Monster effect

Дождь, смешанный со снегом, стучит по окнам сильно, будто маленькие камешки попадают. Ноябрь начинается хмуро и сыро, и деревья, сбросившие за ночь оставшуюся листву, качаются под сильным ветром. Как хорошо, что Бэкхён везде убрался, теперь можно просто спать, не ожидая и не боясь. Сон без кошмаров, пустой. Такой, чтобы можно было отдохнуть. Определённо места не хватает – с этим нужно что-то делать. Бэкхён, придавленный с двух сторон, едва может шевельнуться в кровати, рука и плечо давно затекли. И это при том, что демонам не нужен сон. Какого чёрта Чанёль вообще здесь делает, если мог бы устроиться у камина. Сыльги ладно, девушка же, нельзя спать на полу, не вежливо как-то. Поэтому Бэкхён отпихивает притворяющегося спящим Чанёля. Но не рассчитывает силы, так что длинное тело тут же падает с кровати. Учитывая, что домой все вернулись только к рассвету, вряд ли кто-то от этого проснётся. Хосок в больнице, с ним всё хорошо, только едва удалось объяснить врачам, откуда такие раны. Тела умерших ведьм Бэкхён с Кихёном сожгли, чтобы их призраки не преследовали. Огонь вновь был зеленоватым, наверное, потому, что именно Кихён его распалил. Воспоминания под утро смазались, всё, чего хотелось – спать. Но даже так Бэкхён проснулся раньше всех. Несправедливо. Поднявшийся с пола Чанёль, скрестив ноги, смотрит очень осуждающе. - Серьёзно? – ерошит без того спутавшиеся волосы, выглядит по-человечески уставшим. В Бэкхёне просыпается странная мстительность, заставляющая фыркнуть и отвернуться к Сыльги. От её волос пахнет дымом, густой въевшийся аромат; шрам чуть посветлел, но рубцы не сошли. И не сойдут никогда. Кровать, старая, скрипящая, бог знает откуда взявшаяся, вдруг прогибается под новым весом. Демон валится рядом, крепко обхватывая Бэкхёна и прижимая к себе. - Убери руки, - требовательность Бэкхёна максимальная для такого полушёпота. - То трогай тебя, то не трогай, - в самое ухо вливается бархатистый голос, - лежи смирно. - Сейчас начну читать латынь. Всё это сопровождается негромкой вознёй. - Идите уже потрахайтесь. – Сыльги почти стонет это в подушку (одну на всех), и оба замирают. – Я хочу спать и видеть сны, а не это всё. К щекам приливает жар, и Бэкхён пытается вжать лицо в матрас, чтобы не спалиться. Пользуясь этим, Чанёль коварно придвигается ещё ближе – и круг замыкается, потому что краснеть приходится сильнее. Шёпот обжигает ухо, а чёрная рука медленно пробирается под свитер. - Я только за. Кажется, Сыльги издаёт какой-то булькающий звук, хотя запросто могла всхрапнуть, с кем не бывает. Бэкхёну хочется провалиться под кровать, ёрзает, хочет уйти от прикосновений, но всё становится только хуже. Он же совсем недавно отправил в преисподнюю дух хэллоуина, можно хоть немного отдохнуть, а? Чанёль, прикусывающий ухо, так не считает.

---

Кихён давно привык просыпаться один, ладно, иногда – с собакой, но то, что рядом с ним ещё кто-то большой и горячий, очень нервно. Хёну спит лицом в подушку, и люди, вообще-то, так задохнуться могут; широкая спина расслаблена, руки разбросаны в стороны. Кихён болезненно щурится на свет, затем набрасывает на голову одеяло. Так его хотя бы не видно. Можно не притворяться, что всё равно. Потому что это не так – очень, очень не так. Сколько Кихён мечтал, чтобы утром Хёну оставался, чтобы говорили больше, чем о погоде и кладбище. Чтобы, как вчера, наконец-то услышал, что любим. Даже всё равно, что это произошло после грандиозного события, в смысле, после самайна и прочего. Кихён бы сам себя убил, если бы не услышал «я люблю тебя» - после суицидальных геройств с ковеном хотелось либо страсти, либо смерти. Ну, может, не совсем, но. Ради чего-то же он влез в это дерьмо. Кстати о дерьме – ковен придётся собрать заново. Нет, с вороном всё хорошо, нечего о нём говорить. Ю Кихён, Верховный Ведьмак – звучит очень даже. Постепенно и новых ведьм наберут, всё будет честно и справедливо, никаких больше подстав и пыток. Кихён с головой уходит в прекрасное светлое будущее, и это прямо греет сердце. Вдруг с другой стороны кровати слышится шевеление. Высунувшись из одеяла, ведьмак видит улёгшегося на бок гробовщика, смотрящего заспанно и до одури мило. Волосы растрепались, щёки со следами мятой простыни. Тяжело моргая, Хёну протягивает руку и осторожно убирает в сторону чужую чёлку. - Доброе утро. Кихён сейчас сгорит. В эту же секунду, вот уже плавится, слишком горячо, сердце бьётся как бешеное. Едва получается кивнуть. Как робот. И сразу же ужасно неловко, что они оба – раздетые. Честно говоря, остаток ночи прошёл очень… смазанно. - Полежим ещё? Да, пожалуйста. До конца дней наших. Конечно же, Кихён не говорит это вслух. Только с коротким стоном перебирается к Хёну поближе, прямо в раскрытые горячие объятия.