Игра Боссов.

Тсуна улыбался, рассматривая фотографию в рамочке в своих руках. На ней был он сам, такой кареглазый и с коричневыми волосами, торчащими, словно иглы, в разные стороны, в небесной голубой олимпийке с надписью «27», в шортиках охрового цвета, аккуратненьких носочках, милых босоножках, с сияющим лицом, в общем, как и должен выглядеть маленький ребёнок, а у него на ручках сидит младенец, который вот как раз-таки не выглядит, как нормальный ребёнок, хитро улыбающийся из-под кажущихся острыми краёв чёрной шляпы. Это была фирменная улыбка его лучшего друга, глаза которого всё время горели задором, и именно эта странная улыбочка предвещала все нелепые ситуации, происходящие с ним в те самые весёлые три месяца. Тсуна легко засмеялся, вспоминая первый день их знакомства (па. кто ещё не понял, мы вернулись из путешествия в прошлое, причём, через неделю после событий первой главы). Не надо было тогда говорить, что он хочет есть… В тот день его лоб впервые пробила «пуля предсмертной воли», как говорил тогда этот малыш, и, как оказалось, в нём было столько много энергии, что после этого пришлось уже без режима предсмертной воли убирать всё, что натворил, под непринуждённым «я тут не при чём» взглядом Реборна. Мальчик тогда ещё долго дулся на него за этот день, а потом и за все последующие, потому что после появления этого забавного младенца каждый день превращался в какой-то триумф глупых ситуаций и не менее глупых попыток выйти из них. Но, как говорил отец, «Настоящий Десятый босс Вонголы должен извлекать урок из всего, что наиболее ценно, чтобы поставить на колени и заставить умолять о пощаде своего ничтожного врага». Тсуна ещё раз улыбнулся. Эти советы о том, как должен поступать настоящий Десятый босс Вонголы, отец сначала давал и Амиде, и Тсуне, но, так как его советы слушал только Тсуна, он перестал говорить с Амидой на эту тему, делясь своими воспитательными мерами только с младшим сыном. Сейчас он подумал о том, что, наверно, лучше бы он их не слушал, но среди них были и полезные, неплохие, да и тяжело ему уже отказаться от привычки прокручивать их в голове, когда наступают сложные времена, ведь, на самом деле, у Тсуны в жизни ещё не было ни одной ситуации, которая бы не оговаривалась в этих его советах. Когда они только познакомились с Реборном и Тсу совершенно не знал, что делать, ему очень пригодились советы насчёт того, что делать, если настоящий Десятый босс Вонголы крадёт в зоопарке тигров или если он попал на американское судно, плывущее в Гондурас, а он сидит в ящике для перевозки рыбы и что-то под ногой шевелится. От размышлений его отвлёк старший брат, который вырвал у него из рук дорогую сердцу фотографию, смеясь, как будто увидел что-то смешное. -Эй! –воскликнул Тсуна, переходя в сидячее положение на диване, на котором до этого лежал, рассматривая фотографию и ещё не зная, что её отберут, нагло выдирая его из ностальгии, и вытянул руку вперёд, чтобы если не схватить, то хотя бы шлёпнуть подлеца. -Дети. –в гостиную зашёл Емицу, как всегда делая паузу только с тем, чтобы после снова продолжить говорить. –У меня радостная новость. Дети посмотрели на него. Емицу был рад уже тому, что они обратили на него внимание, оторвавшись от своих незначительных разборок, а сами мальчишки думали о том, что это, наверно, действительно прекрасная новость, что он решил не заметить их маленькую междоусобицу, происходящую прямо на его любимой рубашке. Тсуне-то ничего, он сидит на диване, а вот Амида стоит на полу и топчет ногами когда-то белоснежную ткань, пахнущую ароматом стирального порошка. Но учитывая то, что их отец мафиози, стоящий на каком-то втором месте по значимости в самой крупной мафиозной семье этого мира, можно было предположить, что эти новости радостные определённо не для всех. А особенно не для его сыновей. -Какая, боюсь спросить? –поинтересовался Тсуна, извергая из себя нервную и такую же кривую, как его руки, улыбку, попеременно намекая не понимающему намёков брату, что надо бы встать с рубашки, переводя взгляд с рубашки на его бесстыжие глаза и обратно, но брат либо не замечает, либо мазохист и не хочет замечать, что он попал. -Каким-то чудом нам удалось уговорить Реборна прилететь из Италии и теперь он стоит прямо у нашего порога. Он ждёт вас. –ответил им светящийся буквально откуда-то изнутри отец, по лицу которого можно было увидеть, что тот явно был доволен и семьёй, и сыновьями, которыми, в принципе, доволен только тогда, когда они спят, причём желательно где-нибудь в Мексике, и Реборном, и, в конце концов, самим собой. Кажется, от этой новости всё замерло: Емицу всё стоял, довольно улыбаясь, и ждал, когда его похвалят или что-то подобное – это было видно по его выжидающему выражению счастливого лица, Амида застыл на месте, как будто прилипши ногами к рубашке ничего не замечающего Емицу, держа в вытянутых и поднятых к верху руках фотографию, как Рафики только что родившегося Симбу, а Тсуна пользовался советом, который гласил: «В любой непонятной ситуации настоящий Десятый босс Вонголы должен делать умное и невозмутимое лицо, даже если конкретно запутался». Пришло всё в движение тогда, когда Тсуна решил воспользоваться советом своего отца («Настоящий Десятый босс Вонголы должен выбрать момент и наподдать наглецу из-за спины») и сделал жёсткую подсечку своему брату-неудачнику, из-за чего ноги того подкосились и он начал падать, но носками он всё равно упорно оставался на когда-то свежевыглаженной рубашке. Из рук Амида всё-таки выронил фотографию, что незамедлительно оказалась в руках младшего, который развернулся так, что они оказались спиной к спине, и наподдал ему локтем по рёбрам, а Емицу, наблюдавший за этой сценой, проворковал что-то типа «Не зря я его учил» и стёр слезу умиления со своих глаз. Когда до Тсуны дошло, что он стоит прямо на уже не совсем чистой, ни в коем разе не свежей и вообще никак не глаженой, но всё ещё такой любимой рубашке отца, на которой ещё примостился Амида, упавший на колени, он быстро соскочил с неё, чуть ни выронив из рук драгоценную фотографию не любящего фотографироваться Реборна, но именно этим жестом он обратил на рубашку внимание побледневшего от ужаса отца, которому, видимо, скоро придётся вытирать слезу глубочайшей печали, как знака скорби по рубашке и по двоим своим сыновьям…хотя нет, только по одному, потому что Амида настолько противный, что по нему и слезу пролить будет сложно даже с каплями для глаз. В то время, как Тсуна почти решился выполнить совет отца на случай, если он что-то сделал с его рубашкой («Настоящий Десятый босс Вонголы должен заботиться о своей жизни и бежать в Мексику»), Амида уже успел разозлиться на подставу своего брата, а по сему, воззрился на него пылающим взглядом ярчайшей жажды мести, желая незамедлительно воспользоваться советом, по которому младший минутой назад врезал ему по рёбрам. Так как настоящий Десятый босс Вонголы должен тщательно просчитывать свои действия, особенно, когда собирается бежать, Тсуна решил, что, в любом случае, чтобы добежать до Мексики, сначала нужно дожить до аэропорта или ближайшей пристани, поэтому он решительно бросился наутёк. По-звериному зарычав, Амида встал с рубашки, предварительно ещё больше смяв её носком, и кинулся за братом, а Емицу, вместо того, чтобы бежать убивать сына, подлетел к самому дорогому, что было предназначено для его сердца. Из этого всего Тсуна решил, что бежать ему можно не так быстро, как планировалось, однако, скорости не сбавил, чтобы нагнать время, если он упадёт обо что-нибудь неожиданное и лет десять не появлявшееся на глаза. Так как брат подбежал довольно быстро, а их домик не совсем подходил для долгой беготни по своим габаритам, Тсуна завопил и решил, что лучше не смотреть назад, чтобы не было так страшно, но как только повернул голову вперёд, всё равно вопя так, как будто бежал от медведя, его нос встретился с чем-то весьма твёрдым, но определённо не с кирпичной кладкой. Определённо, Тсуна мог сразу определять, обо что конкретно он ударился. Мальчик даже различал виды кладки, виды стен, о которые он мог бы удариться, по одному запаху и чувству на коже. И предмет, о который он стукнулся носом, был отдалённо похож на грудь Хибари-сана. Забавный случай: от этого маньяка как бы убегаешь и в какой-то момент думаешь, что оторвался, но потом осознаёшь, что врезался в него же за поворотом. Это было по-настоящему страшно. В любом случае, нормальный человек на его месте ударился бы, обошёл злосчастный объект и побежал бы себе дальше, но, зная младшего Саваду поближе, можно было бы сказать, что нормальным его назвать трудно, и именно поэтому он упал перед преградой на пол. Разглядев с пола чьи-то ноги, Тсуна решил, что будущему Десятому боссу Вонголы не подобает валяться в ногах у кого бы там ни было, поэтому торопливо встал, прижимая двумя руками к себе фотографию и растерянно глядя на, по-видимому, гостя. Тем временем, Амида, который вбежал вслед за братом в прихожую, ойкнул и уставился на посетившего их дом. Тсуна склонил голову набок и с недоумением уставился на человека, рассматривая его невесть, почему знакомые, черты. Что ж, кинув один беглый взгляд на этого человека, можно было добровольно кинуться ему в ноги. Его лицо было узким и, в отличие от таких же неожиданных итальянских гостей-мафиози его отца (а Тсуна знал, что этот Реборн был из Италии), не носило ни следа заманчивого итальянского солнца, потому как лицо его было безрадостным и даже суровым на вид, а кожа была бледная, такая близкая к нездоровому оттенку, но, однако, почему-то приятно на нём смотревшаяся. Возможно, она выигрывает из-за своего приятного цвета слоновой кости и той черноты, которой был объят мужчина. Чёрные волосы этого мужчины, немного торчали из-под пол обычной мужской шляпы с оранжевой лентой, так до боли похожей на ту, что носил его лучший друг-младенец, которого тоже звали Реборном, и под той же шляпой были видны рефлексы, спрятавшиеся в глубине его чёрных глаз. Губы тонкие, бледные, поджатые, шея на вид сильная, тренированная, но плечи не сильно широкие, зато ноги были длинные, так, что нормального роста Тсуну он обгоняет на голову. Из одежды был уже, кстати, типичный для неожиданных итальянских друзей-мафиози отца, деловой костюм, под пиджаком которого сбоку плохо, конечно, но всё-таки проглядывался пистолет, а на ремне штанов, однако, очень даже хорошо был виден второй, опасно сверкающий, как будто соревнуясь с пряжкой из металла. Глаза, эти чёрные омуты (па. как же не люблю это слово в описании, но по-другому не скажешь -^-), были глубокими, как чёрные воды, и прожигали смотрящего в них насквозь, как солнце, на которое глядишь и вроде бы даже хочешь посмотреть, но глазам оттого больно. Только это солнце было чёрным, что, однако, ничуть не мешало ему гореть неистовым пламенем, давая знать о сокрытой в очах силе, заставляющей подчиняться. И эти глаза не смотрели ни на Амиду, ни на вошедшего в прихожую Емицу, которому, в отличие от Тсуны, не надо было следовать собственным советам (ну он же не «настоящий Десятый босс Вонголы», так-то) и сохранять лицо в любой ситуации, поэтому вошёл он с очевидной скорбью (эти звери затоптали самое дорогое), но даже на это, очевидно, Реборну было абсолютно наплевать, и его холодные глаза уставились на Тсуну, который от этого желал поскорее провалиться в преисподнюю, чтоб не мучить себя вопросом «А зачем он это делает?». Может, у него козявка в носу застряла или ещё какая-нибудь хрень, а? -Вот, Реборн, две мои оши…то есть два моих любезных сына прямо перед тобой! (па. он хотел сказать «ошибки природы»)- видимо, Емитсу каким-то особым родительским чутьём понял, что ещё чуть-чуть и его сын сбежит-таки в Мексику, только не от отца и брата, а от этого настойчивого взгляда. Реборн же усмехнулся, всё также не сводя взгляда со своей, видимо, добычи, с интересом рассматривая, вытянул руку, на что получил испуганный писк человека, знающего про оружие, и установил её где-то над макушкой Тсуны. Жертвенный чёрный бычок* сразу понял, что его выражение лица, мимика и жесты очень забавляют сильнейшего киллера. Это было видно по его глазам, по радужке которых вместе со светом скакали задорные искры, прячась в чёрных, затягивающих, как чёрные дыры, зрачках и грозящиеся перейти на губы мужчины, а в конце вырваться со звуком, отпуская черты его лица, превратившись в весёлый смех. А рука чуть пригнувшегося, чтобы поравняться головой со своей жертвой, Реборна всё висела над его макушкой, вообще не понятно, для какой цели, оттого получалось, что она пугающе нависала над его головой, особенно если учитывать знание парнишки того, что перед ним стоит сильнейший киллер этого мира, которому вообще ничего не стоит продырявить его лоб. -А ты подрос немного. –облизнувшись, со смешком проговорил странный киллер с глазами, в которые можно смотреть вечно. Тсуна вообще не мог насчитать и пяти нормальных человек, с которыми он водил бы знакомство: всё странные мафиози, да чуваки, имеющие привычку при встрече мерить людям головы. Тсуна поморщился. Приценивается он, что ли, ну это, чтобы целиться было удобней? -Подрос? –нервно спросил Тсуна, у которого уже дёргался глаз от напряжения, прямо как у отца в тот самый день, когда сын не хотел ехать вместе с остальными отдыхать в…Мексику, а подозрительный парень перед ним лишь довольно оскалился, так и не разогнувшись, смотря прямо в глаза напротив. Если бы Емицу сейчас предложил всей семьёй поехать, как тогда, то он бы, не задумываясь, ответил своё «да», потому что его всё время не покидало чувство что его просто хотят ушить без свидетелей, а потом сказать, что так и было, бедный, сам взял и в землю закопался. К слову, об этом думал не только сам Тсуна, но ещё и Амида, который просто не представлял себе других причин рассматривать его, кроме как для того, чтобы после утилизировать и удобрить им землю. -Да. –невозмутимо ответил Реборн, как будто не он тут стоит и пугает мальчишку перед собой, убрав руку, уперев обе в бока, чем несказанно обрадовал уже настрадавшегося от этого факта Тсуну, -Уже не такой мелкий. –проговорил он завораживающим голосом, прищурив глаза, наглядно показывая, что его просто жутко забавляет эта ситуация. Тсуна задумался над словами этого человека. «Уже не такой…» - это как понимать? В смысле «не такой, как раньше» или что-то нелепое, как «не такой, как до того, как я пригнулся»? Он не понимал этого человека, как и того, почему до сих пор не убежал прочь от ненормального мафиози (даже для мафиози он был странный!), а решил всего лишь отступить на шаг, два, поравнявшись с Амидой, который, как и Емицу, наблюдал за этой пыткой. Тсу потупил глаза вниз, уставившись на ребро рамки для той самой фотографии, а после она чуть не вывалилась из его тощих, неровных рук, но он перехватил её, правда так, что была видна сама суть сокровища, и ему на глаза попался невозмутимый вид довольного Реборна, младенца из его детства, с которым вообще было связано всё самое необъяснимое. Амида, наблюдавший за всем этим и недовольный конкретным игнором со стороны киллера, заметил, как губы этого наглеца растянулись в загадочной улыбке, и, удивлённый, посмотрел на возможную причину, которая пялилась на ту фотографию с расширенными от явного удивления глазами. А сам Тсуна только сейчас, посмотрев на своего друга, улыбающегося ему с фотографии, подумал о том, что если бы Реборн, младенец, ставший для него самым близким человеком и самым дорогим воспоминанием, вырос, он бы выглядел именно так. Он бы выглядел, как этот человек, у него была бы такая же ехидная улыбочка, такая же бледная кожа, те же бачки, та же одежда и та же искра в тёмных, как само ночное небо, глазах. Он ещё раз повнимательнее посмотрел на фотографию, на это улыбающееся довольное лицо, а потом на человека перед собой, также улыбающегося, но только ещё более довольного. Он так несколько раз мотал головой туда-сюда, а потом, под ничего не понимающий взгляд Амиды и жутко довольный взгляд Реборна (Емицу в это время был больше занят своей рубашкой), с удивлением посмотрел на киллера. -Реборн? –с неверием спросил Тсуна отчего-то вдруг осевшим голосом. -Да? –как-то ласково сощурил глаза мужчина, неотрывно смотря на него. Тсуна опустил голову, снова смотря на ребро лакированной деревянной рамки, хранившей в себе его самое главное сокровище, но в прострации как будто ничего перед собой не видя, до сих пор не в силах поверить в то, что плывёт на поверхности ручья. -Кто бы… -тихо проговорил Тсуна, не поднимая вверх голову, чтобы не смотреть в эти ехидные глаза как всегда надувшего его Реборна. –Кто бы говорил? –чуть со злостью проговорил юноша, подымая вверх голову и смотря в его чёрные глаза. –Ты ведь был гораздо ниже, верно? Реборн сначала на секунду расширил, а потом снова сощурил свои глаза, довольно улыбаясь. -Ещё бы. –невозмутимо ответил он будничным голосом, наконец, разгибаясь и смотря на Тсуну сверху вниз. –Теперь твоя очередь, м? –он скосил голову набок, а чёрные зрачки в его глазах, кажется, сузились, как будто темнота с его глаз оседает где-то в самой середине. –Я готов потаскать тебя на ручках. –с задором хихикнул киллер, снова сужая глаза (если подумать, он выражает очень много, просто то сужая, то снова расширяя глаза, то щурясь, то глядя нормально, то почти безумно). –Но недолго. –добавил он, немного подумав, осмотрев Тсуну с ног до головы. Амида, для которого было очевидным, что, неважно, каким образом, но эти двое знакомы и довольно хорошо, с удивлением воззрился на брата, не понимая, как его бесконфликтный брательник умудрился завести знакомство с самым опасным человеком в этом мире, а тот стоял и смотрел удивлённо на киллера, но как будто на что-то решался. После он сморгнул, подошёл к тому поближе, и обнял за шею, вставая на носочки, чтобы дотянуться. Что тут сказать, он был просто счастлив, когда почувствовал запах любимого одеколона своего лучшего друга и когда руки обняли его в ответ, придерживая его за талию и лопатки, а в плечо ему как-то даже по-хозяйски уткнулись носом. Он зажмурился. Он был рад до такой степени, что не замечал удивлённых взглядов Амиды и Емицу, который даже от рубашки оторвался, чтобы специально удивиться.