***
— Я потерял его, я за ним и пойду, — глухо произносит Тэхён и делает шаг к Чону, который с виду сейчас создаёт впечатление поставившего цель и решительно настроенного её добиться альфы. Но только волк Тэхёна отлично чувствует брата и видит, как похищение сына у того буквально почву из-под ног вырвало. Чонгук раздаёт приказы, разговаривает по телефону, ведёт себя, как и всегда, если Сохо грозит опасность — а изнутри когда-то цельная глыба на куски дробится и осыпается, ему сейчас бы на колени упасть и истошно взвыть, хоть малую долю этой боли наружу выпустить, но Тэхён знает, что Чонгук себе такого позволить не может. Младший молча стоит в сторонке, за крахом того, кого боготворил и железным считал, следит, от тяжести своей вины чуть ли не задыхается. Чонгук объявил срочную мобилизацию. К границе всё прибывают и прибывают автомобили. Люк, собрав армию, прибыл сюда самым первым, за ним Чонгук с Юнги и Тэхён с пришедшим в себя, но без остановки плачущим Чимином. Дверца новоприбывшего автомобиля хлопает, и к парням быстрыми шагами идёт Дживон. Стоит альфе подойти близко, как он, вскинув кулак, бьёт Тэхёна по лицу, следующий за ним Мун вскрикивает и отшатывается назад, а Чонгук, схватив отца за руку, просит его успокоиться. — Он потерял моего внука, он не усмотрел за ним! — воет Дживон. — Отец, он не виноват, всё случилось неожиданно, — Чонгук подзывает Муна и просит проследить за мужчиной. Тэхён, потирая скулу, отходит к кайену и смотрит на всё это время молчащего Юнги. Омега будто за последние пару часов постарел — он осунувшийся весь, глаза затянуты серой дымкой, стоит, прислонившись к порше Чона, и будто смотрит сквозь всё. Такое ощущение, что если бы не машина, которая для него опорой служит, он бы сейчас по земле размазанный лежал. Рядом с порше на всей скорости тормозит мустанг, и из него сразу же вылетает Джин и, на ходу поправляя полы длинного кардигана, подходит к собравшимся. Намджун идёт следом за своим омегой. — Скажи, что ты чувствуешь? — Джин останавливается напротив Чонгука, чуть ли пальцами в его воротник не цепляется. — Он отзывается? — Он жив — это однозначно, иначе мой волк бы почувствовал, — озабоченно говорит Чон, и омега выдыхает. Джин сразу идёт к Юнги и, без слов притянув его к себе, обнимает. — Мы найдём его, — шепчет омега Мину и продолжает поглаживать его по голове. — Ты только держись. Поплачь хотя бы, освободись от этой боли, ты же взорвёшься. — Не могу, — безжизненно говорит Мин. — Мне надо увидеть сына, до этого я и дышать не могу. — Я поеду к Хосоку, как переговорщик, — Намджун делает шаг вперёд и цыкает на подбежавшего к нему с протестом Джина. — Ты человек — ты слаб! Тебе с полукровкой не справиться! — Джин хватает альфу за руку и просит одуматься. — Вот именно, — мягко улыбается Ким и притягивает омегу к себе. — Я единственный, кто может пойти к Хосоку. Вы все волки, и он, я уверен, вас ждёт, для каждого свою дозу выделил. Поэтому лучше мне пойти первым. Даниэль и мой малыш тоже. — В твоих словах есть правда, — вздыхает Дживон и продолжает кусать щёки изнутри, лишь бы не начать позорно выть — альфе бы у сына поучиться себя перед всей стаей в руках держать. — Я туда пойду, — Тэхён вновь подходит к молча всех слушающему Чонгуку. — Это я виноват и только так могу искупить свою вину, пожалуйста, позволь мне это сделать. Чонгук смотрит на разбитого и придавленного горем к земле Муна, смотрит на Чимина, который и слова не говорит, только виноватого взгляда со своего альфы не уводит, будто только поэтому и на ногах стоит, так за реальность цепляется, а потом идёт к Юнги. Альфа притягивает безвольного омегу к себе и обнимает. Юнги в его руках, как изрешечённый пулями мешок, виснет, цепляется пальцами, даже изображать силу не в состоянии. — Я еду за ним, попробуй быть сильным, дождись меня, — Чонгук целует парня в макушку и только отстраняется, как Юнги хватает его за руку и останавливает. — Я поеду с тобой. Даниэля здесь нет, ты уходишь, я должен быть там, где вы. — Не позволю! — Не послушаюсь! — твёрдо, насколько позволяет его нынешнее состояние, заявляет Юнги и, отпустив альфу, идёт к Чимину. — Перестань себя грызть, — говорит Мин Паку, который всё это время от стыда даже подойти близко к другу не мог. — Прости меня, — одними губами шепчет Чимин и сжимает в руке ладонь Мина. — Я в тебе не сомневаюсь, знаю, что ты бы его ценой собственной жизни защищал, — Мин делает паузу, чтобы успокоить раздирающие горло рыдания. — Мы вернём его, у нас нет другого выбора. Чонгук, тем временем раздав своим людям последние указания, просит Юнги сесть в машину. Тэхён сразу бежит к своей и, несмотря на крики Дживона, что это глупо, что они идут на верную гибель и альфа потеряет обоих сыновей, садится за руль и выезжает за братом. — Вы оставите всю стаю без глав, вы уничтожите целую фамилию, — в истерике кричит Дживон, который при этом сам приказывает шофёру ехать в Дезир. Джин опускается на переднее сиденье мустанга и выхватывает только что зажжённую сигарету меж пальцев Намджуна. — Покатаемся, детка? — подмигивает альфа. — За детку в лоб можно получить, — огрызается Джин, но Ким знает, как ему нравится, когда он его так зовет. — Поехали за малышом, я не хочу пропустить момент, когда Чонгук этому полукровке голову оторвёт. — Давно пора было, — соглашается Ким и заводит мотор.***
Во двор особняка Минов въезжают только Чонгук и Тэхён. Оборотни окружают особняк и заполняют ближайшие улицы, несмотря на то, что сами находятся под прицелом людей Хосока. Все родные и близкие Чонгука в целях безопасности по его приказу остаются за воротами. Правда, приказ был и брату тоже, но тот ослушался. Тэхён высадил Чимина и, передав плачущего и не отпускающего его омегу Муну, встал справа от брата перед дверью в дом и поражается тому, почему ни один из охранников и заполнивших двор людей даже не делает попытку напасть. Юнги стоит слева от альфы, с трудом давит в себе поднимающуюся в горле панику — с одной стороны его ребёнок за этими дверями, с другой давно забытые-незабытые воспоминания, связанные с этим домом, сейчас нервы по одному оголяют, когтистыми пальцами на них, как на струнах, играют, и только присутствие чёрного волка рядом придаёт смелость и позволяет держаться на своих двух. Чонгук состояние своего омеги чувствует и сплетает свои пальцы с его, молчаливо подбадривает, а потом слышит писк малыша и, моментально превратившись, рычит в ответ. Юнги сориентироваться не успевает, как оба волка, пробив дверь, влетают внутрь. Юнги вбегает за ними и замирает на пороге, увидев брата, в руках которого его малыш. — Давай поговорим, — обращается Хосок к чёрному волку. Чонгук, который не разговаривать приехал, а рвать и метать, поняв, что, пока ребёнок в руках полукровки, его не тронуть, возвращает человечье обличие и делает шаг к Хоупу. — Больше не подходи, стой там, где стоишь и послушай, — Хосок кладёт Даниэля на плечо и, придерживая за попу, поворачивается к словно прибитому к двери Мину. — Рад тебя видеть, братец. — Хосок, — чуть ли не плачет омега. — Умоляю, отдай мне ребёнка, возьми взамен меня, пусть я буду тем, кому ты мстишь, оставь малыша, — отчаянно просит его Юнги. Чонгук пристально смотрит на альфу, на малыша, который, соскользнув с плеча вниз, улыбается отцу и одними губами шепчет «нет». Чон это чувствует сразу же, убеждает себя, что показалось, что это игра его больного воображения, но картинка только чётче вырисовывается, единым пазлом собирается. Альфа чуть не сгибается от чудовищной мысли, поселившейся внутри, той самой, которая слово за слово красными буквами, как его приговор, перед глазами выводится. У Чонгука в груди будто кто-то сидит, этот кто-то сейчас по рёбрам бьёт, альфа их треск слышит, сам себя руками обхватывает — одно прикосновение, и он в пыль превратится, позорно прямо здесь разрушится. Потому что Чонгуку день с ночью поменяли, его в такую клетку загнали, что до костей свои руки стереть — не поможет. Чонгуку из этой западни не выбраться, легче самому голову в медвежий капкан просунуть и дать острым шипам глотку проткнуть. Хосок с этим блестяще справился, приветствуя, улыбаясь, не трогая оружия, Чонгука в дом пригласил, а сейчас кожу живьём сдирает, прямо в глаза смотрит, ту самую чудовищную мысль подтверждает. Полукровке бы сейчас только бокал в руку взять и за свою абсолютную победу выпить — он Чонгука на колени поставил, природа против своего любимого зверя пошла, спелась с чудовищем, отвернулась от волка. Но бьющийся в агонии разум эту новость воспринимать отказывается, сам вокруг себя барьер выстраивает, пытается заблокироваться, не принять, до последнего отрицать. Этого не может быть — его малыш не может принадлежать этому чудовищу. — Сукин сын, — медленно выговаривает Чон и бросается на Хосока. Даниэль, превратившись в волчонка, сразу прыгает на отца, и Чонгук передаёт его подлетевшему брату. — Этого не может быть, — Чонгук обхватывает ладонями горло полукровки и душит его. — Ты всё подстроил! Так не бывает, только не мой сын, — шипит альфа и сильнее давит на горло врага. Чувствует, как под пальцами заходится его кадык, но Хоуп прямо в его руках превращается и мощным ударом альфу об стену швыряет, падает Чонгук уже на лапы и сразу возвращается в бой. Тэхён тем временем передаёт малыша Юнги и не упускает из поля зрения людей Хосока, заполняющих гостиную. Юнги прижимает Даниэля к груди, нагибается к валяющемуся на полу одеяльцу и укутывает ребёнка. — Всё хорошо, малыш, ты теперь у папы, я тебя в обиду не дам, ни на секунду больше от себя не отпущу, обещаю, — Юнги, глотая слёзы, продолжает обнимать ребёнка, который не сидит спокойно, а всё время дёргается в сторону рвущих друг друга на части альф. — Выходите во двор, — просит Тэхён омегу, но Юнги и с места двигаться не собирается. Он продолжает следить за дерущимися парнями, следит за своим альфой — омега без него этот дом не покинет. У Чонгука правая передняя лапа изодрана, из неё кровь хлещет, а у Юнги внутри страх набухает, все органы по стенкам размазывает, он треск своей кожи слышит, одними губами имя любимого шепчет, подбадривает. Чонгук когтями Хосоку грудь раздирает, полукровка отскакивает назад и принимает облик человека, Чонгук следует его примеру. Все костяшки альфы изодраны, стёрты в кровь, но в нём такая жажда мести, такой огонь горит, что Чон волка контролировать не может. Хосока хочется в порошок стереть, а сразу за этим и свою память, лишь бы не узнавать эту горькую правду, лишь бы не помнить, что Даниэль — истинный полукровки. Весь пол между парнями в пятнах крови, не пойми где чья, Юнги зовёт своего альфу, думает, что кричит, а на деле только губы еле шевелятся, ребёнок в руках плачет, убивается, порывается к отцу, и Юнги, понимая, что проигрывает парализовавшему его страху потерять любимого, передаёт малыша Тэхёну. Тот выносит ребёнка во двор, а Мин пальцами за край стола цепляется, лишь бы равновесие удержать. — Чонгук, ты ранен, — Юнги, всё так же держась за стол, делает шаг в сторону альфы. — Я убью его, — хрипит Чон, прижимая рану на плече. — Я убью этого сукиного сына. — Давай, убей, — выплёвывает кровавую слюну Хосок. — Лиши своего сына истинного, он тебе спасибо скажет. — О чём он говорит? — Юнги думает, что не расслышал. — Твой сын, мой истинный, — зло говорит Хоуп брату. — Я сам не в восторге, что мой омега принадлежит вашей долбанной семье, — кривит рот в кровавой улыбке альфа. — Но он мой, и если мы сегодня дерёмся на смерть, то я пойду до конца. — Ещё как пойдёшь, сам тебя похороню, — Чонгук вновь срывается к полукровке и прямо сходу бьёт его в лицо, превращая его в кровавую кашицу. Юнги медленно оседает на пол и, обняв себя руками, пытается справиться с резкой нехваткой кислорода, как будто у омеги лёгкие по щелчку пальцев захлопнулись, он ворот футболки раздирает и несколько секунд с приступом удушья борется. Даниэль — истинный Хосока. Юнги думает, боги над ним подшутили, поиздеваться решили. Как такое вообще может быть? За что они так с ним? Его комочек счастья не может быть истинным монстра, не может быть обречён на жизнь с чудовищем. Юнги уже лбом пола касается, удерживать себя в прямом положении не выходит — горе придавливает к земле, размазывает по полу. Слова Хосока выжигаются где-то на подкорке сознания, навсегда там останутся. Юнги теперь каждый день только с этой мыслью просыпаться будет, так же, как и засыпать. Каждый раз, беря на руки Даниэля, о Хосоке думать будет, о том, что растит своё чудо для этого зверя, что сам должен будет ему в руки своё счастье передать, потому что истинный. Юнги с этим мириться не готов. Он должен эту связь порвать, должен найти эту невидимую нить, соединяющую его сына с монстром, и сжечь ее, а пепел развеять. Никогда и ни за что. Хосок Даниэля не получит. Не в этой жизни. И если Чонгук сейчас его не убьёт, то это сделает Юнги. Хосок лежит под методично избивающим его альфой, пытается давать сдачу, но Чонгук сейчас сильнее — он за своего сына борется, в нём этой злости и нежелания смириться столько, что хватит на новую ядерную бомбу. Одна мысль, что это чудовище может лапы к его малышу протянуть, альфу новой дозой силы заряжает. Чонгук голыми руками его на части порвёт только за то, что он к волчонку своими грязными лапами прикасался, кости ему раздробит. Но Хосок сдаваться легко не намерен, бьёт лбом прямо в челюсть Чона, пытается увернуться. Люди, не двигаясь, следят за дерущимися — ждут приказа от Хосока и боятся собравшихся во дворе волков. Хосок приказа не даёт, более того, стоит Тао попробовать к ним приблизиться, как кричит и требует оставаться на месте. Чонгук весь измазан в крови, Юнги знает, что волк сильный, но всё равно трясётся, с внутренними демонами, шепчущими, что он может потерять альфу, борется. — Я убью тебя, ты его не получишь, — Чонгук вновь бьёт альфу куда-то по почкам. — Перестань! — Хосок с силой отталкивает Чона и, встав на колени, пытается подняться на ноги. — Ты выбирал истинного? Ты добровольно бы согласился жить с моим братцем? Он же человек, он же недостойный! — плюется словами полукровка. — Не смей даже имя его произносить, мразь, — Чонгук вновь подлетает к полукровке и с размаха бьёт в солнечное сплетение. — Это мой омега, а я его альфа, и чем быстрее ты смиришься, тем лучше, — шипит Хосок. — Иначе, я убью и тебя, и моего очаровательного братика, но волчонок всё равно будет моим. — Тебе конец, Мин Хосок, — Чонгук тянется к одному из висящих на стене мечей из коллекции полукровки и идёт к нему. — Чонгук! — в комнату вбегает Дживон, который, узнав от Тэхёна новость, сразу отталкивает охрану и бежит в дом. — Ты не можешь его убить. — О, ещё как могу, — альфа с отвращением смотрит на сгорбившегося на полу и харкающего кровью полукровку. — Я отрублю ему голову и дело с концом. — Убив его, ты потеряешь сына. Даниэль не простит тебе этого, — пытается образумить сына альфа. — Никто этой новости не рад, но это природа, мы не можем пойти против неё. — Можем, — рычит альфа на отца. — Пусть Даниэль ненавидит меня всю жизнь, но я не позволю ему принадлежать этому монстру. — Чонгук, я тебе запрещаю, — кричит на него отец. — Ты не понимаешь, насколько это серьёзно! Мы не знаем, насколько сильна их связь, не знаем, к чему приведёт смерть Хосока — они же оба полукровки. Одумайся, ради своего сына! Юнги, хотя бы ты ему объясни. — Я согласен с мужем, — не задумываясь, отвечает Мин. — Я согласен жить с ненавистью собственного ребёнка, но Хосоку его не отдам. — Это вообще-то больно, — жмурясь от боли, улыбается Хосок. — Родители моего омеги меня ненавидят, более того, хотят убить. — Отец, выведи Юнги, а ты, — обращается альфа к Тао. — Если ты приблизишься, я тебя разорву. — Я никуда не пойду, — говорит Мин. — Я буду бороться до последнего, — вдруг медленно говорит Хоуп, и Чонгук видит заворачивающуюся в спирали темноту на дне его зрачков. — Я буду бороться за моего омегу, и тебе, волк, надо будет очень постараться, чтобы обезглавить меня. — Я справлюсь, не сомневайся, — рычит Чонгук и принимает обличье зверя. Только Хосок не двигается, так и сидит на полу, прислонившись к стене, и смотрит на альфу. Волк прогибается в спине и прыгает на полукровку, когтями целясь тому в глотку, вот только цели его когти не достигают. Хосок сбрасывает с себя волка, будто тот ничего не весит, и встаёт на ноги. С улицы доносится полный боли скулёж маленького волчонка, а за ним на колени оседает вмиг побледневший Тэхён. И Юнги понимает, что случилось что-то страшное, что наступил его личный конец света. Дживон видит отброшенный Хосоком в сторону шприц и, прикрыв ладонью рот, оседает на пол. Чонгук лежит на полу словно парализованный, смотрит на Хосока, Юнги, отца, но шевельнуться не может. — Прости, я дозу не учёл, — пожимает плечами Хоуп. — Думал, ты самый сильный оборотень, вот и вколол тебе всю пробирку. — Что… Что ты наделал? — Юнги, не веря, смотрит на брата и будто бы вмиг полностью поседевшего Дживона. — Он меня вынудил, я не хотел быть убийцей отца своего омеги, — придерживая рану на груди, говорит полукровка и с трудом выпрямляется. — Тебе конец, — Тэхён поднимается с пола и провожаемый отчаянным криком вбежавшего внутрь Муна, срывается к полукровке. — Стоять! — кричит на него Хосок и делает шаг назад. — Все пули отравлены, вы все погибнете. Никто не выйдет из Дезира живым, если не будете себя хорошо вести. Юнги подползает к Чонгуку и кладёт его голову на свои колени. — Чонгук, вставай, — Юнги поглаживает тёмные пряди, отказывается верить в то, что его любимый смертельно ранен. — Пожалуйста, вставай. Ты должен убить его, забрать нашего малыша, и мы поедем домой. Нам надо домой, — шепчет Юнги альфе, который с трудом держит открытыми склеивающиеся веки и совсем слабо пожимает маленькую ладошку в своей руке. — Мы поедем домой, — продолжает шептать будто бы в горячке омега. — Нам надо домой, — а у самого слёзы по щекам вниз текут, под собой полосы-ожоги оставляют. Чонгук всё пытается губами воздух ловить, морщится, словно хочет что-то сказать, как-то успокоить плачущего омегу, но не выходит. Что бы Хосок в него ни вколол — это словно сжирает его изнутри, Чонгук слышит предсмертные хрипы своего волка, чувствует, как замедляется его сердце, как тяжелеет кровь в сосудах. Альфа безмолвно двигает губами, но Мин четко считывает с них своё имя. На Юнги будто живого места нет — он в бою не участвовал, ранения не получил, но омеге кажется, что это его кровь по полу размазана, что это ошметки его плоти по углам валяются, это его душа сейчас тело покидает — потому что оказывается, что Чонгук — это и есть Юнги. Оказывается, что у них и жизнь одна на двоих и, если Чонгук сейчас последний дух испускает, то Юнги рядом с ним же ляжет и даже ребёнок его не остановит, его больше ничто не остановит. Он уже терял альфу, но дышал его воздухом, ходил по его земле, пусть и издали, но слышал его голос. Потерять его вот так, раз и навсегда, для Юнги смерти подобно, а зачем ему подобие жизни изображать, если можно голову на его грудь положить и по мере того, как любящее его сердце биты замедляет, самому угасать. — Тэхён, не смей! Я уже и так теряю одного сына! — слышит омега крик Дживона и видит, как сорвавшегося к полукровке альфу удерживают пятеро оборотней, в том числе и Мун. — Я убью его, — шепчет Чонгуку Мин и смотрит в свои любимые чёрные глаза. — Я убью его и умру сам, потому что если ты сейчас не встанешь, то я лягу рядом с тобой. Юнги чувствует, как сильно сжимает его руку альфа, и с каким трудом ему это дается, но слушаться в этот раз не намерен. Раз уж их ждёт смерть, то Юнги заберёт полукровку с собой. Мин аккуратно отодвигает голову Чона и встает на ноги. — Ты! — не своим голосом кричит омега и идёт прямо к Хосоку, игнорируя приказ Дживона не лезть. — Ты думаешь, что, убив моего альфу, ты получишь Даниэля? Я сам придушу собственного ребёнка, но ты, урод, его не получишь! Юнги поднимает с пола, отброшенный туда Чонгуком меч и с ходу вонзает его в грудь не шевелящегося альфы. В следующую секунду Юнги прикрывает ладонями уши, потому что слушать полный боли вой волчонка невыносимо. — Заткните его, — кричит в истерике омега. — Кто-нибудь заставьте его заткнуться, — поворачивается и кричит Мин собравшимся. Даниэль скулит и рыдает так, что у Юнги сердце в страхе за малыша сжимается, но в то же время хочется оглохнуть, потому что он знает, по кому тот плачет. — Ты должен отсечь мне голову, — Хосок морщится и рывком вытаскивает меч. — Иначе я не умру. Попробуй, давай же, — Хоуп, прихрамывая, подходит к стене и, сняв с нее свой любимый меч, протягивает его Мину. — Давай, целься в шею и бей, что есть силы. Юнги, не веря, смотрит на альфу, но меч из его рук забирает и даже приподнимает. — Или же, — вдруг гадко улыбается Хосок. — Ты отбросишь в сторону своё оружие, скажешь всем этим оборотням расслабиться, и я расскажу тебе, как сделать так, чтобы твой альфа выжил. — Что? — переспрашивает Мин, сразу за ним этот вопрос повторяет вся семья Чон. — Что слышали, — взмахивает руками Хоуп, но сгибается от нанесенных ран. — У меня есть противоядие, и я могу прямо сейчас сделать так, что твой драгоценный альфа встанет на ноги. Но лучше сделать это быстрее, для него каждая секунда буквально жизненно необходима, — ухмыляется полукровка. Юнги не верит, думает, Хосок очередную изысканную пытку ему придумал, в этот раз и вправду самую лучшую — дать надежду и с обрыва вниз об асфальт лицом бросить. Мин подбирается весь, и спросить хочется и страшно, что Хосок сейчас смеяться начнёт, только протянутую надежду обратно возьмёт, в своём кулаке сердце омеге сожмёт. Хотя у Юнги и сердца сейчас при себе нет, оно на полу позади лежит, последние секунды свои доживает. — Умоляю, — одними губами, уже и слёз не стесняясь. — Умоляю, — Юнги готов уже на колени встать, если надо, даже ноги брату целовать будет, пусть только в чёрного волка жизнь вдохнёт, пусть его любимого в его руки вернёт. Хоть разок ещё голос Чонгука послушать, в его объятиях понежиться, в его улыбке погреться. — Если ты не лжешь, помоги ему. Хоть раз в жизни сделай что-то для меня, — у Юнги голос срывается. — Помогу, — Хосок поворачивается лицом к вошедшему Джину, на руках которого поскуливающий волчонок. Даниэль спрыгивает с рук омеги и бежит к лежащему на полу и окружённому своей семьёй Чонгуку. Омега залезает на грудь альфы, лижет его лицо, шею, тычется носом в щеку, словно, просит встать, но, не видя реакции, скулит ещё сильнее. Даниэль без остановки по отцу лапками топает, рычит на протянувшего к нему руки Муна, отказывается Чонгука покидать. А потом резко затихает, сворачивается в клубочек у того на груди и затихает. — Не ради тебя, а ради него, — кивает в сторону Даниэля Хосок. — Он перестаёт чёрного волка слышать, и ему очень плохо, потому что он маленький и не понимает, что происходит, но знает, что что-то плохое. Ты, мой братик, плохой папа, ты заставил меня мучать моего омегу. Это чудовищно, — издевательски покачивает головой Хосок. — Умоляю, — повторяет Юнги. — Только у меня есть условия, — Хосок подходит к брату и становится напротив. — Ты, мой дорогой братец, должен будешь пообещать мне, что я покину территорию Бетельгейза живым и здоровым. Я вернусь за своим омегой, когда придёт время. Выбирай. Или взмах моей руки, и мы убьём столько оборотней, сколько сможем, и погибнем вместе с ними, или ты поступишь умно. Выбор за тобой, мой братец. — Как ты можешь? Ты торгуешь жизнью моего альфы? — чуть ли не воет омега. — Могу, потому что моя жизнь — твой сын, а ты мне его добровольно никогда не отдашь, и я это понимаю, но на войне все методы хороши. Я исчезну до его совершеннолетия, обещаю, ты не услышишь обо мне, но потом я вернусь за своим омегой, он сам должен будет выбрать, — чётко выговаривает каждое слово полукровка. — Спаси Чонгука, — хрипит Мин и опускает голову к груди. Дживон и его семья молча расступаются, а Хосок идёт в свой кабинет. Через три минуты он выходит оттуда с маленькой бутылочкой и опускается на пол рядом с альфой. Чонгук дышит через раз, он бледный настолько, что сливается с белым ковром под собой. Хосок рассекает ножиком ладонь и подносит ее к бутылке, взбалтывает и, приподняв голову Чонгука, приказывает: — Пей. Ты должен выпить всё, если хочешь встать и продолжить бой, — усмехается полукровка. Чонгук, собрав последние силы, делает глотки и опустошает бутыль. — Твоя кровь? — завороженно спрашивает Дживон. — И кровь Даниэля, — пожимает плечами альфа и подзывает волчонка, который сразу взбирается на его колени. — Но брать кровь у такого чуда было бы кощунством, — усмехается Хоуп и поглаживает чёрную шерсть. — Убери от него руки, — Тэхён подбегает к альфе и забирает омегу, который прячет мордочку на груди дяди. — Почему оно не действует? — Юнги подползает к Чонгуку и всматривается в лицо. — Почему ему так же плохо? — Нужно немного времени, яд уже начал действовать, но поверь мне, скоро он встанет, — Хосок встаёт на ноги и подходит к Дживону. — Уверен, вы мой диалог с Юнги слышали, так вот я свою часть уговора выполнил. — С чего это ты решил, что мы теперь тебя отпустим? Кровь полукровки — противоядие? Отлично, в тебе много крови, чтобы залечить всех раненных, поэтому ты сдохнешь, — зло заявляет альфа. — Как недальновидно, — цокает языком Хоуп. — Кроме крови полукровки там ещё двенадцать ингредиентов, пока вы их разгадаете и соберёте — все волки погибнут. Я же не идиот. Так что, если вы выбираете войну, то я готов. — Я не отдам тебе Даниэля, — Чонгук приподнимается и садится. Юнги сразу обнимает альфу и спрашивает, как он себя чувствует. — Малыш, потом, — Чонгук с трудом снимает с себя омегу и встаёт на ноги. — Чтобы забрать его ты должен будешь убить меня, — обращается он полукровке. — Значит, убью, — не задумывается Хосок. — Чонгук, — к парням подходит Намджун. — Пусть уходит, когда он вернётся, ему надо будет пройти через всех нас, думаю, он не пройдёт даже первого, а сейчас я против жертв среди людей и среди оборотней тоже. — Ты отказываешься от Дезира? — обращается Ким к Хоупу, и тот кивает. — Послушай, — Хосок подходит к Чонгуку вплотную. — Даниэль — мой истинный, мой смысл, моя жизнь, я могу умереть ради него прямо сейчас. Давайте начнём войну, я к ней столько готовился, столько ждал. Я, скорее всего, буду проигравшим, но я погибну не один, я заберу с собой твоего брата, тебя, твоего отца. Обещаю. Я войны не боюсь. Или мы можем, как цивилизованные представители своей вселенной, договориться, что ты дашь Даниэлю выбор, и если, когда он достигнет совершеннолетия, он откажется от меня, то я уйду ни с чем. — Ты никогда не уходишь ни с чем, ты не понимаешь слова «нет», — кричит ему Юнги. — Ты прав, — пожимает плечами Хосок. — Но Даниэль уже меня выбрал, хочешь, покажу? — усмехается альфа и подзывает волчонка, который, предварительно укусив дядю, бросается на пол и бежит к альфе. — Даниэль! — кричит на волчонка Чонгук, но тот только на секунду замирает на паркете, смотрит на отца и, развернувшись, прыгает на поймавшего его Хосока. — Блять, — выругивается Чонгук и хватается за голову. — Как такое вообще может быть? — Что ты чувствуешь к Юнги? — добивает Хосок. — Заткнись! — рычит на него альфа. — Вот то же самое у меня к Даниэлю, попробуй нас разлучить или встать между, клянусь, я ни на что не посмотрю, буду убийцей его родителей, но от него не откажусь, — цедит сквозь зубы альфа. — А теперь прошу покинуть мой дом, к утру меня в Бетельгейзе не будет. Хосок приподнимает волчонка к лицу и целует в мокрый носик. — Я вернусь, ты только дождись меня, — шепчет ему альфа, и Тэхёну с Намджуном приходится оттащить Чонгука в сторону, чтобы тот не развязал новый кровопролитный бой. Юнги подходит к брату и, забрав Даниэля у него с рук, идёт к выходу. — Не скули, пожалуйста, — шепчет ему Мин и кутает в свою толстовку, но Даниэль не слушается, плачет и всё тянется обратно в дом, к Хосоку.Три года спустя. Сохо.
— Ну всё, с меня хватит! — Чимин выбегает в сад, где по траве подгоняемый Даниэлем, у которого в руках непонятно откуда взявшаяся ветка, бегает Тэхён. На плечах альфы сидит Самюэль, которому полтора года и визжит на всю округу. — До прихода гостей десять минут, — омега стаскивает с мужа сына. — Ты не одет, дети измазаны в траве и глине и тоже не одеты, я за тобой два раза посылал прислугу, а вы тут скачки устроили, — возмущается Пак и, схватив Даниэля за ручку, а во второй удерживая сына, идёт в дом. — Но любимый, ты сказал, чтобы они под ногами не путались, пока ты следишь за столом, вот я их и вывел, — не понимая своей вины, говорит Чон и идёт за своим омегой. — Я не видел эти брюки, — Тэхён мажет голодным взглядом по заднице идущего впереди омеги. — Я попрошу тебя отлучиться во время ужина, в этих брюках твоя попка… — Чон Тэхён, — шипит на него повернувшийся Пак. — Не подлизывайся. Сэмми не понимает, но Даниэль всё прекрасно понимает, так что утри слюни и иди переодеваться. — Как скажешь, — бурчит альфа и входит в дом.***
Сегодня Даниэлю исполняется три года, в честь дня рождения малыша, который уже отпраздновал его в детской зоне лучшего ресторана Сохо, Дживон проводит ужин в кругу самых близких. Чонгук, который официально стал главой стаи два года назад, весь день пропадает в офисе. Тэхён работает помощником брата и тоже большую часть дня проводит в офисе. Чимин получил в подарок от своего альфы танцевальную студию и вернулся к любимой деятельности. Джин с Намджуном также живут в Итоне, в периоды ссор разносят и заново отстраивают свой дом и часто пропадают в Сохо. Намджун и Чонгук убрали границы между двумя районами, сейчас оба альфы заняты оздоровлением Итона. Чонгук хотел присоединить и Дезир, но Юнги не позволил. Юнги, воспользовавшись правом наследства, предложил занять место брата и, несмотря на то, что сперва вся семья Чон во главе с его альфой омегу отговаривали, Юнги не отказался от этой идеи. Люди тепло приняли омегу, а через полгода всех нововведений даже полюбили его. Юнги смягчил условия перехода границ, открыл торговый путь с Сохо, предварительно договорившись с Чонгуком и, несмотря на протесты со стороны оборотней, смог уговорить их давать людям работу. Точнее, он их заставил, пошутив, что не родит им больше противоядия, но оборотни шуток не понимают и восприняли слова омеги буквально. За последние два года Дезир под руководством Юнги процветает, ещё многое надо сделать, но уважение к людям среди других представителей Бетельгейза сильно выросло. Юнги, который родил полукровку и противоядие, смог доказать оборотням силу людей — он везде и всё время позиционирует себя как человек и запрещает СМИ и своему окружению называть себя «особенным». Именно за это любовь к Юнги у людей день ото дня только растёт, и Чонгук часто шутит, что они взбунтуются и даже захватят Сохо. Юнги целыми днями пропадает в Дезире и часто берёт с собой Даниэля и его няню. Когда взять ребёнка не получается, он оставляет его с Чимином. Даниэль полюбил приёмного сына Пака Самюэля. Сэмми Тэхён и Чимин усыновили, когда тому было всего два месяца. Малыша-омегу подкинули к дому одного из работников Дживона, который, узнав, что ребёнок — человек, собирался сплавить его в Итон или Дезир. Вообще Чимин долгое время думал об идее усыновить ребёнка, но боялся реакции Тэхёна. Омега видя, как альфа носится с Даниэлем всё время, чувствовал себя виноватым и вспоминал слова Дживона, сказанные в те времена. Тэхён встретил Самюэля случайно, он был как раз на границе, когда люди Дживона привезли его Джину для дальнейшей отдачи кому-то. Маленький омега без остановки плакал, и Тэхён, уже привыкший, к тому, что его любят дети, попросил взять его на руки и успокоить — больше Тэхён ребёнка не отпускал. Малыша называли Самюэль, и он носит фамилию Чон. Тэхён сына обожает, балует и грозится вырастить самого сильного человека Бетельгейза — первого, кто побьёт всех волков и даже чёрного. То, что его сын — омега, Тэхёна мало интересует. Чимин только поддакивает мужу и косится на Чонгука, который пожимает плечами и просит уже назначить бой.***
Чимин в последний раз придирчиво окидывает стол взглядом и объявляет Муну, что всё готово. — Никто за стол, пока не приедет Чонгук, не сядет, — говорит Мун Паку. — Так что пока альфы распивают виски, предлагаю и нам с тобой пойти к Джину в беседку. Мы не курим, но посплетничать любим, — смеётся Мун и идёт к выходу в сад. Малыши остаются с нянями в гостиной, где Даниэль превращается и развлекает обхохатывающегося Сэмми.***
— Ты сказал подождать у границы, я ждал, ты не приехал. Потом я подумал, что заеду внутрь, и мы пересечемся, но тебя не встретил. И вот я уже здесь, а ты и вставать не собираешься, — выговаривает Чонгук Юнги, который сидит за столом, заваленным бумагами и что-то объясняет своему помощнику — объяснял, пока в кабинет омеги не ворвался разъярённый муж. — Любимый, я уже заканчиваю, — старается звучать спокойно Мин. — Ты уже закончил, — объявляет Чонгук и рычит на помощника, который, схватив папку, сразу выбегает из кабинета. — Ты знаешь, что мы опаздываем на день рождения нашего сына? — Знаю, но тут случился форс-мажор, поэтому я задержался, — оправдывается Мин и, встав на ноги, потягивается, обнажая тонкую полоску кожи на животе. — У меня тоже форс-мажор случился, притом только что, — Чонгук обходит стол и, подхватив омегу под ягодицы, сажает на него. — Мы же опаздываем, — тянет слова Мин и обвивает руками шею альфы. — Ты в моих руках, трёшься об меня, облизываешь эти губки, и пусть весь мир подождёт, — шепчет Чонгук в губы омеги и глубоко целует. Чонгук и Юнги опаздывают на ужин на полтора часа, но для увлечённых беседами хозяев дома время пролетает незаметно. Стоит Чонгуку войти в дом, как Даниэль, встав с места, бежит в раскрытые объятия отца и долго с ним обнимается. Юнги с трудом забирает сына и прижимает к груди. — Опять тебя дедушка шоколадками откармливает, ты такой тяжёлый, — Юнги притворяется, что ему тяжело удерживать на руках малыша. Даниэль заливается звонким смехом и нарочно дёргается назад. Семейную идиллию прерывает вошедший охранник дома, который вносит внутрь небольшую коробку с огромным фиолетовым бантиком сверху. — Что это? — спрашивает нахмурившись Чонгук. — На имя Даниэля, прислано из Ориона, — учтиво поклонившись, докладывает охранник и ставит коробку на пол. — Ты с луны упал? — рычит Чонгук и срывается к перепуганному парню. — Подарки с Ориона сжигаются на заднем дворе и в дом не вносятся. — Чонгук, — к альфе подбегает Мун. — Он новенький, он не знает, а я забыл предупредить. Парень-охранник без остановки извиняется, боится поднять взгляд. — Сожги его, — приказывает ему Чонгук и только собирается вернуться к гостям, как к коробке подбегает Даниэль и пытается оттащить её в центр гостиной. — Оставь эту коробку, — злее, чем хотелось бы, говорит альфа сыну. — Но это моё, — хнычет ребёнок. — Это не твоё, — Чонгук берёт ребёнка на руки, но тот начинает громко плакать и тянуться к коробке. — Моё, — скулит на всю комнату омега. Даже Юнги не может успокоить закатившего истерику малыша. Самюэль, увидевший, как плачет его брат, присоединяется, и следующие несколько минут никто не может успокоить детей. — Он присылает подарки каждый год, — Мун опускает руку на плечо Чонгука. — Ты можешь их сжигать и прятать, но хоть один, как и сегодня, до Даниэля дойдёт, отдай ему коробку. Он не успокоится, он почувствовал запах. — Это ни в какие рамки не лезет, — тяжело вздыхает Чонгук. — Послушай меня хоть сейчас, ты не послушал тогда, четыре года назад и чуть не лишился своего омеги, у тебя и Даниэля бы не было. Послушай, прошу, отдай ему коробку, — мягко просит Мун, и Чонгук опускает малыша на пол. Даниэль сразу подбегает к коробке и пытается разорвать упаковку. Юнги опускается на колени рядом с ним и, раскрыв коробку, достаёт оттуда серого, явно страдающего от лишнего веса волчонка. Зато Даниэль в восторге, он сразу выхватывает игрушку из рук папы и, прижав её к себе, бежит к Самюэлю хвастаться. — Блять, — не выдерживает Чонгук. — Каждый долбанный год. Иногда мне кажется, что у меня нервы не выдержат. Мои руки завязаны, я ничего не могу сделать, и это меня выбешивает, — альфа принимает бокал с виски из рук, подошедшего Тэхёна. — Говорят, он весь Орион под себя подмял, поражаюсь этому полукровке, — разводит руками Дживон. — И в какой-то степени нам лучше с ним дружить, мало ли какой у него аппетит, и кем он дальше станет. — Ты ведь не серьёзно сейчас, отец? — злится Чонгук. — Я просто практично смотрю на вещи, — пожимает плечами альфа. — Мин Хосок управляет городом чуть поменьше Бетельгейза, а там основное население не оборотни, а вампиры. Если он вампиров под себя подмял, то его стоит, как минимум, уважать. Да и потом, у тебя нет вариантов, глянь на сына, — Дживон кивает в сторону кресла, у ног которого сидит Даниэль. Омега прижимает к себе волчонка, нюхает и поглаживает. Чонгук до хруста сжимает пальцы в кулак и выдыхает, только когда чувствует ладонь Юнги, успокаивающе поглаживающую его спину. Мун приглашает всех к столу, а сам помогает Чимину усадить за детский столик Самюэля. После вкусного и сытного ужина все перемещаются на диванчики, кто выпить кофе, а кто что-нибудь покрепче. Няни уводят детей укладывать спать. — Кстати, — вдруг говорит Дживон. — Я видел отца Рена вчера, и он пригласил нас на свадьбу. — Да как он смеет? — взрывается Чонгук. — Кто на нём вообще женится после того, что Джин с его лицом сделал? — не сдерживается Тэхён. — Я, наоборот, ему его подправил, — улыбается Джин. — Любимый, ты ему его на куски разорвал, — смеётся Намджун. — Правильно сделал, — огрызается омега. — Я видел его пару дней назад, он, кажется, пластику сделал, — говорит Чимин. — Я его с трудом узнал. — Мы не пойдём на его свадьбу, — зло говорит Чонгук. — Ещё и наглости хватило. — Я уже ему ответил, не беспокойся, — усмехается Дживон. Намджун и Джин, несмотря на уговоры Чонгука остаться на ночь у них, покидают особняк к полуночи. — Я не могу оставить Итон на ночь без хозяина, — улыбается альфе Намджун и идёт к мустангу. — Чудесный был вечер, — Джин откидывается на спинку сиденья автомобиля и машет Юнги, пока Намджун выруливает со двора. — Ночь будет ещё лучше, — подмигивает омеге альфа, и стоит выехать за ворота, как давит на педаль газа. — Так ты поэтому не захотел здесь остаться? — смеётся Джин. — Это же не я такой шумный во время секса, — пожимает плечами Ким. — Тебе грозит остаться без него, — хмыкает Джин и поворачивается к окну. — Перестань, волчара, — Намджун притягивает омегу к себе и кладёт его голову на плечо. — Не наказывай меня так. — Я тут подумал, — начинает Джин и делает паузу, словно подбирает правильные слова. — Ты так любишь играть с малышами, и вообще, возишься с ними. Ты подарок выбирал два часа для Даниэля, и я подумал… — Джин снова осекается. — Если ты хочешь, то мы тоже можем завести малыша. Обратимся в приюты… — Нет, — Намджун резко тормозит автомобиль на обочине и смотрит на омегу. — Я не хочу малыша, потому что у меня уже есть дерзкий, вечно недовольный, мстительный и не дающий мне спать по ночам малыш, и он сейчас сидит передо мной. Мне других малышей не нужно. А ещё у меня есть Даниэль и Самюэль — они нам как свои. — Намджун… — Мы изначально решили этот вопрос, я знаю, что ты не хочешь детей, и я их никогда не хотел. Больше мы на эту тему говорить не будем, или моего малыша придётся отшлёпать, — строго говорит Ким. — Твой малыш совсем не против, — подмигивает ему омега, и Намджун снова давит на газ.***
— Тэхён, у тебя завтра работа, ложись уже, — сонно говорит ворочающийся по постели Чимин. Альфа сидит со спящим Самюэлем на руках в кресле. — Если я встану, он проснётся, — вполголоса говорит Тэхён. — Ну, а кто тебя просил лезть к нему целоваться, что он проснулся, и ты заново стал его укладывать, — Пак присаживается на постели и с улыбкой смотрит на мужа. — Я забыл пожелать ему спокойной ночи, — тихо говорит Тэхён и начинает медленно подниматься с кресла. Альфа аккуратно кладёт ребёнка в кроватку и, убедившись, что он крепко спит, начинает раздеваться. — Одного уложили, теперь надо уложить второго, — Тэхён хватает пытающегося увернуться Чимина и притягивает к себе. — Я устал, я хочу спать, — бурчит Пак, но открывает свою шею для поцелуев. — Я тебя предупреждал, что нефиг такие обтягивающие брюки носить, у меня весь вечер стоял, — шепчет альфа ему в ухо и легонько кусает мочку. — Мы разбудим ребёнка, — замирает Чимин и прислушивается к звукам из кроватки. — Тебе, любовь моя, придётся быть тихим, — ухмыляется альфа и накрывает лицо омеги подушкой. Чимин легонько бьёт коленом в пах парня, и пока он матерится сквозь зубы, переворачивается и садится сверху. — Я же пошутил, — недовольно бурчит Тэхён и сразу обхватывает ладонями бёдра омеги. — Хотя мне нравится, когда ты сверху, — добавляет он и просовывает руки под боксеры Пака.***
— Папа хочет забрать Даниэля к себе, — Чонгук заходит в спальню, где под одеялом уже лежит Юнги. — Какого чёрта? — альфа поднимает с пола Куки и подходит к кроватке, в которой, обняв свою новую игрушку, спит Даниэль. — Не злись, пожалуйста, — тихо просит его Мин. — Ну что, можно его забрать? — в комнату заходит Мун и ожидающе смотрит на альфу. — Можно, конечно, — Чонгук аккуратно поднимает спящего ребёнка и передаёт Муну. — Он сегодня столько носился, что его даже взрыв не разбудит, — улыбается альфа. — Мы хотели и Сэмми забрать с нами поспать, но твой брат не отдал, — жалуется Мун. — Это пока он маленький, скоро сам просить будет его забирать, — смеётся омега и, пожелав спокойной ночи, выходит из спальни. — Ты впервые назвал его папой, — Юнги присаживается на постели и следит за стаскивающим с себя рубашку альфой. — Я даже не заметил, — пожимает плечами Чон и, схватив омегу за щиколотку, притягивает к изножью. — Обожаю твою привычку спать голым, — хрипло шепчет Чонгук и тянется к голым плечам парня. — Раз уж наш сын отказался от Куки в пользу своей новой игрушки от своего долбанного альфы, — кривит губы альфа, — то Куки возвращается в твою постель и охраняет тебя в моё отсутствие, то есть охраняет эту попку от посягательств. — Поверь мне, никто на неё не посягает, — улыбается Юнги и встаёт на колени на кровати, чтобы дотянуться до губ альфы. — Пусть только попробует, — Чонгук поглаживает бледные скулы, опускается к линии подбородка и оставляет невесомый поцелуй на губах. — Я очень сильно по тебе скучаю, — омега проводит ладонями по обнажённой груди альфы, очерчивает пальцами голову волка, выбитую слева, спускается ниже, обводит вытатуированное прямо под сердцем, там где заканчивает волчий оскал — Yoongi Daniel — и касается губами надписи. — У нашей с тобой любви срока годности нет, — Чонгук заправляет за уши омеги выбившуюся прядку. — Я всё думал, что уже столько вместе живём, даже ребёнка завели, что должно бы остыть, должно бы отойти на второй план, этот срок истечь должен, но нет, малыш, у нашей любви нет этого долбанного срока. Я влюбляюсь в тебя каждый день по новой. — А ты разлюбить меня хочешь? — притворно дуется омега и начинает расстёгивать ремень на брюках альфы. — Даже если захочу, не смогу, — усмехается Чонгук и следит за руками омеги, который, расстегнув брюки альфы, за них же притягивает того ближе и впивается голодным поцелуем в губы.13 лет спустя. Сохо.
— Короче я задуваю свечки, мы хлопаем в ладошки и бежим в Scorpio, — Даниэль густо красит ресницы и помогает Самюэлю застегнуть чокер на шее. — Я уже всё забронировал, всё решил. Когда мы объявим, что устали и идём спать, дядя Джин начнёт отвлекать родителей, и мы через чёрный ход свалим в клуб, — продолжает омега. — Я так и знал! Вы идёте в клуб! — в комнату влетает всё это время подслушивающий за дверью десятилетний братик-альфа Даниэля Сону. — Ну вот, стукач прибыл, — обречённо вздыхает Даниэль. — Новая приставка, и я могила, — Сону приземляется на постель брата и подмигивает Самуэлю. — Не дорос ещё флиртовать, — фыркает Сэмми и демонстративно отворачивается. — Я вырасту и всё равно женюсь на тебе, — задрав подбородок, заявляет Сону и обижается на смеющегося над ним брата. Самуэль только фыркает и игнорирует выпады альфы в свою сторону. Даниэль обещает брату приставку и, нацепив поверх полупрозрачной блузки худи с ушками, спускается вниз к родителям и их гостям. — Поменьше накраситься нельзя было? — зло выговаривает сыну Юнги. — Ты в цирке выступать собрался? — Оставь его, день рождения же, — Дживон легонько целует внука в лоб и зовёт всех за стол. — Пап, можно я сегодня останусь у Даниэля, — начинает просить Чимина Самюэль. — Ты и так торчишь тут с утра до вечера, дай Даниэлю отдохнуть от себя, — отмахивается от сына Пак. — Я попрошу тогда отца, — дуется Сэмми и идёт к Тэхёну с тем же вопросом. Стоит омеге улыбнуться отцу, как тот сразу же соглашается. — А Чон Чонгук бы мне не разрешил, — фыркает Даниэль, прекрасно зная, что тот его слышит. — Он любит меня мучить. — Это твой отец вообще-то! — ругает сына Юнги. — Когда я на него зол — он Чон Чонгук, — хихикает Даниэль, и стоит сидящему на диване отцу похлопать по своему бедру, как идёт к нему и опускается на его колени. — То, что я не разрешаю тебе шататься по ночам со своими дружками по разным злачным местам, не значит, что я люблю тебя мучить, — мягко говорит Чонгук и поглаживает сына по волосам. — Я просто очень сильно люблю тебя и боюсь потерять. Тебе сегодня шестнадцать только, ты ещё ребёнок и многого не понимаешь, но поверь мне, когда ты станешь родителем, ты сам всё поймёшь. — Я всё равно не буду таким строгим, как ты, — бурчит омега и кладёт голову на грудь отца. В первом часу ночи омеги демонстративно зевают и, подмигнув Джину, который уже сам почти спит на коленях своего альфы, идут наверх, якобы спать.***
Стоит омегам расплатиться с таксистом, как Даниэль, выбежав из машины, запрыгивает в объятия своего альфы, с которым встречается всего лишь третий месяц. Парни, смеясь, идут к входу, вот только резко выросший перед ними громила преграждает Даниэлю и Самюэлю путь. — Вам внутрь нельзя, — объявляет охранник. — Не понял, — моментально взрывается Даниэль. — Почему это? — Вам обоим нет восемнадцати. — Серьёзно? — кричит омега и отмахивается от своего парня, пытающегося его успокоить. — До этого ты меня спокойно пускал! Мой отец постарался? Говори, ты, горилла, тебе Чон Чонгук звонил? Охранник только качает головой и зовёт омегу-администратора, чтобы хотя бы тот попробовал объяснить отпрыску главы стаи, что ему в клуб нельзя. — Простите, господин Чон, но мы не можем вас впустить, — учтиво говорит красивый омега. — Слушай сюда, пергидрольная крыса, — кричит Даниэль. — У меня сегодня день рождения! — машет руками омега, не обращая внимания на резко умолкнувших позади парней. — Или вы впустите меня, или я клянусь, что в этот клуб никто больше никогда не придёт! — Даниэль, — слышит за спиной омега и моментально умолкает. Он этот голос уже слышал, точно слышал — он в памяти отложился, под слоем сотни других голосов, наложенных друг на друга остался. Даниэль его знает, из миллиона отличит. Омега медленно поворачивается на голос и запрещает себе дышать. Потому что дышать невозможно — будто Даниэлю все эти годы под кожи мины зарывали, а незнакомец одним голосом по одной на них нажимает, взрывы внутри парня устраивает. А его запах… Даниэль с этим запахом засыпает, а сейчас комьями воздух глотает, верить отказывается. Этот альфа с красными волосами - вирус смертельный, у него глаза, как самый чёрный космос, затягивают, к себе подзывают, он моргает и омега красный блеск на дне зрачков ловит — сердце удар пропускает. Даниэль не верит в легенды и мифы, но в том, что этот альфа убивал — не сомневается. В том, что на дне этого кроваво-красного озера он видит распятого себя — тоже. Но папа учил Даниэля смелости, так что он поправляет пальцами белоснежные пряди и делает шаг к мужчине. — Мы знакомы? Откуда моё имя знаешь? — Не знакомы, и именно поэтому стоило бы быть учтивым, — по мере того, как альфа говорит, Даниэль себя в единое целое собирает, и похуй, что где-то под рёбрами невидимые руки электрошоком шмаляют — этот альфа его одними словами в пепел превращает. Есть в нём что-то страшное, что-то, от чего сбежать и спрятаться хочется, но это что-то и манит дико, завлекает. Даниэль будто на краю пропасти стоит, но при этом сам шаг в неё сделать готов, от одного бархатного голоса в плен сдаётся. У альфы на дне зрачков кровавое озеро поблёскивает, а омега плечи распрямляет, подбородок задирает. Даниэль — не из робкого десятка, самому Чон Чонгуку ответить может, когда надо, но перед этим он будто на тонком льду стоит — одно движение — тот треснет, и Даниэль в ледяную воду провалится. Надо бы над каждым словом думать, каждое движение отточить, но по факту, в голове торнадо, а на легких его запах оседает, волю ломает. — Тебя мой отец послал? Я не уйду, я попаду в этот клуб, — Даниэль знает, что глупость сморозил: эти машины он видит впервые, этих людей-нелюдей тоже, походу, тут даже оборотней нет, этот альфа не здешний. — Ты слишком маленький по клубам шастать, — говорит альфа и пальцем подманивает омегу к себе. — Ты совсем ахуел? — негодует Даниэль. — Кем ты себя возомнил, я тебе, что, пёс дворовый?! Ты вообще знаешь, кто я такой? — Знаю, — кривит губы в полуулыбке альфа. — Ты мой омега, и ты очень плохо себя ведёшь. — Да иди ты нахуй, — отмахивается Даниэль и зовёт своего альфу с требованием увезти его в другой клуб. Но альфа даже рта раскрыть не успевает, как к клубу подъезжают автомобили семьи Чон, и Даниэль, прикрыв лицо руками, садится на тротуар. — А ты быстро, — поворачивается Хосок к идущему к нему быстрыми шагами Чонгуку. — Мне доложили, что у нас гости из Ориона, я так и понял, что это ты, — зло говорит альфа и поворачивается к Даниэлю, — Иди в машину, немедленно, и брата прихвати. — Плохо за моим омегой приглядываешь, чувствую, мне его заново воспитывать придётся, но мне это даже нравится, — усмехается полукровка и голодным взглядом окидывает хрупкую фигурку вставшего на ноги омеги. — Убирайся из Бетельгейза, — рычит Чонгук. — Обязательно, — разминает пальцы альфа. — Только со своим омегой. — Да что ты несёшь? — останавливается напротив альфы негодующий Даниэль. — Я не твой омега! — Серьёзно? — Хосок резко двигается вперёд и, притянув к себе парня, мажет по его губам своими. Даниэль на ногах стоять остаётся только потому, что его на себя дёргает отец и толкает в руки Люка. Потом Чонгук поворачивается к Хосоку и, вскинув кулак, бьёт того в челюсть. Хоуп взмахом руки запрещает охране нападать и утирает кровь с разбитой губы. — Он мой, Чонгук, — рычит полукровка. — Смирись уже. — Да пошёл ты, у меня уже есть альфа, — кричит полукровке Даниэль, пока Люк пытается оттащить его альф. — Я шестнадцать лет тебя ждал, представляешь, какое у меня терпение? — спокойно говорит Хосок. — Любишь играть? Я с тобой поиграю. А твоему альфе я ногу сломаю. Я любому сукиному сыну в этом городе ногу сломаю, кто к тебе ближе, чем на пятьдесят метров подойдёт. Давай начнём игру, — альфа умолкает, смотрит прямо в глаза, и Даниэлю приходится прикрыть веки. На секунду кажется, что этот альфа в самую душу лезет, что через глаза насквозь омегу видит. «Давай», — так и хочется сказать этому мужчине, но Даниэль уже знает, что он проигравший. В голове вой сирен, гул голосов и вывеска «беги», вот только под грудиной где-то слева жжётся, медленно так и пока ещё совсем блекло «останься» выводится. Даниэль шумно сглатывает, смаргивает это кровавое марево перед глазами, обжигает лёгкие чужим-родным запахом и что есть силы бежит к машине отца, не оглядывается, и пусть, от себя не убежишь. Омега просит добавить звук к играющей по радио Nancy Sinatra - Bang Bang и, прикрыв веки, пытается отогнать заполняющие голову мысли о странном альфе. Хотя, кажется, там отныне, кроме мыслей о нём, ничего и не будет. — Не добро пожаловать, — цедит сквозь зубы Чонгук полукровке. — Просто так ты его не получишь. — Я не хочу воевать, я не хочу крови, — обращается Хосок к Чону. — Но за шестнадцать лет ничего не изменилось — я сказал ещё тогда, что готов умереть за него, так вот готов и сейчас. А вы согласились, что выбирать будет он, так что дайте мне время, а ему выбор, — усмехается полукровка и поправляет полы пиджака. — Передавай привет моему братцу, может, зайду на кофе, — бросает Хосок побагровевшему от ярости альфе и идёт к ожидающему его мерседесу.