Наваждение

      Зимняя тайга недаром слыла одним из самых живописных и сказочных мест на земле. Тянувшиеся километрами ельники, покрытые густой пышной юбкой снегов переливались на солнце. Стоял тихий полдень. Однако уже через несколько минут умиротворенную тишину взорвал рев несущихся наперегонки снегоходов. Трое гонщиков то и дело кричали друг другу наперебой: грубые мужские голоса и среди них один женский, заливистый и молодой. Когда все трое резко затормозили около заледеневшей, промерзшей насквозь стоянки, стало абсолютно понятно, что это отдыхающие туристы. Девушка торопливо сняла запотевшие от мороза горнолыжные очки и присыпленную снежинками шапку, смеясь, убежала в дом. Высокий широкоплечий мужчина второпях побежал за ней, по пути собирая, потерянные подружкой, промокшие вещи. Третий же из друзей остался стоять у калитки, внимательно оглядываясь по сторонам. Казалось, его интересовало, как долго может продлиться бушующая метель куда больше, чем проказы шумной парочки. Момочи Забуза - молодой азартный охотник, недавно приехавший в глухую таежную деревеньку на весь зимний сезон, чтобы вдоволь побегать за зайцами, пострелять глухарей и тетеревов. Ну, а если взять с собой напарника, то и на лося выбраться не проблема. Была бы только погода. Помнится, еще с утра ветер и вьюга свирепствовали, как никогда: занесли проезжие дороги, спутали ветки деревьев, забили ухабы обломанным с верхушек льдом, так что весь оставшийся вечер неудачливые охотники решили посвятить распаковке вещей. Ему досталась просторная спальня на втором этаже особняка семьи Юки. Молодые геологи, много лет занимающиеся вопросами жизни в дикой тайге, погибли пять лет назад после жестокого нападения диких животных на научную базу в глубинке бескрайнего леса. Об этом тогда еще шел репортаж, и писали во всех газетах. Страна лишилась прекрасных специалистов, оставивших после себя кучу печатных трудов и четырнадцатилетнего сына, ставшего впоследствии местным медиком. Хаку Юки не раз предлагали перебраться в город, естественно, он ответил решительным "нет", чувствуя своим долгом работать и жить именно здесь, в родительском доме, на окраине мелкой туристической деревни. И справлялся парнишка со всем хозяйством на удивление ладно. Зимой, когда начинался сезон охоты, сдавал второй этаж своего большого жилья приезжим туристам. Скучать было некогда. Среди всего убранства никем необжитой комнаты внимание Момочи в первую очередь привлекла старая, но до жути реалистично написанная картина, нагроможденная позолоченной рамкой времен ренессанса. На ней во всех деталях изображался кровавый ритуал местных племен с человеческим жертвоприношением диким зверям. Кровавые руки вождя подняты к небу, глаза блаженно прикрыты, словно язычник пребывал в трансе и только ему понятном первобытном экстазе. Внизу, в скалистом обрыве, дикие волки и лисы драли несчастное тело еще живого человека, кричащего от ужасающей боли и безысходности. Общее впечатление от знакомства с фамильными ценностями известной семьи смазались перед этим произведением искусства. И нет, Забуза вовсе не был слабонервным или впечатлительным, однако увиденную "красоту" решил как можно скорее снять со стены, а лучше и вовсе от нее избавиться. Охотник брезгливо поморщился, поспешно снимая полотно с гвоздя. Интересно, кто догадался изобразить подобное, да еще и на таком огромном холсте. Впрочем, он явно был психом и в этом не возникало никаких сомнений. - ...стой, ну не надо. Кисаме, что ты творишь? – интимно приглушенный голос Мей донесся до ушей Момочи так близко и ясно, что тот удивленно обернулся, увидев перед собой небольшое застекленное окошко, выделанное прямо в стене между их спален. - Я хочу тебя, детка, - это уже Кисаме отвечал своей спутнице, которая лишь коварно улыбалась в ответ, стреляя выразительными зелеными глазищами в его сторону. Любовники, не сговариваясь, потянулись друг к другу, а в следующую секунду, увлеченно целуясь, свалились на громадную, заранее расправленную кровать. Забуза даже не пошевелился, беззвучно следя за ними через тонкое запыленное стекло. Теруми Мей - рыжеволосая, фигуристая бестия, девушка его лучшего друга. Эта горячая штучка и прирожденная кокетка вечно искала приключений на свою шикарную пятую точку, где бы она не была. Вряд ли ее с самого начала интересовала охота или геология, а сейчас цель поездки девушки и вовсе показалась Момочи до банального ясной. - Милый, как думаешь, где сейчас шляется твой друг Забуза? Что если он вдруг решит заглянуть и застукает нас, мм? Кисаме усмехнулся про себя от подобного заявления. Вот уж кому никогда не пришло бы в голову за ними подглядывать. Разведя стройные ножки чуть в стороны, девушка стыдливо потянула подол шелкового халата вниз, но ее бойфренд вовремя перехватил инициативу на себя, нетерпеливо раздевая Теруми. - Брось, он никогда не зайдет сюда без стука или предупреждения, к тому же Момочи любит кое-что другое, нежели твои аппетитные формы, красавица. - Хм, и что же он любит? – Мей замерла на секунду, осторожно вывернувшись из плена мощного тела Хошигаки, который тут же снова зажал ее между своих колен, хрипло прошептав в самое ухо одну короткую фразу. - Мужские задницы, например. - Господи, Кисаме! - она возмущенно вздохнула, толкая рассмеявшегося качка в плечо. Вместо дальнейших разборок Хошигаки крепко притянул девушку ближе к себе за тонкую талию, поцеловал глубоко и требовательно, призывая отдаться, наконец, близости. - Вот черт! - Забуза поспешно отошел от стены, возвращая картину на прежнее место. Зачем между спальнями делать сквозное окно? Кто-то так сильно любил наблюдать за соседями или может там была скрытая от посторонних, особая комната? Хотя какая разница, если вернувшееся на свое прежнее место полотно по-прежнему угнетало мужчину. Он решил незамедлительно спуститься вниз, чтобы поговорить об этом с самим хозяином. Поговорить и расспросить поподробнее. Не оставаться же в самом деле здесь, слушая стоны бесцеремонных любовников, которые, как был уверен Забуза, приехали сюда чисто ради укрепления своих не так давно начавшихся отношений. Юки отыскался около, недавно растопленного, большого камина в гостиной. Парень изучал какие-то медицинские книги, игнорируя присутствие гостя. Момочи осторожно присел в соседнее кресло, заговорив на удивление сбивчиво. У него и впрямь накопилось много вопросов. - Хаку, могу я задать вопрос по поводу одной вещицы из своей комнаты? - брюнет резко вздрогнул, прижав книгу к узкой груди и уставившись на незаметно подошедшего охотника своими огромными карими глазами. - ...Забуза? Совсем не услышал, как вы подошли. - Извини, если я отвлекаю тебя. "Он сейчас выглядит прямо как испуганный олененок в лесу. Забавно." - Все в порядке. Так что вы хотели со мной обсудить? - Картина с язычниками в спальне. Откуда она у тебя и зачем ты хранишь подобное в доме? Мягкий огонь трещал и переливался в камине, освещая темную комнату, рождая на стенах продолговатые тени предметов, вкрадчиво настраивая на мистический лад. Наверняка, юный медик знал не одну народную байку про снежного человека или трухлявых ведьм. - Ах, это. Картина - история, она напоминает мне о прошлом нашей деревни и о той легенде, что до сих пор будоражит умы местных жителей. - Что за легенда? Какой-нибудь местный ужастик про демонов тайги? - Не совсем, - Хаку таинственно улыбнулся, отложив книгу на журнальный столик. - Скорее старинный миф, если хотите. Мать мне в детстве рассказывала, как жил в этих местах один странный мужчина. Седовласый молодой бобыль, который ни с кем из местных толком не общался. Ходил всюду, как неприкаянный, этакий волк-одиночка, отбившийся от своей стаи. И ведал он в травах и черной магии. Иногда лечил местных или помогал тяжело раненым охотникам, но так же, как помогал, так и губил, наводил порчи и привороты, легко насылал родовые проклятия на неугодных. Говорят про таких - носитель дурного взгляда. С таким, как Хатаке Сакумо, так звали его при рождении, опасно человеку дело иметь. Много горя, пользы мало. Ведьмак он был, если точнее. - А картина-то тут при чем? - недоумевал Забуза, не на шутку обеспокоенный мыслями о предстоящей ночи наедине с безумными язычниками и не менее безумными, но, слава Богу, нарисованными хищниками. - Все дело в вере. Первые племена были долгое время язычниками и поклонялись богу Волку - могучему и справедливому покровителю охоты. Позже, с приходом освоения тайги учеными, вера сменилась. Люди с большой земли принесли в непроходимый лес не только электричество и машины, но и свою религию. Десятилетия ушли на то, чтобы приобщить к ней всех непокорных, но, сами понимаете, были и те, кто не хотел переходить на сторону цивилизации, оставаясь верными традициям до конца. Сакумо был как раз из таких староверов. Однажды, после очередной попытки местного управления закрепить меж населения новую веру, он ушел в лес насовсем и стал жить, как отшельник в полной изоляции от всего мира. Некоторые так и продолжали приходить к нему, на свой страх и риск, прося помощи и покровительства, но многие же разумно побаивались нелюдимого колдуна, распуская всякие нехорошие слухи про то что, что он ворует заплутавших в тайге людей и приносит их в жертву своему волчьему богу. Правда это или нет, мне сказать трудно. Его личность окутана предрассудками и неразгаданными тайнами до сих пор. Во всяком случае, проверять подлинность этой истории, я не хотел бы. Так неопределенно Юки закончил рассказ, потирая дрожащие руки, которые отчего-то и впрямь нехорошо затряслись. - Эй, ты что боишься? - Забуза потряс паренька за плечо, возвращая в реальность. – Неужели он до сих пор жив? - Я не знаю, - помолчав, нехотя и тихо отозвался Хаку. - Не стоило мне говорить... рассказывать вам все это. Я сейчас же сниму ту картину и унесу в сарай во дворе. - Да ладно тебе, это же просто местные сказки. А ты уже взрослый, чтобы в подобное верить. Расслабься. - Нет. Уж поверьте мне, так будет лучше, спокойнее для всех нас. И вообще, не просите больше продолжить рассказ о Хатаке, я себя плохо чувствую. - Хорошо, не буду. Не успел Момочи даже перевести тему на более менее нейтральную, как Хаку тут же соскочил с дивана, наткнувшись на стол в темноте, вылетел к лестнице и чуть не сбил, спускающихся в общий зал Мей и Кисаме. Те недоуменно переглянулись, решив, что Забуза, видимо, только что повздорил с ранимым пареньком. Но тот поспешил их уверить, что ничего подобного не произошло, и он всего-навсего попросил убрать с глаз проклятую картину. Хаку сдержал свое обещание. Вынес, вызывающую предрассудки, жуткую вещь во двор и запер в низеньком сарае, пламенно клянясь ее уничтожить при первой выдавшейся возможности, чтобы не вспоминать больше о прошлом. Забуза тогда только скептически посмеялся над чересчур впечатлительным парнем, отметив, что фантазия у того работает как надо. Однако вопреки шуткам и общему веселью друзей, той ночью почти до рассвета охотнику не давал спать гулкий пронзительный лай собаки в ясной морозной тиши.