почти

это декабрь, и я встречаю мальчика, которого считаю правильным человеком. у него заразительный смех, речь с украинским акцентом, внимательно наблюдающие за мною глаза и тёплые руки, а еще он целуется ярче всех, кого я встречала, и во всем видится смысл, поэтому я в порядке. это январь, и мы впервые говорим о свадьбе между нами двумя, что само по себе вызывает смех, ведь мы знакомы всего-то месяц, не так ли? но он улыбается, прижимает меня ближе и шепчет что-то приятное о любви, говорит о детях, мечтах на будущее, о вере в Господа и желании повенчаться; он планирует всю нашу жизнь, а я молчу, лежа на полу в кухне, потому что время всегда утекает за полночь, утром он совсем другой человек, а я такая запутавшаяся и напуганная, словно уже вынашиваю детей, о которых он говорит без остановки. но это январь, разве я вижу угрозу с его стороны? разве я могу хоть что-нибудь заранее знать? это февраль, и глупый праздник влюбленных почти стучится в окно, как вдруг этот мальчик решает устроить целое шоу в его честь, и я соглашаюсь. нахожу новые рецепты, выпекаю для него кексы, занимаюсь оформлением и ищу свободное время, чтобы впервые четырнадцатого числа почувствовать, каково это — быть на свидании. чтобы поверить в начало начал и отсутствие любых концов, особенно без веских на то оснований. но это февраль, и я приезжаю в назначенное время к кинотеатру, на улице минус тридцать, и воздух обжигает гортань, я не особо-то в настроении, хотя отчаянно верю, что всё изменится, стоит нам только столкнуться, ведь обычно я испытываю тепло и привязанность, мне едва ли стоит думать о чем-то плохом, а потом я вижу его: или, вернее сказать, ту часть его личности, о которой и не предполагала. его взгляд требователен. он сам держит меня за руку слишком крепко и ходит кругами весь в нетерпении, такой молчаливый и готовый в любой момент сорваться с цепи (он с пустыми руками, я смею заметить, и кексы тают от разочарования в красивой коробке, а я лишь натягиваю ненастоящую улыбку и пытаюсь понять, совершу ли ошибку, шагнув в кинозал, и мне жаль, что я всё-таки ничего не знаю заранее). это февраль, и мальчик нарушает свои же обещания, отводя меня совершенно на другой (такой не имеющий сути фильм), лишь чтобы найти в этом свою выгоду. и он отставляет мою коробку, говоря, что это ему не нужно, а я почти задыхаюсь, ведь впервые что-то готовила для кого-то, кроме моей семьи, а после я задыхаюсь, потому что он прижимает меня к себе особенно крепко, не смотря на протесты и историю о моём детстве, которую я поведала ему пару недель назад в надежде на понимание, на то, что мы не будем спешить, но что же в итоге? это февраль, и я впервые начинаю ощущать, как грязь сковывает меня, отравляя, но я не сдвигаюсь с места совсем: моё тело будто бы онемевшее, я сама как будто бы проклятая, сломленная и не смеющая шагу ступить назад; а он упивается мной, моими движениями и протестами и обижается после, ведь я не позволяю ему зайти дальше обычной дрочки на последнем ряду в кинотеатре, и я зарекаюсь не допускать больше подобного или просто расстаться с ним, а потом март наступает, и я верю в новое начало начал. это март, и седьмого числа, в последний день учёбы, он ждет меня смиренно, давая надежды на лучшее, а потом просто то же самое, что и на день всех влюбленных, только всё куда, куда хуже: мы стоим между лестничными пролетами, мне каждую ночь снятся кошмары, а здесь еще он и его руки, которые всё же пугают меня, и я отталкиваю его, создавая ссору, а потом слышу это горькое «не рожала — не женщина, ничего дарить не обязан», и пытаюсь понять, когда же мужчины изменятся, хотя едва в этом имеется суть. это март, и он устраивает мне травлю, запугивая раздачей тайн моих (таких меня омертвляющих) каждому мимо прохожему, и я обещаю себе не сдаваться, повременить чуть-чуть и после уж точно — уж точно! — расстаться с ним, как и обещала себе, дорогим людям, своему другу, благодаря которому я всё ещё способна смеяться, и наступает апрель, я крашу свои волосы в красный и хотя бы какое-то время контролирую ситуацию. это апрель, и мальчик начинает злиться из-за моего друга, ведь мы сблизились с ним за мартовское безумие, я ведь почти впервые начала узнавать, кто он такой, и я просто хотела смеяться, а у друга были хорошие шутки, и вот так я провела весь апрель: держалась от мальчика на расстоянии, придумывая разные отговорки, лишь бы личные встречи пошли на спад, общалась со своим другом, который вёл себя так, словно я стою целого мира, и я верила в это, ведь он чертовски, хах, прав, а тем временем мне продолжали сниться кошмары, и я ощущала себя всё хуже и хуже, понимая, что до сих пор недостаточно сильна для того, чтобы встать и уйти, но я хотя бы пыталась… и это май, когда у меня всё-таки получилось окончательно сказать ему «нет» и уйти, а потом как-то всё завертелось… это май, и мой друг начинает флиртовать со мной, а я поддаюсь, ведь не вижу в этом совсем ничего плохого, это май, и я общаюсь со своей мамой, почти всегда надеваю юбки, стараюсь не волноваться из-за мальчика, который теперь становится моим бывшим и вечно ходит по колледжу, опустив голову, и это май, когда в последних его числах друг спрашивает, не хочу ли я сходить с ним в кино, и, ох, если бы я только могла всё заранее знать. это июнь, это первое число, это пять часов вечера, душный кинотеатр, лицо друга освещается синим, красным и жёлтым слегка-слегка, я оборачиваюсь, чтобы что-то сказать, но вместо этого ловлю себя на мысли о том, как же хочется с ним целоваться, и сердце моё разрывается внутри грудной клетки, а я задыхаюсь, и он оборачивается, видит мой страх, задаёт мне вопросы, а я отмахиваюсь, на экран взгляд переключая, и моей голове наступает конец, ведь она… …она сдаётся под натиском сердца… это июнь, и мы сближаемся друг с другом, баллотируя между лёгким флиртом и косыми намеками, но я едва ли верю во что-то, потому что ведь не может этого быть. это июнь, я начинаю ходить в гости к своей маме на постоянной основе, мы вместе смотрим сериалы, мой бывший в пьяном бреду звонит мне по ночам, и всё идёт своим чередом, так медленно и тягуче, мне даже не на что жаловаться, а потом — потом до сих пор продолжается июнь, когда я впервые ощущаю сексуальное напряжение между мной и другом, но позволяю себе не обращать на это внимания и просто уехать домой, попрощавшись, и это июль — когда не обращать уже не получается. это июль, и мы гуляем втроём — друг, я и наша общая неплохая знакомая — атмосфера странная, будто бы тучи сгущаются, она говорит без остановки, а друг всего лишь поглядывает на нас и изредка прикасается ко мне своими руками — я не отталкиваю, я отвечаю взаимностью, и вечером мы провожаем её домой, потом пытаемся разойтись сами, только он меня, конечно же, доводит прямо-таки до подъезда, где-то на середине пути вдруг хватая меня за ладонь, и всё изменяется. всё изменяется, потому что я совсем не вижу в этом проблемы, потому что я что-то чувствую, хотя отчаянно отрицаю это даже сама для себя, а друг провожает меня, рассуждая о будущем, о помощи людям, о том, как же хочется убежать далеко-далеко, и я понимаю его так сильно, что после засыпаю, прижимая телефон к груди глубоко ночью, и начинаю писать о нём — писать по-настоящему, много и так чувственно, словно чувства и правда здесь есть (или они всего-навсего лишь в процессе того, чтобы стать чем-то большим, но я клянусь, что всё контролирую, что я остановлюсь, если этого будет больше, чем даже я смогу выносить, а потом…) потом до сих пор длится июль, когда мы впервые затрагиваем тему поцелуев, и всё так запутывается, что вот я, он, наш диалог, и друг говорит, что не будет ничего страшного, если вдруг мы возьмём и просто сделаем это, просто возьмём и поцелуемся, а после обсуждения заходят всё дальше и дальше — он вроде бы не прочь заснуть рядом со мной, но меня утягивают призраки прошлого в лице кошмаров о моём прошлом, и я совсем не знаю, как обо всём это рассказывать, но продолжаю отвечать ему взаимностью — ведь разве возможно остановиться хотя бы на одну грёбаную секунду? это август, когда он впервые целует меня в квартире моей мамы, у которой я живу уже целый месяц — мы с ней вроде бы очень даже в порядке, как и с её подругой, как и с самой собой — это август, и друг целует меня, а я задыхаюсь от того, на сколько же это, чёрт возьми, хорошо, это август, когда в моей жизни изменяется всё… я начинаю пить спустя десять месяцев и два дня, хотя мне же нельзя, но у меня нет никаких шансов для того, чтобы остановиться, я думаю, что уже достаточно хорошо контролирую свою злость (ох, если бы я только могла всё заранее знать), что моя болезнь меня не добьёт окончательно, ничего плохого ведь не случится, и я пью, всё остаётся на своих местах, пока не наступает конец месяца, когда я, совершенно не соображающая, рассказываю подруге мамы, кто я на самом деле такая, и что мой друг поцеловал меня пару недель назад, и она хранит эту тайну так прочно, что даже я не знаю о том, что тайна эта вообще существует. пока не наступает сентябрь, когда подруга пишет мне в три часа ночи, говоря о том, что она поддержит любое моё действие относительно друга, а я задыхаюсь (почему всё время заканчивается воздух?), совсем не зная, что ей ответить, и мы начинаем общаться, видеться после рутинных дел, смеяться и смотреть ужастики вместе — мы становимся ближе, я почти что влюбляюсь в неё в своей этой особой манере, я придумываю ей кучу ласковых прозвищ и считаю её одной из самых для себя важных, и это сентябрь, когда друг впервые приезжает домой к моей бабушке, куда я опять переехала, как только лето закончилось, и мы лежим, обнимаясь, смотрим мультфильмы по телевизору и целуемся в перерывах, и я думаю, что, может, у этого больше смысла, чем говорит мой внутренний голос, хотя я ведь знаю, что кому-кому, а ему незачем врать… это сентябрь, когда друг приезжает только после моих историй о себе и о том, как много грязи осталось от прошлых рук, историй о моих страхах, о моей неопытности, которую так, так легко скрыть, вы бы видели, как хорошо у меня получается играть роли чужие (свои? свои и только свои?), и он приезжает, он не делает десять шагов назад, так что я — это сентябрь, когда на моей шее остается несколько пятен, которые могли бы кричать о любви, если бы хотели, но — это октябрь, и всё сложнее, чем мне бы хотелось; друг ссорится со мной (или пытается) каждый день по несколько раз, мама опять срывается, учёба давит со всех сторон, становится холоднее, всё валится из рук, и… …и это октябрь, я просто хочу забыть, что он вообще когда-то существовал. это ноябрь, и моя мама позволяет мне и моему другу остаться на ночь в её квартире, я готовлю для него кушать, и мои ладони потеют, потому что я примерно знаю ведь, знаю, что меня ждёт, и я подхожу к этому достаточно осознанно, чтобы не сдаваться и отступать, но мои ладони потеют, и неловкость окутывает, укутывая, а потом он приезжает, и всё плохое, как всегда, испаряется, это спокойствие такое естественное, его движения медленные и нежные, я понимаю, что моя симпатия гораздо глубже и сильнее, я понимаю, что ему всё равно на неё, ведь он в курсе, ведь я и не особо пыталась её скрывать, но мы не занимаемся сексом, мы просто проводим время, ничего сверхъестественного, только меньше одежды и больше прикосновений, и я почти верю, что это что-то да значит, но… но это ноябрь, когда мы видимся ещё раз, ведь тогда всё и случается, а потом ещё, ещё и ещё, и в этом нет ничего такого, это просто не плохо, и мне некогда думать об этом, ведь приходится разбирать кучу маминого дерьма опять и готовиться к сессии, которую я успешно сдаю в конце декабря, и это вот он, когда каждая секунда пропитана счастьем и верой в лучшее, ведь только лучшее я и ощущаю, и это декабрь, новогодняя ночь, когда я опять переезжаю к маме на все новогодние каникулы, и почти не чувствую вину за то, что едва ли хотя бы сутки бываю трезва, но мне так хорошо, зачем же всё прекращать… это январь, когда мы говорим с другом откровеннее, чем когда-либо, январь, когда он приезжает за день до выхода на учёбу, и мы несколько часов просто лежим, обнимаясь, и я почти что верю ему, я почти что ничего не боюсь, вот только… …только почему-то мир параллельно всё ещё существует, и чьи-то здания падают, а потом они даже горят, и проблемы стучатся в окно, но я просто пытаюсь справляться… это февраль, когда друг заводит разговор о моих чувствах, которым не видно конца, и он практически вынуждает сказать, что это более, чем влюблённость, и я говорю, а через полутора суток он вновь спит рядом со мной, и мы просто друзья, честное слово, однако мне не на что жаловаться, я так привыкла со всем и каждым справляться, я даже не помню, когда плакала в последний раз, хах, ну же, в это так сложно поверить? это февраль, когда я ссорюсь с мамой впервые за долгое время, совсем ничего не боясь, и всё ломается, я отменяю каждую последующую встречу со своим другом, я не могу нормально говорить с той, кто вечно меня предаёт, и следом её подруга теряет ко мне всяческий интерес, находя его в новом, хах, человеке, и я всего лишь пытаюсь дышать, хотя воздуха совсем не осталось… это март, и моё сердце всё-таки разбивается, друг делает это так искусно и кропотливо, я бы похвалила его за проделанную работу, правда, господи боже мой, я бы всё-таки похвалила, если бы могла хоть слово сказать, вдохнуть или пошевелиться, но мысленно я в любом случае снова оказалась мертва, и счастливые деньки всё же закончились, хотя я верила в них так отчаянно, как никогда раньше и никогда после. это март, и мир за окном тоже начал гореть, упекая нас всех по квартирам, и это было хорошей идеей — побыть наедине с самой собой. это было хорошей идеей — оградить себя ото всех, кто причиняет мне боль. это апрель, и я грустила больше, чем мне хотелось бы, но у меня всё равно были силы вставать с кровати. это апрель, и мне требовалось больше усилий, чем обычно, чтобы признать все свои чёртовы ошибки, принять их и постараться себя изменить, чтобы мне стало лучше, чтобы я была правда в порядке, и это апрель, и мне нужно было всего лишь пару долгих ночей, проведенных в полнейшей тишине, и несколько длинных дней, наполненных физической активностью, вкусной готовкой и смехом, благодаря которому я перестала (наконец-таки) задыхаться. это май, и мой день рождения ближе, чем ожидалось, он острее, но недостаточно, ведь я готова встречать своё девятнадцатилетие так, словно не хотела расстаться со своей жизнью совсем никогда. это май, и я то падаю, то поднимаюсь, но продолжаю идти вперёд и только вперёд. это май, я справляюсь, мне больше не нужно из-за друга (моей мамы, учёбы, себя) задыхаться. это май, и эта жизнь стоит чего бы то ни было, потому что в итоге мы все будем счастливы. я обещаю.