«голубой»

— Педик, — презрительно бурчит Чанёль, вытирая пот со лба футболкой. — Он пялится, он пялится, — смеётся Кёнсу, ударяя Чанёля по плечу. — Прикинь, если он тебя сейчас глазами раздевает! Те, кто это услышал, рассмеялись, а Чанёль сжал челюсть до скрежета и опасливо, злостно посмотрел в сторону Бэкхёна: и правда, чёрт возьми, — стоит и пялится. Аж мурашки по коже. — Поцелуй меня в задницу, — говорит Чанёль на очередную шутку в раздевалке, комкая свою потную майку и бросая в одноклассника. — Скажи это Бэкхёну, — отзывается он, уворачиваясь. Чанёль успевает только сказать «сукин ты сын», как в раздевалку входит Бэкхён. Чанёль жалеет, что без майки, потому что ловить снова этот взгляд на голом себе — ещё хуже и отвратнее. Друзья шутят, они всерьёз Чанёля обидеть не хотят. Да и вообще, у Бэкхёна статус педика ещё с седьмого класса: он просто на остальных мальчиков не похож. Казалось бы, такой же пацан — в футбол с ними играет, слушает ту же музыку, учится так же, одевается обыкновенно, даже матерится столько же, сколько и они. Просто... ну, другой он. У него много подружек: девочки его любят. Наверное, он умеет их понимать, потому что у него самого четыре сестры, а сам он — единственный сын. И не раз можно было услышать, как он даёт девочкам советы, да и вообще, он был своим среди них, и мальчишкам, наверное, было завидно, а оттого они плевались в него обидными словами. И даже когда у Бэкхёна в восьмом классе была девушка, всё равно он оставался педиком. Бэкхён знал, что его так называют, но не обижался, а когда напрямую спрашивали — иногда грубо — что-нибудь в духе «ты в жопу случаем не долбишься?», он отвечал коротко «нет», без оправданий и обид. Педиком его называли, но никогда с этим не перебарщивали, поэтому Бэкхён уж точно не был козлом отпущения, тем более, все девочки его обожали и всегда защищали. Наверное, Бэкхён отличался от всех мальчиков в классе ещё и тем, что нормально относился к «педикам». Девчонки в их классе шипперили звёзд и актёров, а он — Чанёль всегда морщился на это — мог обсуждать это с ними, разделял их чувства и мнения, что всех мальчишек тянуло подальше от него. Годы шли, были те мальчики, которые относились к нему нейтрально, воспринимая шутки о голубизне Бэкхёна как заезженный стереотип, а кто-то просто не обращал на него внимания. Но всё началось снова, когда Чанёль осознал, что Бэкхён постоянно на него пялится. Это было ужасно. Он отрицал это, правда отрицал. Может, у Бэкхёна просто плохое зрение? Или он пялится не на него, а, может, на Кёнсу? И вообще, может у Чанёля просто паранойя, потому что он... ну, он же гомофоб, вот ему и мерещится. Чанёль понял, что ему не кажется, когда Чонин в шутку сказал ему на обеде: — Ты видел, да? Кажись, наш педик на тебя глаз положил. Он шутил (они всегда просто шутили насчёт Бэкхёна), но Чанёлю от этого стало не по себе. Ему не одному так показалось. Конечно, этими переживаниями он ни за что бы не стал делиться с другими: засмеют ведь ещё (хотя причём тут он? он что, виноват, что педику понравился?), но остальные и без того стали замечать это. Бэкхён пялился. — Чё уставился? — однажды рявкнул Чанёль, не выдержав этого жуткого взгляда. Бэкхёна передёрнуло, он посмотрел на Чанёля удивлённо и сказал: — Ничего, просто... извини. И Чанёлю ответ совсем не понравился, потому что так отвечали, когда действительно пялились. Лучше бы Бэкхён сказал что-нибудь в духе «охуел, что ли?» или «да сдался ты мне», но нет, этот педик смутился. Как девчонка, боже. Одноклассники делали всё только хуже: из-за их издёвок Чанёлю стало казаться, что Бэкхён ещё чаще и ещё пристальнее наблюдает за ним. И правда, как там Маркус Зусак писал? «Хуже мальчишки, который тебя ненавидит, может быть только мальчишка, который тебя любит». Ладно, Чанёль вовсе не маленькая Лизель, а Бэкхён — не Руди, но лучше бы Бэкхён его ненавидел. Правда. Что может быть отвратнее, чем тот факт, что ты понравился пацану? Может, Бэкхён ещё раздевает его в мыслях или — о Господи — дрочит на него? Чанёль раздражался, когда только видел его. Прямо так и хотелось кинуть что-нибудь гадкое в него. И это все замечали, а друзья смеялись, что он свою любовь ненавистью прикрывает (как будто им не семнадцать, а семь). А ещё у Чанёля был маленький секрет, расскажи который он хоть кому-нибудь в классе, то шутки стали бы ещё более колкими и частыми: он и Бэкхён ходили в один садик и младшую школу и даже были друзьями. Когда Бэкхён перевёлся к ним в седьмом классе, Чанёль даже был рад видеть старого друга, но из-за того, что кличка «пидар» молниеносно приклеилась к Бэкхёну, Чанёль, как гомофоб до мозга костей, решил оставить старую дружбу в далёком детстве. Чанёль всё ещё помнит, как часто сидел дома у Бэкхёна, потому что его родители вечно ругались и оттого находиться у себя дома было не очень весело. А вот у Бэкхёна — да. Бэкхён давал ему почитать свои комиксы, они вместе придумывали, как доставать его многочисленных сестёр, а ещё Бэкхён научил его когда-то свистеть и ругаться матом. Ну да, было весело, но это было давно и теперь они с Бэкхёном совершенно разные. Может подуматься, что Чанёль — последний говнюк, раз поступил так с другом детства. Но разве Бэкхён был его единственным другом? Они не были лучшими друзьями. Например, Хёнсоб тоже был ему близок в детском саду, но они сейчас не общаются. Кто вообще сказал, что обязательно нужно поддерживать детскую дружбу всегда? Ну, вам, наверное, уже стало скучно от этого слишком долгого вступления. Всё пошло наперекосяк в августе последнего года в школе, после летних каникул.

:

— Чанёль, скажи, почему ты так ненавидишь Бэкхёна? — спросила его Джихё, когда они вместе обедали на улице. К слову, Джихё — его одноклассница, которую Чанёль раньше ненавидел (да и сейчас он её сильно не любит, но она в целом весёлая и даёт ему списывать). А ещё она одна из самых близких подруг Бэкхёна, но зато она симпатичная и за ней бегают почти все мальчики со школы (хотя какую важность это имело для Чанёля?). — Зачем ты спрашиваешь? — сморщился Чанёль. Напоминание о Бэкхёне сбило весь аппетит. — Ну, просто я очень долго дружу с Бэкхёном и не могу понять, как такого, как он, можно ненавидеть. — Если он нравится тебе, это не значит, что он нравится всем, — бросил Чанёль, внутренне ощущая, что если они продолжат говорить об этом, то из него выльется вся скопившаяся к Бэкхёну ненависть. — Это всё из-за того, что у него «голубые» замашки, да? Так вот если так, то знай, что он натурал. М-да. Кажись, Бэкхён осознал, что спалился и что он, Чанёль, знает, что Бэкхён на него пялится, и потому подослал Джихё опровергнуть этот факт. Как будто Чанёль тупой. Разозлённый собственной догадкой, Чанёль посмотрел на Джихё рассерженно, и сказал очень громко: — Если он не голубой, то почему постоянно пялится на меня, а? У него даже манеры пидорские! Ты только на руки его посмотри — как у женщины, ему осталось только маникюр сделать. Я слышал, как вы, девочки, обсуждаете с ним геев! Джихё посмотрела на него удивлённо, проглотила свой рисовый пирожок и спросила неуверенно: — Чанёль, ты думаешь... что Бэкхён на тебя запал? Запал. Чанёлю не по себе от этого слова. Он растрепал волосы и, словно через боль, сказал: — Ну вот все ведь уже поняли, что он пидор. Ты можешь мне не верить, но он постоянно пялится на меня. И обращается ко мне странно. Это... это же пиздец, ну как пацан может пацана?.. — Боже, Чанёль, нет, — ударила его плечу Джихё и даже улыбнулась, — ты ему точно не нравишься. — Я надеюсь. Всё, не хочу об этом говорить, — он встал со скамейки и, рассерженный, пошёл в школу. Ненавидел он эту тему. «Дура эта Джихё», — подумал Чанёль, входя в кабинет немного хмурым, и тут же его настроение упало на порядок ниже. Угадайте, из-за кого? Бэкхён в него врезался. Господи, специально. Чанёль смотрел на Бэкхёна с испугом, желая отпрыгнуть, но, едва только заслышав тихое хихиканье со стороны, он мгновенно разозлился, и из него грозно вырвалось: — Смотри, куда прёшь. Бэкхён недоумённо поглядел на него, Чанёль, тряхнув плечами, пошёл дальше, и из-за спины только разнеслось растерянно: — Эм... извини. Бэкхён всё-таки вышел из класса, и друзья Чанёля стали гоготать и хлопать его по плечу, что Чанёль покраснел от злости (он краснел практически при любых обстоятельствах). — Вы как в дорамах... столкнулись взглядами; ты, крутой холодный парень, — говорил Кёнсу, нарочито мечтательно глядя в потолок и махая руками, — и он, скромный парниша, который тайно в тебя влю- — Чтоб тебя! Чанёль ненавидел Бэкхёна. И немного своих друзей.

:

День в школе проходит мерзко. Как, в принципе, и всегда. Чанёлю скорее хочется домой: никаких гуляний с друзьями, которые сейчас только подшучивают над ним. Лицо Чанёля становится куда кислее, чем до этого, когда на стоянке рядом со своим великом он видит велик Бэкхёна. И самого Бэкхёна. «Это случайность, — панически говорил он себе в мыслях, — абсолютная случайность. Он же не поставил его специально рядом с моим? Но там же ещё куча свободных мест!» Чанёль медленно подошёл к своему велику, снимая его с блокировки. Бэкхён возился со своим, но, когда тень от подошедшего Чанёля упала на него, он поднял голову и улыбнулся Чанёлю, вернувшись к своим делам. Чанёль почувствовал толику омерзения и растущую раздражённость. Он сел на велик, когда Бэкхён обратился к нему: — Не знаешь, как снять эту шту- — Зачем ты поставил свой велик рядом с моим? — спросил Чанёль тоном, который заставлял забыть о всех делах до этого. Он думал увидеть на лице Бэкхёна растерянность, нервность и что-то в духе «чёрт, меня спалили». На лице Бэкхёна было недоумение, но оно было не смущённое. Бэкхён долго пялился и молчал, а затем произнёс: — Вообще-то, это ты поставил свой велик рядом с моим. Когда я утром приехал, стоянка была пустая. Чанёль покраснел. Он признается честно — от смущения. Ну и от злости на себя. Откуда он знал, что ставит свой велик рядом с бэкхёновским? Ему было досадно: он хотел накричать на Бэкхёна и выместить свою злость, сказать что-нибудь в духе «отвали от меня» и прекратить уже это мракобесие, но ему стало только хуже. — Так ты не знаешь, как снять эту штуку? — снова спросил Бэкхён. — Не знаю, — буркнул Чанёль и укатил прочь на велике, крутя педали как можно быстрее. «Тупой педик», — кусал губы Чанёль по дороге домой, всё равно злясь на самого себя.

:

— Пасуй, пасуй, чтоб тебя! — кричал Чонин так, что на его шее вздулись вены (девчонки растеклись бы). Чондэ бегал глазами туда-сюда, кое-как передал мяч Чанёлю, а у него отобрали раньше, чем он успел моргнуть. Чонин матерился на всё поле (да все, в принципе, матерились, но громче всех был он), Чанёль рванул к воротам, попытался отобрать мяч, но только упал, перемазав форму сильнее. Поднялся и увидел, ктó его обвёл: Бэкхён. Ну, вы, наверное, поняли, что Чанёлю не очень понравилось, что его уделал какой-то педик. Чанёль поднялся, догнал его, пытаясь увести мяч, как и остальные три человека, которые окружили Бэкхёна со всех сторон, а этот утырок всё продолжал маневрировать. Чанёль растолкал всех и... просто дал Бэкхёну подножку. Он неуклюже упал на землю, и было это похоже не на падение, а как будто он сам себя уронил. На лице Бэкхёна исказилось что-то детское: брови молниеносно встали домиком, в глазах разгорелось недоумение, он поджал губы и щеки будто сами собой надулись. У Чанёля как фотография отпечаталось это выражение лица Бэкхёна. — Ты чё творишь? — громко и недовольно разнеслось рядом с Чанёлем, только не от Бэкхёна, а от Хансоля. — Подножка! Нечестно! Чанёль поднял злой, но удовлетворённый взгляд с упавшего Бэкхёна (действительно, он был доволен собой), увидев, что все смотрят на него и Бэкхёна. Бён смотрел на него хмуро, но молчаливо. — Случайно, — выплюнул он без толики вины, смотря на Бэкхёна сверху вниз как-то насмешливо, как сразу разнёсся свисток учителя и его бас: «В раздевалку». — Хэ-эй, я кинг-конг, — рычит Чонин и трясет живот Чондэ, пока все парни гогочут. Чондэ пинает его, и они начинают мурыжить друг друга. Про выходку Чанёля все мгновенно забыли, как и о Бэкхёне. Чанёль торопится переодеться, пока он не зашёл в раздевалку: будет ещё на него голого пялиться, этого только не хватало. Давно надо было так сделать. Аж легче на душе стало от вида униженного пидараса. Хоть своё место знать будет. Бэкхён — незаметный. Он не тихоня, просто спокойный какой-то. А вот его многочисленные подружки — те ещё курицы, потому что начинают кудахтать, едва Бэкхён с опозданием входит в класс с хромой ногой. — Что случилось? — спрашивает учитель, останавливая девичьи голоса. — Упал, — жмёт плечами Бэкхён. — Мне обвязали, сказали, что ничего страшного. Учитель оценивающе оглядел его, а затем безразлично кивнул. Все смотрели на Бэкхёна, кто-то, шепча, задавал вопросы, а Чанёль даже не хотел его видеть и закатывал глаза. Ладно, может, делать этого всё же не стоило.

:

«Вонючий старпёр», — думает Чанёль про их завуча, который снова задержал его в школе, чтобы снова поебать ему мозг о том, что он нарушает форму. Он достаёт чупа-чупс (это у него вместо сигарет, и не смейтесь, леденцы действительно успокаивают). Почти все уже разошлись. Чанёль топает на велосипедную стоянку, пиная камни, и видит неподалёку — а вы угадайте с трёх раз — Бэкхёна, который ведёт свой велик, прихрамывая на левую ногу. Не-а, Чанёль даже от этого жалкого вида не чувствует вины. Чанёль фыркает, перекатывает во рту чупа-чупс и снимает велик с блокировки, выкатывая на дорожку. Поправляет лямки рюкзака и, даже не поворачиваясь на Бэкхёна, проезжает мимо него. Но спустя десяток метров он останавливается, нехотя разворачивает руль и подъезжает к Бэкхёну. — Садись, довезу, — говорит Чанёль через силу. Как будто одолжение делает. — Чего? — щурится Бэкхён. — Садись, я сказал, — говорит Чанёль зло, вытаскивая изо рта леденец. — А велик куда? — На парковке оставь, — говорит Пак таким тоном, словно тупее Бэкхёна ещё никого не встречал. — Никто не возьмёт. Бэкхён разворачивается к парковке, перебирая ногами так медленно, что Чанёлю хочется приклеить свой чупа-чупс ему на голову — и пускай бреется налысо, потому что бесит. Он вздыхает и смотрит в затылок Бэкхёну дико рассерженно. А тот даже не торопится, всё свою хромую ногу плетёт за собой. У него даже походка стала ещё более пидорской. Чанёль шумно вздыхает и бросает свой велик, догоняя Бэкхёна в пару шагов и отбирая велик. Он докатывает его до ближайшего блока и цепляет на блокировку, а когда заканчивает, бросает на Бэкхёна презрительный взгляд вперемешку с недовольством, как будто Бэкхён заставил его везти его домой. — Всё ты? — говорит Чанёль через плечо, пока Бэкхён ёрзает на сидушке сзади. Бэкхён угукает, и они трогаются. Чанёль чувствует, как руки спешно легли на его пояс, будто схватились с испугу, и вздрагивает, выскреживая сквозь зубы: — За что-нибудь другое держись. — За твою задницу, что ли? — доносится тоже раздражённо, потому что Бэкхёну, кажись, такое обращение не по душе. Чанёль глотает злость, сжимает челюсть и крутит педали усерднее. Он наезжает на камень, и велосипед подбрасывает, а Бэкхён вцепляется в него крепче, и Чанёль не выдерживает: — Слушай ты, убери руки! — Да пожалуйста! Бэкхён отпускает его, показательно поднимая руки и махая ими назло Чанёлю, который уже порядком отвлёкся с дороги. Он теряет управление, и они с великом падают. — Блять, да чтоб тебя... — бурчит Чанёль, отряхивая школьные брюки, как видит, что Бэкхён скукожился на земле: его ногу придавило колесом. — Эй, ты жив? Он поднимает велосипед и помогает Бэкхёну встать, только тот теперь и вовсе на этой ноге стоять не может. Ну вот, хотел избавиться от вины, а теперь её ещё больше. Бэкхён не материт его, даже молнии в него не бросает, только сжимает челюсть от боли и поднимается. Чанёль помогает ему снова сесть на велик и теперь уже молча садится сам. Едут они дальше тихо, в странном молчании. Бэкхён всё же держится за пояс Чанёля, а тот не перечит, даже назад подаётся: мол, держись крепче, не буду так больше. Только когда Чанёль виляет в улочках, проезжая однотипные дома, Бэкхён нарушает тишину: — Ты что, помнишь ещё адрес? — Конечно. Это был первый раз, когда они заговорили о прошлом. Чанёлю прямо как-то на сердце потеплело: о доме Бэкхёна у него только светлые воспоминания, пускай их и не много. Он даже улыбнулся. Он остановил велик у низеньких ворот небольшого домика. Ничего не изменилось, только теперь на крыльце стоят огромные горшки с цветами. Бэкхён слез с велосипеда, допрыгав до калитки на одной ноге: теперь повреждённая нога, видимо, и вовсе не держала. Чанёль от этого вида совсем уж разжалобился и сказал то, что ещё днём он бы и под пушечным выстрелом не посмел бы произнести: — Это... извини. За подножку. И за то, что велик на тебя упал. Тебе, это... не больно? Бэкхён, закрыв калитку и стоя по ту сторону забора, вдруг усмехнулся и произнёс: — Твои извинения приняты. А твой велик не на ту ногу упал, я просто хотел, чтобы ты себя сильнее виноватым почувствовал и перестал нос задирать. Бывай! И, прихрамывая, пошёл к дому, а Чанёль, оставшись у калитки с разинутым ртом, почувствовал себя дураком. — Говнюк! — выплюнул он и со злости укатил подальше от этого дома. А он уже было начал думать, что не так уж и плох этот Бэкхён. Педик хренов!

:

Чанёль лежал на своей кровати, пялясь в потолок. Мама с сестрой возились на кухне, включив на полную громкость телевизор. Опять свои сериалы смотрят.

Он же сделал это не для того, чтобы меня полапать?

— Чанё-ё-ёль! — донёсся голос матери. — Ты собрал бельё с улицы? — Чуть позже соберу, мам! — кричит он ей в ответ. Из-за стены доносится бурчание, но он ничего не отвечает.

Чёрт, это всё из-за того, что я потерял бдительность. С этим голубым осторожнее быть надо.

Этот полудурок случаем не подстроил это? Блин, зачем я купился на его жалкий вид...

Телефон завибрировал. Групповой чат класса в KakaoTalk просто заливается сообщениями одноклассниц о том, как они переживают за Бэкхёна и задают ему миллион вопросов о его самочувствии. Бесит.

Фу, он же меня трогал. Надо одежду постирать и помыться. И вообще, в следующий раз не подножку поставлю, а сразу врежу. Пидарас.

— «Чтобы нос не задирал», — передразнил Чанёль Бэкхёна вслух, всё пялясь в потолок. — А ты, гей хренов, значит, нос не задираешь? — С кем ты там говоришь? — послышался голос сестры в двери. Чанёль дёрнулся и вскочил на кровати. — Н-ни с кем. Стучаться не учили? — Не учили. — Она прошла в комнату. — Я за зарядкой. А ты свои разговоры про геев тише веди, нам с мамой всё слышно. Чанёль только бросил ей «вали», и она захлопнула за собой дверь. Он снова упал на кровать. Везде этот чёртов Бэкхён ему всё портит.

:

На следующий день Бэкхён тоже заявился хромой, но не сказать чтобы калека: прихрамывал просто. И мимо Чанёля прошёл так невозмутимо, будто бы это не он вчера вечером гаденько улыбался ему со своего двора. — Пак Чанёль, вы с нами вообще? Чанёль мотнул головой и посмотрел на учителя. Она стояла прямо над ним, и весь класс смотрел на него. Видимо, его давно зовут. — Что же вы глазами хлопаете? — сказала она снова. — Всё сидите и весь урок с Бён Бэкхёна глаз не сводите. Очнитесь уже! За спиной раздался неудержимый гогот Чонина. Все тихо захихикали, а Чанёль только сокрушённо опустил голову, сжимая губы от раздражения. — Так у вас чё, ребят, это взаимно? — широко улыбаясь, приставал к нему Чонин на перемене. — Только не начинай, уже не актуально, — устало отмахнулся Чанёль. — Да не скрывайтесь вы, и так ведь уже все знают. — Блять, послушай, я на него не пялился и ничего у нас нет. Ничего, ты слышишь? — нависнул он над парнем, как грозовая туча. — Ну не красней тогда, раз ничего нет, — рассмеялся Чонин и, хлопнув Чанёля по плечу, ушёл. Чанёль остался стоять, бросая другу мысленные проклятия, и, потрогав свои горящие щёки, пошёл в уборную. «Господи, горю как китайский фонарик», — подумал Чанёль, глядя на своё раскрасневшееся лицо в зеркало. Это не круто, когда кожа нежная и склонная к покраснениям (Чанёль ни за что не признается в этом ни одной душе на свете, потому что это совсем не брутально). Чанёль проклят. И его проклятие — Бэкхён, который почему-то в последнее время всегда совершенно случайно оказывается рядом. Даже в туалет, засранец, попал с ним в одно время. Бэкхён, прихрамывая, вошёл в уборную и посмотрел на всё ещё красное отражение лица Чанёля. Помолчал, посмотрел ещё немного и сказал невозмутимо: — У тебя вид нездоровый. Тебе плохо? Чанёль покраснел больше. От злости. Он решил проигнорировать Бэкхёна, тяжело выдохнув и досчитав в уме до десяти. Умыл лицо ледяной водой и, выходя из туалета, нарочно задел Бэкхёна плечом, что тот покачнулся.

:

Что дороже: желудок или нервные клетки? Этот вопрос задаёт себе Чанёль, стоя в очереди в столовке за Бэкхёном. Встать бы куда подальше от этого педика, но за спиной уже стоят с десяток человек. Если он пойдёт в конец очереди, не успеет поесть. Желудок даёт о себе знать настойчивым урчанием, что кто-то даже оборачивается (и этот кто-то — грёбаный Бэкхён). Чанёль смотрит на него взглядом «чё уставился», и Бэкхён безынтересно отворачивается. Когда очередь продвигается и он подходит к горячему, нос заполняет приятнейший запах. Только не еды:чего-то другого, даже более приятного. Что-то сладкое, но отдаёт терпкостью. Что-то новое сегодня на десерт? Ай, неважно. Еда. Скорее бы. Чанёль смотрит на еле живые руки Бэкхёна, который набирает еду в тарелку мучительно медленно. Снова захотелось врезать ему. За просто так. И впрямь, думает Чанёль, маникюр осталось только сделать: руки у этого гомосека нежнее, чем у его сестры. И рубашка на нём стрёмная: не заправлена, рукава закатаны наспех. Ну, плечи и спина у него ничего, в глубине признаёт Чанёль, но всё равно. Всё в этом Бёне не то. — Ой, извини, — доносится вдруг до ушей Чанёля. — На тебя не попало? Чанёль встряхивает головой и смотрит на обращённое к нему лицо Бэкхёна непонимающе. Выражение у Бэкхёна невинное, слегка виноватое, что Чанёль на секунду растерялся. Он моргает, потом видит расплёсканную тарелку супа на подносе Бэкхёна и вновь поднимает на него глаза. — Нет, — бурчит он, устало закатывая глаза. — Шевелись быстрее. Бэкхён угукает и быстро двигает свой поднос дальше, а Чанёль от его неуклюжести и деланной учтивости теряет аппетит. Он ждёт на столе с десертами найти то самое, что так странно-приятно пахнет, но там только их обыкновенные деревянные булочки. Да что же тогда так вкусно пахнет? Он расплачивается за обед и наконец покидает эту пресловутую очередь, в которой устал видеть спину надоедающего Бэкхёна, но вместе с Бёном и исчезает тот приятный запах. Это от Бэкхёна так пахло. «Воняло от него голубизной, а не пахло», — оправдывает свою тягость к запаху Чанёль, плюхаясь за столик рядом с друзьями. — Боже, как это мило, — картинно умиляется Кёнсу, улыбаясь своему телефону. — Смотри, какая прелесть... эта разница в росте просто идеальна!.. Он показывает телефон Чанёлю. Там фотография его, стоящего за Бэкхёном в очереди и наблюдающего, как Бэкхён что-то кладёт себе на поднос. — Убери это, — грозно говорит Чанёль, толкая мобильник в сторону. — А знаешь, он из-за пролитого супа перед тобой весь застеснялся, — не переставал Кёнсу, продолжая всё с тем же писклявым голоском. — Отвечаю, он бесповоротно на тебя запал. — Да вы все издеваетесь!.. Чанёль уронил голову на стол и хотел завыть в голос, но Кёнсу продолжил уже серьёзно: — Да ладно, это мы все тебе намекаем, что давно у тебя девчонки не было, — он похлопал его по плечу. — С тех пор, как ты с Кёлькён расстался, больше ни с ке- — Просто не напоминай, — проскрежетал сквозь зубы Чанёль. Кёлькён — невообразимо милая девушка с самыми красивыми кудряшками на свете, у нее волшебный смех и прекрасные искорки в глазах, когда она улыбается, но даже всё это не помешало ей унизить Чанёля и заставить его стыдиться самого себя даже спустя четыре месяца после их расставания (а это для Чанёля невообразимо долгий период). Если вы задаётесь вопросом, разбила ли она ему сердце, то ответом послужит нет, но она его здоровски унизила. Пускай и не совсем намеренно. Хотя кто её знает. — Ладно, извини. Ну, ты понял, к чему я клоню, да? Девушку себе уже найди. А то ходишь странный какой-то. — Эта девушка, что, потерянная пуговица, чтобы её искать? Нормально мне без неё, и то, что я без пары, не делает меня автоматически геем, — сказал Чанёль и, не став есть, встал из-за стола.

:

Что за день сегодня такой? С утра без велика в школу припёрся, потому что он сломался, а на матане залажался перед всем классом, будто бы он пялился на этого пидараса, да ещё и покраснел, как помидор. Потом этот педик до него и в туалете докопался, затем в столовке глаза собой мозолил, суп разлил и впридачу ходил вонял голубизной. Чонин донимал хлеще обычного, да ещё и Кёнсу про Кёлькён напомнил. Одни проблемы из-за этого Бэкхёна. Он по привычке пошел на велопарковку. Вспомнил, что пришёл в школу без велосипеда, и настроение упало ещё сильнее. Уходя с парковки в сторону остановки, он заметил велосипед Бэкхёна, который стоял так же, как и в тот день, когда он подвозил Бёна: Бэкхён до сих пор хромал, а значит, велик забрать не мог. Так и хотелось проткнуть шины на этом велосипеде. Или тормоза порвать. Да какую угодно гадость сотворить, лишь бы этому Бэкхёну насолить. Почему Чанёлю должно из-за него быть плохо, а этому пидарасу хоть бы что? Чанёль подумал, что сдувать шины как-то слишком по-детски и смешно, да и его увидеть кто может, так что он побрёл на остановку. Ещё одна мерзость: придётся тесниться в переполненном автобусе, да ещё и ждать его. На остановке он плюхнулся на скамью, издав усталый вздох. Автобус пришёл быстро, но он был набит людьми, и Чанёль, ленясь оторваться от скамьи, решил, что подождёт следующий. Но следующий, придя через пятнадцать минут, был ещё полнее, и сонный Чанёль, почти задремавший на скамейке, решил, что со следующим ему точно должно повезти. Конечно, третий автобус пришёл такой же переполненный, но ждать ещё было бессмысленно, и Чанёль, делая глубокий вдох, ступил к раскрывшимся дверям; еле втиснувшись, он осознал, что всей душой ненавидит общественный транспорт и без ума влюблён в свой велосипед. Было душно, тесно, шумно и неудобно, и у него начала кружиться голова. Да ещё и непонятное нечто копошилось за его спиной, а кто-то настойчиво толкал его в бок. Хорошо, что светло хоть было и он стоял у окна, иначе бы свихнулся в этой тесноте. Чанёль развернулся и почувствовал, что сегодня абсолютно точно не его день, который рушит Бэкхён, потому что даже здесь, в чёртовом автобусе, он умудрился оказаться вместе с ним. — Ой, привет, — едва улыбнулся ему Бэкхён так, словно они не виделись всего полчаса назад. Чанёль закатил глаза и мотнул головой, но что было толку, если Бэкхён был на расстоянии от него ноль сантиметров, плотно прижатый к нему толпой людей? — «Да, привет, Бэкхён, как дела», — подразнил Бён, тоже закатив глаза. — Так сложно сказать? — А если меня не волнует, как твои дела? — вызывающе ответил Чанёль. — Знаешь, есть такая вещь, называется «вежливость». Не слышал о таком? — А есть другая вещь, называется «меня не ебёт». Слышал? Бэкхён открыл рот, чтобы что-то ответить, но двери автобуса раскрылись, и вошло ещё больше людей, и этот поток стискивал всех пассажиров. Бэкхён едва слышно ойкнул, когда его вдавило в Чанёля, а сам Чанёль недовольно сморщился и покраснел, молясь, что в автобусе нет никого со школы. Бэкхёну это тоже особо не нравилось, и больше они не разговаривали, толкаясь и пыхтя, а Чанёль и вовсе старался отвести голову, закусив губу, потому что макушка Бэкхёна была прямо под его подбородком. — Ты можешь не жаться ко мне? — крайне раздражённо сказал он спустя какое-то время. — Ты прикалываешься? — сказал Бэкхён, обведя глазами всю гурьбу людей в автобусе, где все дышали друг другу в нос. Автобус резко затормозил, протяжно засигналив, и всех пассажиров перекосило. Бэкхён вымученно сморщился, оперевшись руками о Чанёля, чтобы не упасть, и из Пака чуть не вырвалось заботливое «будь осторожнее», но, вспомнив, что его, как он сказал, это не ебёт, он лишь цокнул и безразлично отвел глаза. Автобус двигался мучительно медленно. Будь Чанёль на велосипеде, уже три раза бы доехал до дома, а на дороге они стояли в пробках. В автобусе становилось всё душнее и жарче, и он неумолимо краснел, да ещё и Бэкхён дышал прямо на него, воняя тем гейским запахом, как и днём в столовой, что нос уже закупорило. И вообще, как Чанёль мог подумать, что этот запах хоть сколько-нибудь приятный? Так и прёт сладким дерьмом, что глаза слезятся от приторности. Это, что, все гомики так пахнут, чтобы друг друга определять? Или они так свои гейские флюиды распространяют? Чанёль взглянул на Бэкхёна. Лицо его было как никогда близко, что можно было разглядеть мельчайшую деталь, вплоть до родинки на шее. Если бы Чанёль не знал, что он — законченный пидарас, ни за что не поверил бы. С виду нормальный пацан. Вот только в тихом омуте, как говорится. Хотя, постойте. Выражение лица у него странное. Так и кричит: «Я люблю хуи». Щёки у него пухлые, глазёнки какие-то щенячьи, даже чёлка лежит странно. По-гейски как-то. А у него, оказывается, уши огроменные! А Чанёль ещё своих стеснялся. Но нос у него правильный, прямо как у моделей в журналах, так что, наверное, не так уж и страшно, что уши т... — Чего смотришь так? — спросил Бэкхён очень громко, что Чанёль слегка вздрогнул. — Смотрю? На тебя, что ли? — картинно фыркнул он, отведя взгляд. — Я же видел, что ты смотрел. И на матане на меня таращился, ты чего во мне выискать хочешь? — прищурился Бэкхён. — Это я-то пялюсь? — вскипел Чанёль, и возмущению его не было предела. — Да это ты вечн- На этом моменте произошла вещь, за которую Чанёлю будет стыдно ещё очень долго, которую он всеми силами отрицал и пытался забыть, но никак не мог, а ещё ничего не мог с этим поделать, потому что что было — то было. Автобус снова резко затормозил, и всех пассажиров качнуло в одну сторону, а он, Чанёль — честно, не специально, инстинктивно — ухватился за пояс Бэкхёна, чуть не ткнувшись носом ему в макушку, и Бэкхён, пытаясь то ли оттолкнуть, то ли удержаться, взялся за его плечо, врезавшись щекой в шею Чанёля. Это было ужасно. Чанёль резко убрал руки и отпрянул настолько, насколько это было возможно (а точнее — на пять сантиметров, потому что места всё равно не было). Он стал пунцовым: его щёки были как наливные яблоки, нос — как у оленей Санты, и даже его шея и уши побагровели. Бэкхён сделал вид, что ничего не произошло, но он, кажется, тоже смутился от неловкости. Чанёль нервно обтёр потные руки о свои штаны, не зная, делает ли он это от волнения или от омерзения, что вот этими руками он недавно так по-странному близко держался за Бэкхёна. Чанёль не знал, он паниковал. К несчастью, Бэкхён не вышел из автобуса на следующей остановке, как бывает всегда в фильмах после неловких моментов; они ещё долгие десять минут ехали в молчании, и даже ругаться как-то не получалось: было стрёмно. Наконец автобус пришёл на остановку Бэкхёна, и он, без энтузиазма бросив «пока», вытиснулся из автобуса, прихрамывая на одну ногу, а Чанёль лишь коротко кивнул в ответ, прочистив горло. Жил он недалеко от Бэкхёна, и через две остановки пришло и ему время выходить. Он вылез из автобуса и сделал глоток свежего воздуха. Даже краснота на лице как-то прошла. Если после школы голова была забита множеством неприятностей, то теперь в ней была только одна проблема: то дерьмо, которое произошло в автобусе. Ужас, это было так по-голубому. И фу, он касался Бэкхёна в таком месте, и Бэкхён тоже прикасался к нему... Он же не надумает себе чего-нибудь? Чанёль даже в какой-то момент забыл, что он нравится этому гомику. Чёрт, он, наверное, нашёл в этом нечаянном жесте Чанёля какой-нибудь подтекст. И вообще, он, наверное, кайфанул с этого. Чанёль сморщился. Нажил себе проблем. И почему он вообще именно на пояс руки потянул? Зачем он именно в этот автобус сел? Почему он родился в одном городе с Бэкхёном? Так. Надо срочно сказать Бэкхёну, что он всё знает, и прекратить эту нервотрёпку. И себе, и другим спокойно. Чтобы безо всяких недомолвок было, да и он перестанет мучиться от того, что на него постоянно направляются эти голубые волны. И всё же, это было стрёмно. И мерзко. И стыдно. Он пацана в таком месте держал... боже. Если хоть кто-нибудь из знакомых это видел, то он в полнейшей заднице. Чанёль посмотрел на свои руки. Когда придёт домой, тщательно отмоет. Чёрт, Бэкхён же к нему всему прижимался... одежду всю постирать надо будет, вдруг голубизна заразна? Но всё же, талия у Бэкхёна совсем не такая, как у девчонок, которых Чанёль держал раньше — у девушек она тоненькая, хрупкая, кажется, сожмёшь чуть сильнее — и рассыпется в руках. А у Бэкхёна спина крепкая, Чанёль даже успел почувствовать, как мышцы напряглись под рубашкой, но держаться за неё было необычно. С девчонками надо очень осторожно, даже руки не знаешь куда деть — до того они тонкие, как будто неживые куклы, а за Бэкхёна можно было действительно держаться, будь больше времени, можно было бы и крепко сомкнуть пальцы, почувствовать, что тело в руках — живое, настоящее, гибкое и готовое ответить на прикосновения. И кожа у него мягкая — когда он вжался щекой ему в шею, кожу защекотало, будто бы это был ребёнок, и это соприкосновение было нежнее и теплее, чем даже с бывшими девушками Чанёля. — Чё-ё-ё? — вслух сказал он, мотнув головой. — Совсем уже, что ли? — сказал он своим мыслям. Он ещё раз встряхнул головой и ускорил шаг, подумав о том, что ужасно голоден и устал. Он вошёл в дом, и сестра выглянула из кухни, любопытно осмотрев его. — Чего так долго? Мы без тебя уже поужинали. Чанёль устало поплёлся мимо кухни к своей комнате, ответив: — Я на автобусе, а на дорогах пробки. Что приготовили? — М-м, приятно пахнешь, — сказала сестра, проигнорировав его вопрос. Она перестала принюхиваться и подняла на него голову: — Новый одеколон? Чанёль отмахнулся и доковылял до комнаты. Сбросив рюкзак, он понюхал свою рубашку: он пах не только своим одеколоном, но и чем-то новым, мягким и вкусным. От него пахло Бэкхёном.