Плыть по течению

      Спортсмены зашуршали, забормотали, зашаркали, отодвигая стулья в большой спортивной столовой, в которой, в общем счете, нормальной еды было ноль, и приземляя свои набитые всякой фигней подносы на начищенные до блеска круглые столики. Те, чей нос был чуточку длиннее остальных, лезли в самую гущу — к новенькому худому парнишке, чей рельефный там, где надо, силуэт спортивная форма олимпийской сборной по плаванию так бессовестно обтягивала. Чонин бы хотел иметь такую грудь, а потому молча отсиживался в сторонке, наивно полагая, что к этому бесполезному разговору его не привлекут. Оказывается, парни бывают куда большими сплетниками, чем девушки, а эти пловцы особенно поражали своими стремлениями перемыть кому-то косточки.       О Сехун, тот самый новый член сборной, был весьма смущен таким вниманием к себе — ага, сейчас, попал туда, где места уже нет, и мечтал остаться незамеченным. Да любой захочет узнать, как комиссия вообще до сборной допустила. Не за красивые ли глазки…       — Наш тренер — та еще сучка, — многозначительно начинает Бэкхён после закончившегося списка вопросов. Он считал должным рассказать новенькому обо всем во время обеда, пока тот не успел натворить дел. Ой, а с этим дерзким тренером это было вполне — читай: очень — возможно.       Толпа пловцов согласно закивала, уплетая синтетический суп за обе щеки, будто то была не химия чистого вида, а лапша с мясом, на что Сехун неловко засмеялся, скрываясь от зрительного контакта с кем-либо. Ему вообще-то не особо хотелось уходить из резерва — знал ведь, что медаль его, хоть деревянная, хоть нарисованная, все равно не ждёт, не дорос еще, — а тут еще и новый коллектив, так не вовремя, так некстати.       — Он крутой, но пиздецки злобный, будто его недотрахали. Очень сильно недотрахали, — звонким голосом делится мнением Чондэ, но его комментария, в общем-то, не ждал никто. Чонин закатил глаза. Ну, конечно, о чем еще говорить, сведем все к пошлостям и гейству.       — Но, думаю, жизнь этого мужика очень хорошо потрепала. Он шел на золотую медаль на Играх в Пекине в 2008 году. Ему не было равных. А потом повредил ключицу, — с сочувствием говорит Бэкхён, не снимая с лица ту самую хитрожопую маску. Чего он вообще добивался, говоря сначала, что До Кёнсу сучка, а после жалея? Одному ему, этому рыжему дристе, известно.       Чонин неспешно заканчивает с похлёбкой, потирая руки о спортивную форму, и отчетливо понимает, что Кёнсу бы Бэкхёна утопил, будь сейчас за его спиной, а сам бы Чонин с удовольствием посмотрел на фиаско пловца из сборной. Сехун выглядел еще совсем невинным для сплетен болтливого Бёна, и вот эти вот все рассказы про тренера До были, по мнению Чонина, совсем ни к чему. Сехун побежит отсюда после нескольких дней, если Бэкхён продолжит в том же духе.       Но был еще Чондэ, такой же низкий, такой же дриста, как Бэкхён, — Чонину уже казалось, что каждый с таким телосложением обладает языком как помело и машет им направо и налево, не зная меры. Эти двое были, как шерочка с машерочкой, гусь да цесарочка, заставляя всю сборную краснеть от наглости парочки болтунов, но никто не лез — их сплетни, чаще всего про тренера, нравились всем.       — После этого ему пришлось уйти из большого спорта. Жаль. А мог бы стать лучшим пловцом Кореи. Или даже Азии, — заключает Бэкхён обольстительной улыбочкой, заставляя Сехуна передернуть плечами. Он-то серьезно воспринимал неудачи Кёнсу, а вот Бёну было по барабану, очевидно.       Чонин медленно встал, осознав, что единственный покончил с приемом пищи, и поплёлся уносить поднос с посудой, звеневшей о бортики и норовя свалиться вниз. Все эти разговоры не навевали на него никаких хороших мыслей. История неудавшейся карьеры До Кёнсу была печальна до безобразия, и как только Чонин думал об этом, то сразу же жалел.       Он сидел тогда на трибуне в бассейном комплексе. Совсем еще молодой, но такой взволнованный предстоящим соревнованием — комплексное плавание на 400 метров. Чонин ждал этого большеглазого пловца в неизменно черной шапочке с красными очками, того, кого поддерживала на Играх вся страна. Но он не вышел. Просто не вышел и всё.       Выбыл из-за травмы.       Стрелки часов стремительно взбирались к вершине циферблата, подгоняя разомлевших над тарелками с супом спортсменов есть быстрее. Кёнсу ненавидел опоздания на тренировки, особенно после обеда. Но когда Чонин, в ужасе боясь — надеясь — застать обозленного тренера расхаживающим по бортику бассейна, врывается в дверь из раздевалки, застает лишь ничего. Вода неспешно окатывала коврики на бортах, а в зале было хоть шаром покати.       — А я всех отпустил, — едва слышно говорит Кёнсу откуда-то, и Чонин резко оборачивается, шокировано замечая тренера на бортике джакузи. Ох, это джакузи, на которое у Ким Чонина аллергия. — А ты опять все прослушал. Мне не нужны измученные жизнью олимпийцы, так что я устроил своеобразный выходной. По-моему, пять часов тренировок в выходной — вполне гуманно.       — Ага, очень, — горько усмехается пловец, вспоминая, что бессовестно думал, чем займётся дома, пока тренер отпускал всех отдохнуть.       Кёнсу спрыгивает с края злосчастной кипящей ванны, раскручивая на пальце связку ключей и громко хлопая дверью. Осталось надеяться, что никому не взбредет в голову зайти на трибуну и посмотреть вниз. Да-да, на воду.       — Раздевайся, я же так старался избавиться ото всех, — с улыбкой тянет Кёнсу и бросает ключи у двери.       — Но признай, тебе следовало сделать это на годовщину, а не сейчас, когда я уже и забыл, что мы встречаемся, — бессовестно разглагольствует младший. И правда ведь, почему это тренер вспомнил о супружеском — но они не женаты — долге только сейчас? Неужто правда недотрахали?       — Ах ты! — злобно и вперемешку со смехом вскрикивает Кёнсу и легонько замахивается. Но даже такого движения достаточно, чтобы Чонин повалился назад, в бассейн. Через секунду его недовольная моська показывается над поверхностью воды.       — Весь костюм намочил! Нам же их только сегодня выдали! Ну, Кёнсу! — с привычной интонацией нытика причитает Чонин с середины бассейна. Плавать в одежде ему совсем не нравилось.       Старший парень раздражённо кривится. Неужели какая-то форма важнее таких редких совместных плесканий в воде? Кёнсу боготворил воду, но так же сильно ее ненавидел. Он мог бы стать олимпийским чемпионом, но что-то пошло не так. А сейчас ещё и сборная висит на его плечах. Но одно он знал точно — если бы не вода, они с Чонином никогда не познакомились бы. А Чонин знал, что всю его сознательную жизнь лишь один Кёнсу повлиял на его решение стать пловцом. Ох, и как один парень заставил его дойти аж до олимпийской сборной? Весьма опрометчиво.       До Кёнсу стягивает бадлон, старательно отглаженный перед тренировкой рано утром, и кидает его на пол. Куда еще об одежде заботиться. А после аккуратно спрыгивает в голубой плен прохладной воды, опираясь рукой о борт. При сборной Кенсу очень редко позволяет себе оказаться пусть даже по пояс в воде, считая вполне нормальным оставлять спортсменов в неведении, почему у бывшего подающего надежды пловца вдруг развилась стойкая непереносимость к воде. Просто плавание перестало быть работой и переросло во что-то более интимное. Что-то, что связано только с Чонином.       — Чего встал? — счастливо улыбается тренер, растирая себя слегка леденящей водой. Ким Чонин нелепо водил руками по поверхности, чувствуя, что от одежды в бассейне становится только холоднее, и начинает стягивать белую куртку с нашивками корейского инь и яна. — Тебе холодно?       — Да, вообще-то, — обиженно лепечет Чонин, расправившись с верхней одеждой и кинув ее на бортик. Кёнсу все так же беззаботно растирал подкаченную грудь и руки водой, смеряя младшего каким-то отцовским взглядом. То ли Чонин вел себя как ребенок, то ли Кёнсу слишком вжился в роль строгого неприступного тренера.       — Иди сюда, — подзывает он, простирая руки в обе стороны, и парень подходит ближе, с трудом рассекая воду после немного напряжённого пятичасового заплыва. Кёнсу прижимается к продрогшему телу, даря чуточку собственного тепла, и чувствует как пловец покрывается мурашками от невесомого поцелуя в шею.       Чонин поднимает затуманенные глаза, силясь оторваться от тренера, но тело остается неподвижно прижатым к крепким мышцам старшего, и Кёнсу расплывается в зловещей ухмылке. Еще с момента, когда Чонин полетел в воду, всё пошло как-то не так. Хотя еще как «так», но тренер не надеялся развести младшего на секс в бассейне. Такого они пока не пробовали.       Ким Чонин все еще пытается справиться со штанами, прилипшими к ногам, что хрен отдерешь, а после с майкой. Вот так, в одних плавках, плавать куда привычнее. Кёнсу тут же хватается за напряженный пресс парня, будто он единственный, о чем тренер всю тренировку мечтал.       — Ты сегодня ругался, что мы мало проводим времени в зале силовых тренировок, а сейчас бессовестно лапаешь мои мышцы? Как двулично, — усмехается пловец, приспуская спортивные штаны старшего и наслаждаясь руками, блуждающими по телу.       — Хоть что-то ты слушаешь, — Кёнсу помогает снять штаны до конца, оставаясь в таких же плавках, что были на парне. Чонин абсолютно без понятия, как они собираются что-то сделать — а они собираются, — но крепкие руки на заднице будоражат сознание куда больше простых ощупываний живота. И все это так необычно, вода обтекает и волнуется от любого даже самого крошечного движения, делая младшего если не самым чувствительным, то слишком эмоционально вздернутым. Потому что эти интимные моменты с Кенсу не могут не возбуждать, заставляя каждую частичку трепетать.       Они не были из тех парочек, что не выпускают друг друга из крепких объятий, что любовно подмигивают и держатся за руки при любом удобном и неудобном случае. К сожалению Кёнсу, их связывали еще и весьма обязывающие рабочие отношения, и если Чонин позволит себе хоть чуточку прохиндейства и ничегонеделания, то вся эта конструкция под названием «Он мой тренер и любовник» падет, как Брестская крепость. Но Ким уже привык, что старший держит его на коротком поводке и не позволяет лишнего.       Чонин буквально растекается по поверхности воды, как кусочек сливочного масла на раскаленной сковородке, скользя лодыжкой по икре Кёнсу, и сердце уходит в пятки.       — Удивлен? — вопрошает тренер, прижимаясь красными губами с кадыку, услужливо выставленному вперёд.       — Я думал, из нас двоих только я брею ноги, — с выдохом произносит Чонин, но так тихо, что только До Кёнсу способен его услышать.       — Я решил тряхнуть стариной и поучаствовать в соревнованиях между тренерами на корпоративе на Чусок, — смущаясь, признается тренер, и Чонин резко его отталкивает с визгом дельфина «Да ладно?!» — Ага, в самом деле. Но ты не отвлекайся. Тебе все равно туда нельзя.       Кёнсу льнет к губам младшего, обжигая чувственным выдохом прямо в шею. Его сейчас в последнюю очередь волнуют выходные на Чусок. Чонин млеет, охотно отвечая на столь долгожданный поцелуй и руками плавно приближаясь к паху тренера. Места, куда он касался, горели адски, и даже холодная вода бассейна не способна была их затушить.       Ким тонкими пальчиками, как минное поле, ощупывает немаленький член Кёнсу, задыхаясь, когда тренер целует его с ещё большим напором, будто от силы неистовое желание всадить пловцу по самые яйца пройдет. Сжав ягодицы под тканью плавок, До выбивает из парня самый первый невесомый, но такой сладкий стон, сравнимый с кусочком маршмэллоу. Голос Чонина растворяется в идеальной тишине, со звуками уходящей через фильтры воды, и Кёнсу тянется к соскам разомлевшего пловца, чтобы получить еще. Одного стона было мало, чтобы начать кричать от подступающего к горлу чувства несравнимого желания этого смуглого парня. И получив еще и еще, касаясь чувствительных ореолов и сжимая бусинки сосков, Кёнсу переполняется возбуждением. Этот парень делает из него, взрослого мужика с печальным прошлым, какого-то озабоченного мальчика, но До Кёнсу очень нравится этим мальчиком быть. Рядом с Чонином он готов быть кем угодно.       Пловец хватается зубами за губу старшего в предвкушении вновь окатившего с головой волнения и возбуждения. Вода, плескающаяся на уровне груди, как живая, заставляет каждую клеточку шевелиться и чувствовать малейшее движение со стороны. И Чонин тает от ласк Кёнсу, добровольно подставлявшего свои губы на истязание.       До чертов гений, раз скинул парня в бассейн с намерениями оттрахать, потому что каждое мгновение в холодной воде только сильнее распаляет пловца.       Острая боль вонзается в лопатки тренера, когда Чонин подталкивает его к борту — там удобнее. Старший прикрывает глаза, остужая режущую боль и отдается рукам парня. Он спускает плавки, не забыв пощупать выбритые ноги тренера — он думает о том, какие они были десять лет назад, когда Кёнсу еще был действующим чемпионом Кореи и не ушел из спорта, — и попробовать на вкус выпирающие ключицы и такие притягательные грудные мышцы, а после выпрямляется и крутит рукой у поддающегося течению члена, не решаясь начать. Кёнсу тянет его к себе первым, протягивая пальцы к анусу и растирая проход. Низ живота у обоих приятно тянуло, оставляя желать вкусить друг друга немедля.       Чонин втянул в рот треснувшую губу тренера, зная прекрасно, что завтра вся сборная будет лицезреть белую мазь на этом месте и гадать, что же такое произошло. Перед глазами плывет, и мышцы сводит приятной судорогой, когда мужчина мокро обводит горячим языком выпирающие ключицы пловца, шумно выдыхая на них носом после. Чонин гортанно стонет, забываясь, и в ответ задирает голову выше, открывая путь прыткому тренеру, попутно раздвигающему подтянутые половинки и гладящему дырочку нежными пальцами. Младший сжимается и заходится в удовольствии, позволяя себе положить ладони на талию мужчины.       Пальцы спокойно проскальзывают в проход, заставляя Чонина, чтобы не закричать, укусить себя за губу и уткнуться носом в нос Кенсу. Тренер улыбается, так искренне и завораживающе, что младший не может не улыбнуться широко в ответ. От нового толчка они чуть ли не падают в бок, не удержав равновесие у низкого бортика. Парень тяжело дышит, касаясь пальцами горячего члена старшего, и плавно водит вдоль него, будто в первый раз ощупывая каждый миллиметр.       На загорелых, идеально гладких щеках тренера мелькает разгоряченный румянец. Кёнсу ускоряет движение трех пальцев в анусе Чонина, сжимая зубы. Холодная вода, начинающая журчать более бурно от резких движений, разбивается об их тела. Сейчас Кёнсу переходит на новую ступень желания завладеть этим мальчишкой.       — Тренер, сколько еще мы будем медлить? Вы же хотите меня? — задыхаясь, шепчет Чонин, сильнее оттопыривая зад и поддаваясь сильным жилистым рукам. До Кенсу сначала молчит, продолжая растягивать пловца.       — Гаденыш, — выдыхает наконец он, поднимая угольный взгляд больших глаз на Кима, нахально улыбающегося на новую кличку. — Не смей превращать работу в ролевые игры, — он жестко толкает пальцы очередной раз, а после резко вытаскивает их, получая ехидный смешок. Хоть и говорит, что не нравится, но в душе у мужчины есть отдельное местечко, где он хранит все свои самые странные мечты по поводу сношений разного рода на работе.       Кенсу меняет их местами, вставая к бортику лицом. Чонин сдавленно стонет, разворачиваясь спиной к мужчине, и ложится на острые пластиковые фильтры животом, подтягивая за собой пошедший пошлыми красными пятнами зад. Его всего трясет от избытка чувств, руки неосознанно впиваются в выпуклые участки бортика, в надежде, что они выдержат напора Кёнсу.       — Но да, я же хочу тебя, — мужчина водит рукой по собственному раскрасневшемуся члену и бьет им по раскрывшейся дырочке, влажно отзывающейся на касания. Тело Чонина горит от нетерпения. — Очень хочу.       Кёнсу раскрывает себе путь, раздвигая половинки, и одним разом оказывается полностью в пловце. Тот со стоном бросает голову на плитку, замирая. Раздирающее ощущение первого глубокого толчка приятно растягивает низ живота, скручивая и вибрируя. Кёнсу толкается вновь, за чем следует ещё серия пробных сведений Чонина с ума, и парень готов поклясться, что задыхается только от того, как пульсирует ствол внутри него. Голова идет кругом, когда тренер решительно наступает, попутно прижимая мокрыми пальцами кисти Чонина к полу. Он шатается, насаживая пловца на член снова и снова, тот тонет в попытках сдержать низкие постанывания, кусая предплечье. Секундно тренера ведет, и он останавливается с шумным вздохом, а потом крепко сжимает упругие ягодицы и толкается очень быстро и резко.       Парень стонет во все горло, кивая то ли самому себе, то ли в бешеном темпе трахающему его Кёнсу. Перед глазами пелена, а живот сжимается, от наслаждения, когда тренер задевает заветную точку. И снова, и снова. Чонин от напряжения весь трясется, не имея сил даже подмахивать попой навстречу, и ему окончательно сносит крышу, когда теплый язык скользит по влажной спине вдоль позвоночника и заставляет выгнуться назад. От этого член мужчины только чаще упирается простату, сводя обоих с ума.       Чонин запрокидывает голову, кидает быстрый взгляд назад и тихо шипит.       — Можешь еще чуть-чуть потерпеть, детка? — спрашивает тренер, похлопывая ладонью по покрасневшей коже на бедрах парня. Тот кряхтит, сжимаясь, и Кёнсу чувствует скорую развязку пловца.       Ким хрипит, крутя головой и метаясь.       — Боже, все, кончай, — мужчина закрывает глаза, замедляясь. Стенки плотно сдавили орган, потому ему с каждой секундой всё труднее толкаться и сдерживать младшего. Когда же Чонин кончает, он расслабляется, позволяя Кёнсу свободно трахать его и приближаться к концу тоже. Руки старшего крепче сжимаются на талии парня, а Чонин шепчет: «Как хорошо» — снова и снова, как мантру.       Тренер спускает глубоко в пловца, после откашливаясь и помогая ему выбраться из бассейна.       — Мне так стыдно, — придя в себя, признается Ким и кладет широкие ладони на щёки, как стеснительная корейская девушка. И До Кёнсу только усмехается, наблюдая, как в воде плавно растворяется сперма.

***

      Чонин лениво прокручивает новости в телефоне, в другой руке перебирая между собой две ложки. Тело приятно ноет и просит прилечь, но и того, что он просто сидит и не двигается, укутавшись в теплый спортивный костюм, достаточно, чтобы чувствовать себя просто отлично.       Неожиданно за столик подсаживается новенький Сехун, часто моргая и улыбаясь. На нём уже далеко не спортивная форма и даже не джинсы, в которых он уходил, и Киму остается только догадываться, зачем он возвращался сюда.       — Эй, а ты чего еще здесь? — сразу же спрашивает О, поглядывая на заметно засуетившегося пловца.       Чонин давится слюной от таких вопросов. Неужели ему и правда интересно, что он тут забыл через час после конца тренировки и обеда? Киму даже на секунду кажется, что в сборную прибыл еще один болтун типа Бёкхена и Чондэ, но потом Сехун неловко откашливается и улыбается уже менее широко.       — Да так, — тихо произносит пловец, потирая заднюю часть шеи и вздыхая. От ответа его спасает тренер, принесший на подносе два острых супа и кимчи. Мужчина выхватывает ложку и садится, подперев ладошкой подбородок и смотря прямо на новенького. Тот тушуется.       Всасывания горячего супа звонко раздаются в пустой столовой, когда Сехун окончательно перестает улыбаться и сидит с широкими от удивления глазами.       — Добрый день, — нарочито кисло приветствует Кёнсу спустя минуту. Парня перекашивает, и он кидает взгляд то на невозмутимо кушающего Чонина, постаравшегося спрятать свой взгляд в другую сторону, то на тренера, ни ложки не съевшего и смотрящего в упор на него. — Как дела?       — Простите, я, эм, просто увидел Ким Чонина и решил поздороваться, — испуганно оправдывается Сехун, сложив руки.       — Поздоровался? — спрашивает Кёнсу, и парень сразу же начинает усердно кивать. Тренер одним взглядом указывает ему на выход и поворачивается к супу и откровенно жрущему Чонину.       Сехун резко встает и уходит, хоть медленно, но позорно. И за спиной только успевает услышать:       — Кёнсу-я, чего ты так грубо?... — с набитым ртом мычит Чонин.