Разрывая время

Известно, что ход времени быстр и беспощаден. Минуты, часы, года ускользают от нас, уплывают, сыплются песком сквозь пальцы, оставляя вместо себя лишь воспоминания о каком-то конкретном дне или вовсе ошмётки от них – жалкие эпизоды человеческой жизни, что не имеют для Вселенной никакой ценности. Так случилось и здесь. Время неумолимо бежало вперёд, и скоро от встречи Агапы и Кирилла накануне Мабона у них остались лишь одни воспоминания, которые хранились теперь где-то в самых тёмных закромах их памяти. Неприятный момент, омерзительный для них обоих – несомненно, его забвение вело лишь к лучшему. Она была тогда слишком слаба, обессилена долгой борьбой с тёмным миром, чтобы предстать перед ним во всей своей красе, чтобы говорить, как и раньше, с гордостью, без тени болезни в зловещем шёпоте; а он был на ее фоне слишком сильным, возмужавшим, за что до сих пор иногда пристыжал себя. Кем этот юнец был по сравнению с ней? Посвящённым – да. Магом – да. Но магом совсем молодым и неумелым, избранным лишь по воле случая великими богами. Она же была сильной ведьмой, могущество которой даже для него, для ее врага, было вещью неоспоримой. Но кем она была без своих сил? Никем. И это было неловко осознать каждой из враждующих сторон. Хорошего было мало не только в дне их первой встречи, но и в первых неделях ее пребывания в доме. По большому счёту, они почти что не пересекались. Долгое время Агапа не могла ходить дальше заднего двора (да и те прогулки давались ей слишком тяжело), она подолгу лежала в постели, всегда молчала и лишь волком посматривала на него, когда он заходил в комнату, тем самым нарушая ее покой. Кирилл тоже не горел особым желанием о чем-то говорить с ведьмой. Он по-мелочи помогал ей, как больной: приносил еду, какие-то отвары, но не более. В доме почти всегда царило напряженное густое молчание, которое окутывало их обоих словно туманом, что ночью ласково накрывал собой алтайский лес. Врагам просто не хотелось о чем-либо беседовать друг с другом. Когда Агапа открыла глаза, до Мабона оставалось лишь двое суток. Выглядела она ужасно измученно (хотя Кирилл тоже был не лучше – несколько бессонных ночей измотают кого угодно), но сознание ее было ясным, как день. Это были первые осознанно прожитые минуты после нескольких дней беспробудного лихорадочного бреда, но в этот драгоценный, важный для неё момент пробуждения, она подумала не о чем-либо важном, а лишь о том, что уже было оставлено в прошлом, что теперь не имело для неё никакой цены: — Ты разорвал связь, да? — голос ее был ещё более севшим, чем ранее. Фактически девушка лишь шевелила губами, лепетала что-то скрипучим, треснувшим шепотом. — Да. У меня не было выхода, — произнёс Кирилл, внимательно смотря в её мутные глаза. Он хотел увидеть там прежние искры, но цвет их был по-прежнему как неживым, потускневшим от недель мучений. — А отец? — Что отец? В том мире твой отец. Я не видел его с момента закрытия Врат. Думаю, ты тоже, — он подал ей стакан воды, — Выпей. Станет легче. Агапа ничего не ответила ему. Она с трудом приподнялась на локтях, взяла несчастный стакан с водой и выпила его залпом – пить тогда хотелось действительно больше всего на свете. А более ни слова, нет. Это был первый и последний их человеческий разговор на долгие дни. Даже непосредственно в Мабон они не перекинулись и парой фраз, ведь провели тот день на разных концах Алтая. Кирилл оставил ее в доме одну, а сам ушёл к Аржану – нельзя было подвести в такой день знахаря, нельзя было нарушить данное еще несколько дней назад обещание и не прийти на костры, которые старик вместе со своей подругой из Карагаихи готовил на равноденствие. В них, как полагается, должно было сгореть все ненужное колдунам, что тянет их за собою вниз, в тяжелую бездну серых беспросветных рутин. Посвящённый сам чувствовал, что ему это обновление, этот обряд просто необходим – ничто не смогло бы удержать юного мага в ту чарующую ночь в его же доме. Тогда Кирилл жёг в ритуальном огне свою прошлую суетную жизнь и радовался тому, что теперь она больше не позовёт его назад. А вот Агапа, не в силах в то время обойти даже небольшой дом, в одиночестве кляла свою неприкаянность, свою слабость, свою же злобу. В долгую лунную ночь жаркий костёр воспылал словно внутри неё – в нем сгорели ошмётки от связей с демоньём, в нем было до конца убито желание вернуться в темный мир домой. Но единственной тяготившей ее вещью, что она все-таки не смогла тогда уничтожить, была обида. Агапа и правда злилась на Кирилла за некоторые вещи, что он с ней сотворил. Она не кляла его за обряд, что спас ей жизнь, но искренне желала ему смерти за закрытие Врат, за недели, проведённые на грани мира живых и мертвых, за тоскливый и одинокий Мабон, в который ей больше всего было необходимо чьё-то присутствие рядом. Разрушающее пламя ненависти девушка бережно несла в себе все дни, когда лишенная всяких сил лежала в постели, но, назло всем своим недругам, будучи твёрдо живой. Именно ненависть взрастила в ней новую силу, именно ненависть заставила ее подняться на ноги, а впоследствии и поправиться до конца. Ведьма долго злилась на Посвящённого. Поначалу она и говорить с ним о чем-либо не желала, и видеть его тоже не хотела, но тот постоянно маячил перед глазами, раздражая ее ещё сильнее. Девушка стоически молчала, твёрдо решив не говорить ему лишнего слова, но, когда она начала свободно передвигаться по дому, то поняла, что не сможет играть в молчанку вечно. Каждый раз ее взгляд натыкался на какое-то бытовое несовершенство: то оберег криво повешен, то он сам по себе корявый, то нож грязный, то травы не разобраны – эти тщетные старания юного мага вести своё хозяйство и содержать в порядке дом просто выводили и без того разбитую колдунью из себя. — Закончилась вода, нет полыни, ничего нет, а ты так и будешь сидеть тут и ждать, пока трава появится сама, а бочка наполнится до краев? — Агапа обычно начинала разговор именно с подобных упреков, — Не хочешь сходить на Катунь пару раз, воды принести, например? Совсем нет желания, я смотрю? В ее голосе плескался яд, ее глаза светились нечеловечески ярким зелёным огнём, но Кирилла это зрелище каждый раз забавляло. В отличие от Агапы, он не держал на неё за прошлое зла – это чувство тоже было похоронено в ритуальном костре Мабона. Бесноватая злоба рыжей ведьмы каждый раз вдребезги разбивалась о его спокойствие и насмешку. — Но ты пойдёшь со мной и поможешь мне. А ещё полынь соберёшь. Думаю, у тебя это получится многим лучше моего. И ведь как бы Агапа ни ненавидела его, как бы ни бесили ее эти слова каждый раз, а все же шла с ним сначала за водой, а потом за травой. Ведь жить надо как-то, правда? Чем-то да надо жить в этом забытом богами доме? И они жили. Жили, несмотря на злобу, ненависть и слабость. Жили, постепенно забывая вражду, которую, казалось, боги дали им вместе с их жизнями. Они могли толком не говорить днями, за один день пересечься лишь один раз, но чем дальше двигалась зима, тем острее чувствовалось каждым из них одиночество. Чувство, новое для них обоих, сжирало их словно изнутри. Почему так тоскливо? Почему хочется волком выть? Почему хочется заговорить со своим сожителем, когда все твоё нутро кричит о глупости этой затеи? Никто не понимал, в чем причина того, что зверь горя напал на них и разодрал им глотки, но факт все же оставался фактом – чем дольше колдуны жили под одной крышей, тем теплее становились их натянутые, словно тетива лука, отношения. Надо же было как-то заполнить пустоты в мечущихся душах, от которых нет никому покоя? — Воды почти не осталось. Помочь? — теперь вместо язвительных ноток в голосе Агапы звучал интерес. Она стала понимать, что уже не хочет бодаться с Посвящённым, не хочет огрызаться на него. Слишком долго злилась, слишком долго плевалась ядом, слишком долго, дольше, чем нужно. Хотелось спокойствия и мира, хотелось забыть кровавую войну хоть на какое-то время. Пока что она все равно не имела возможности уйти – некуда да и сил маловато – жить рядом с этим чудаком ей пришлось бы ещё долго, почему бы и не заключить перемирие? Трудно ведь годами ненавидеть кого-то, кто постоянно маячит перед твоим взором. И он, казалось, был с ней солидарен в этом намерении. Кирилл тоже устал от постоянной ненависти, но понимал, что просто так установившееся между ними напряжение не снять. Должно было пройти время, чтобы это произошло, а пока он лишь улыбался широко, искренне, вёл себя совсем непринужденно, словно рядом с ним был его давний друг, а не злейший враг. Подыгрывал ей, как мог, тем самым сглаживая все самые острые углы их накалённых отношений. — Помоги, — и с радостью шёл вместе с ней на реку, несмотря на то, что на улице было холодно просто до одури и можно было утонуть в море снега, который ложился белым одеялом на могучие высокие горы. Постепенно тоска и правда отступила, а зима, окутавшая Алтай, сблизила их. Когда холода достигли своего апогея, между ними уже не было никаких серьёзных преград ненависти или обиды. Они начали говорить больше, начали говорить чаще обо всем, о чем только могли вести разговор двое одиноких, тоскующих по людям колдунов. За разговором они часто коротали долгие темные вечера, коротали так дни, когда вьюга настолько сильно бушевала за окном, что невозможно было даже выйти за дверь – сносило; за беседами коротали иногда даже ночи, когда вся нечисть выбиралась из своих колыбелей, чтобы посмотреть на то, как голоса тьмы и воды сливаются вместе в едином веселом говоре, который, кажется, никогда не стихнет. Определенно, очень часто они говорили о магии. Агапа была намного сильнее юного Кирилла и поэтому, чуя своё превосходство над ним, стала иногда поправлять его и в колдовских делах. — Ты делаешь не так, — говорила она, наблюдая за мучениями Посвящённого. Тот обычно пытался сплести какой-нибудь оберег или сварить какой-нибудь отвар, — Смотри. И за одно движение руки заканчивала его долгую мучительную работу. В подобные моменты Кирилл всегда чувствовал себя слишком неловко, чтобы вообще вникать в процесс того, как она только что за пару секунд делала то, над чем он бился уже второй час. Сила Агапы откровенно поражала молодого колдуна и влекла его к ней, но это влечение тогда было приправлено долей некого стыда за свою неумелость. Она могла научить его многому, даже большему, чем Аржан бы мог, но полностью перейти под покровительство тёмной колдуньи ему не позволяла гордость. Не совсем же пропащий, нет? Что-то он да может без ее помощи? — Стой. Как ты это сделала? — он всегда неловко смеялся, когда попадал в подобную ситуацию. — Вот так. Узел нужно. Последний, сам посчитай, — она лукаво улыбалась ему, садясь рядом, — Иначе не получится завершить все и замкнуть круг. И следующий круг замыкался уже общими усилиями. Аржан, конечно, не был доволен подобным раскладом событий, но Агапу терпел, старался не говорить о ней с Кириллом и всячески скрывал к ней свою неприязнь. Терпела и Агапа, которая, впрочем, уже не испытывала к старику лютой злобы. Знахарь, как маг, ей был даже интересен. Как он колдует? Как использует силу воды? Какие ритуалы обычно проводит? Хотелось бы ей когда-то поговорить с ним на эту тему, но старик все никак не желал принять то, что ведьма теперь живет не в тёмном мире, а в этом. Именно непринятие этого факта и сыграло перед ним злую шутку перед зимним солнцестоянием. — Скоро Йоль. Увидимся уже на праздник? — спросил Аржан, смотря в воду с привычной себе ухмылкой. — Увидимся. Мы подойдём утром. — Мы? — Мы, — и Кирилл поневоле улыбался шире, — Я ее здесь в одиночестве, как на Мабон, не оставлю. Она поможет нам, будь уверен. Слова Посвящённого старику тогда не понравились, но разве может он возразить против такой мелочи? — Ладно. Мы так мы. Не трагедия, — он махнул рукой, даже не желая, видимо, думать о том, что ему придётся терпеть общество ненавистной ему колдуньи ещё две недели так точно, — Не забудь о том, что я тебе сказал взять. Иначе ничего не выйдет, а мы на тебя надеемся. — Не забуду. Мне напомнят, если что. До встречи, — Кирилл махнул Аржану рукой да отошёл от бочки с водой прочь. Он сразу же направился к Агапе: нужно было предупредить ее о том, что завтра им придётся с утра пораньше ехать к Аржану. Она сидела за столом и сосредоточенно плела себе новый ловец снов. — Как дело? Продвигается? — Кирилл сел рядом с ней и устремил взгляд на пока что не готовый оберег. — Как видишь, — шепнула она, даже не подняв на него взгляда. — Забери его с собой завтра. Аржан согласился принять нас обоих. — Правда? — ведьма сразу подняла голову и посмотрела на Кирилла уже с интересом, — Я уж думала, мне придётся колдовать в одиночестве. — Разве я бы допустил такое? — Допустил на Мабон, — это было сказано с привычным ей ядом в тихом баюкающем шепоте. Она почти сразу отложила ловец и перевела задумчивый взгляд на окно. — Но Самайн ведь мы провели вместе. Тогда я не мог его подставить. — Больше оправдывайся, Посвящённый... — прошептала Агапа и поднялась из-за стола, — Темнеет. Я хочу прогуляться. Ее глаза сверкнули неестественным зелёным, и Кирилл понял, что попытки к сопротивлению будут бесполезны. Он согласно кивнул ей, нехотя направляясь в сторону двери. Ночь в тот час постепенно укрывала горы Алтая своим крылом. На ясном синем небе скоро появились первые звёзды, за ними выплыл месяц, освещая путникам дорогу. Вдалеке тоскливо выли волки, обречённые мёрзнуть и голодать в эту необычно холодную зиму. Агапа реагировала на их зов. Поворачивала голову к лесу каждый раз, как только слышала вой, сверкала глазами, смотря за тем, как тощие хищники взывают с молитвой к своему солнцу, глазами одного из них. Кирилл лишь наблюдал за ней. Его волчьи песни совсем не трогали, больше них его интересовала она сама. Ее жесты, глаза – колдунья завораживала его одним своим видом, а ее сила, которую теперь он читал в каждом ее слове, влекла его к ней все сильнее и сильнее. — Почему ты так остро следишь за волками? — они уже подошли к скованной льдом Катуни и остановились около реки, — Каждый раз, как мы выходим на улицу, ты смотришь куда-то их глазами. Зачем? — Для волков не существует преград между мирами живых и мертвых. Аржан не рассказывал тебе? — она немного поёжилась от холода, что начал постепенно румянить ее лицо и руки, — Это проводники. Они видят то, чего порой и мы с тобой подчас увидеть не в состоянии... Их взгляд более полон для меня. — Рассказывал. Больше он говорил, правда, о воронах. — Удобнее смотреть на мир глазами четвероногих. Они способны брать след. Это очень ценное умение. — Ты ищешь кого-то? Иначе зачем тебе чуять чей-то след? — Если только демоньё. Я хочу знать, где оно бродит, что делает и куда оно идёт. — Надеешься через него набрести на новые Врата? — Кирилл усмехнулся и приготовился уже разочаровываться в ведьме, которая, казалось бы, приняла в этой войне земную сторону окончательно и бесповоротно. — Нет. Как ты мог подумать такое? Я тоскую по дому, но не ищу способов туда вернуться, — Агапа возмущённо посмотрела на него и глаза ее снова засветились яркими зелёными огнями, — Они не примут меня больше. Мне нет в тот мир дороги. — Да... Извини ещё раз, — быстро осекся Посвящённый. Сейчас он и сам поразился тому, что смог так легко обвинить ее в предательстве, которого она не совершала, — У меня тогда не было выхода. Если бы я не разорвал связь, ты бы погибла. — Я знаю. И за это тебя не виню. Этот мир сделал меня сильнее, чем я полагала даже изначально, но... Мне все же не хватает дома. — У тебя есть дом – мой. Я не собираюсь выгонять тебя оттуда. — Мне неловко оставаться там. Слишком долго я обременяла тебя своим присутствием. Мне пора начинать искать новую обитель... — в ее шёпоте проскользнули нотки плохо скрываемой горечи. Она отвела от него глаза и устремила взгляд на блестящий от лунного света снег. Кирилл поневоле тяжело вздохнул, понимая, что не может ни ничем помочь Агапе, ни удержать ее у себя. Она – прекрасная, сильная ведьма не сможет жить рядом с ним хотя бы из-за своей гордости. Или все-таки сможет? Маленький огонёк надежды все ещё горел где-то в глубине его души. — Вряд ли тебе пора заниматься этим. Что ты сделаешь, если найдёшь волчьим взглядом новые Врата? Будешь вновь пытаться открыть их? А если заброшенный дом найдёшь, сама ремонтировать его возьмёшься? — он усмехнулся, все-таки решившись посмотреть на неё, — Тот мир тебя принять не смог, а в этом пока только я готов разделить с тобой это бремя. — А ты никогда не задавался вопросом, почему все так сложилось? — неожиданно девушка снова повернула к нему голову и посмотрела на него серьёзно, как, пожалуй, никогда ранее не глядела в его сторону, — Я долго думала над этим и, поверь, пришла к определённым выводам. Больше я не допущу таких ошибок. — И каких же? — Кирилл смотрел на неё с уже нескрываемым интересом в глазах. Конечно, он много размышлял о том, почему Агапа оказалась здесь, но никак не мог завести разговора об этом ни с ней, ни с Аржаном. — Таких грубых. Я оказалась ещё глупее вас в те месяцы. — Знаешь, меня такой ответ не устроит, — Посвящённый лукаво усмехнулся, — Произошедшие события нельзя объяснить только глупостью. Аржан что-то говорил мне о возможных причинах твоего попадания сюда, я кое-какие догадки даже строил, но все это не то... Все это не правда. Пора бы выяснить истину, ты не думаешь? Агапа не сразу ответила на его вопрос. Раньше они никогда не поднимали между собой эту тему, и ей стоило собраться с мыслями, прежде чем начать рассказ. — Я не смогу туда вернуться. То, что произошло тогда, я до сих пор не могу себе внятно объяснить... Он успел вытолкнуть меня обратно до того, как ты плотно запечатал Врата. Честно признаться, я тогда очень испугалась и скрылась от посторонних глаз где-то в лесу. Не знала, что делать, куда идти, но точно понимала, что если покажусь вам, жалким и предсказуемым людям на глаза, то вы убьете меня, разорвёте на мелкие кусочки. Я бежала оттуда затравленным зверем, который не понимает, куда идет. Первую неделю я все брела и брела по чертовому лесу, хотела дойти до своего дома, где я жила с отцом. Но я не дошла. Сначала я потеряла дорогу – просто заблудилась. Ходила какими-то странными тропами, шла, вроде как, на интуицию, по знакомым местам, но все равно возвращалась к одной и той же точке. Это продолжалось несколько дней, а потом я набрела на ту поляну. К тому времени я уже была измучена долгим страхом и дорогой. Что-то словно вытягивало из меня силы, и скоро я не смогла продолжить этот путь. Мне пришлось остановиться, — Агапа тяжело выдохнула, вовсе прикрывая глаза, — После нескольких часов сидения на одном месте я поняла, что не могу идти дальше. Мне пришлось звать. Звать помощь. Я звала долго, очень долго. Я пыталась дать хоть кому-то знать о себе, но никто не шёл, никто меня не слышал, кроме волков и птиц. Мне пришлось бегать зверем, чтобы найти хоть кого-нибудь, но кого привлечёт к себе лесной хищник? Я так и не смогла найти того, кто смог бы мне помочь. — Но я же как-то услышал твой зов... Почему? — Не знаю, — она усмехнулась, — Но я думала над этим. У меня было время подумать. На минуту между ними вновь воцарилось напряжённое молчание. Агапа поёжилась от все крепчающего холода, и Кирилл, сжалившись над ней, протянул ей свои перчатки. — Так что ты думала? — Помнишь тот амулет, что я подарила тебе? Кожаный, с глазами на нем? Мне кажется, дело в этой вещи, — прошептала Агапа, нерешительно принимая перчатки из его рук. Казалось, она даже не понимала, что с этим даром делать, но потом быстро надела их на свои руки. — В нем? — Кирилл просто не ожидал услышать от неё такую глупость. Все, что угодно, но не амулет для слежки. Бред. — Да. Я больше, чем уверена в этом. Понимаешь, я ведь специально для тебя его сделала в ночь перед тем, как надеть его на твою шею. И тогда что-то пошло не так. Я помню, что сбилась с мысли и подумала о тебе не как об объекте, за которым должна следить. Видя, как неловко Агапе говорить об этом, Посвящённый сам решил задать ей наводящий вопрос. — И... о чем ты тогда подумала? — Что не прощу себе твоей смерти. Так о мальчике, за которым следишь, не думают. Я проявила слабость, — Агапа кивнула, вновь обращая свой взор к холодному льду, — И скорее всего этой слабостью себя к тебе накрепко привязала. Кирилл не знал, что ему говорить, не знал даже, что и думать, но этот рассказ явно многое ему пояснил. Ему сразу стало ясно, почему амулет привёл его к ней, почему только он слышал этот зов и даже почему тогда темный мир вытолкнул ее сюда. Вряд ли бы демонам понравилось, что их сестра неразрывно связана с тем, кто стоит им поперёк горла. Обрели смысл и слова Аржана, который оказался тогда абсолютно прав. "Тварь с чем-то из этого мира связана". Выходит, старик все знал с самого начала? И как только он понял?.. Но об этом знахаря Кирилл спросит завтра. А пока он усмехнулся, наблюдая за тем, как Агапа после произнесённого не смеет поднять вверх глаза, как задумчиво смотрит на грубые, большие для ее аккуратных рук перчатки и ждёт. Ждёт, пока он вымолвит хоть слово. — Мороз крепчает, — заговорил он, когда понял, что нет уже смысла ни продолжать говорить об этом, ни хранить молчание, — Пора домой. Посвящённый взял явно смущенную тем разговором ведьму под руку и повёл ее прочь от ледяной Катуни, прочь от злобного холода и белых снегов к тёплому костру дома. Завтра они придут к Аржану, завтра они вновь зажгут костры и попросят у богов милости, завтра в ярком пламени сгорит все, что до сих пор мешало им стать ближе, чего оба они давно хотели. Колесо года сделает новый оборот, и нить между ними станет ещё крепче и толще, чтобы ничто, даже сама Смерть не посмела ее разрушить. Ведь пока жив один, жив и второй. А вдвоём они смогут прожить не меньше вечности.