Игра Боссов.

Тсунаёши чувствовал, как его сознание обволакивает удивительная пустота. В каком-то смысле это было похоже на его попытки придумать что-нибудь на уроке математики, только та пустота, в которой он оказался, была прекрасна, а чувство, которое он испытывал, находясь в подобном состоянии, было близко к блаженству. Тем более, возникшая пустота была не совсем пустой. Он как будто упал в океан, откуда нет спасения. Холодные чернильные воды окружили его со всех сторон, усыпляя его и не давая ни единого шанса подумать о том, что отсюда якобы можно выбраться. Холодная вода успокаивала его, но с тем спокойствием, которым наполнялась душа Тсунаёши-куна, из сердца уходила воля. Он даже и не хотел вырываться из этой странной пустоты, по ощущениям напоминающей ледяную пустыню - такую же холодную и неприступную, будто созданную из цельного куска льда -, о, он был даже рад пребыванию в ней, он как будто был очарован чернотой, которую всякий раз видел перед своими глазами. Какое-то время он слышал только звуки, свойственные естественному движению воды, но вскоре, погребённый под толщею, он услышал чей-то знакомый голос. -Тсуна. Кто-то его звал. Но ощущения были как будто бы в тумане. Его глаза закрывались, огонёк сознания поспешно угасал, всё перед глазами казалось то слишком чёрным, то каким-то синим и даже голубым. Но кто-то настойчивый был точно уверен в своём желании достучаться до него: -Тсуна. Он поднял вверх тонкую бледную и как будто мертвенно холодную руку вверх, и собственная ладонь с растопыренными, постепенно слабеющими пальцами стала расплываться перед взором. Он пал на самое дно, его спина мягко коснулась рассыпчатого песка, смоченного водой. То, как он опустился в самый низ было подобно тому, как если бы он опустился на мягкую кровать. Глаза закрывались, а его рука, не известно, отчего, стала покрываться коркой льда прямо под водой. Также постепенно, как слипались его глаза, мир стал окрашиваться в холодные тона: чёрный цвет окружавшей его воды как будто светлел, бледнел или становился ярче, проявляя цвет. Он постепенно засыпал, а вокруг него вырастали цветы из чистого льда, переливающегося светлыми цветами, такими как светло-голубой, бледно-фиолетовый, но в целом оставались бесчувственного белого цвета. Они, безумно красивые, но как будто неживые, вырастали вокруг него подобно тому, как в могилу к умершему в последний раз клали такие же неживые цветы. Не смотря на то, что он совершенно не имел никакого понятия о том, что это за место, он как будто точно знал, что здесь засыпать категорически нельзя. Здесь, сон будет подобен смерти. Если он уснёт, это будет означать только то, что он умер. Но острые иглы изо льда будто бы прорастали через его тело. Прямо сквозь него росли чудесные ледяные цветы, окрашивающиеся красным цветом, но Тсунаёши совершенно не чувствовал боли. Это свидетельствовало о том, что мир, в котором он оказался, стал замерзать изнутри. И ему, похоже, суждено навечно остаться здесь, со всех сторон (и даже изнутри) окружённым прекрасными цветами. Он не мог противостоять сну, очарованию смерти, настигшей его в этом царстве холода и тьмы. Крошечный узкий поток неожиданно тёплой воды на мгновение коснулся его стремительно холодеющих губ.* -Тсуна... Голос достиг его сквозь плотную занавесь, постепенно заменяющую его почти полностью угасшее сознание, с большим трудом. Тсуна еле разобрал собственное имя и на грани полного угасания не мог различить, кому принадлежит голос. Голос, доказывающий, что он ещё жив. -Тсуна...-его глаза полностью закрылись, а губы отпустила та приятная тёплая волна. -Если ты сейчас же не проснёшься, я застрелю тебя. В тот момент, когда прозвучали эти слова, которые, безусловно, могли принадлежать только одному человеку, он с судорожным вдохом открыл свои огромные и наполненные желанием жить глаза. Первое, что он увидел, было недовольное лицо Реборна, которое так удачно закрывало собою яркий свет, озарявший комнату и бывший губительным для привычных к кромешной темноте глаз. И в другой ситуации Тсуна бы даже ничего не сказал о Реборновом недовольстве. В конце концов недовольным он выглядел в целом ряде отдельных случаев. Но в той ситуации, когда киллер сидел у него на бёдрах и смотрел на него, как будто он, не успев ещё проснуться, уже сделал что-то неправильно, у Тсуны создавалось впечатление, будто кто-то из них двоих перепутал роли.-Реборн. -юноша устало потёр глаза, стараясь избавиться от остатков такого странного сна. -Что...что ты делаешь, по-твоему? Киллер поднял бровь: -Я? Я пытаюсь тебя разбудить. Тсуна глянул на него с определённым скепсисом: -Что ж, ты разбудил меня, теперь не мог бы ты слезть? -он приподнялся на локтях и с недовольством посмотрел на своего друга исподлобья. Киллер снова поднял бровь, наклонив голову и нагло усмехнувшись: -Тебя смущает? -Нет, но...-Тсуна заёрзал в попытках скинуть с себя надоедливого мужчину, думая о том, что точно нельзя допустить того, чтобы учитель узнал о подобном неудобстве, потому что в таком случае всё станет ещё хуже - он начнёт манипулировать никчёмным учеником. -Это немного неудобно, знаешь. Ну да, попытка выбраться из-под репетитора окончилась неудачей. Репетитор сложил руки на груди и, наклонившись к нему, как-то по-особенному подло усмехнулся, прищурив свои порою хищные глаза. -А если я не слезу? Вот тут уже и нельзя было найти, чего бы такого ответить. Дело в том, что если сказать Реборну, что, если тот не слезет, его заставят сделать это силой, он, скорее всего, захочет немедленно выяснить, кто здесь учитель, а кто ученик. Тсуна поморщился, представляя себе, каким образом это можно разъяснить, и отвёл взгляд, пытаясь не смотреть в чёрные, как те холодные воды из его сна, глаза и делать вид, что шикарное тело учителя никак не влияет на состояние ученика. Он откашлялся: -Что более важно, я совсем не помню, чтобы засыпал. Так почему, говоришь, я так внезапно уснул? -Тсунаёши с важным видом посмотрел на Реборна, который недовольно сощурился. -Ты уходишь от темы? -Вовсе нет. -он нервно улыбнулся, снова отведя глаза только для того, чтобы в них нельзя было получше рассмотреть панику, всколыхнувшуюся у него внутри. Но он и не уходил от темы - он от неё бежал. Ему было совсем не интересно, почему он вдруг уснул. Уснул и, значится, слава Богу. Уснул - значит, сумел избежать беды. В его случае сон может давать гарантии. Хотя бы гарантию того, что его смерть будет безболезненной. Сон - спонсор выживания таких неудачников, как Тсунаёши-кун. И тем не менее он бы продолжил эту странную пытку, устроенную Реборном и постепенно перерастающую в нечто большее, чем незначительная шалость. Но только при условии, что они будут одни. Однако в комнате бытовала целая толпа народу! На ковре перед ними Гокудера-кун на корточках нарезал круги, пытаясь сцапать смеющегося над его глупостью Ламбо, Бельфегор спал в кресле прямо рядом с ними, лягушонок сидел у него на коленях, болтал ногами и, держа во рту чупа-чупс, читал какую-то книгу, Колонелло переполз за спинку дивана и уже оттуда периодически раздавался его ебанутый смех. Слышалось ещё недовольное ворчание Хибари-сана, который, видимо, пришёл, пока Тсунаёши спал. Где-то на кухне подавленный Занзас, о существовании которого юноша успел забыть, жаловался Емитсу на его сына. Емитсу сам был в шоке. Всё это смущало Тсунаёши-куна, чего нельзя сказать о его друге, до сих пор сидящем у него на бёдрах. Из всего этого наследник мафиозной Империи сделал вывод о том, что в его жизни творится один сплошной беспредел. Сильнейший мафиози с самым что ни на есть сексуальным видом сидит на наследнике Вонголы, а всем похеру! И вообще, было такое ощущение, что эти все незваные обитатели, которые всё больше становились похожими на мелких животных, пригревшихся и остающихся здесь только потому, что тупо жалко их вышвыривать, стали считать это место чуть ли ни своим родным домом. Да что за чёрт?! -Ты не спал. -спокойно ответил ему Реборн, отвлекая его от мысли, что все вокруг него внезапно обнаглели. Хотя, по правде сказать, этот процесс начался давным давно. -Что? -Тсунаёши, откровенно говоря, не понял. Он не спал. Ладно. А тогда что, по мнению Реборна, он делал? Отлынивал от очередной тренировки? Или отлынивал от уроков? Хотя последнее точно навряд ли - Тсуне достоверно было известно, что его учителю было плевать на учёбу в школе. Тем временем, пока на лице Тсуны несколько раз сменилось выражение, от раздражения до издевательской и почти злорадной усмешки, киллер закатил глаза. -Ты отключился. -это прозвучало с усталым вздохом, после чего бледная ладонь с тонкими пальцами нырнула в чернильные волосы. Тсуна снова не понимал: отключиться - это разве не значит уснуть? Он как бы с неким усердием в глазах подумал, а потом, так ничего и не придумав, обратил свой взгляд к дорогому другу: -Ну, и почему же я отключился? Реборн усмехнулся. Это было явно не к добру. Репетитору вообще было вредно улыбаться - после этого всегда происходило что-то такое, что заставляло сердце трепетать от ужаса. В общем и целом они редко попадали в плохие и, казалось бы, безвыходные ситуации по вине самого Тсунаёши-куна. Если подумать, именно Реборну принадлежали все самые неудачные идеи: идея выкрасть Хибари-сана и отправиться с ним на остров близ Сицилии (кто же, кроме Реборна, знал, что остров необитаемый?!), идея поехать в казино в “Мини-Лас-Вегасе” и одолжить машину у мафиози, идея притвориться передвижной сектой сатанистов. И что из этого вышло? Жизнь на необитаемом острове, перестрелка и оцепление его дома правительством. В это же время самое страшное событие, которое произошло с ними по вине Тсунаёши-куна - это временное пребывание в тюрьме. -Ты узнал, что человек, над которым ты издевался, оказался Занзасом. Теперь репетитор снова мог наблюдать за тем, как прямо перед его носом мир внутри Тсунаёши-куна раскалывается на куски. Его лицо становилось то слишком бледным, то каким-то синим. В глазах застыло выражение какого-то непонятного страха, причём не обязательно страха перед Занзасом, скорее, страхом перед самим собой и своей опрометчивостью, рот безвольно приоткрыт, лицо белое почти как первый снег, пальцы на руках растопырены и напряжены, хоть по ним и пробегается редкая дрожь. Если вкратце, то Тсуна напоминал Реборну картину “Крик” Эдварда Мунка. Он закатил глаза: -Прошу тебя, не падай в обморок снова. Тсуна почти невесомо коснулся кожи на шее холодными пальцами. Он издал такой звук, будто не мог откашляться. Но после этой небольшой нервной процедуры он снова откинулся на диван, даже не заметив, что всё это время был приподнят на локтях. Всё-таки, например, когда он познакомился с Мукуро, он точно не замечал за собой какого-то особенного страха. Просто лёгкая настороженность, потому что при одном только взгляде на этого человека можно было сразу понять, что он - просто псих. Вообще, если посмотреть на Рокудо глазами реалиста, это был всего лишь ненормальный придурок, который носит на голове ананас, носит линзы, меняющиеся со скоростью звука, берёт с собой трезубец, очевидно, отобранный у какого-нибудь чувака, косплеющего царя Тритона, совершенно по-ебанутому смеётся, надевает чёрные кожаные джинсы, а поверх них, прикол, безвкусную зелёную жилетку от школьной формы. Нет, конечно, Занзас тоже был далеко не красавчиком, особенно если смотреть на него взглядом всё того же реалиста, который непременно считал странными перья в его волосах, свирепый взгляд, облегающие кожаные джинсы (неужели все странноватые извращенцы любят носить одно и то же) и ебануто растущие брови, но если Мукуро был, в общем-то, никто, то Занзас был Боссом отряда наёмных убийц Вонголы. Репетитор вскинул бровь и коварно улыбнулся одним краешком губ: -Удивлён? Тсуна сглотнул, смотря куда-то вниз, а потом снова поднял уже более спокойный взгляд потемневших карих глаз на Реборна: -Более чем. В тот момент, когда Тсунаёши собирался в очередной раз намекнуть на ряд неудобств, которое, не смотря ни на что, продолжало причинять его шикарное тело сверху, дверь снова хлопнула, ударившись о стену совсем как тогда, когда сюда пожаловал Занзас. Тсуна готовился снова потерять сознание, что, собственно, не повременило отразиться на его лице и теле, но Реборн, к счастью, решил не замечать этого вслух, уставившись на дверной проём. По большому счёту, это привлекло внимание всех, кто тогда находился в этом доме. Даже Занзас выглянул из-за кухни, чтобы посмотреть, что там происходит. Емитсу же, привычный к громким звукам в этом доме, чувствовал радость и усталость, думая о том, что теперь Босс Варии отстанет от него со своими жалобами. Тем не менее, сцена привлекла внимание абсолютно всех. Даже Бельфегора, который неожиданно проснулся, хотя когда его Босс вошёл в этот дом точно таким же способом, он и не думал просыпаться. Когда до Тсуны дошло, кто перед ними всеми стоит, и напряжение в теле сменилось расслабленностью, Реборн, почувствовавший это (просто потому, что он, чёрт возьми, сидел у него на бёдрах), издевательски усмехнулся. В дверях стояло всего несколько человек во главе с Амидой, который, увидев, какие у всех собравшихся были выражения на лицах, понял, что его появление имело лишь мимолётный эффект. -Чего вы все так смотрите? -надулся Амида, не понимающий, в чём дело. Тсуна с облегчением откинул голову (под хищный взгляд Реборна, направленный на юношеские шею и ключицы), впуская пальцы в густые волосы. -Я думал, кто-то пришёл. -Я что, по-твоему, никто? -он топнул ногой по дешёвому ламинату, который лежал вместо дощатого пола. И все как-то странно замолчали. Кричавший до этого Ламбо совершенно замолчал, Гокудера недоумённо смотрел в сторону дверного проёма, как будто никого там не замечал, Хибари перестал бурчать, Занзас молчал, Колонелло перестал смеяться. Все затихли в мрачной атмосфере, как будто тем, что никто не возразил, подтверждали его слова. -Я вас ненавижу. -всем показалось, что он плакал. Но наконец Тсуна разглядел ещё двоих человек за спиной брата. Всё, лишь бы не смотреть на сексуально облизнувшегося Реборна, припоминая тот случай с поцелуем в шкафу. -О, а кто это? -он вертел головой, пытаясь увидеть, что там происходит за спиной у брата. -Не притворяйся, будто бы меня не видишь! -Дай ты посмотреть, кто сзади! -не выдержал Бельфегор, махнув рукой, как будто чтобы доказать, что его присутствие здесь вовсе не обязательно. С тихим “сволочи” или “подонки", разобрать было трудно (но все поняли, что это определённо какое-то ругательство), Амида покорно отодвинулся, пропуская своих спутников вперёд. Ему было очень обидно, но не послушать этого странного парня он попросту не может. Ещё бы, перед ним офицер отряда наёмных головорезов, принадлежащего Вонголе. Ему ничего не стоит закинуть в него пару тройку своих не менее странных, чем он сам, ножей, и сказать, что так было. Все они бегло оглядели вошедших с ног до головы. -Ну, и кто это? -решил осведомиться Тсуна, которому меньше всего времени хватило на беглый осмотр. Видимо, он просто привык рассматривать людей по принципу “Опасен/не представляет опасности”. Кстати, при первой встрече с Мукуро он примерно таким же методом определил его как “Особо опасный, коварный извращенец”. -Это мой новый хранитель и дворецкий. -похоже, он на кого-то злился. Да что там на кого-то, на всех них. Впрочем, ему-то было, на что обижаться. Например, на правду. Но на правду же не обижаются, верно? Так или иначе все собравшиеся, в том числе Занзас, не перестающий выглядывать из-за прохода на кухню, принялись рассматривать гостей. Незваных гостей, как и почти все обитатели этого дома. -И кто из них хранитель, а кто - дворецкий? -поднял бровь, опять же, самый быстрый из них - Тсунаёши-кун. -А что, не видно? -Амида отозвался с тонной ехидства, чем стал неимоверно раздражать всех присутствующих. -Ну, например, ни один из них не похож ни на хранителя, ни на дворецкого. -подал голос Бельфегор. Сложно сказать, какой человек вообще похож на хранителя в понимании профессионального убийцы, который начал убивать буквально с малых лет, но в кое-чём он действительно был прав - как минимум, хранителя никто здесь не увидел. Один из них был мужчиной средних лет в привычном для мафиози строгом костюме, с чёрными волосами и пустыми тёмными глазами. На носу с горбинкой были надеты совсем маленькие круглые очки с цепочкой совершенно для украшательства. У него был важный вид, но в целом он ощущался, как мебель. Высокий и во всём чёрном, похожий на торшер. Второй человек был поинтереснее просто потому, что Тсунаёши его знал. Белые волосы, горящие неиссякаемой энергией глаза, вечные бинты и пластыри, крепкое телосложение, смуглая кожа и белоснежные зубы. Одет он был в какую-то красную толстовку, потрёпанные джинсы и облезлые кроссовки. Это был Сасагава Рёхей. Обстоятельства их “одностороннего знакомства”, как называл это Савада, не были особо удивительными. Дело в том, что Тсуне вдруг прямо-таки приспичило не просто поухаживать за самой очаровательной девчонкой в школе, но и добиться в этом деле успеха. Поэтому он, как и во всяком важном деле, решил действовать через связи. Но, так как у него, в общем-то, не было никаких связей, по крайней мере тех, которые помогли бы добраться до сердца юной особы, он решил, что пора бы их и завести. Ну, он, конечно, был знаком с некоторым кругом мафиози, с самим Девятым Боссом Вонголы, с ебанутым извратом с ананасом на голове, его мафиози-педиками, с отъявленным школьным головорезом, безумным учёным, с которым они оба сначала попали в тюрьму, а потом путешествовали по всей Северной Америке, и с парой серьёзных людей. Но они явно не имели никакого отношения к сердцу Киоко-тян. Так он и решил добраться до неё через её брата. Но на первом же этапе, “заведении связей”, его ждал полный провал. Дело в том, что брат Киоко оказался глухим. Этот вывод Тсуна сделал потому, что, сколько и чего бы он ни говорил, всё как будто в натуре пролетало мимо его ушей. После первых двух попыток завести разговор, он подумал, что нужно действовать по-другому. Он решил, что лучше всего будет просто мельтешить у него перед глазами. В конечном счёте это бы вывело из себя кого угодно. Так думал Тсунаёши-кун. Но оказалось, что этот парень, опять-таки, не так уж прост. Он даже подумал, что, может, это просто убийственное спокойствие мешает ему послать Тсунаёши-куна нахрен. Однако, также подумав о том, откуда у отъявленного боксёра убийственное спокойствие, он помахал перед его глазами руками, подпрыгнул, вытянувшись во весь рост. Тогда он сделал для себя неутешительный вывод из этого эксперимента, который решительно не нравился ему с самого начала. “Боже, неужели он слепой?!” И вот уже когда герой-любовник совсем отчаялся (и ему уже, по правде, не хотелось заводить никаких связей) и пробурчал себе под нос что-то про людей, которым при занятии боксом (па. блет, я вижу здесь другое слово) явно хорошенько дали по башке, тот, наконец, откликнулся. Всё оказалось намного хуже: он был тупой. Тот сразу стал таким оживлённым, говоря что-то типа “Бокс? Я...я...Бокс - это хорошо” и что-то про экстрим, что бедняга-любовник стал задумываться, не выглядит ли это неприлично в глазах других людей. Это было настолько неловко, что одна только эта ситуация разом отбила всё рвение Тсунаёши ухаживать за Киоко-тян. Правда, потом эта непонятная и очень сильная симпатия вспыхнула с новой силой. Ну, и снова угасла. Угасла, когда к ним приехал Реборн. -Он. -злой Амида показал на Сасагаву. -мой новый хранитель солнца. А он -он показал на деловитого мужчину. -Мой дворецкий. Вам всем ясно?! -он зло и вымученно пропыхтел. Ну да, наверно, это сложно, когда тебя никто не слушает. В любом случае, тишину, состоящую из взглядов и издевательских усмешок (то, как Реборн улыбался Тсунаёши, и Бельфегор улыбался Франу), разрушил Емитсу, вышедший на всеобщее обозрение в трусах и с какой-то баранкой во рту. Он встал рядом с Занзасом, всё ещё заинтересованно выглядывающим из проёма, ведущего в кухню, и постепенно втягивающегося в эту непростую компанию, и положил волосатую руку себе на бедро. Он поднял густую светлую бровь: -Текс-текс, а кто это у нас? -Я вас ненавижу!