла буря эмоций: замешательство, удивление, коварная ухмылка и снова замешательство; и с расширенными не то от восторга, не то от ужаса глазами она передала мне письмо. Я недоверчиво взяла листочек, не решаясь читать. Что-то в нём явно было не так, ведь я давно не видела на лице Елены такого разнообразия эмоций (если не брать в расчёт наш недавний позор на Особом задании). И вскоре я сама узнала, почему. Письмо было написано вручную и — что было не менее удивительно — ровным печатным почерком. Ещё раз бросив непонимающий взгляд в сторону Елены, которую вдруг очень заинтересовал стол, я начала читать:       «Добрый день, уважаемые «Дружных»! Мы сожалеем о недавно случившемся инциденте (это слово было выделено по-особому) и, чтобы не останавливать рабочий процесс на одной маленькой неудаче, хотим поручить лично вам новое задание!       У нас есть коллеги в разных городах и странах, и мы все прекрасно знаем: Англия не является исключением. Сегодня (день, в который вам наш гонец должен был доставить послание) ровно в три часа дня в аэропорт прибудет самолёт с четырьмя лучшими работниками лондонского департамента Несущих Смерть. Мы предполагали, что они пробудут у нас чуть меньше недели — столько должно занять продвижение дела, про которое сейчас пойдёт речь. Лондонский департамент засёк в нашей маленькой республике бежавших несколько дней назад демонов. (На полях следовала заметка: «Вероятно, их же видели и в Москве несколько лет назад. К сожалению, отчеты по делу прибудут к нам слишком поздно, поэтому очень надеемся, что вы сможете обойтись и без них!») Пока наши соотечественники прочёсывают окрестности, английские коллеги поспешно направились непосредственно в саму столицу.       Ах, да! Будем признательны, если вы, дорогие «Дружных», приютите иностранных гостей на этот небольшой срок у себя в департаменте. Заранее спасибо, ваше любимое начальство рассчитывает на вас!»       Повисло минутное молчание. Пока я пыталась осознать, где я, и что происходит, Елена Вячеславовна вытряхнула из конверта желтоватый листочек.       — Ещё одно письмо?       — Это досье, — поправила Елена и протянула его мне. — Оно тебе понадобится.       Не учуяв подвоха, я развернула ветхих лист. Почерк различался. Этот был более торопливым и неровным, буквы соскакивали.       «Ещё раз добрый день! Мы подготовили небольшое досье с кратким описанием, чтобы вам легче было отыскать наших гостей в толпе аэропорта (но все же думаем, что найти их будет простой задачей). Их, как вы знаете, будет всего четверо.       Первый жнец — строгий брюнет, самый ответственный из всех прибывших. Имеет при себе секатор, которым очень дорожит. Фото отсутствует — объект угрожал фотографу отсечением от тела всех лишних придатков.       Если честно, мы так и не смогли определить пол второго жнеца. Ну, как писал наш любимый и многоуважаемый Александр Сергеевич… Впрочем, не столь важно. Вооружен и особо опасен! Коса смерти — красная бензопила. Под цвет его шевелюры, к слову. Фото отсутствует — объект не успел закончить с макияжем.       Третий жнец — это весьма привлекательный блондин. Осторожно: сердцеед! Каждый удобный случай проводит в компании милой барышни. Использует свою газонокосилку вместо транспорта. Фото отсутствует — объект был на свидании. Очень жаль, что не с фотографом.       Мы имеем смутные сомнения, является ли четвертый жнец жнецом вообще. Сами проверить не решились. Внешность необычна: длинная седина, балахон и крашенные в черный длинные ногти (когти???). Своим смехом устраивает микро землетрясения. Больше ничего не известно. Был слух, что некогда давно четвертый жнец служил при Иване Грозном (но мы очень надеемся, что это просто сплетни). Фото отсутствует — во время съёмки у объекта случился припадок.       Наши товарищи, работающие в Лондоне, сообщили, что они — жнецы — очень волнуются перед поездкой. Просим быть с ними помягче. Коллектив подчиненных вашего Нащальника рассчитывает на вас!»       У меня ненадолго иссяк весь словарный запас. Был только непечатный. Пустой взгляд — направлен куда-то сквозь желтоватый лист. Елена первой нашла единственное верное решение: начать паниковать.       — Проблема в том, что я понятия не имею, сможем ли мы принять гостей, — начала Елена Вячеславовна. — Учитывая наше нынешнее положение, я даже назначить никого толком не могу! И отказать мы не можем. Если мы ещё раз опозорим «Дружных» — нам не жить. Венера Фоатовна по приезду похоронит нас всех повторно прямо тут, под плинтусом!       — Спокойствие, только спокойствие… — тихо сказала я, сделав успокаивающий жест руками. — Елена Вячеславовна, а давайте вы меня возьмёте на это дело?       — Я поэтому и переживаю, что мне, кроме тебя, назначить некого!       К сожалению, я не имею ни малейшего понятия, как точно описать то, что творилось внутри меня в тот момент. Главное было — не впадать в отчаяние. Проскальзывали мысли о не самой удачной шутке. Вот приедем мы в аэропорт к трем, а там — никого и нет.       — Думаю, это будет не так уж и сложно, теть Лена.       Исходя из кратких, но таких ярких описаний в досье, составленном коллективом начальства, это будет не просто «сложно»…       Это будет невыполнимо.       — Тогда тебе придётся ночевать в департаменте и самой следить за порядком все выходные. Я, конечно, смогу быть тут днём, но на ночь не останусь. И не проси.       — Да, я справлюсь! — я сказала это с полной уверенностью в голосе, отдав честь.       Зачем я согласилась? Чувствую, я еще не раз об этом пожалею.       — Тогда оденься более подобающее.       Одеться подобающе — это надеть что-нибудь чистое и опрятное, но у Елены Вячеславовны, похоже, на этот счет свои представления. Белая рубашка и черные джинсы (альтернатива классике) — вот все, что отыскалось в моём гардеробе. А представьте: она хотела надеть на меня юбку! Юбку!!! Одеться подобающе было недостаточно, поэтому после долгих мучений Елене Вячеславовне удалось заплести мне две тугих косы заместо растрепанного хвоста, несмотря на моё ярое сопротивление. Без разъяснений оставив «Дружных» на надзирателя, Елена со спокойной совестью села за руль катафалка. Ещё Елена Вячеславовна наказала мне взять в ближнем продмаге круглую буханку чёрного хлеба, но не объяснила причины. Машина тронулась, и из моих рук едва не выпал поднос, на котором балансировала пиалка с солью. Да, это тоже было частью приёма.       Теперь оставалось лишь доехать до аэропорта и встретить английских коллег.