Equilibrium delendum est (Равновесие будет разбито)

      Мариса прекрасно помнила всё, что произошло с ней после того, как её покинул клерик. Через какое-то время (единственное, что выпало у неё из памяти, это количество прошедших после их расставания часов или минут) — к ней вошли пятеро в белом, одетых так, словно они были из Больвангара, где ее подчиненные точно также прикрывали свои лица медицинскими масками. Прежде чем она успела испугаться, закричать и начать сопротивляться, пришельцы ловкими движениями обездвижили её, создавая возможность одному из них поднести ей к подбородку какой-то предмет, напоминающий маленький револьвер.       Боли от сделанного укола миссис Колтер не могла вспомнить. Если она и была, эта боль, то только в какой-то самый первый момент, и не то моментально успокоилась, не то была вытеснена из череды воспоминаний всем тем, что последовало за инъекцией. Словно райское блаженство, о котором говорил какие-то пустые и ничего не значащие слова Магистериум, реально, грубо и зримо сошло на нее и растворяло в себе. Помещение перестало казаться ужасным ящиком без входа и выхода, а снежная белизна стен, потолка и пола уже не угнетала, а наполняла каким-то непонятным вдохновением. Словно адское пламя в один момент поменялось небесным сиянием. Тяжелая меховая шуба и массивные унты куда-то пропали, но пропажа по какой-то неведомой причине, совершенно не беспокоила Марису. Напротив, её короткое белое платье без рукавов было не просто лёгким и удобным, оно идеально на ней сидело и казалось верхом изысканного стиля и великолепия, достойным для того, чтобы явиться на аудиенцию к его Святейшеству Женевскому Папе. «Какой восторг!» — едва не вырвалось у нее, когда она ступила голыми ногами на покрытый чем-то похожим на пластик пол, сделала несколько шагов и повернулась на пятке, словно воображая себя вальсирующей. Сколько помнила себя жрица, она всегда презирала ведьм за их варварскую привычку ходить круглый год босиком. Но сейчас… Ощущение свободы было настолько захватывающим, что его хотелось продлевать бесконечно. И она уже подумывала о том, как заявится босая на бал во дворце приемов верховного канцлера, и все оксфордские дамы последуют ее примеру… Что за чудесное место, где так легко дышится, где воздух свеж и полон каким-то лёгким приятным ароматом, где не жарко и не холодно, а именно так, как всегда хотелось, но никогда не получалось. И даже пропажа деймона перестала беспокоить миссис Колтер. «Озимандиас! — игриво думала она, — где же тебя носит, моего маленького оранжевого мерзавца? Смотри, Ози, я, пожалуй, прогоню тебя сама, если ты не поспешишь с возвращением…»       — Клерик! Проходите, я Вас, если честно, давно заждалась… Общение с Вами возвышает мою душу к истинной чистоте и благородству помыслов и равновесию чувств, — и почему-то она совсем не удивлялась тому, как уверенно и ровно звучал ее голос, который она слышала словно со стороны, а черная фигура Партриджа в отличие от его первого появления никоим образом не пугала. Напротив, грамматон-клерик казался ей каким-то очень родным существом, ещё более, пожалуй, чем сам лорд Азриэль…       — Прозиум… — Эрролу казалось, что он произнёс это слово про себя, но…       — Прозиум, — отчётливо и ясно повторила за ним миссис Колтер, — великолепный прозиум… будь славен тот, кто изобрел его! — то ли его способность контролировать следить за собой настолько повредилась из-за пропуска приема препарата, то ли его визави, получив дозу вместо клерика приобрела вместе с ней не только уверенность в себе…       — Вы находите его…?       — Откровением, дарованным мне незаслуженно и против всяких ожиданий.       Партридж внимательно посмотрел на миссис Колтер. Не то, чтобы он никогда прежде не видел обвиняемых в эмоциональном преступлении, напротив… Через него прошло несколько десятков. Как минимум, несколько десятков. Но он никогда не задумывался над тем, как унизительно с ними обращаются, и насколько жалок их вид, стоило им попасть сюда, в Цитадель Тетраграмматона… Однако, прежде ни одно из этих затравленных существ не вызывало в нём к себе ни тени сочувствия. Чем же от них так отличается эта неизвестная лгунья? В том, что женщина врёт, клерик не сомневался. История с потерей памяти? — Сказка. Она хочет тянуть время, отодвигая Процедуру. Без всякой надежды выйти оттуда, откуда не выходят иначе, чем через дымовую трубу, просто боится огня и оттягивает момент… По-крайней мере, так было вчера, в их первую встречу. А сегодня?! Откуда в ней появилась эта по-начальственному высокомерная и вызывающая поза, столь неуместная при её-то убогой одежде и осунувшемся лице. Взглянув на Марису ещё один раз, Партридж не смог сдержать в себе предательский смешок. Он вообще почему-то перестал сдерживаться, словно разучился этому искусству… Стоп, а может, никогда им и не владел, и было оно не более чем… Мы требуем от каждого жителя Либрии принимать пять доз прозиума в сутки, но помним ли, как он действует? Мы знаем, что бывает с теми, кто пропускает прием — их будоражат и выводят из себя даже какие-то несущественные мелочи, и они скатываются в пучину преступления, утрачивая контроль над собой даже в присутствии соглядатаев. «Видел бы меня сейчас Престон — пристрелил бы», — пронеслось в мозгу грамматон-клерика. Да, он отдал свою порцию снадобья для испытания его воздействия на незнакомку. Да, он выполнял приказ Дюпона, но если тогда, во время разговора, он был уверен, что всесильный вице-консул прикроет его смертный грех, сейчас эта уверенность куда-то улетучилась. Что если этот мерзавец решил меня подставить? Что если он наврал о дальней командировке Джона, и беспощадный к врагам Консулата и Либрии напарник сейчас уже снаряжает обойму, поджидая меня под дверью? Что есть мечта любого клерика? — Ликвидация предателя. И чем выше забрался крот, тем больше чести для бдительного коллеги. Наверное, Престон там. Он уже мечтает о том, как Дюпон представит его Отцу Нации.       — Эррол?.. Эррол?! — несколько раз окликнул его женский голос, не сразу нашедший дорогу к его слуховым нервам, — говорите, пожалуйста! Я узнала от Вас так много интересного!       Клерик заскрипел зубами, тщетно пытаясь справиться с покрывшей его с головой волной ужаса. Похоже, всё это время он размышлял вслух.       — Вы живёте в превосходном мире, самом превосходном и приятном из всех миров, господин клерик, и так хотела бы узнать о нём хотя бы самую малость побольше того, что открылось мне, благодаря Вам…       «Она издевается надо мной! Она выдаст меня! Её подослали доброжелатели из Приората Сиона!» Лишённый спасительной защиты прозиума, Партридж накручивал себя, готовый поверить самым фантастическим и самым чёрным построениям своего неожиданно изобретательного рассудка. Он боялся смотреть не то что в спокойные, излучающие абсолютную уверенность в себе глаза миссис Колтер, но даже на её руки или ноги, старательно отводя свой взгляд в сторону. Словно любой визуальный контакт с той, которую ему поручили изучать, может привести его к окончательной погибели.       — Вы ведь поделитесь со мной формулой, Эррол?       — Ай! — клерик попытался высвободить левую руку из ладони Марисы, которая оказалась на удивление твёрдой и сильной, не желающей уступать, — формулой?       — Не притворяйтесь! Формулой вашего снадобья, Партридж! Мой мир определённо нуждается в нём! — миссис Колтер живо представила себе, как было бы правильно впрыскивать прозиум перед отделением деймона. Тогда никто ничего не почувствует, не будет переживать. Про своих деймонов они забудут ещё до операции. Только дайте им этот чудесный умиротворяющий эликсир, — я надеюсь на Вас, клерик! И весь мой мир надеется вместе со мной!       Ответить Партридж не успел. Равно как и Мариса не смогла больше ничего добавить. Воздух в зале затрепетал, как будто острое лезвие наотмашь взрезало тончайшую плёнку из невесомой прозрачной фольги, выпуская в разрыв клуб ледяного морозного пара. В то же мгновение в самом центре зала показался огромный белый медведь, грудь которого была покрыта какими-то нелепыми пластинами ржавого металла, а на голове было надето такое же ржавое ведро. Медведь уверенно стоял на задних лапах, держа в передних лапах предмет, очень подозрительно напоминающий огнемёт. Зверь раскрыл свою пасть, обдав Партриджа своим горячим дыханием, в котором смешались ароматы слегка подгнившей рыбы, отборной сивухи и дешёвого табака.       — Ну? Что тут у вас? — раздалось из медвежьей пасти.