Kinktober 2k17 drabble collection

Сегодняшняя игра давно перешагнула дозволенную черту, а все из-за того, что дрянной пес вел себя очень скверно (и это было намеренно, конечно же), и потому Санс рассыпался в самых изощренных и жестоких наказаниях, лишь бы поставить псину на место. Однако не помогали ни порка плетью, ни намеренные ожоги, ни удары стальным прутом, после которых кость безжалостно трескалась и тут же наполнялась свежей кровью. Ничего не работало. Санс хорошо осознавал, в какие опасные степи заходит, что его садистская злоба подступает к границе настоящего жестокого безумия, но продолжал балансировать у самого края и сыпать на непослушного брата страшные и такие приятные для его извращенности мучения. Дошло до того, что у самого Санса подскочило возбуждение (Папайрус чуть ли не с первой минуты порки терпел крепкий стояк, сдавленный ограничительным кольцом), и он бесцеремонно оседлал измученный хлесткими ударами член, начиная яростно двигаться и биться об истерзанный и украшенный чуть ли не сплошной стеной синяков и кровавых подтеков таз. Пока Санс скакал на брате сугубо в свое удовольствие, он исполосовал в кровь нижнюю часть позвоночника глубокими царапинами. А Папайрус все кайфовал, высунув язык наружу и сладостно мыча. Ему было чертовски больно, а значит чертовски хорошо. Санс заставлял испытывать жгучую и непереносимую боль в каждой косточке его погрязшего в мазохизме тела. Папайрус едва сдерживался от пульсирующего желания двигаться тазом навстречу, чтобы сполна ощутить сладостную узость любимого братского лона, но был слишком захвачен кайфом и беспокоился, что кончит раньше положенного, наплевав на тугое ограничение кольца. - Грязный больной пес, - рычал с придыханием Санс, смакуя свое неоспоримое главенство и то, как его переполняет садистское удовлетворение, а также огромный пульсирующий жаждой член в его изнывающем лоне. Папайрус трясся от подступающего экстаза, доводя себя до исступления финальной пыткой. Чтобы держать его в подобии страха, Санс надел на него не просто ошейник, а самую настоящую удавку, которой можно с легкостью задушить самого себя. Чем дальше ты держишь связанные с петлей руки, тем туже она затягивается, перекрывая доступ кислорода и потоков магии, которые необходимы для работы мозга и души. И в погоне за искрящимся где-то на периферии сознания кайфом, Папайрус намеренно стягивал удавку на шее все сильнее. Его тело агонизировало в самом грязном, мерзком и извращенном удовольствии, Папайрус нырял в него с головой, уходя на самые сладостные и опасные глубины. Не было для него счастья больше, чем возбуждающая острая боль, которую щедро дарил его любимый брат. Это было бесконечное блаженство, сладкое забвение и экстаз. Санс в какой-то момент плюнул на все попытки все-таки приструнить пса и отдался собственному удовольствию, потому как напряжение в его теле начало неприятно вибрировать и колоть, требуя долгожданного высвобождения. На какое-то время он сосредоточился на этом: прикрыл глаза, сжал нижнее ребро и начал ласково царапать, а второй рукой держался за растерзанный позвоночник брата, чтобы насаживаться на член сильнее. Санс почти приблизился к заветному пику и уже был готов дать команду псинке, чтобы та напряглась и помогла наконец-то кончить, но, раскрыв глаза, на сознание обрушилось сначала непонимание происходящего, а потом ледяной ужас. Папайрус больше не двигался. Лицо его застыло в животном удовольствии, глаза закатились назад, а руки были так далеко от шеи, что под удавкой посинели кости. - Пес, блять! Санс мгновенно подорвался на ноги и понесся к набору экстренной помощи. Он буквально вырвал ящик из комода, уронив его на пол, упал на колени, болезненного ударяясь о плитку, и начал остервенело перебирать тонну медикаментов, ища адреналин. Найдя нужные ампулы и вскрыв упаковку шприца зубами, Санс дрожащими руками начал набирать нужную дозу, но все никак не мог сосредоточиться, поэтому набрал в полтора раза больше. Все мысли были только о спасении брата. Вновь упав на колени, но уже возле Папайруса, Санс нашел зазор между ребрами, за которыми скрывалась замершая и потускневшая душа, а потом со всего маху всадил шприц и впрыснул содержимое. Следом он потянулся к удавке и сорвал ее, отбрасывая ко всем чертям в другой конец комнаты. Папайрус все еще не реагировал и не шевелился. Санс начал хлестко бить его по щекам и кричать: - Давай, псина! Давай! Душа билась с бешеной скоростью, а все тело похолодело от ужаса. Санс ни в коем случае не хотел терять брата, даже если тот невероятно бесил и постоянно возвышался над ним своим непомерным похуизмом и безразличием к жизни. Санс не потерпит, если потеряет свою драгоценную собственность! - Псина, очнись! – Санс тряс брата за плечи. – Твою мать, Папайрус! Сука, не смей умирать у меня на руках, ублюдок! Санс ударил кулаком по груди, чтобы встряхнуть душу, а потом вовсе не сдержался и призвал оранжевую кость, пронзая ею замершую душу. Санс уже готов был броситься в отчаяние, но тут Папайрус резко вдохнул, подскочил и размахался руками настолько, что наотмашь завалил Санса на пол. Тот больно ударился черепом, и по нему поползла маленькая трещинка. - Санс?! Санс! – поначалу дезориентированный и не понимающий что происходит Папайрус вертел головой во все стороны, а потом заметил лежащего на полу брата и поспешил помочь. – Ты в порядке? - Да ты, сука, совсем издеваешься?! – вскипел Санс и врезал Папайрусу по челюсти кулаком, желая выпустить накопившийся за эти минуты пар. Однако это не унимало паническую дрожь и подступающие слезы облегчения. - Нисколько, Милорд, - Папайрус равнодушно принял удар, продолжая беспокоиться за состояние брата. – Что произошло? - Ты чуть не удавил себя, уебок! - руки все еще дрожали от пережитого. – Нахуя нужно было так душить себя, мазохист ебанутый? Поток мата лился из Санса, как вода из ведра. С помощью него он хотел хоть немного скрыть бушующее в душе волнение. - П-простите меня, Милорд, - с искренним сожалением произнес Папайрус, - я немного увлекся. - Увлекся?! Немного?! – продолжал орать Санс. – Да я чуть с ума не сошел, когда увидел твою потупевшую безжизненную рожу! Вечно от тебя одни проблемы! Совершенно не умеешь себя вести и подчиняться приказам! - Милорд… - Пошел нахуй! Слышишь, исчезни с глаз моих, чтобы я неделю, нет, две тебя не видел! И пока Санс пыхтел от злости, как чайник, Папайрус поднялся на ноги, словно его не беспокоила ни одна из травм, подошел к брату и настойчиво взял его на руки, чтобы унести прочь из игровой (пыточной) комнаты. Санс даже сформулировать новые возмущения не успел, как оказался на диване, виртуозно завернутый в плед и крепко обнимаемый сильными братскими руками. - Ш-ш-ш, все в порядке, - начал успокаивающе Папайрус. – Все хорошо. - Прекрати! Или я вышвырну тебя за порог своими руками! - Перезапуск, Санс. - Вовремя вспомнил стоп-слово, уебок!.. – однако это сработало, и Санс жалобно выдохнул, а потом уткнулся в ключицу брата. – Ты же чуть копыта не отбросил, пока я отвлекся на себя, - он всхлипнул и задрожал. – А если бы я не успел? Или не заметил? Папайрус не нашелся, что ответить, он просто пытался успокоить брата, понимая, что в этот раз прокололся по-крупному. Ведь сколько бы он не напрашивался на наказания, чтобы получить сладкий нектар боли и удовольствия, каждый раз вся ответственность за последствия лежала сугубо на Сансе. Папайрус бессовестно перекидывал на него абсолютно все, заставляя делать, что он сам желает и при этом нести ответственность за результат. Это действительно огромная и непосильная для многих ноша. Однако Санс старался изо всех сил, каждый раз расправлял плечи под все увеличивающейся тяжестью, и продолжал идти дальше, с трудом переставляя хрупкие, тонкие ножки. Папайрус на этот раз действительно перегнул. Испугал нежно и крепко любимого братишку до слез, хоть храбрые и сильные гвардейцы никогда не плачут. Он сам ударил слишком больно, поэтому нужно как можно скорее искупить вину. Пора Папайрусу хотя бы пару дней побыть старшим, ответственным братом. Наконец-то взять ответственность. И пронести ее на своих ленивых плечах хоть немного, ослабив груз на плечиках Санса.