***
— Откормишь меня, сам потом рад не будешь, — говорит Юнги сидящему напротив Чонгуку. Парни обедают в любимом ресторане альфы, и хотя Юнги не собирался плотно кушать, перестать пробовать блюда, которые заказывает Чонгук, невозможно. Готовят в Сохо божественно, но дело не только в этом. Огромное желание Юнги узнать Чонгука поближе сыграло с парнем злую шутку — стоит альфе сказать, что какое-то блюдо его любимое и Мин должен его попробовать, то омега сразу соглашается. — Ты такой маленький и худенький, что тебе хорошо кушать не помешает, быстрее вырастешь, — тепло улыбается альфа. — Да, но не в ширину же мне расти, — смеётся Юнги. Чонгук заказывает Мину его любимый горячий шоколад и чизкейк. Юнги приятно, что альфа так досконально изучил его вкус, что может, не спрашивая, сделать для него заказ. — Послушай, — вдруг хмурится Чон. — Я уточнить хочу, я правильно понимаю, что без тебя твоему братцу яд не создать? Просто сейчас разная информация с Дезира поступает, хотелось бы быть уверенным. Родители переживают сильно. Думаю, может в Дезир съездить, поговорить с Хосоком, почву опробовать, так скажем, — тяжело вздыхает Чонгук. — Нет! — громко вскрикивает Юнги, но, заметив обернувшихся на него других клиентов, сразу умолкает и стыдливо опускает взгляд. — Не надо, не езжай в Дезир, — уже тихо говорит омега. — Хосок ужасен, я буду, — осекается он. — Я буду переживать за тебя. С ума сойду, зная, что ты там на его территории находишься. — Малыш, — Чонгук накрывает ладонью руку омеги. — Мне нужно защищать мою семью от этого яда и твоего братца, но я точно вернусь. Твой волк вовсе не слабак, — ободряюще улыбается альфа. — Без меня он яд не приготовит, — выдыхает Мин. — В списке среди ингредиентов было и моё имя, и это что-то да значит. Поэтому тебе не надо ехать в Дезир и переживать. Оставайся в Сохо, прошу, — Юнги смотрит своими кристально-чистыми глазами прямо в душу, и Чонгук взгляда не выдерживает, отворачивается. Весь этот разговор Чон начал, чтобы получить ответы на свои вопросы, и, заметив реакцию Юнги на потенциальную опасность жизни альфы, сразу этим воспользовался и не прогадал. Омега уверен в своих словах, и Чонгук прекрасно видит его уже давно вышедшие за пределы обычной симпатии чувства к себе. Влюбленный врать не будет. Альфа тепло улыбается парню и тянется к кофе. — А что там за ингредиенты, — между делом спрашивает Чонгук. — Интересно, Хосок, как ведьма, перед котлом или как? — шутит альфа. — Ну, там много и разных, — нехотя отвечает Мин. — А ты? Как ты можешь быть ингредиентом яда? Ведь, когда сварили первый, тебя и не было, наверное. — Я понятия не имею, — дёргает плечами омега. — Можно мне тоже кофе? — меняет тему Юнги, и Чонгук больше не давит. У Чонгука сразу после обеда встреча, поэтому, когда панамера заезжает во двор миновского дома, то омега с трудом скрывает грусть. Расставаться с альфой не хочется. Эти два часа, что они общались, Чон рассказывал ему про свое детство, ухаживал, вкусно кормил, и сейчас Юнги совсем не хочется выходить из автомобиля. Он вечность вот так рядом с Чонгуком сидеть готов. Альфа паркует авто во дворе и поворачивается к рассматривающему свои руки парню. — Я не хочу уходить, — Чонгук цепляет пальцами подбородок Мина и заставляет смотреть на себя. — Очень не хочу. Хочу всё своё время рядом с тобой проводить, но дела сами себя не сделают, поэтому не грусти, маленький, знай, что как освобождаюсь — я сразу мчусь к тебе. Альфа нагибается и целует парня, сперва медленно и нежно, а потом давит языком, заставляет раскрыть губы, и поцелуй быстро перетекает в пошлый и мокрый. Чонгук с трудом отрывается от манящих губ, смотрит, не отрываясь, несколько секунд на омегу и разблокировывает двери.***
— Как погуляли? — Чимин полуголым носится между спальней и кухней. — Отлично. Куда торопишься? — Юнги проходит в комнату друга и садится на кровать. — Надеюсь, твой альфа тебя вечером развлекает, потому что мы с Тэхёном едем гулять и будем поздно, — Чимин стаскивает очередную, вновь ему не понравившуюся футболку и тянется к следующей. — Нет, — грустно говорит Мин. — На сегодня всё. Он занят. Так что если повезёт, увижу его завтра. — Тогда ты пойдешь с нами, нефиг дома торчать весь вечер, — заявляет Пак. — Не хочу, я с Куки посмотрю что-нибудь, а потом спать завалюсь. Мне неохота. — Если бы это был он, тебе было бы охота, — смеётся Пак и получает в лицо одной из своих футболок. Через полтора часа выбора гардероба и макияжа Чимин всё-таки уходит, а Юнги включает свой любимый сериал и, просмотрев подряд шесть серий, идёт спать, не забыв прихватить в постель помилованного и снова любимого Куки. Юнги просыпается среди ночи от того, что невыносимо жарко. Омега лежит в одних коротких шортиках на животе и не укрывшись, но Мину кажется, что его впечатали в нагретый под летним солнцем асфальт. Он ёрзает, пытается окончательно разлепить веки и понимает, что в постели не один. В следующую секунду зажатого в левой руке омеги Куки выдергивают и отбрасывают. — Отныне ты спишь только со мной. — Чонгук, — выдыхает Мин и приподнимается, но повернуться ему не дают. Альфа ложится сверху, и Юнги понимает, что тот абсолютно голый. Чонгук вдавливает парня в постель и сразу просовывает руки в его шорты — обхватывает ладонью член омеги и начинает тереться своим стояком о его задницу. Чон водит ладонью по члену омеги, давит на головку, размазывает смазку и ловит первые хриплые стоны. — Я знаю, что не дал тебе спать, — опаляет горячим дыханьем его ухо Чонгук. — Но я понял, что не усну без тебя. Я зашёл за поцелуем, но ты полуголый в постели — все планы переворачиваешь. — Чонгук, — тянет Юнги и сам задницу приподнимает, сам насадиться пытается — муки, на которые его обрекает альфа, слишком тяжелые. Обычно от одного голоса Чонгука у него колени подгибаются, а тут альфа его в постель вдавливает, водит членом между ягодиц, дразнит, и Юнги боится, что его разорвёт, что кожа, которая и так под каждым прикосновением горит, не выдержит и по швам разойдётся. От Чонгука так близко невероятно хорошо, от Чонгука внутри крышесносно, но альфа не торопится — ладонями по бархатной коже водит, дорожки из поцелуев проводит, изводит, молить заставляет. И Юнги молит. — Чонгук… пожалуйста. — Нетерпеливый ты у меня, маленький, очень нетерпеливый. — Не могу я так, я тебя хочу, пожалуйста. Юнги вновь назад поддаётся, сам к своему члену тянется, но Чонгук руку перехватывает и в отместку кусает плечо. Мин зарывается лицом в подушку и обиженно ноет, продолжает просить, умолять. Чонгук сам еле сдерживается, кого наказывает, непонятно, но с этим омегой хочется медленно, хочется каждый момент запомнить, удовольствие продлить. Юнги такой вкусный, такой податливый — он пластилин в руках альфы, и лепить его под себя — одно удовольствие. Его кожа — фетиш Чонгука: он сутки может ее изучению посвятить — целовать, лизать, кусать. Юнги идеальный для него. Будто слеплен эксклюзивно для Чонгука. Альфе его губ хочется, но целовать Юнги слишком болезненно — это боль в грудь отдаётся, вокруг черного сгустка, что Чонгук сердцем зовёт, обвивается и с каждым вдохом током прошибает. Не продохнуть. Лучше не целовать, лучше не тянуться, потому что одно прикосновение к его губам, и Чонгук оторваться не в силах, его кроет настолько, что альфа впервые бояться с Юнги начал. Страшно, что Чонгук может не выдержать, страшно, что, однажды поцеловав, не отстранится и сам поводок своего зверя в эти тонкие пальцы вложит. Чонгук этого допустить не может. Юнги вновь просит, и Чонгук больше не отказывает, только не ему, а себе, направляет рукой в него член, не растягивая, толкается. Мин замирает моментально, веки прикрывает, цепляется пальцами в руку альфы слева от своей головы и не позволяет тому двигаться осторожно. Сам насаживается, требует полностью и сразу, боль терпит. Чонгук только усмехается ловит зубами мочку уха, просит быть терпеливым. Входит на всю длину, сразу выходит и вновь загоняет, повторяет и переходит на размашистые толчки. У Юнги спинка кровати от напора по стене бьётся, ходуном ходит, сломаться грозится. Омега продолжает за его руку цепляться и подушку жевать, бесится, что глаз любимых и лица не видит, но Чонгук умело все остальные желания на задворки сознания отбрасывает, заставляет на члене внутри сконцентрироваться. Заставляет уже в голос стонать, свою же руку в кровь изодрать и только, как в бреду, повторять «ещё и ещё». Юнги от Чонгука задыхается — от его властных прикосновений, оставляющих синяки, от хриплого голоса, от укусов и от этой близости, когда будто никто и ничто между ними никогда не встанет, когда и воздух не пройдёт. Юнги чуть ли не воет от этого дикого удовольствия, которое сейчас по крови разливается, хочется грудную клетку пальцами вскрыть и достать свое сердце. Положить его на блюдечко, отдать альфе на растерзание, потому что оно и так его, потому что никто до, как этот альфа, так плотно внутри не заседал, так глубоко в мысли не просачивался. Юнги и дышать готов, только, если одним с ним воздухом. Омега стонет протяжно, зажимает его в себе и кончает. Чонгук сам слетает от такого напора, не выдерживает, изливается в парня, но не выходит, ложится грудью сверху и всё отдышаться пытается. — О чёрт, — вдруг обречённо тянет Мин. — Куки всё видел. Позор. Чонгук несколько секунд информацию переваривает, потом скатывается с парня на постель и громко смеётся. — Пусть знает, что только мне позволено спать с тобой. — Я даже не знаю, Чимин приехал или нет, кажется я громко себя вёл, — стыдливо заявляет Юнги и приподнимается на локтях, любуясь вздымающейся грудью своего альфы. — Он у себя и не один, и не ты один был громок, — усмехается Чон. — Я запах Тэхёна, как зашёл, почувствовал. — Офигеть, и ты, зная, что они дома, меня не предупредил, — возмущается Мин, но Чонгук тянет парня на себя и укладывает на грудь. — Полежи пять минут вот так, близко, — тихо говорит альфа и зарывается пальцами в голубые волосы. — Мне с утра на совещание, и у тебя остаться я не смогу, надо переодеться и подготовиться, поэтому пять минут хочу тебя полностью сконцентрированным на мне. — Я всегда на тебе сконцентрирован, — бурчит омега и ведёт пальчиком по татуировке парня. — Подумай, куда хочешь, что тебе интересно, завтра отвезу, куда пальчиком покажешь. — Я не хочу никуда, мне и здесь хорошо, с тобой. И мне. Хочется сказать эти два слова. И надо бы их сказать, надо убедить Юнги. Но Чонгук себя заставить не может. Не потому что они не правдивы, напротив, каждая клетка его организма кричит, что хочет с Юнги вот так, рядом лежать, в тишине, сердце к сердцу. Чонгук молчит, потому что одно дело Юнги лгать, а другое себе. Омеге он до сих пор лгал и неплохо, а сейчас он будет врать себе. Он не хочет это говорить, чтобы играть, он хочет сказать, что чувствует, хочет, чтобы Юнги в это поверил. Но не надо. Не стоит начинать то, чему не суждено хорошо закончиться. И Юнги его легче забудет, если Чонгук ласковыми словами сильно разбрасываться не будет. Чонгук целует парня в лоб и, отодвинув, встаёт с постели. — Я приму у вас душ? Юнги натягивает на себя простыню и кивает. Чонгук скрывается в ванной, а Мин дышит своей подушкой, пропитанной его запахом. Альфа возвращается минут через пятнадцать, одевается под пристальным наблюдением Мина и, коротко поцеловав его, идёт к двери. Юнги этот недопоцелуй задевает, но он решает не быть истеричной омегой, и поэтому на прощание улыбается и молча провожает. Чонгук быстрыми шагами идёт к панамере, снимает блокировку и, только оказавшись в салоне, выдыхает. Альфа понял, что Юнги поцелуем недоволен, успел поймать на секунду насупившееся личико, но по-другому не мог. Чонгук и так на этом омеге зациклен. Он манит его своими лисьими глазками, этими тонкими руками, так отчаянно цепляющимися за его шею и плечи, этими губами, которые Чонгук бы никогда на другие не променял. Альфу его одержимостью прошибает, он будто резко её масштабы осознаёт. Она методично бьёт молотом в затылок с вечным вопросом — куда тебя заносит. Видимо, совсем не туда. Чонгук на такое не подписывался, не рассчитывал. Ему этого всего не надо. Это Мун и Тэхён могут про чувства и связь часами пиздеть, только не Чонгук. Ему рецепт заполучить и яд уничтожить, Хосока обезглавить и Бетельгейз под себя подмять. У Чонгука Рен есть, и пусть от Рена у него внутри не искрится, а разум не мутнеет, зато Рен ему наследника родит и достойным супругом будет. Такие, как Юнги, вечно на обочине жизни, пусть там и остаются. Чонгук — не благотворительная организация, никогда ей не был и не будет. Именно поэтому альфа разворачивается на полпути и вместо своей квартиры едет к Рену: убедить себя, что на Юнги похуй, доказать себе, что секс — всё равно секс, утопить Юнги в чужом теле. Отомстить Юнги за все сомнения, которые он в альфу вселяет тем, что трахать оставшуюся ночь он будет другого. И похуй, что, ещё даже не подъехав, Чонгук знает, чьё тело и губы представлять будет. Похуй.***
— Всё-таки ты громче, чем я, — смеётся Чимин и тянется к панкейкам Юнги. Парни сидят в кофейне недалеко от дома и завтракают, хотя уже почти час дня, и завтраком это назвать сложно. — Неправда, — опускает взгляд Мин. — Я подушку в рот запихал и уверен, что ничего слышно не было. — Я всё слышал, — улыбается Чимин. — Да, Чонгук, ещё, Чонгук, глубже, сильнее, — копирует голос друга Пак. — Пиздишь же! — взрывается Мин. — Ладно-ладно, я пошутил, — отмахивается Чимин и поворачивается в сторону соседнего столика, за которым двое омег перешептываются и смотрят на парней. — Какие-то проблемы, парни? – Чимин упорно старался не реагировать, хотя четко слышал и видел, что омеги говорят о них. — Никаких проблем, — хмыкает парень лет двадцати с огненно-красными волосами. — Какие могут быть у нас проблемы с жалкими людишками. — Не понял, — Чимин откладывает салфетку и собирается встать, но Юнги хватает его за руку: — Прошу, не ввязывайся, они нарочно провоцируют, хотят драки. И они волки, нам ни к чему проблемы, садись, — Пак выдыхает и откидывается на спинку кресла. Юнги только тянется к своему латте, как красноволосый громко заявляет на всю кофейню: — И правильно, сиди на месте и не рыпайся. Дружок тебе вряд ли поможет, он своих же в Дезире продал, в Сохо переметнулся, звездой экранов стал. В кофейне моментально начинаются перешептывания, и все взгляды устремляются на парней. — Тебе от этого что? — спрашивает его Мин. — А то, что меня бесят такие, как ты. Вас и так тут было немало, а теперь и вы, а ещё на братьев Чон вешаетесь, что, в Дезире мужиков не осталось? — гадко усмехается парень. — Нахуй иди, — не выдерживает Чимин и, отодвинув стул, встаёт на ноги. — Ты с него видать только слез, — ухмыляется парень. — Хорошо, что ты встал, чашку каппучино принеси. Что так смотришь злобно? Ты не знал, что вы, люди, на свет, чтобы волкам прислуживать, рождены. Вот и вернись к своим обязанностям. Чимин не успевает рот открыть, как Юнги, резко подскочив на ноги, берёт в руки свой латте и, подлетев к парню, выливает его тому на голову. Омега взвизгивает, истерично машет руками, требуя от своего друга, который не менее растерян, прибить парней. Чимин моментально хватает Мина за руку, и они выбегают из кофейни. Парни без остановки бегут вплоть до дома и, только скрывшись за дверью своей квартиры, выдыхают. — Капец, мы разозлили оборотней, — хихикает Пак и валится на диван в гостиной. — Вообще-то, обидно. Чего он докапывался? — Мин садится рядом с другом. — Мы их не трогали. — Скорее от ревности. Многие омеги, ну те, кто в курсе, ревнуют братьев к нам, я уже встречал такое, правда только взгляды испепеляющие, этот дальше пошел, смрадную пасть раскрыл. Ты не расстраивайся и голову не забивай. Не все омеги такие красивые, умные, а главное добрые, как я, — подмигивает Чимин другу и пытается уйти от его захвата. — Лучше дома сидеть или с Чонгуком выходить, и так я не в восторге от улиц был, а сейчас всё желание убили, — Юнги поднимается с пола, куда его сбросил выигравший бой Пак, и плетётся на кухню.***
— Дорогой, отвлекись на секунду от этой газеты и выслушай меня, — Мун сидит перед трюмо и расчёсывает свои роскошные волосы. Дживон всё ещё в постели и просматривает основные новости утра. — Я хочу поговорить о Тэхёне, и это очень важно, — омега смотрит на мужа через зеркало и ждёт его реакции. — Слушаю, — Дживон откладывает газету. — Говори. — Я насчёт его будущего. Точнее того, о чём вы говорили с Чонгуком, — начинает Мун, но альфа его перебивает. — Позволь мне сперва сделать для тебя раскладку, а потом ты скажешь всё то, что хотел сказать. Мун обреченно кивает и поворачивается к мужу лицом. — Тэхён — мой ребёнок, моё будущее. Его и Чонгука благополучие для меня важнее всего, они оба и ты — это всё, что у меня есть в этой жизни. Я всё это говорю, чтобы ты понял, что я своему малышу вредить не хочу. Тэ ведь у нас мелкий, и любовь у меня к нему другая, намного нежнее, чем к Чонгуку. Не перебивай, — Дживон вытягивает руку, предотвращая попытку омеги открыть рот. — Дай мне договорить. Я хочу Тэхёну счастья. Он говорит, что его счастье — тот омега-человек. Я согласен, почему бы и нет. Сейчас он в этом убеждён, но на то мы и родители, что мы должны смотреть со стороны, должны видеть всё, тогда как Тэхён видит только любовь. Тэхён второй наследник после Чонгука, главы стаи, будущее нашего рода. Он моментально потеряет уважение, связав свою жизнь с человеком, я потеряю его, что позволил сыну такое, Чонгук потеряет это уважение. Мы все потеряем. Никто за нами не пойдёт, никто наше слово слушать не будет. Жениться на том, кто стоит намного ниже, том, кто бывший омега полукровки, твоего врага, того, чей отец убил моего супруга, жениться на том, кто лишает тебя наследника. Назови теперь мне хоть одну причину, почему я должен закрыть глаза на их отношения, почему должен их поддержать? Мой сын вырос в Сохо, вырос в нашей семье, но у меня к тебе большие претензии, почему Тэхён дал надежду тому парню, почему заигрался настолько, зная, что ему это не положено? Куда ты смотрел? — Дживон… — Дослушай, — прерывает Муна альфа. — Думаешь, мне не жаль паренька. Забудем на мгновение о Тэхёне. Мне жаль Чимина. Очень. Я не сомневаюсь, что он любит моего сына, но наш сын разбил его жизнь — подпитал ложной надеждой, пообещал то, чего выполнить не может. Мы не можем себе позволить роскошь выбора, — Дживон встаёт на ноги и, подойдя к супругу, начинает медленно массировать его плечи. — У меня его не было. Я получил тебя только после смерти Чена. Как жаль, что ты так быстро всё забыл и вовремя своего сына не остановил, — альфа отходит от омеги и идёт к окну. — Так о чём ты хотел со мной поговорить, теперь я послушаю, — бесцветно спрашивает Дживон. — Уже ни о чём, — треснуто говорит Мун и, положив расчёску на трюмо, медленно идёт к двери. Точнее омега не идёт — он, схватив себя за шкирку, буквально выволакивает из спальни, потому что ноша, которую он несёт сейчас, очень тяжела, потому что эту тяжесть, с которой Мун сам не справляется, ему предстоит переложить на самое дорогое и любимое, что у него есть.***
— Почему его имя в долбанном рецепте?! — Хосок сметает со стола в своём кабинете все предметы и нервно ходит по комнате. — Уже месяц, как я нашёл этот рецепт, уже месяц ни один из вас, сукиных детей, не может дать мне ответ на этот вопрос! — альфа подлетает к стоящим напротив троим мужчинам и хватает одного из них за грудки. Полукровка поднимает мужчину так высоко, что его ноги болтаются над полом. — Почему имя моего братца в рецепте? — выговаривает каждое слово Хосок. — Мы уже приготовили состав, он распределён по контейнерам, — заикаясь, отвечает мужчина рядом с Хоупом. — Если судить по ингредиентам, он должен сработать. Он выглядит, как идеальная формула, мы не знаем, причем тут Юнги и ответить на этот вопрос пока не можем. — Хорошо, — резко улыбается Хосок и отпускает мужчину, который, не удержав равновесия, падает на пол. — Я проверю этот рецепт на днях, и лучше бы он сработал, — альфа медленными шагами проходит за стол и садится. — Подойдите. Мужчины, опустив головы, становятся напротив стола. — Сперва это будет один или пара оборотней, поэтому мне нужно, чтобы микстура была разлита в пробирки, скажем, на персональные порции. Насколько я знаю, там достаточно и пары капель, чтобы убить одного зверя. Мужчины согласно кивают. — Но мы не знаем точно, мы никогда не тестировали, объём может различаться, — начинает один из учёных, но Хосок резко перегибается через стол и, схватив его за ворот рубашки, подтаскивает к себе через стол. — У тебя, я знаю, есть чудесный сыночек-омежка, сколько ему? — улыбается только губами Хосок. — Тринадцать, — еле шевелит губами мужчина. — Прекрасный возраст, — Хосок отбрасывает от себя мужчину. — Обожаю омежек столь юного возраста, не подумайте ничего плохого, просто эти мальчики, они ведь будущее Дезира, — ухмыляется альфа. — Да, господин, — поддакивают ему мужчины. — Можете идти, жду результатов через два дня. Очень надеюсь, что они меня порадуют. И ещё, — Хосок откладывает в сторону ручку и пристально смотрит на учёного. — Как зовут твоего сына? — Ниэль, — дрожащим губами произносит тот. — Ниэль, — смакует на языке имя Хоуп и откидывается на спинку кресла. — Ниэль ведь не боится чудовища, которое живёт у него под кроватью? — Хосок впивается взглядом в испуганные карие глаза пятящегося назад мужчины и скалится.***
— Вернусь поздно, — кричит из коридора Юнги другу и зашнуровывает свои кеды. — Куда собираетесь? — Чимин выходит из ванной, на ходу суша полотенцем волосы. — Не знаю точно, Чонгук обещал показать мне что-то интересное, — Мин тянется за курткой. — Мне казалось, он тебе уже всё, что надо было, показал, — смеётся Пак, но Юнги решает пошлые шуточки друга мимо ушей пропускать. — Ты дома сидеть будешь? — До вечера дома, Тэхёна отец с заданием куда-то выслал, но к ужину он обещал вернуться. Хорошо вам погулять, — Пак провожает друга за дверь и возвращается в ванную за феном. Спустя десять минут его отвлекает звонок в дверь. «Так и знал, что он что-то забудет», — ворчит Чимин и идёт к двери. Открыв её, омега несколько секунд удивленно хлопает ресницами и только потом, опомнившись, приглашает гостя в дом. Дживон рассматривает растерянного и смущённого парня, который, вспомнив, что стоит без футболки, извиняется и срывается в спальню. Когда Чимин возвращается, то альфа уже сидит за столом на кухне и приглашает омегу тоже присесть. — Может, вы хотите кофе, или чай вам заварить? — спрашивает всё ещё ошарашенный неожиданным визитом Пак. — Я хочу, чтобы ты присел, и мы с тобой поговорили, как взрослые люди. Чимин отодвигает стул и молча опускается на него. Омега привык доверять своему предчувствию, и сейчас оно просто кричит, что Дживон ни за чем хорошим не пришёл, и Паку этот разговор точно не понравится. — Перейду сразу к делу, — альфа скрещивает руки на столе и внимательно смотрит на парня. — Конечно, было бы куда лучше, если бы мой сын сам вовремя этот вопрос решил и не доводил до того, что мне приходится лично заниматься этим, но что поделать. Ты взрослый парень, и я очень сильно рассчитываю на твой трезвый ум и понимание. Скажи мне, на что ты рассчитываешь, встречаясь с Тэхёном, нет, точнее скажи мне, на что ты рассчитываешь, встречаясь с будущим, после Чонгука, главой стаи оборотней, учитывая, что ты человек? — Я не понимаю, — одними губами шепчет Пак, пусть, на самом деле он всё прекрасно понимает, но слушать Дживона и отвечать на его вопросы сейчас никаких сил не хватит. — Ты рассчитываешь на свадьбу, любовь до гроба, и беспечное существование? Если да, то это абсолютно правильный подход, любой омега мечтает о таком, так что стесняться не надо, говори, как есть, — давит альфа. — Я… — Чимин утирает рукавом кофты абсолютно сухие губы, растерянно смотрит по сторонам, не может слов подобрать. — Хорошо, — вздыхает альфа. — Молчание — знак согласия. Тогда скажи, в чём мой сын виноват? Почему ради себя и своих эгоистичных целей ты обрекаешь его на такое существование? Я тебе расскажу на какое — Тэхён потеряет своё лицо перед всем Сохо, связав жизнь с человеком, и не просто человеком, прости меня, но ты бывший Мин Хосока — не супруг его, а любовник. Тэхён подобрал худшее из всего Бетельгейза. — Вы не имеете права… — возмущается Чимин. — Дослушай, я не тебя обидеть хочу, я мысль донести хочу. И вышеназванное меньшее из всех зол. Тэхён потеряет семью, потому что ни я, ни его брат согласие на такой брак никогда не дадим, а он отвернётся и уйдёт, да, он будет жить с тобой, но с нами все его связи будут разорваны, и не думаю, что твоему альфе будет легко такое перенести. И третье, и самое главное — ты лишаешь Тэхёна наследника. Он любит тебя, я этого не отрицаю, и из-за этой любви он ослеплен и многого не видит и не понимает, но ты хотя бы вместо него подумай — стоит ли твоя любовь того, чтобы лишать Тэхёна всего того, что я перечислил. Любовь ли это вообще, когда твой альфа от жизни с тобой будет только терять, а единственное его приобретение — это ты. Заменишь ли ты ему все остальное? Ответь мне. — Зачем… — Чимин зарывается ладонями в волосы и смотрит на пустой стакан на столе. — Зачем вы мне это говорите… Я люблю вашего сына, я умру без него… — Знаю, что любишь, — альфа поднимается на ноги и, обойдя стол, останавливается позади омеги. — Я в твоих чувствах не сомневаюсь, но, Чимин, — Дживон кладёт руки на плечи парня и легонько сжимает. — Ты не можешь дать ему всё то, чего он заслуживает. Если мой сын этого пока из-за своей влюблённости не видит, то ты хотя бы увидь и пойми. Помоги и ему, и себе. — Чего вы хотите от меня? — Чимин скидывает с себя руки мужчины и, поднявшись на ноги, поворачивается к нему лицом. — Я хочу, чтобы ты всё, что я тебе сейчас сказал, обдумал и запомнил. Хочу, чтобы завтра, в случае чего, ты не повёл себя, как глупый ребёнок, а напротив, выступил, как самый здравомыслящий из вас двоих. — А что будет завтра? — у Пака язык к нёбу прилип, он вообще не понимает, как всё ещё на ногах стоит, как позволяет этому монстру напротив без анестезии ему грудную клетку вскрывать и голыми руками оттуда Тэхёна вынимать. — Завтра всё может быть. Но ты должен быть готов к тому, что в завтрашнем дне Тэхёна у тебя может и не быть. А пока подумай о моих словах, — Дживон хлопает парня по спине и идёт на выход. — И кстати, — оборачивается прямо у двери альфа, — я рассчитываю, что ты умный парень и рассказывать моему сыну о нашем диалоге не будешь. Это ничего не поменяет, но Тэхёну ты больно сделаешь. Дживон выходит за дверь, а Чимин сползает на оказавшийся вмиг ледяным пол. Дживон одним чётким ударом отправил Чимина на дно самой глубокой пропасти, залил сверху цементом, забетонировал. Чимину оттуда не выбраться, ему даже не двинуться, потому что любой шаг и омега лоб разобьет о такое родное и такое далёкое имя из пяти букв. Дживон ничего ужасного и ничего нового не сказал, — Чимин это всё и так знал, прятал сутками в себя глубоко, закапывал под тоннами тэхёновской ласки и нежности, всё на потом оставлял, всё мысли эти отгонял. Но Дживон его спрашивать не стал — пришёл, лицом в это хлюпающее зловонное болото реальности окунул. Будто Чимин не тот, кто от нее столько времени бежал, но теперь оттуда не выбраться, теперь он в угол загнан. Осталось сидеть на дне этой пропасти, обнимать острые коленки и плакать, много и долго, надеясь, что слёзы всю горечь обиды на несправедливую судьбу вымоют. И пусть чиминовские надежды почти никогда не оправдываются.