Грань одиночества I

Шинву знал, что если ты кого-то любишь, это не значит, что человек, любимый тобой, испытывает схожие чувства. Ему с самого детства нравилась Юна, для него это был самый важный момент в жизни, когда он решился ей признаться. — Ты мне нравишься, Юна, давай встречаться? Шинву помнит, с каким волнением и трепетом ждал ответа. Как решился поднять взгляд и увидел выражение, полное жалости и печали на лице подруги. Ему не нужно было слышать её ответ, он прочел его во взгляде. Юна не видела в нем никого, кроме друга, и Хан, сжав кулаки, выдавил из себя улыбку и громко рассмеялся. — Ха-ха, Юна, прости, я пошутил, у тебя такое странное выражение лица… Девушка тогда его чуть не убила за такую «шутку», но смогла простить и, кажется, вздохнула с облегчением. Увы, Шинву себе такого позволить не мог. Его еще долго терзала ноющая тупая боль в груди, которую Хан не желал от себя отпускать. Шинву казалось, что если он перестанет её чувствовать, умрет. Внутри него что-то исчезнет навсегда. Боль помогала двигаться вперед. Но долго хандрить не позволила гордость и природное упрямство, чтобы хоть как-то отвлечься, он начал посещать различные секции по боевым искусствам, осваивая разные приемы и техники, но нигде особо не задерживался. Тренируясь самостоятельно, желая лишь отработать выученное и применять это на тех, кто обижает его друзей. Время шло, боль стала привычной. Как старый шрам: смотришь на него, помнишь, что испытывал боль, но более ничего. Шинву сумел себя перестроить, смог стать хорошим другом Юне и старался не думать о будущем. Они старшеклассники, после выпуска поступят в разные вузы, будут реже общаться и, возможно, однажды его дорогая подруга позвонит ему и веселым голосом скажет: — Шинву, привет, я выхожу замуж… Хан, когда поймал себя на таких мыслях, назвал себя идиотом и приложился головой о стену. Это глупо! Думать о призрачном будущем, когда перед тобой еще не реализованное настоящее. Он лишь надеялся, что если подобное случится, он сумеет с улыбкой пожелать подруге счастья. А потом в его жизнь вошли новые друзья, которые позволили отвлечься от проблем. Молчаливый Рей, эмоции которого трудно уловить, но в редкие моменты Шинву замечал удивление и даже радость. Улыбку, что он прячет за очередной чашкой чая. «Мне иногда кажется, что директор Ли каждый раз, видя такую улыбку, едва ли не плачет? Может, у Рея было тяжёлое детство?» — сколько бы Шинву об этом не думал, путного объяснения найти не смог, а спрашивать Рея напрямую почему-то не решился. У каждого свои тайны и заморочки, Хан понимал это и поэтому не настаивал на задушевных беседах. Захочет — сам подойдёт, чтобы рассказать. Шинву наслаждался общением с ним и директором Ли, чувствуя прилив небывалого спокойствия. И тут как снег на его рыжую голову свалилась — любовь! Шинву никогда в жизни романов не читал, но Юна и Суий иногда обсуждали при нем всякие романтические штучки. Любовь с первого взгляда, бабочки в животе и бешеный стук сердца. А еще когда любимый тобой человек проходит рядом, хочется спрятаться, ибо ты похож на вареного рака. Хан слушал это и поражался схожести описания любви с симптомами болезни. Но он не мог отрицать, что испытывает предвкушение от встречи с ним каждое чертово утро, когда идет в школу. Шинву не мог отрицать учащённого сердцебиения, когда чувствовал мимолетный взгляд стальных и холодных серых глаз на себе. Хан знает, что никакого подтекста этот взгляд в себе не несет, Аджосси охранник и знает его способность влипать в неприятности на ровном месте. В таком беглом досмотре нет ничего необычного. У него ушло больше двух месяцев, чтобы принять свою ненормальную во всех смыслах любовь. «Странно, что к Юне я ничего подобного не чувствовал! Это походит на чью-то злую шутку!» Сначала он думал, что его переклинило от долгого воздержания. Решив проверить, Шинву достал порножурнал и попробовал представить себе возбуждающий образ девушки. «Так себе способ, скажу я вам…» — Шинву не представлял кого-то конкретного. Просто стройные ножки, тонкая талия, мягкая грудь… и тут фантазия, словно издеваясь, выдала ему образ Аджосси в строгом черном костюме, который вызывающе скользнул языком по своими губам и растянул их в развратной усмешке. Шинву будто током ударило и с того дня он решил более не прикасаться к журналам и никогда не фантазировать на эту тему. Иначе свихнётся. Безответная любовь к подруге научила его довольствоваться малым, и Шинву вновь ловит мимолётные моменты в школе, дома у Рея даже не думая о признании. Но чертовка судьба решила его, видимо, покарать за тяжкие грехи. «Наверное, все те, кому я сломал ребра, отчаянно молились об этом!» — Закусил губу Шинву, стоя у стены. За школой между стадионом и задним входом был небольшой парк, с парой деревьев и лавочками. Излюбленное место признаний. Куда же без него. «И какого черта именно здесь и сейчас?» — Хан прижал к груди телефон, прекрасно зная о собственных причинах. Но то, что сейчас происходило, в паре шагов от него, заставляло от бессилия, с болью в сердце, сжимать кулаки. — Аджосси-ним, — голос Юны дрожит, Хан чувствует её волнение, как будто стоит рядом. — Юна? Что-то случилось? — голос Аджосси ровен, как чертова беговая дорожка, и слишком холоден. «Влюбилась она в тебя, вот что случилось!» — Шинву буквально вжимается в стену, видя и понимая все эмоции на лице Юны. Он осознает, что это неправильно, ему нужно уйти. Подслушивать такое просто не допустимо. «Это не элегантно!» — Регис заткнись и не смей говорить в моей голове в такой момент! — сознание воспользовалось голосом друга, чтобы он успел спрятать телефон, иначе разбил бы его к черту о стену. — Вы нравитесь мне, можем ли мы… — Нет. Шинву посмотрел на лицо Аджосси, как и Юна, и увидел абсолютно холодную маску, но взгляд… Глаза Аджосси были печальны, в них будто застыло смирение. Хан не понимал его отказа. То есть Юна и правда, пока школьница, но возраст — это всего лишь временная преграда. Родители у нее обеспеченные и вряд ли будут против выбора дочери. Аджосси красив, а по слухам, за работу охранником директор платит прилично. Так в чем причина? — Прости, я не могу принять такие чувства, — дополняет Аджосси и отворачивается от девушки. — Я понимаю, — Юна пытается сдержать свое разочарование, но Шинву видит, как ей больно. Не в силах больше наблюдать эту сцену Хан разворачивается и быстрым шагом направляется в класс. Он почти бежит, не замечая ничего вокруг, и только лишь когда натыкается на кого-то выныривает из своих мыслей, чтобы извиниться. Поднимая взгляд, он сталкивается с удивлённым алым взглядом Рея. «Странно, я никогда так близко не видел его лица…» — Шинву удержал друга за плечи, чтобы тот не упал. — Прости, Рей… — Шинву, твоё лицо, — Кадис был удивлен. Он никогда не думал, что увидит на лице такого сильного человека как Хан Шинву слезы. — Что? — он дотронулся до своих щек, с ужасом понимая, что его буквально до слез потрясло случившиеся за школой. — Прости, пожалуйста, не говори никому об этом! «Бежать. Неважно куда, лишь бы более никто не видел моего позорного состояния!» — Шинву резко вытирает соленые капли и входит в класс, забирая сумку и не обращая внимание на окрики друзей, быстро уходит. Ему нужно успокоиться, привести в порядок мысли, побыть наедине с собой. Ведь это не его отвергли. Не ему сказали: «Я не могу принять твоих чувств!» Это Юна призналась, не он! Шинву почти на автомате дошел до дома, останавливаясь посреди детской площадки. Юна влюблена в Аджосси и в этом нет ничего странного. Он тут единственный, кто влюбился в мужика и хочет, чтобы тот сотворил с ним что-нибудь извращенное. Хан чувствует к себе отвращение. Он радуется, что его подруге отказали, и чувствует, как растет собственная надежда на положительный ответ Аджосси. Соперника нет, он может действовать. «Отвратительно!» Вот только Шинву знает, что Аджосси откажет и ему. Почему-то полностью в этом уверен. Может у него есть семья? Ребенок? Он работает, чтобы обеспечить его. Отец Шинву так и поступил: уехал в другую страну на заработки, чтобы обеспечить его будущее. Почему бы Аджосси не поступить так же. «Пусть даже причина в другом. Не стоило вспоминать отца, что за бардак у меня в голове!» — с этими мыслями он вошел в подъезд и, чтобы развеяться, пошел по лестнице, вместо того, чтобы воспользоваться лифтом. — Шинву, — раздался спокойный голос Рея за спиной. — Твою же ж мать! — Хан подпрыгнул, громко ругнувшись, и выронил ключи от входной двери. За его спиною стоял Рей, абсолютно спокойно взирающий на него своим чистым взглядом. — Ты меня убить хочешь? — Нет, — Ноблесс наклонил вопросительно голову, не понимая, чем так напугал его. И почему вдруг тот решил, что он хочет его убить? — Ладно, — вздохнул Хан, понимая, что шутить бесполезно, подняв ключи, он открыл дверь. — Заходи, но чая нет, так что бухать будем кофе! «Бухать? Хм…» — Кадис зашел, закрыв дверь, не зная, как запереть, он просто её захлопнул. — Один момент, — Шинву вдруг стало стыдно за бардак, который он развел в своем доме. Что поделать гости у него явление редкое. Ик-Хан и Юна никогда особо не жаждали к нему приходить. Рей спокойно наблюдал, как Шинву прибирается, думая про себя, что такого могло произойти в школе. Друга буквально трясло и Ноблесс видел это и даже слышал громкий стук сердца Шинву. Когда тот убежал, остальные были очень взволнованы, не понимая, что произошло. Кадис решил удовлетворить свое любопытство, ведь Шинву дорог ему. Рея очень встревожили его слезы, но, не зная причины, Ноблесс не мог ему помочь. — Рей! Рей! — Шинву щелкнул пальцами перед лицом друга, вызывая его на землю грешную. — Ты чего застыл как памятник самому себе. Присаживайся на диван, я кофе принесу. — Рамен? — почему-то спросил Кадис, увидев две пачки, лежащие на полке у Шинву. — И рамен, уничтожитель ты лапши! — шутя, заворчал Хан, по-доброму улыбнувшись. Пока Шинву готовил, Ноблесс обвел взглядом комнату, заострив свое внимание на фотографии, стоящей на тумбочке. Там были изображены улыбающаяся женщина очень похожая на Шинву. Только волосы были каштанового цвета, и мужчина, обнимающий её, ласково глядел на неё. У него были короткие волосы ярко-рыжего цвета. Рядом с парой сидели двое детей, один из которых был Шинву, его Рей узнал сразу. А вот девочка, с необычно яркими синими глазами и каштановыми волосами была ему не знакома, как впрочем, и другие. — Это родители, — пояснил Шинву, увидев, куда направлен взгляд друга. — А девочка? — Рей посмотрел на Хана, заметив, как дрогнули руки парня от его вопроса. Поставив перед ним рамен, Шинву принес кофе и сахарницу, продлевая тем самым неловкое молчание. — Сестра, младшая, — Шинву не мог поднять взгляд, сам не зная почему. — Так ты не один в семье? — Рей посмотрел на рамен, видя, что тот еще недостаточно разбух, чтобы его есть. — Один, — Шинву сделал глоток кофе, добавляя себе сахара. — Мама и сестра погибли три года назад. Ешь давай. «Именно поэтому у тебя такой грустный взгляд, когда ты на нас смотришь?» — Рей не озвучил свой вопрос, следуя совету одноклассника. Ноблесс вдруг не к месту вспомнил, что человеческая жизнь мимолетна, а судя по фото, сестра Хана не дожила и до десяти лет. — Прости, — Рей съел рамен и решил, что стоит извиниться за свой вопрос. — Ничего, ты не виноват, — Хан убрал посуду, сразу помыв её. — Тебя директор проводил? — Нет, я шел за тобой до самого твоего дома, — Рей отпил кофе и поморщился от горького привкуса. Добавив себе сахара, Ноблесс увидел на лице Шинву удивление. «Я был настолько выбит из колеи, что не услышал его шагов? Или он ниндзя?» — Шинву вздохнул и выключил воду. Пожалуй, сегодня день можно назвать полностью провальным. — Понятно, у меня, конечно, не компьютерный клуб и не комната с современными 3D-компами, но есть пара игр, которые я тебе давно хотел показать и научить уже не стоять столбом на открытой местности. Потом провожу тебя до дома, а то держу пари потеряешься где-нибудь, — Шинву говорил быстро, как и двигался по большой комнате. Он достал игру, включил её на компьютере и подключил джойстик. — Ты сказал пари? — Рей отставил пустую чашку и подошел ближе, смотря на обложку игры. — Эм, ну да, — Хан слегка смутился почему-то. — Это выражение такое. Например, я точно знаю, что ты можешь потеряться без сопровождения. — Хм… — Рей, забей, это просто слово, — Шинву запустил игру, начиная учить друга. Это была не слишком сложная игра с уничтожением монстриков, начиная со слабаков и заканчивая главным боссом. Хан понимал, что Рей хочет спросить, что случилось в школе, поэтому Шинву решил его отвлечь, зная, что молчаливый друг не очень в играх. — Боже, Рей! Ты хоть приложи усилия! — после бессчётного количества проигрышей взвыл Шинву. — Ты даже не стараешься! — А зачем? — Кадис просто наслаждался процессом, он совсем не стремился победить. — Что? — Шинву удивился. — Разве победа для тебе не важна? — Это всего лишь игра, я не получу ничего существенного от победы в ней. — Ну, так-то оно так, но все время проигрывать не совсем кайфово, — Шинву потянулся и посмотрел на время. Часы показывали восемь вечера, и он решил, что пора проводить Рея до дома. — Последний раз, и идем к тебе, но на этот раз пообещай мне, что выиграешь! — М… — Ноблесс задумался и задал вопрос, который на самом деле был ему интересен. — Могу я спросить, что происходит с тобой? — О чем ты? — Шинву неловко рассмеялся, — давай играть, а то придется тебе ночевать тут. — Не ври, — Кадис не требовал, а просто очень внимательно посмотрел в голубые глаза друга. Шинву первый отвел взгляд не выдержав подобной дуэли. «Он испытывает такие разные эмоции, что я теряюсь». — Я случайно подсмотрел, как Юна признается в любви Аджосси, — Хан сглотнул. Болезненное воспоминание не желало покидать его голову. Говоря это Рею, парень чувствовал себя странно, даже глупо. — Ты переживаешь за неё? — Кадис знал, кому призналась их школьная подруга, но ничего против не имел. Если у М-21 есть возможность узнать, что такое любовь и привязанность, это будет еще один шаг к нормальной жизни. — Что? Нет, это немного другое, — Шинву взлохматил свои рыжие волосы. — Черт, Рей не заставляй меня это говорить! — Я не заставляю, — Ноблесс никогда не читал мысли близких ему людей без спроса, но посмотрев, как покраснели щеки друга, и приняв во внимание, как тот растерян, Кадис, кажется, понял в чем дело. — Он тебе нравится. Шинву закрыл глаза, несколько оглушенный этим утверждением, и не видя смысла дальше отнекиваться, просто кивнул головой. Он ожидал весьма негативной реакции в свою сторону, но Рей все так же сидел перед ним и спокойно взирал на него. — Ты не удивлен? — Шинву слегка расслабился от сознания, что друг не собирается дать ему в морду и назвать извращенцем. — Нет, — Кадис вопросительно наклонил голову, — а должен? — Я влюбился в Аджосси, парень с парнем разве не мерзко? — Хан облокотился спиной на кровать, снова опуская взгляд. — Разве любить мерзко? Хан Шинву, в твоей любви нет ничего преступного, — Рей вздохнул и подумал, что он не отказался бы от чашки чая, а может, и от нескольких. Ноблесс слишком долго живет, чтобы удивиться чему-то, в принципе. Рей не понимал, почему это так тревожит Шинву. — Спасибо, — Хан растерялся от такой честности друга, но на душе стало легче. Он не хотел, чтобы его ненавидели. Рей и правда, необычный человек, раз так спокойно это воспринял. Сам Шинву, даже к Ик-хану предъявил претензии, когда подумал, что тот влюбился в парня. Пусть даже это и было недоразумением, но Хан смирился бы с выбором друга. Просто неудачная шутка, а теперь судьба решила преподнести ему урок. — Ты очень хороший друг, Рей. — Хм, — Ноблесс покраснел от такого признания и решил, что кое-кто с таким мнением будет не согласен. — Так почему ты просто не скажешь о своих чувствах… Аджосси? — Что? Нет, это невозможно, — замахал руками Шинву, не понимая, к чему Рей об этом заговорил. — Просто поговори с ним об этом, — Кадис повторил свои же слова, сказанные когда-то Раэлю. Вот только Шинву, в отличие от благородного, отреагировал несколько иначе: Хан рассмеялся, но Кадис не чувствовал веселья. Скорее грусть и отчаянье. Шинву закрыл лицо ладонями, продолжая смеяться, осознавая, что у него походу истерика. Он сдерживает слишком много эмоций, которые, не имея выхода, лишь накапливаются. Тренировки уже давно не помогают, игры особо не радуют. Хан даже драться стал меньше, а все потому, что нынешние охранники Е-Ран хорошо делают свою работу, отпугивая всех хулиганов от школы. Другая проблема в том, что Рей слишком спокойно говорит о признании. Он что, ни разу не влюблялся? Не испытывал волнения? Этот бог красоты вообще понимает, что все девчонки в школе молятся на него, в тайне мечтают о свидании? «Похоже, нет!» — думает Шинву, глубоко вздыхая и немного успокаиваясь. — Это труднее, чем кажется, — Хан прожигал взглядом джойстик в своих руках, словно он был виноват во всех его бедах. Говорить о подобном с Реем казалось ему неправильным, но более слушателей не наблюдалось. Все происходящие с ним, с тех пор, как в его жизни появился Аджосси, выглядело бредово и невероятно. — Почему? — Кадис знал, что люди весьма нелогичные создания, но неужели это так трудно, сказать кому-то простые слова? Жизнь человека очень коротка, так зачем её тратить на молчание? — Серьезно? Рей, ты хоть раз кому-то признавался? Отвечал на чьи-нибудь чувства? Испытывал волнение перед признанием? Ты хотел заботиться о ком-то больше, чем о себе? Сделать все, чтобы не видеть грусть или печаль любимого? Это… очень страшно. Особенно, если признаешься, тебя с презрением обзовут извращенцем, а Аджосси еще и ударит для профилактики. Как представлю, аж вздрогну. Иногда лучше промолчать. Потому что любовь к парню не есть норма, хоть в современном мире не так уж удивительна. Потому что полюбить мужчину старше себя еще паршивее, чем осознать, что ты, возможно, гей. Потому что увидеть, как твоя близкая подруга признается ему, больнее, чем сломать ребра в очередной драке. И сейчас я сам не понимаю, что я тебе наговорил… хочу исчезнуть… «Какие разные эмоции. Шинву удивительный парень, открытый и добрый. Мне хочется ему помочь, все же он страдал по нашей вине. Любовь ли испытывает Шинву к М-21 или же просто влечение — это то, что нужно модифицированному, который по сути не делает для себя чего-то нового» — Рей впервые сам хотел помочь кому-то и особенно этим двоим. Кадис притянул друга к себе, прижимая его голову к своей груди. — В твоих чувствах нет ничего постыдного. Не говори, что хочешь исчезнуть, сдавшись даже не попробовав. Ты важный для меня друг, и я вовсе не хочу, чтобы ты исчезал. Хан удивленно распахнул глаза, впервые оказываясь так близко к Рею. Взгляд алых глаз, как всегда, выражал безмерное спокойствие. Иногда Шинву думал, что друг похож на глубокие воды океана. Спокойный, рассудительный, возможно даже мягкий. Одна его часть хотела открыться Рею до конца, поделиться словами, что уже не в силах был сдерживать, а другая — хотела вырваться и убежать. Рей решил это за него, дотронувшись до его волос и не спеша поглаживая их. Хан начал говорить, выкладывая все как на духу. О неразделённой любви к Юне и Аджосси. Об отце, которому по части плевать, что с ним. О том, как погибли мама и сестра, смерть которых заставила отца закрыться на работе. От него, потому что если бы он тогда не попал в больницу из-за драки, мама с сестрой не спешили бы вернуться из поездки. Не сели бы в этот злосчастный самолет… Кадис не перебивал. Слушал молча. Он любил слушать. Рей не переставал удивляться сколь многогранно одиночество любого существа на земле. Ноблесс сам выбрал его, считая, что добровольное заточение в дали от благородных убережёт их от глупости. А его — от тяжелого долга карать нарушавших закон собратьев. Сейчас все изменилось. Рей не знал сильно ли изменился сам, но мир вокруг стал шире, ярче, веселее. Его окружают люди, которых он лишь про себя называл семьей. О таком Ноблесс не смел и мечтать. Франкенштейн, это он изменил его жизнь. Затем пришли М-21, Тао, Такео, Регис, Раэль, Сейра, Шинву, Суии, Ик-хан и Юна. Когда они вместе, шуму от них больше, чем пользы, но в такие моменты Рей действительно чувствовал, что жив. Кадис иногда ловил себя на мысли, что Шинву тоже одинок. И сейчас понимал насколько. Хан пытается бежать от одиночества, но Рей знает, как безжалостно это чувство может настигать. У них разные истории жизни, но Кадис думает, что они похожи. М-21 зажег в Шинву чувство любопытства, которое переросло в желание и страсть, но он боится сделать первый шаг. Возможность неудачи пугает его. Однако, Кадис видит интерес М-21 к этому шумному ребенку, так что не все так безнадежно, как думает Шинву. «Правда, их отношения могут использовать враги, чтобы надавить на нас. Но мы с этим справимся!» — твердо решил Рей, отвлекаясь от своих мыслей, и понял, что Шинву заснул у него на руках, утомленный переживанием.

«Франкенштейн?» — мысленно позвал Кадис своего верного дворецкого. «Мастер? Что-то случилось? Где вы?» — беспокойство в голосе слуги было неподдельным, но Ноблесс считал его излишним. Хотя каждый раз его беспокойство о нем вызывало в нем странный приступ тепла. «Все нормально. Я у Шинву дома, он уснул, и я не знаю что делать!» «Ох… через пару минут буду!»

Связь оборвалась, и Рей посмотрел на спящего ребенка. Он не хочет более видеть на его лице слезы и желает помочь дорогим ему людям обрести счастье.

***

В доме директора Е-Ран царила небывалая тишина. Благородные занялись своими делами, получив необходимую передышку в битвах. Раэль вместе с Регисом ушли на патрулирование города, хоть Тао и уверял их, что в этом нужды нет, так как он соорудил систему безопасности и если что она их оповестит о враге. Благородные были признательны за старания модифицированного, но лучше разобраться с врагом сразу, сведя жертвы к минимуму. Оборотень, незаметно для всех ускользнул на балкон. Излюбленное место, которое приглянулось всем обитателям дома. Свежий воздух приятно холодил кожу и помогал привести мысли в порядок. А мыслей у него было достаточно. Сегодня он получил признание от Юны. И это вызвало в нем бурю эмоций, одним из которых был страх обидеть девушку своим отказом, поэтому он постарался быть максимально вежливым. «Она сказала, что я ей нравлюсь… интересно почему?» — оборотень вовсе не считал себя уродливым внешне. Но вот внутренне… он модифицированный оборотень, его жизнь состоит из борьбы и врагов. Заводить отношения явно не рекомендуется. М-21 иногда видел парочки на улицах города и не позволял себе мечтать о подобных отношениях. Возможно, когда-нибудь… когда Союза не будет… он попытается. «Глупо» — М-21 смотрит в небо, улавливая появление первых звезд. Враги не исчезают, самый сильный из них тратит свою жизненную силу во вред себе, не задумываясь. А они ничего не могут сделать. Оборотень никогда бы не подумал, что будет так переживать о Ноблесс и Франкенштейне. Ученый не спит уже несколько недель, пытаясь найти способ восстановления жизненных сил своего Мастера. Но несмотря на такие логические доводы он не может отрицать своих желаний. Хотя очень бы этого хотел. «Жизнь научила не лгать себе, особенно в желаниях!» — М-21 стиснул зубы, думая что судьба вновь над ним жестоко пошутила. Так уж получилось что его внимание привлёк шумный ребенок, создающий вокруг себя Хаос где бы не появился. М-21 испытывал острое желание едва завидев растрепанную рыжую макушку вдалеке. Каждый раз слыша его смех, который бил его по ушам, хотелось заткнуть его рот поцелуем. Когда слышишь это глупое прозвище, которое он выкрикивает каждое утро «Доброе утро, Аджосси!» — и понимать что оно в разы лучше и чем его собственное. Он хочет поцеловать, обнять, затащить в темный переулок вжать в холодную стену и… В такие моменты оборотень даже благодарен союзу, ведь выдержка — это главная обязанность агента. И ему очень доступно это объяснили. Вот только ночью вся выдержка покидала оборотня, и не исполненное желание врывалось в сны. М-21 даже не думал что его сознание может выдавать такие фантазии. «А просыпаться каждое утро от того что кончил от них во сне, еще отвратительнее!» — оборотень шумно вздохнул. Возможно стоит попросить помощи у Франкенштейна, пусть даст ему какое-нибудь лекарство. А то чует его гнилая душонка что он все же затащит парня в пустой класс и… Нет! Нельзя! Сейчас не нужно отвлекаться, нужно стать сильнее. Уничтожить врага… М-21 находил все больше причин. Он убеждён — ему не дозволено любить. А полюбить его настоящего и вовсе никто не способен. Именно поэтому признание Юны не произвело на него впечатления, и кроме сожаления он тогда ничего не испытал. — У тебя слишком громкие мысли, — раздался тихий голос Рея, который только что вернулся вместе с Франкенштейном от Шинву. — Добрый вечер, — М-21 едва сдержался, чтобы не вздрогнуть. Блондин молча стоял рядом с Мастером и ничего не говорил, но оборотень почувствовал какое-то странное напряжение. — Я слышал тебя сегодня осчастливили признанием, — Франкенштейн все же не сумел удержаться от усмешки. — Поздравляю. — Не с чем, я отказал ей, — оборотень не удивился осведомлённости ученого, скорее он ожидал насмешек по этому поводу от Тао и других, но их не последовало. — Так что можете не волноваться, я не собираюсь заводить такие отношения. — Почему? — спросил Рей, кажется, он чересчур много задает этот вопрос. — Ты боишься? — Что? Нет, не в этом дело, — нахмурился модифицированный. — Как можно начинать отношения с человеком, когда я сам таковым не являюсь. Такие отношения обречены на страдания и ложь, тем более мы окружены врагами и не знаем, что будет завтра. Разве это не понятно? — Разве я запрещал вам любить? — Рей начинал понимать, насколько высокую и плотную стену воздвиг вокруг себя М-21. «Шинву будет нелегко её разрушить» — думал про себя Кадис, все больше склоняясь к мысли, что его встреча с этим шумным ребенком была не случайной. — Эм… нет, но разве это не логично? Не по этой ли причине мы стирали детям память? — Оборотень действительно не понимал направления мыслей Ноблесс. — Мы стирали им воспоминания, чтобы они не помнили страха, пережитого ими. Наше существование уже известно Союзу, так что Тао, Такео и ты вольны жить, как вам хочется, не это ли было вашим самым искренним желанием, — Франкенштейн не выглядел довольным данным разговором. В этот раз он был согласен с оборотнем, а не с Мастером, это его бесило, но он так же понимал, чего именно хотел для М-21 Мастер. — Ты прав, — Ноблесс отвернулся, направляясь в дом. Этот разговор не имеет смысла, пока М-21 не поймет элементарных вещей. — Люди иногда невероятно настойчивы и, кто знает, возможно, кто-то из них научит тебя любить. — А? — бровь оборотня невольно задергалась. Такие речи от молчаливого Ноблесс услышишь не часто. Невольно он обратил свой вопросительный взгляд к Франкенштейну. — Послушай, я не говорю, что ты должен бежать и влюбляться во всех подряд, — ученый снял очки, в которых работал, пока его не вызвал Мастер. — Просто у вас должно быть что-то, помимо драк и работы. Подумай над этим, М-21, когда тебя любят, это не так уж плохо. Ученый покинул балкон следом за Мастером, оставляя растерянного оборотня один на один с мыслями. Франкенштейн знал, что застанет Ноблесс в его комнате. — Мастер? — ученый вошел в комнату, услышав одобрение войти. — У Шинву что-то произошло? — Хм… я не могу об этом говорить, — Кадис сел на кровать, посмотрев на своего человека. У него опять мешки под глазами и вид уставший. Он снова не спит… из-за него. Порой Ноблесс сожалел, что проснулся. Тогда, возможно, у Франкештейна была бы спокойная жизнь. «Рей, ты когда-нибудь любил? Испытывал волнение перед признанием? Ты хотел заботиться о ком-то больше, чем о себе? Сделать все, чтобы не видеть грусть или печаль любимого?» — слова Шинву всплыли в его голове и не хотели покидать мыслей. Он не мог ответить правдой, но ему очень хотелось, чтобы один человек на этом свете был счастлив. Увы, залогом такого состояния является его собственное здоровье. — Франкенштейн, ты не одобряешь моих слов? — Кадис угадывал эмоции человека безошибочно. — Простите, Мастер, — ученый опустил голову, не в силах смотреть в его глаза. — Просто это слишком опасно для детей. — Я понимаю, — Кадис стал растягивать рубашку. — Но кого бы они ни выбрали в роли своих спутников, мы сможем их защитить, разве нет? — Мастер… — Франкенштейну стало стыдно от того, что он поставил под сомнение волю Ноблесс. Конечно, они смогут защитить их всех, неважно, какая опасность придет. — У меня будет просьба к тебе. — Все что угодно… — Подойди, — Кадис ухватил Франкенштейна за руку, когда тот подошел к кровати и заставил его сесть рядом. Ученый был немного растерян, а затем вообще потерял дар речи. Мастер обнял его руками за шею, уткнувшись лбом в его плечо. Ученый замер, не зная, как реагировать. «А это, и правда, трудно…» — подумал Рей, он хотел сказать Франкештейну три самых простых слова, но оказалось произнести их вслух труднее, чем представлял себе Ноблесс. — Мастер, вам плохо? — беспокойно спросил Франкенштейн и вдруг оказался опрокинут на кровать. — Мастер? — Ты сегодня спишь со мной, — прищурился Кадис. — И это не просьба. Ученый думал, что такое чувство, как смущение, он утратил давно, где-то тысячу лет назад, еще будучи не модифицированным существом, но пристальный взгляд и двусмысленность фразы сделали свое: Франкенштейн покраснел. — Ты не спишь уже третью неделю, я не позволю, чтобы ты так пренебрегал своим здоровьем. «Чертово сердце прекрати так стучать!» — ученый кивнул, соглашаясь с просьбой мастера. Сегодня можно и поспать, лишь бы кошмары не мучили и очередной самоубийца из Союза не думал заявиться к ним в гости. Ночь выдалась на удивление спокойной, и даже тяжелые мысли наших героев не помешали им спокойно погрузиться в мир грез.

***

Утренний лучик солнца медленно подбирался к спящему человеку. Достигнув его лица, он коварно светил ему прямо в глаз, не желая сдвигаться с места. Паренек с огненной шевелюрой заворчал и уткнулся в подушку, но затем, распахнув свои голубые глазки, минуту молча моргал, а потом вскочил, осматривая пустую квартиру. — Кажется, у меня вчера был Рей… или мне приснилось? — Шинву оглядел себя, на нем была обычная майка, а форма аккуратно сложена на стуле. «Неужели Рей меня переодел и сам ушел?» — от этой мысли невольно стало стыдно. Зевая, он поднялся с кровати и пошел на кухню, чтобы сделать себе завтрак, хотя и не был уверен в наличии продуктов в холодильнике, и тут его ожидал сюрприз: на столе лежала записка, написанная красивым размашистым почерком. Читая её, Шинву белел на глазах:

«Хан Шинву, это крайняя степень невежества — засыпать на руках М… гостя! Я помог Рею уложить тебя в кровать. Не опоздай в школу и приготовь завтрак. Директор Ли!»

— Твою же мать! — Шинву посмотрел на часы и понял, что первый урок он безнадежно проспал. Его убьют, его четвертуют, если он не придет ко второму!!! Со скоростью метеора, Хан хватает сумку и запихивает туда учебники и тетради, не разбирая их. Наспех одевается, схватив ключи от квартиры, вылетает в коридор, успевая закрыть её. Спуск по лестнице, и Шинву начинает свой личный марафон до школы. А пока бежит, думает, как смотреть теперь в глаза Рею и директору. Шинву совсем не хотел обременять дорогих ему людей собственными проблемами. Он сам должен разобраться, а вчера за каким-то чертом вылил на Рея слишком много информации. Хан вовсе не боялся, что друг кому-то расскажет, просто это было слишком личное. Хан никогда не позволял себе такого. Но не мог не признать, что ему стало легче. Хоть чувства никуда не делись, от осознания того, что его поддерживают, в душе разливалось неясное тепло. Шинву так увлёкся самоанализом, что не заметил, как вступил на оживленную трассу. Сигнал автомобиля достиг его слишком поздно, чтобы отойти в сторону. Хан смотрит на приближение белого авто и думает, что, наверное, стоило плюнуть на страх и признаться Аджосси… И тут его за ворот рубашки тянут назад. Горло сдавливает от небольшого удушья, но автомобиль продолжает движение дальше, а Шинву оказывается крепко прижат к твердой груди. — Хан Шинву, смотри по сторонам, — голос Аджосси раздается прямо над его ухом. Он никогда не слышал его голос так близко. Приходит запоздалое осознание, что его едва не сбила машина — это раз. Его крепко прижимает к себе Аджосси — это два. И третье — ему безумно нравится еле уловимый терпкий запах, который Шинву почувствовал только сейчас. — Ты в порядке? — М-21, которого Ноблесс попросил встретить Шинву, отстранил его от себя, беспокойно осматривая. Кажется, парень был немного не в себе. Взгляд затуманен, мелкая дрожь сотрясает тело. Возможно, это от шока? Оборотень ничего в этом не понимал. — Шинву? Хан посмотрел в лицо охранника и сделал то, что ему хотелось на протяжении долгих месяцев. Схватив его за узел галстука, Хан дергает его на себя и целует в губы. Конечно, полноценным поцелуем это назвать было трудно. Да и особого опыта у него не было. Губы Аджосси оказались горячими, мягкими и гладкими. Шинву не удержался от соблазна попробовать их языком. Притягательный короткий шрам, который пересекал правую сторону губы, оказался с небольшой неровностью. Он-то всегда гадал, будет ли он мешать при поцелуе. Услышав судорожный вздох Аджосси, Шинву, будто очнулся и отскочил от охранника как ошпаренный. М-21 был просто шокирован таким поступком подростка и с минуту не мог понять, что, черт побери, произошло. Шинву побелел, потом покраснел и в итоге выпалил на одном дыхании: — Я вас люблю, простите! «Что?»— Удивлению оборотня, оказывается, не была предела, но пока он думал, Шинву исчез, убегая от него со всех ног. Хорошо хоть в сторону школы. Хан еще никогда так быстро не бегал. Вот ни разу в своей, безусловно, короткой жизни. Он влетел в ворота, словно за ним гнался сам Сатана. Не заметив Педро, он все тем же бегом направился к кабинету директора. Была перемена, поэтому Шинву точно знал, что Рей будет там. Не ошибся! В кабинете происходило традиционное чаепитие, которое было тихим и мирным, пока в кабинет на полной скорости не влетел он, собственной персоной. Не замечая шокированных взглядов, Шинву подлетает к Рею, выхватывает у него чашку из рук и залпом выпивает жутко сладкий чай. Серьезно, Рей туда целую сахарницу бухнул, не меньше! «А я ведь даже не попробовал» — думает Кадис, печально вздыхая. — Рей, есть разговор, — схватив друга за руку, Шинву потянул его к выходу. Никто ничего не успел сказать, как парочка скрылась за дверью, оставляя всех присутствующих в кабинете в глубоком шоке. — И что это было? — озвучил свой вопрос Регис. Франкенштейн бросил взгляд в окно, в ворота входил М-21, лицо которого выражало глубокий мысленный процесс, и кажется, понял, чьим еще сердцем завладел их оборотень. — Боже, как быстро растут дети, — туманно выдал Франкенштейн, скрывая улыбку за чашкой чая. Шинву повел Рея на крышу. Ноблесс шел ведомый человеком, не слишком возражая против такого, ощущая волнение и страх друга. Когда Хан захлопнул дверь, Рей вопросительно посмотрел на него. — Я… только что поцеловал его, и признался. — Шинву сказал это так тихо, что простой человек на месте Ноблесс не услышал бы его. — Что мне делать, Рей? Я теперь не смогу даже в глаза ему смотреть! А?!!! — Теперь Хан схватился за голову желая, видимо, выдрать себе все волосы. — Успокойся, — Рей присел рядом с Шинву, дотрагиваясь до его щеки. Он слышал звонок, который ознаменовал начало нового урока, но оставить Шинву сейчас не мог. Его сила сама по себе подействовала на Хана, успокаивая его взволнованное сердце. — Ты ведь больше не собираешься убегать? «Убегать? Я? Нет… теперь точно нет! Я хочу ему еще так много сказать… но черт! Я поцеловал его посреди улицы. Как стыдно!» — лицо Шинву горело, но не только от смущения. Он до сих пор помнил ощущение губ Аджосси. — Имя, — сказал Рей, вызывая молчаливое удивление на лице Шинву. — Почему бы тебе не узнать его имя. Точно, мы называем его Аджосси, а не по имени. Странно, почему он раньше об этом не подумал. Шинву вздохнул и поднялся с пола. — Ладно, пойдем на урок, а то директор меня четвертует за то, что ты прогуливаешь, — Шинву, успокоенный силой Ноблесс, остановился и повернулся к Рею. — Спасибо. «Я же ничего не сделал? За что меня благодарить?» — Рей последовал за другом, не озвучивая своих мыслей. Он надеялся, что у М-21 и Шинву будет время. Сегодня учителя были приятно удивлены тем, что Хан не спал на их уроках. Тихо сидел и глядел в окно, которое выходило на входные ворота. Из-за большого расстояния Шинву не мог видеть выражение лица Аджосси, который стоял у самых ворот. Он не мог сосредоточиться, с волнением думая, что придется объясняться с ним. Что он ему скажет? Было ли ему противно или же он от шока ничего не понял? Шинву не знал, как начать разговор с Аджосси. Опустив голову на парту, он невольно бросил взгляд на Юну. Интересно как подруга нашла в себе смелость подойти и признаться? «Кстати, она не выглядит сильно опечаленной? Но её определенно расстроил отказ». — Хан вновь посмотрел в окно, но Аджосси у ворот уже не было. Шинву обязательно её подбодрил, но по факту он не должен знать о её неудачном признании. Интересно, что сам Аджосси скажет ему? «Стоит ли мне приготовиться к сильному удару в челюсть? Или же презрению? Так Хан Шинву, успокойся. Тебя еще никто ни бьет и не ругает… но наказание будет, это я твердо знаю!» Увлеченный мыслями об Аджосси, Шинву пропустил мимо ушей урок и очнулся только когда Ик-Хан тронул его за плечо. — Шинву, ты чего такой заторможённый? — друг поправил очки, с беспокойством посмотрев на него. Хан только улыбнулся, покачав головой. — Все хорошо, — он посмотрел на время и понял, что пора бы чем-то подкрепиться. Живот недовольно заурчал, напоминая, что он вылетел из дома даже не позавтракав. Суий и Юны уже не было в классе, но Шинву не обратил на это внимание. — Поторопитесь, — раздался голос Региса, который вместе с Сейрой и Реем уже выходили из класса. Хан вышел последним, замирая на пороге, поскольку у противоположной стены стоял Аджосси. Скрестив руки на груди, он смотрел прямо на него. — Директор, — взгляд серых глаз слишком пристально вглядывался в его лицо. — Хочет видеть тебя, Хан Шинву. — Сейчас? — Шинву благодарен всем богам, которые существуют на свете, что его голос не дрожит. — А как же обед? — Это не займет много времени, — что-то во взгляде Аджосси меняется, но Хан не может дать точное определение этой эмоции. — Шинву, когда ты успел накосячить? — Ик-Хан поправил очки и вспомнил, что друг сильно опоздал и тут же махнул рукой. — Мы тебя ждем в столовой, так что иди быстрее. — Ладно, — растерянно произнес Шинву, глядя, как друзья скрываются за поворотом. Ему показалось или Рей странно посмотрел на Аджосси. Впрочем, подумать ему не дали. Как только они остались одни в пустом коридоре, охранник схватил его за руку и потянул за собой. Вот только отнюдь не в сторону кабинета директора, а к лестнице, которая вела на крышу. Шинву никогда ничего не боялся, и сейчас просто готовил себя к самому худшему, что может произойти. «Кому на самом деле понравится, если тебя целует сопливый мальчишка, тем более если ты мужчина?» — думал про себя Шинву, боясь смотреть в глаза Аджосси. Дверь захлопнулась, и его прижали к ней, грубо толкнув перед этим в грудь. Узкое лицо охранника оказалось очень близко, так что терпкий запах, который Шинву учуял утром, опять заполнял его сознание. — Ты ничего не хочешь мне сказать, Шинву? — голос Аджосси слишком близко, как и он сам. «Думай, думай, что ему ответить!» — мысли подростка беспорядочно метались в голове. — Спасибо, что спасли меня сегодня утром, — Хан соскальзывает вниз, уходя из опасной близости, чтобы выразить свою благодарность в полупоклоне. — Если бы не вы, лежать мне снова в больнице, ха-ха-ха. — Хм, — помимо воли М-21 хочет улыбнуться на такое поведение. Почему-то в отличие от вчерашнего признания Юны, оборотню больше по душе поступок Шинву. — А больше ничего? Его снова прижимают к двери, но теперь сильная хватка рук Аджосси удерживает его за предплечье. Опасная близость, по мнению Шинву. Он не может отвести взгляда от пленительных серых глаз и нервно облизывает пересохшие губы. Оборотень ловит это движение, невольно проследив глазами за языком паренька. — Кажется, мне стоит освежить твою память, — М-21 прижимается к губам Хана, вызывающе вобрав часть нижней губы в свой рот и потягивая её. Шинву не верит своим ушам и, более того, не может поверить, что его целует Аджосси. Но мысли куда-то исчезают, стоило почувствовать разряд наслаждения, который прошелся по всему телу Шинву. Вцепившись пальцами в жесткую ткань пиджака Аджосси, он невольно поддался ближе, отзываясь коротким стоном на действия охранника. Хан пытается повторить за ним, но оборотень не намерен уступать. Переместив свои руки, М-21 ухватывает его лицо, нажимая пальцами на подборок. Язык скользит по внутренней стороне губ, сталкиваясь с подвижным языком Шинву. М-21 уже не сдерживает себя, сминая его губы в порывистом поцелуе. Хан не знает, сколько минут длился его первый в жизни поцелуй, но когда Аджосси отстраняется, он не может сдержать разочарованного стона. Это было слишком невероятно. Ему хотелось еще… — Пожалуй, теперь ты можешь идти на обед, — М-21 отступил на шаг и схватился на ручку двери. Но был остановлен рукой Шинву, поймав недовольный взгляд парнишки, оборотень почувствовал некое предвкушение. — Вы… это наказание за утро? — от поцелуя голос Шинву звучал немного хрипло. — Я не целую людей по таким глупым причинам, — улыбнулся Аджосси. — Это не то чувство, которое ты хочешь, но это все, что я могу дать тебе. Шинву хмурился, не понимая слов Аджосси, а оборотень не имел в виду ничего плохого. Он просто надеялся, что этого парню будет достаточно. И надеялся, что Шинву не пострадает от его решения. «Это лучше, чем ненависть и жалость. Что означают его слова? Судя по его взгляду мне лучше не задавать вопросов… что ж, пусть будет так!» — Шинву научился довольствоваться малым и молил свое жадное сердце не требовать большего. М-21 решил прислушаться к совету Ноблесс и испытать то, что никогда не испытывал в своей модифицированной жизни. — Значит, вы принимаете мои чувства? — взгляд синих глаз столкнулся с пристально серым. Вместо ответа М-21 вновь поцеловал Шинву, крепко прижимая его к себе. Оборотень не мог пока ответить правды, но только пока. Оба даже не подозревали, что у их небольшого разговора был свидетель. Обоим судьба щедро приготовила полосу испытаний, а пока день, что изменит жизни многих, был все ближе.