***
— Он омерзителен! Голубые волосы? Серьёзно? Да что с его вкусом? — Рен чуть бутылку мартини со столика не смахивает. Омега нервно ходит по ВИП комнатке в клубе и всё пытается привлечь внимание уставившегося в свой телефон Чонгука. — Солнце, не истери, — Чонгук отсылает последнее письмо и убирает мобильный в карман. — Ну, невоспитанный он, не понял, с кем говорит, можно же ведь разок глаза закрыть, — усмехается альфа и, поймав омегу, притягивает к себе. Рен хотя, всё ещё нахмурен, но к Чонгуку льнёт, кладёт голову на его грудь и водит пальцами по спине. — Ты же скоро с ним разберёшься? — мурлычет омега. — Не смогу долго терпеть его присутствие. Ты ведь знаешь, как я ненавижу людишек, особенно таких мерзких, которые думают, что они могут взгляд при мне с пола поднять. Нет, что он о себе вообще думает? — по новой заводится Рен и поднимает глаза на альфу. — Мы же решили, он невоспитанный, неотёсанный омега, что он, кроме этой дыры — Дезира, видел-то? Откуда у него манеры должны были появиться? Вот и не трать на него свои нервы, у меня дело с этой выскочкой, я тебе объяснял — решу его, и ты пацана этого больше не увидишь. Он рядом с тобой и не стоит, — говорит альфа и нежно поглаживает щёку парня. — Обещаешь? — Обещаю, — Чонгук касается губами волос омеги и, пообещав навестить его ночью, возвращается в главный зал клуба.***
— Что произошло? — Чонгук влетает на кухню в квартире омег и останавливается напротив стола, за которым сидят Тэхён и Чимин. — Хосок произошёл, — альфа встаёт на ноги и подходит к брату. — Их похитили прямо у телефонного магазина. Мы еле успели машину перехватить уже на подъезде к Дезиру. — Как такое могло произойти? Средь бела дня? — недоумевает Чонгук. — Как они в Сохо-то проникли? — Это не посланники, это наёмники, отсюда же. Они сейчас на складе, потом с ними поговорю, — говорит младший и снова возвращается к Чимину. — Они что-то говорили? — Чон обращается к омеге. — Только обзывались и угрожали, чтобы мы не дёргались. А ещё говорили, что Хосок нас ждёт и всё из этой серии, — Чимин еле говорит, продолжает утирать без остановки текущие слёзы и позволяет Тэхёну обнять себя. — Где Юнги? — спрашивает Чонгук и поворачивается к двери. — В спальне, — отвечает Тэхён и пытается успокоить своего парня. Юнги сидит по-турецки посередине постели в обнимку с Куки и смотрит сквозь стену. Юнги думал, что тот скручивающий внутренние органы в узлы страх, та паника, от которой вмиг у него все конечности подчиняться отказывались, что всё то, что он испытывал в Дезире, больше не вернётся, не напомнит о себе, но он ошибался. Сегодня за какие-то полчаса он сполна прочувствовал на себе весь тот ад, от которого даже мысленно бежит эти месяцы, снова вспомнил каждый удар, каждое обидное слово и каждую кость, которую ему сломал брат. Одна мысль, что он вновь окажется в лапах Хосока, — вселяет в омегу животный ужас. Юнги опирается подбородком на голову игрушки и прикрывает глаза, вспоминая, как кричал, сопротивлялся, как молил похитителей не увозить их в Дезир. Мин сегодня чётко понял, что для него лучше смерть. Что оборванная в восемнадцать лет жизнь не кажется уже такой огромной трагедией, в отличие от того, как он вновь стоит напротив брата, терпит его унижения, побои, насилие. Мин поворачивает голову к открывающейся двери, намереваясь в десятый раз сказать Чимину, что он в порядке, хотя ничего подобного, и выслать его из спальни, но в комнату заходит Чонгук, и Юнги так и застывает с раскрытым ртом. — Прости, я опоздал. Не думал, что твой братец на такое пойдёт, — альфа останавливается напротив кровати и смотрит на омегу. Юнги похож на маленького потерявшегося ребенка, особенно с этой игрушкой, которую он сильнее прижимает к груди. Как бы омега ни храбрился и достойно себя ни вел, Чонгуку он напоминает переполнившийся сосуд — одно прикосновение, и сперва трещинами покроется, а потом и вовсе лопнет. Видеть его плачущим — последнее, чего хочет Чонгук, но не дать ему выговориться и освободиться — преступление. — Сильно испугался? — альфа присаживается рядом и продолжает считывать эмоции с бледного лица. Юнги быстро-быстро машет головой, потому что боится открыть рот и не сдержаться. Казаться трусишкой рядом с Чонгуком не хочется. Плаксой тем более. Омега отчаянно борется с комом в горле и песком, забившимся под веки, и теребит лапки Куки. — Иди ко мне, — альфа приглашающе раскрывает руки и ждёт несколько секунд, пока омега ведёт борьбу в голове между желаниями и разумом. Последний проигрывает. Тепло в эту секунду жизненно необходимо, понимание и сочувствие не меньше. Юнги, не выпуская Куки из рук, подползает ближе, и Чонгук, схватив омегу, перетаскивает на свои колени и сжимает в объятиях. Юнги моментально расслабляется, будто свернувшийся в груди клубок страха распрямляется, отпускает, даёт вздохнуть. Чонгук рядом, и Юнги не страшно — он ведь спас его тогда, не испугался Хосока, значит, ещё спасёт, значит, защищать и дальше будет. Мин прячет лицо на мощной груди, вбирает в себя его тепло, а альфа сильнее к себе прижимает, зарывается носом в его волосы и чувствует, как подрагивает в руках маленькое тельце. — Ну же, поплачь. Не надо изображать сильного, не передо мной, потому что я это и так знаю. А ещё я знаю, что ты испугался, так что поплачь, выплесни этот страх, я его заберу, — шепчет альфа и продолжает поглаживать Мина по спине. — Я не сдержал своё слово, я обещал тебе в больнице, что не позволю никому тебя пальцем тронуть, а сам не учёл, что Хосок настолько оборзеет, что на мою территорию полезет. Прости меня за это, — Чонгук покрывает волосы всхлипывающего на его груди парня короткими поцелуями. Пусть Юнги и звука не издает, но рубашка на альфе уже мокрая, он продолжает поглаживать омегу, успокаивает. Чонгука на части рвёт от затапливающей нежности к этому ребёнку на его коленях, от его пальчиков, отчаянно цепляющихся за шею альфы, от сердца, которое бьётся так громко, что Чону уши закладывает. Он не выдерживает, отрывает омегу от себя, берёт в ладони его лицо и заставляет смотреть на себя. — Сейчас ты в безопасности, а то, что ты испугался, вполне нормально, — ободряюще улыбается ему альфа. — Просто, — Юнги облизывает солёные губы, смешно морщит раскрасневшийся нос. — Я туда не хочу больше, я совсем не хочу. Лучше умру. Или он умрёт. Только тогда. Мне нельзя к нему, ты ведь не вернёшь меня ему? Никогда не вернёшь? Чонгук смотрит на зарёванное лицо, пальцами утирает продолжающие течь слезы и, снова притянув к себе, обнимает. — Не верну, конечно, даже не думай об этом. Твой брат — чудовище, и он за все ответит. А ты мне поможешь это сделать. Я не позволю ему больше над тобой издеваться, — Чонгук целует парня в макушку. — Ты ведь поможешь? Юнги отстраняется, утирает лицо и, не понимая, смотрит на альфу: — Как? Я никчёмный, слабый, оружием пользоваться не умею, как я могу помочь? — Ты очень сильный и не смей называть себя никчёмным, — говорит альфа и отбирает у омеги Куки. — Я к нему ревную, ты уж прости. Даже обнимаю я тебя всё это время вместе с ним, — говорит Чонгук и замечает улыбку омеги. — Люблю, когда ты улыбаешься, — альфа этого говорить не планировал. — Как я могу помочь с Хосоком? — спрашивает Мин. — Хосока сразу не уничтожить, ты сам это знаешь. Но я знаю, как можно сделать это шаг за шагом. Если ты и вправду хочешь перестать жить в страхе и хочешь безопасности себе, Чимину и всему народу Дезира, то я с тобой поделюсь этим планом, твоя помощь тут существенна. — Хочу, — не задумывается Юнги. — Очень хочу. Потому что я его ненавижу. Потому что второй раз через всё это проходить не буду. Четыре года я жил в аду. Достаточно. — Тогда слушай.***
— Ты заложил фундамент, а я его укреплю. Вечером они будут ужинать у нас, мы уж постараемся, чтобы у мальчишки не осталось сомнений, что мы на его стороне, и всё это делается ради него, — говорит Дживон Чонгуку. Альфы сидят в переговорной, куда уже через пять минут начнут заходить работники и начнется совещание. — Мне кажется, это слишком, зачем опять приглашать их к нам, да и сплетни пойдут, — спокойно говорит Чон. — И потом, его интервью получилось очень удачным, а это всего лишь первое. Пусть им занимаются мои люди, перестань принимать его в особняке. — Не перестану. Они не должны сомневаться в наших лучших намерениях. Завтра его интервью будут транслировать по всему Бетельгейзу, но меня не оно сейчас интересует, я хочу, чтобы этот мальчишка не сомневался в нас, чтобы начал воспринимать нас, как семью. Меня интересует только яд, когда я заполучу его рецепт и уничтожу все его ингредиенты, тогда он может отправляться хоть в Ад, — зло говорит Дживон. — Так он сам тоже вроде ингредиент, — устало говорит Чонгук. — Значит, и его уничтожим, — не задумывается Дживон. — Один омега против всего нашего рода. Не думаю, что кто-то сильно будет горевать. В любом случае, пока пусть расколется, дальше посмотрим. И еще, твоё присутствие на ужине обязательно. — Я не собирался. — Знаю, поэтому и настаиваю. Рен может и без тебя поспать одну ночь, ночуешь сегодня в особняке и желательно с ним. — Ты слишком увлёкся, отец. — Это ведь твой план, твои желания. Вот и доведи до конца. — Я и доведу, но своими методами и способами, ты в это не лезь. — Ну, посмотрим, — выдыхает Дживон и просит секретаря впускать гостей.***
— Я ничего против твоих родителей не имею, наоборот, очень им благодарен, но приглашать нас на семейный ужин опять — это слишком, — Чимин пытается говорить, пока Тэхён целует его, вжав в дверцу автомобиля. — Попробуй сказать это моему отцу, — альфа целует омегу ещё раз в губы и отпускает. — Он сказал, чтобы вы присутствовали. Не придёте — он обидится, и вообще, это дурной тон, не принимать приглашение хозяина города. Поэтому собирайтесь, а вечером я приеду за вами. — Но Тэхён, — ноет Пак. На самом деле, вновь идти в дом к оборотням совсем не хочется. И пусть Чимин будет под присмотром Тэхёна, лично от Дживона у омеги мурашки. Но в глубине души Чимин понимает, что альфа их пригласил, и вариантов нет — они должны пойти. — Юнги точно не пойдёт, он не согласится, он сам себе ногу сломает, лишь бы не пойти, — решает воспользоваться последним вариантом Пак. — Значит, его в особняк доставят на носилках. Это больше не обсуждается, — серьезно говорит альфа. — А если так? — Чимин округляет глазки и делает свою коронную милую просящую рожицу. Тэхён усмехается и отрицательно качает головой. — А так? — Чимин оглянувшись по сторонам и, убедившись, что они одни, опускается вниз коленями на асфальт и смотрит на альфу самым блядским взглядом. При этом омега высовывает язык и, облизав свои губы, мурлычет. — Ушки у меня в спальне остались, но я могу пригласить тебя туда, и ты сможешь поиграть с котиком. — Вставай, — Тэхён хватает Пака за локоть и, подняв с земли, тащит к подъезду. — Я не дам тебе, если ты не отменишь приглашение, — выкрикивает Чимин, пока альфа, втолкнув его в лифт, моментально вжимает в стенку. — Прости, но ты, котёнок, пользуешься своим положением и плохо себя ведёшь, наказание отложено быть не может, — выносит вердикт альфа. — Потому что у тебя стоит? — смеется сквозь поцелуй омега. — Совершенно верно, — стоит дверце лифта открыться, как Тэхён берёт Чимина на руки и идёт к двери.***
— Ох, неужели без клыков и когтей! Вот так нормально будем с тобой, как цивилизованные люди разговаривать? Серьёзно? — Хосок стоит во дворе особняка и пристально смотрит на сидящего на капоте панамеры Чонгука. Чон одет в белую рубашку, рукава которой закатаны по локоть, альфа с руками в карманах слушает Хосока и усмехается на его слова, точнее на слово "люди". — Даже без охраны! — восклицает Хоуп. — Твоя самонадеянность удивляет. Ну да ладно, раз уж пожаловал, то выкладывай, у меня дел и без тебя хватает. Сам понимаешь, времена нынче неспокойные, — Хосок подходит ближе и снимает с глаз солнцезащитные очки. — Чего это ты так занят? Придумываешь очередное оружие против оборотней? — кривит губы Чонгук. — Бросай эту затею, не трать время впустую, тебе от нас не избавиться. Лучше найди себе омегу, заведите уродцев и живите себе в этой дыре в мире с подчинением центру. — Ты приехал сюда, чтобы меня на путь праведный наставить? — смеётся Хосок. — Я приехал, чтобы лично тебя предупредить — ещё раз поймаю на своей территории наёмников, то я вышлю к тебе на территорию гостей. И клыки моих гостей твоим людям не понравятся, — со сталью в голосе заявляет альфа. — Так значит попались, — театрально вздыхает Хосок. — Облом. А я так хотел своего братца вернуть. — Неужели ты вспомнил, что у тебя брат есть? — Я думал, поиграешься, вернёшь, но, смотрю, не собираешься. Что, понравилось? — Хосок становится вплотную. — Понял, как сложно перед ним устоять? Сука, а как он глубоко в рот берёт, уверен, ты уже попробовал. Конечно, ты такую соску не вернёшь. — Я всё видел, ты насиловал его, — Чонгука передёргивает от слов Хосока. Даже представить то, что он говорит про Юнги, очень сложно. — Ты не понял? Это он меня в чудовище превращает, с ума сводит, моего зверя будит! — восклицает Хосок. — Он ходит сперва просто, весь такой невинный, а сам соблазняет, заигрывает, а ты ведёшься. Не вестись там нереально — в нём секса дохуя. И ты срываешься, и конечно, ты знаешь, как нам тяжело после превращения себя контролировать, вот и сносит крышу. Что он тебе рассказал, что я плохой, что я чудовище? Лжёт! Я за ним, как за принцем, ухаживал, а он мне чем расплатился? На границу бегать стал, чёрного волка соблазнил? Такой он у меня шустренький. У меня в ту ночь башню сорвало, но я своим поведением не горжусь, — уже тише говорит Хосок, и Чонгук отчётливо видит сожаление в глазах полукровки. — Ему больно делать — это как себе. Но я слетел с катушек. Эта шлюха меня доводит. Как бы ты себя повел, а? Если тот, в ком ты души не чаял, стал с твоим врагом шастать? Как? Что бы ты сделал? — У тебя всегда виноваты все, только не ты. Если он такая блядь, чего ты его не воспитывал, чего на место не поставил? — спрашивает Чонгук. — Я пытался, но он непослушный и сам себе на уме. Ты это со временем поймёшь — он хитрый, зараза, и проворный. Как у нас с ним проблемы начались, он сразу тебя зацепил. В любом случае, я люблю его и не отпущу, тебе тоже не отдам. Или сам заберу, или дождусь, когда ты наиграешься. — Ты психопат, — качает головой Чон. — Друг мой, хотя не друг ты мне, — усмехается Хосок, — верни мне эту шлюху, пока он твой мозг не съел. Только я могу его блядскую натуру контролировать. Он на всё готов ради того, чтобы из Дезира вырваться. Даже брата собственного предаст. Уверен, он у тебя сейчас мозг ложечкой поедает, а бдительность твою своей задницей усыпляет. Он не дурак, знает, что ты на нём не женишься, но в любовники тебе напросится. А потом твои деньги и власть, и мой братишка новый принц Сохо. — Я тебе своё слово сказал, — Чонгук идёт к дверце автомобиля. — Больше никаких наёмников на моей территории. А братца твоего я не держу, захочет, вернётся. Чонгук садится за руль и выезжает со двора. Хосок провожает автомобиль взглядом и поворачивается к подбежавшему работнику: — И посеял я семена сомнения в душу чёрного волка. Как же это легко, — усмехается альфа. — Манипулировать людьми, оборотнями, хоть кем. А теперь в лабораторию, осталось совсем немного, и скоро весь Бетельгейз будет усеян трупами волков.***
Чонгук давит на педаль газа, даже на дорогу почти не смотрит, с силой руль сжимает и всё слова Хосока из головы выбросить пытается. Выходит не с особым успехом. У него внутри коллапс, полное несовпадение, столкновение противоречий. Чонгук не верит, что Мин Юнги такой, каким описал его Хосок, но в то же время альфа не уверен, что омега и вправду настолько чист, каким кажется. Да, он маленький и беззащитный, с этими смотрящими в душу глазками — но все те бляди, с которыми водился Чон по молодости, были именно такими — этим и зарабатывали — напускной наивностью. Почему он до сих пор не сбежал, если у Хосока настолько невыносимо было жить, почему не искал помощи, почему прожил восемнадцать лет до того, пока его озарило, и он пришёл на границу просить Чонгука — вот именно — Чонгука. Чон с трудом успевает притормозить на красный и вновь задумывается, а если это и был план, если Юнги всё продумал. Это Чонгук считает, что он играет, что ходы строит, но попахивает тем, что альфа сам на крючок попался. Чонгук зло ударяет по рулю и, подрезая всех вокруг, вырывается вперёд. Все омеги мечтают о Сохо, но не всем удаётся, а если ты человек, то вообще нереально, но Юнги нашёл выход. С другой стороны, Чонгук никогда не забудет ту ужасную ночь, он был весь в крови, искалеченный и в слезах, даже сейчас, вспоминая его, у альфы сердце заходится — Юнги не может быть тем, кого ему описал Хосок. Лучше самому проверить, лучше прислушаться к своему нутру, иначе не выйдет, только голова от дум лопнет.***
Юнги напрасно переживал и нервничал — ужин проходит в тёплой и дружественной обстановке. Дживон весь вечер очень внимателен и обходителен, много спрашивает про детство парней, лично ухаживает за столом, и на какое-то время Юнги забывает, что он в доме оборотней. Во время десерта Дживон поспрашивал насчёт интервью, и как оно прошло, узнал, что омега собирается рассказать прессе в следующем. Также альфа выразил ему слова поддержки, несколько раз подчеркнул, что если омега не уверен, то может отказаться, но Юнги заверяет его, что пойдет до конца, потому что устал жить в страхе. Чонгук не объявился даже после десерта, и пусть никто в доме кроме Дживона и Юнги его и не ждёт. Просидев еще полчаса за кофе с Муном, омеги стали прощаться, на что Дживон объявил, что никуда их не отпустит, и уже давно за полночь. Юнги попытался возразить, но альфа был непреклонен. Омеги разбрелись по уже знакомым спальням, Мун поднялся к себе, а внизу остались пить виски только Тэхён и Дживон. — Ждёшь, когда я спать пойду, чтобы в его постель залезть? — усмехается Дживон сыну. — Нет, ты же четко сказал, что под твоей крышей нельзя, поэтому я утолил свой голод до того, как привёз их сюда, — с ухмылкой заявляет Тэхён. — Вот сучёныш, — смеется альфа и поворачивается к открывшейся двери. — Ну наконец-то почтил нас своим присутствием, — обращается Дживон к идущему в их сторону и явно злому старшему сыну. Чонгук подходит к дивану и, забрав из рук Тэхена его бокал с виски, опускается рядом. — Чего ты так рано зашёл-то? Мог бы рассвета дождаться, — язвит отец. — Когда успел, тогда и зашёл, — огрызается Чонгук. — Я из Дезира, сам понимаешь, дорога долгая. Как посидели? Развлеклись? — ядовито спрашивает альфа. — Чего ты такой бешеный? — не сдерживается Тэхён. — Не нравится моё настроение, иди погуляй, — зло бросает ему Чон. — И пойду, — Тэхён поднимается на ноги и, пожелав отцу спокойной ночи, идёт на выход. — Так чего ты такой злой? Что там у полукровки нового, что-то выяснил? — озабоченно спрашивает Дживон. — Ничего нового, кроме того, что меня этот фарс уже достал. Эти омеги тоже. Быстрее бы разобраться и зажить прежней жизнью. Как ужин прошёл? — Чонгук откидывается на спинку и расстёгивает пуговицу на рубашке. — Ужин прошел превосходно, но я решил сделать тебе подарок и не закончил его так, как изначально планировал, — Дживон встаёт на ноги. — Он спит в третьей спальне для гостей, так что спокойной тебе ночи или неспокойной, тут как пойдёт, — подмигивает сыну альфа и идёт к лестнице. Ядовитая улыбка расползается на лице Чонгука, он залпом допивает виски и, поднявшись с места, медленно идёт наверх, за своей добычей, за своей наградой, за тем, о ком думал без остановки весь день. Юнги полностью расслабляется в душе, снимает усталость и напряжение нервного дня и, подсушив волосы полотенцем, выходит из ванной. Бросив полотенце на кресло, омега вздрагивает — он только сейчас замечает стоящего у окна Чонгука. Альфа, скрестив руки на груди, скользит голодным взглядом по полуобнаженному телу и только потом смотрит в глаза: — Я тебя напугал? Юнги не может понять — Чонгук вроде такой же — в его присутствии у Юнги всегда пол рябью под ногами идёт, но этот Чонгук другой. От него волнами исходит опасность. Даже воздух в комнате ей пропитан, Юнги его пощупать может. У омеги кожа мурашками от этого взгляда покрывается, хочется обратно в ванной скрыться, а ещё лучше там запереться. Потому что в этих глазах напротив ни капли нежности или тепла — о его взгляд до костей порезаться можно. — Просто, — прокашливается Мин и ищет глазами футболку, которую вроде до душа выкинул на кресло. — Я не ожидал тебя увидеть. — Я был очень занят, но я не мог нарушить нашу новую традицию и не пожелать тебе спокойной ночи, — альфа отталкивается от стены и медленно идёт к Юнги. Скорее подкрадывается, в каждом его движении есть что-то хищное, от всего этого и даже его тона Мину не по себе. Чонгук останавливается напротив и поднимает руку, чтобы коснуться щеки, но Юнги отворачивается. — Тебе лучше уйти. Ужин был отличный, но я устал и хочу спать, — Мин сам поражается, что проговорил фразу до конца, что ни разу не запнулся. Чонгук не отступает, сужает зрачки, приподнимает уголки губ в ухмылке и становится вплотную. Его снова слишком много, он всё пространство заполняет собой, шансов на побег не оставляет. Юнги весь сжимается, чувствует себя мизерным, рядом с нависшим над ним альфой. — Уверен? — хрипло говорит Чон и смотрит прямо в глаза, ломает волю омеги, давит, напирает. Юнги не выдерживает, знает, что проиграет, если так пойдёт, и резко дёргается в сторону двери, чтобы выставить наглого альфу, но Чонгук перехватывает его поперёк и вжимает в стену. — Прогоняешь, значит, — вздыхает альфа. — Когда уже перестанешь? Когда примешь тот факт, что от меня никуда не деться, да и не особо ты этого хочешь, — Чонгук проводит пальцами по обнаженному животу омеги, царапает ногтями. — Я же знаю, что хочешь. — Пусти, — скорее просит, чем требует омега. — Пустил бы, — хмыкает альфа и покрывает короткими поцелуями шею. — Не будь ты таким сладким, таким соблазнительным, таким якобы невинным, но в то же время пропитанным развратом до мозга костей. Ты ведь нарочно так себя ведёшь? Нарочно одним взглядом с ума сводишь? — Чонгук всматривается в глаза Мину, видит в них непонимание, но продолжает давить, пытается разгадать свою самую сложную загадку за эти годы. — Я не понимаю, о чём ты, — Юнги вновь дёргается, и вновь его впечатывают в стену. — Перестань убегать, от себя хотя бы, своей сущности. И перестань ломаться, пожалуйста. Это дико вставляет, конечно, — альфа очерчивает большим пальцем подбородок парня. — Мне даже нравится твоя напускная невинность, но терпеть всё сложнее и сложнее. Можно сказать, невыносимо. Хочу увидеть твой разврат, прочувствовать его на себе. Очень хочу. Вот настолько, — Чонгук хватает ладонь всё ещё не до конца понимающего омеги и прикладывает к своему паху. Юнги от неожиданности дёргает руку назад, но альфа сильнее вжимает в себя маленькую ладонь, водит ею по натянувшему грубую ткань члену. Юнги желание альфы отчётливо чувствует, взгляда от чёрного омута напротив убрать не в силах, ладонь омеги горит словно, волдырями покрывается. Мин ойкает, когда альфа, приподняв его за бёдра, заставляет опоясать себя ногами и, продолжая вжимать в стену, впивается в губы поцелуем. Юнги под его напором, как песочный замок, осыпается, по всем фронтам проигрывает, сдаётся — только успевает, что цепляться за шею и за ворот рубашки, лишь бы не соскользнуть, не дать воздуху между просочиться. Чонгук, не прерывая поцелуй, отлепляет омегу от стены и, подойдя к кровати, опускает на неё. Вжимает в белоснежные простыни, продолжает целовать, не даёт тому отдышаться. Поцелуй становится все жёстче и жёстче, Юнги теряется в ощущениях, собраться не может, но всё равно ладонями на грудь альфы давит, требует отстраниться. — Чонгук, — кое-как вырывается Мин. — Мы в доме твоих родителей, и вообще, я не хочу, не надо… Чонгук только усмехается, резко поворачивает его лицом вниз, вжимает в подушки и шепчет: — Хочешь же, притом очень хочешь, дрожишь подо мной, малыш. Пойди уже на поводу своих желаний, — альфа рывком дёргает пижамные штаны омеги вниз и чуть ли не облизывается, поняв, что под ними нет белья. Юнги дергается, пытается до резинки штанов дотянуться и обратно их натянуть, но Чонгук их до конца сдёргивает и отбрасывает в сторону, не позволяет омеге повернуться, вдавливает в постель. Альфа проводит пальцами по позвоночнику вниз, не останавливается и, несмотря на уже сильный протест со стороны омеги, разводит руками половинки, надавливает на колечко мышц. Он еле волка на цепи держит — до боли хочется погрузится, ощутить жар и узость тела под ним. — Прекрати. Я буду кричать! — уже зло говорит Мин. — Обещаю, что будешь, — усмехается альфа, лижет лопатки, рёбра пересчитывает. — Ты знаешь, что такое секс с волком? Тебе твой дружок не рассказывал? — спрашивает он. — Нет, — заливается краской омега. — Тебе понравится, — кусает мочку уха, оттягивает зубами и продолжает шептать, — Это сцепка, когда я могу кончать и кончать в тебя без последствий, потому что ты человек. Это несколько часов твоя попка, натянутая на мой член, и это, блять, мне уже снится. Поэтому расслабься и наслаждайся. — Тогда, когда мы поцеловались, ты чуть не превратился, — обрывисто говорит Мин и всё ещё не оставляет попыток перевернуться. — Я боюсь, — Юнги всё-таки удаётся развернуться, он сразу тянется к простыне и пытается накрыться. — Что я превращусь во время секса? — выгнув бровь, спрашивает Чон, и Юнги угукает. — И что? Ты уже трахался со зверем, чего боишься? — Чонгук понимает, что сморозил глупость, по вмиг побледневшему лицу омеги, по тому, как тот глаза моментально опустил, невидимые барьеры воздвиг. — Не превращусь, — сразу меняет тон на нежный альфа. — Я себя контролирую, — Чонгук притягивает парня к себе и поглаживает его щёку. — Я не хочу, чтобы ты думал, что ты мне интересен только в постели. Ты мне нравишься, Мин Юнги, очень сильно нравишься, и если ты не хочешь — я не буду напирать, хотя признаюсь, с ума по тебе схожу. От этих слов у Юнги внутри тепло разливается, он каждое запомнит, через всю жизнь пронесёт. Мин не сдерживается, легонько улыбается и, сам обвив руками шею альфы, целует. Сперва робко, осторожно, но у Чонгука терпение и так на грани, чтобы довольствоваться неумелыми и робкими поцелуями — он сразу вовлекает омегу в страстный и мокрый поцелуй, вновь вдавливает в постель и шепчет в губы: — Разреши мне кое-что сделать. Обещаю, тебе понравится, — Юнги не понимает, что затеял альфа, но больше не дёргается и послушно поворачивается на живот. Чонгук за бёдра подтягивает омегу к себе, давит на поясницу, заставляя максимально выгнуться. Мин оттопыривает попу и зарывается лицом в подушку, радуясь в душе, что альфа его лица не видит. Чонгук разводит половинки ягодиц, несильно шлёпает, стоит омеге попу опустить, и аккуратно просовывает в него первый палец. Альфа одновременно шепчет нежности, кусает и гладит бока, усыпляет бдительность омеги. Юнги жмурится, когда он просовывает ещё один палец, кусает кончик подушки, терпит. Чонгук долго не церемонится, двигается глубже, добавляет ещё пальцы и находит простату. Юнги скулит в подушку, сам поддаётся назад, насаживается на пальцы, просит не останавливаться. Чонгук подхватывает его под живот, приподнимает — разводит пальцы внутри, гладкие стенки оглаживает, с трудом желание их своим членом заменить подавляет. Слизывает капли пота, стекающие по голой спине, покусывает нежную кожу, оставляет отметины. Чонгук уже еле сдерживается — альфа полностью одет, рубашка прилипла к телу от пота, контроль даётся с огромным трудом, но он понимает, что нельзя, что не время. Сегодня главное — это омега, Чонгук свой аппетит позже утолит, по полной отыграется за эту муку. Юнги мечется по постели, шепчет бессвязные слова, постанывает, и Чону резко хочется увидеть его лицо. Хочется посмотреть на него настоящего. Альфа переворачивает омегу лицом к себе, продолжает трахать его пальцами, отнимает руку Мина с его лица, запрещает прикрываться. Следит за каждой эмоцией, ловит каждый вздох, затыкает особо громкие стоны своими губами. Когда Чонгук накрывает ладонью его член, Юнги будто током бьёт, он уже ничего не видит, не различает, кусает ребро своей ладони, лишь бы не кричать. Альфа думал, что трахать его будет невероятно, но невероятно — это смотреть на это разгоряченное, взмокшее тело под собой, на эти глаза, покрытые дымкой, на искусанные до крови губы. Чонгук делает ещё пару движений, и Юнги, выгнувшись дугой, кончает, испачкав его руку и свой живот. Альфа проводит пальцами по его животу, собирает сперму и размазывает пальцами по губам омеги. Юнги не успевает облизнуться, как Чонгук его целует, вылизывает: — Ты самый вкусный человек во вселенной, — шепчет он ему в губы. — Как бы я тебя не сожрал. — Надеюсь, ты шутишь, — севшим голосом говорит Мин. — Я тоже надеюсь, — серьезно говорит альфа и опять нагибается за поцелуем, когда в дверь стучат. Юнги весь подбирается, в панике дёргается за простыней, но Чонгук шевельнуться не даёт, продолжает вжимать его в постель и говорит «войдите». — Какого черта?! — Мун влетает в спальню и застывает на пороге. Юнги от стыда отворачивается к окну и до крови впивается ногтями в руку альфы, мстит за своё положение, свой позор. Чонгук на появление папы только усмехается, пальцами цепляет подбородок Мина и, повернув к себе, демонстративно глубоко целует. Омега больно его кусает и отталкивает, но получает в отместку такой же укус и чуть не плачет от обиды. Чонгук отпускает парня и, встав с постели, поправляет свою рубашку. Юнги, сразу притянув к себе простыню, с головой в неё кутается и сворачивается в комочек. Чонгук выходит в коридор, где его сразу же догоняет Мун. — Ты с ума сошел? — рычит на Чонгука омега. Альфа нехотя поворачивается к папе и со скукой на лице смотрит на него. — Зачем? Зачем ты это делаешь? Притом здесь, где твой отец, где я, совсем уважение потерял? — Может, ты не будешь лезть в мою личную жизнь, а пойдёшь своей займёшься, — зло шипит альфа. — Кого я трахаю — моё дело. Если у тебя всё, то я пошёл, меня кое-кто ждёт. — Ну ты и скотина, — треснуто говорит Мун. — Я не виноват, но твоя святоша мне не дал. Он всё ещё ломается, а я не удовлетворён, так что прости, но я поеду к тому, кто не заигрывается настолько, — усмехается Чонгук и идёт к лестнице, оставив ошарашенного Муна у двери Юнги.***
Юнги так и лежит в постели и сгорает от стыда — папа того, кто ему очень нравится, застал их в постели. Что теперь Мун будет о нём думать, за кого принимать. Этот омега так сильно нравился Мину, он бы хотел себе именно такого доброго и отзывчивого папу, но отныне Мун на него, наверное, и смотреть не будет, скорее возненавидит даже. Утром Юнги на завтрак не спускается, он не уверен, в доме ли Чонгук, и дело не в нём даже — Юнги стыдно видеться с Муном. Поэтому омега выпроваживает зашедшего за ним Чимина обратно в его комнату за вещами и, схватив мобильный, тоже идёт на выход, решая сразу уехать. Но прямо у двери Юнги сталкивается с Муном. — Простите, доброе утро, простите, — бормочет Мин и не смеет поднять взгляда. — Не прощу, потому что из моего дома голодными не уходят, — тепло улыбается омега, и только тогда Юнги поднимает глаза. — Мне правда очень жаль и очень стыдно, — Юнги готов сквозь землю провалиться. — Тебе не за что извиняться, — мягко говорит Мун. — Ты омега, и ты на него повёлся. С Чонгуком это не сложно, поверь мне. Но можно я дам тебе совет, ты можешь его проигнорировать, но я всё равно это сделаю. Юнги молча кивает. — Чонгук, как бы тебе это помягче сказать, — вздыхает Мун. — Он не сможет дать тебе всего того, что ты заслуживаешь. Очень прошу тебя, не влюбляйся, хотя кому я это говорю — ты уже влюблён. Но хотя бы не заходи дальше. Не позволяй ему. Он разобьёт тебе сердце. Он мой сын, и я люблю его, и он сделает какого-то омегу счастливым, но не тебя. С каждым словом Муна Юнги все больше мрачнеет, чуть за стену не держится, боясь, что не выдержит и не устоит. — Но он сказал, то есть он… я ведь нравлюсь ему, он сказал мне это, — скорее себе, чем Муну говорит Мин. — И хотел тебя трахнуть, — горько усмехается Мун. — Чего только альфа не скажет тому, кого хочет в постель затащить. — Но… мы не переспали, он не настаивал, я нравлюсь ему и так, я ему верю, — дрожащим голосом повторяет Юнги. — Прости меня, малыш, очень прошу, прости — но, если бы это была правда, то он вчера ночью после тебя не ушёл бы к другому. У меня других вариантов нет, кроме как тебя лицом в эту грязь тыкать, чтобы ты понял, пока не поздно, — сокрушается Мун. — Я… мне… нам надо идти, — Юнги цепляется пальцами за руку подошедшего Чимина, и последнему буквально приходится волочить того на выход.***
— Тебя по всем каналам показывают. Тэхён ушел, — Чимин ставит стакан с водой на тумбочку и садится на кровать. — Ты с утра с постели так и не встал, перестань страдать, поднимайся, оденься, сходим потусить. — Не хочу. — Ладно, а Куки в чём виноват? Почему он в ссылке? — Пак кивает в сторону Снорлакса, который отброшен на пол и усмехается. — Это его подарок. — Юнги, перестань. Не могу видеть тебя таким и не до конца понимаю, что произошло. — Уйди, пожалуйста. Я хочу побыть один, — просит Мин, и Чимин, вздохнув, встаёт на ноги. — Я буду печь твой любимый яблочный пирог, может, на запах хоть выйдешь, — Чимин выходит из комнаты и прикрывает за собой дверь. Юнги больно. Он вроде к боли привык, но эта другая. Эта не та, которой его Хосок награждал, далеко не та. Эта хуже и страшнее. Юнги даже на руки постоянно смотрит, тело осматривает, но никаких нарывов, никаких порезов или синяков. Никаких видимых признаков того, что ему больно. Но почему тогда так выворачивает, что он на стену чуть не лезет. Поскуливает под одеялом, трясётся, всё её источник найти пытается. Продолжает сокрушаться, что ни обезболивающего не принять, ни пластырь не наклеить, ничего не сделать. Она начинается где-то в районе груди, расползается по всему телу, разъедает вены-сосуды, кровь собой заменяет. Её много, и Юнги с ней не справляется. Мун не лгал бы, ему незачем. Но Юнги в ощущениях путается. Он понимает, что это игра, в глубине души чувствует это с первого дня, но почему тогда она настолько на реальность похожа. Одна часть омеги не верит, не хочет воспринимать слова Муна, всё надеется на то, что Чонгук тогда не врал, и Юнги ему и вправду нравится. А вторая, которая сейчас больше и с каждым часом всё разрастается, которая его болью подпитывается — она настаивает, что он лжёт, что он им пользуется, но для чего, не понятно. Зачем Чонгуку такой фарс, целое представление разыгрывать, неужели всё ради секса? Смешно. Что-то не складывается, что-то он продолжает упускать. Дело не может быть только в сексе. Тогда в чём… Он сворачивается в клубочек, обнимает подушку, усиленно прогоняет подальше воспоминания их поцелуев, его прикосновений, его голос, и в злости отшвыривает ее в сторону. Подушка ударяется в статуэтки на тумбочке, которые, упав на пол, разбиваются вдребезги. — Какого чёрта? — в комнату влетает Чимин, на ходу вытирая салфеткой муку с рук. — Ты чего теперь решил квартиру разнести? — улыбается Пак и, подойдя ближе, опускается на постель. — Он мне нравится, Чимчим, понимаешь? — Юнги садится на постель, комкает на груди футболку. — Он мне сильно нравится. Он у меня сидит внутри и дышать не даёт. Он в игры со мной играет, а я просто его полюбить хотел. Он же сам первым начал! Сам меня поцеловал, а потом спас… Зачем? — Юнги отчаянно пытается добиться ответов на свои вопросы от друга. — Зачем он это всё делал, если я ему безразличен? Почему другой омега, почему Мун говорит, он может сделать счастливым другого омегу? Почему не меня? Только потому, что я человек? — Юнги больше сдерживаться не в силах, все клапаны срываются, и поток слёз уже не остановить. — Потому что я не смогу ему родить или просто я не достоин. Чего тогда он хочет? Почему не оставит меня в покое? — глотает Мин свои же слёзы. — Тебе надо успокоиться, — у Чимина сердце разрывается, а как помочь другу он не знает. — Попробуй поговорить с ним начистоту. — Что я ему скажу? — горько улыбается Мин и покрывалом вытирает лицо. — Спроси у него напрямую о его отношении к тебе. Скажи, что он тебе нравится. Он, кстати, не звонил? — Нет. Ему этого всего не надо, — Юнги вновь зарывается головой под одеяло. — Я успокоюсь, забуду свой позор. И говорить я с ним не буду. Не хочу больше унижаться, всё и так ясно, как день. Не обязательно, чтобы он открытым текстом сказал, что мои чувства не взаимны. Мне и так тяжело, а вслух этого я не вынесу, — бурчит Мин из-под одеяла и посылает Чимина печь пирог. Стоит Паку выйти за дверь, как мобильный Юнги разрывает входящий звонок. Мин тянется к телефону и, увидев на экране Jungkook, кладёт телефон рядом с подушкой, не отвечает. Чонгук продолжает звонить подряд, и Юнги понимает, что если не ответит, то альфа может приехать. Юнги его вида не выдержит. Мин долго откашливается, прочищает горло и наконец-то принимает вызов: — Не думаю, что ты спишь в это время. Юнги прикрывает веки, пропускает через себя любимый-ненавистный голос, побольше воздуха в легкие набирает. — Не сплю, — выходит слишком жалко, и Мин чуть себе пощёчину не даёт. — Хочу с тобой поужинать, решил предупредить, чтобы ты вечером других планов не назначал. Юнги слышит на фоне сигналы автомобилей, понимает, что альфа за рулём. — Чего молчишь? — Я не смогу, — еле выдавливает из себя Мин. — Почему? — У меня… — Юнги понимает, что то, что он якобы заболел не вариант, Чонгук приедет и проверит. — Планы. Я в другом месте буду. — Серьёзно? — Юнги отчётливо слышит издёвку в голосе альфы. — Я не хочу, — срывается омега. — Не понял. — Я не хочу с тобой ужинать. Тишина. Пауза длится несколько секунд, но для Юнги вечность проходит. — Почему? — Потому. — Очень по-взрослому. — Мне можно, я не взрослый. — Я приеду за тобой в восемь, накормлю тебя вкусным ужином, и ты мне расскажешь, чего ты такой обиженный. — Я не обиженный, я просто не хочу с тобой ужинать. Если это всё, то я хочу поспать. — В три часа дня? — Да. — Послушай, не знаю, на что ты дуешься там, но я скучаю по тебе. Очень. И я хочу тебя увидеть. Очень. Юнги держится, не поддаётся, даже трубку, пока Чонгук всё это говорит, на расстоянии держит, не позволяет этому вкрадчивому голосу в сознание просочится и с пути свернуть заставить. — Пока, Чонгук. — Пока, малыш, — усмехается альфа и отключает связь. «В игры со мной играешь, опять маску нацепил. С хуя я так долго тебя обхаживать должен. Заебал. Сделаю подарок отцу, вытрахаю из тебя рецепт и вышвырну к чёртовой матери, будешь ломаться перед своим братцем в Дезире. Ужинать он со мной не хочет. Как бы ты сам не стал моим ужином», — думает альфа и паркует панамеру перед офисом.