***
— Это же ты хвастался, что у тебя везде есть доступ, что чуть ли не все ходы знаешь. Так что случилось? Чего ты ждёшь? Месяц уже почти прошёл, — зло говорит Хосок слушающему его Рену. — Не рычи, пугать омег Дезира будешь, — огрызается Рен. — Ты хочешь, чтобы план сработал — запасись терпением! Мне нужно идеальное время и место. — Ты издеваешься? — омега слышит, как на той стороне трубки что-то разбивается на осколки. — Идеального ничего не бывает! Таким ходом, ты Чонгука никогда не вернёшь. Чем больше времени проходит, тем больше их связь крепнет, — ухмыляется альфа. — Он вечно окружён волками! — визжит Рен, задетый последними словами. — Я установил за ним слежку и сам собираюсь навестить эту семейку с визитом, положено ведь, — с отвращением говорит омега. — Самое главное, чтобы твой человек был готов в любое время и по первому моему зову быть там, где надо. — Насчёт моего человека не сомневайся. Иди уже и достань мне этого ребенка. Ты ведь хочешь, чтобы я избавился от Юнги? — вкрадчиво спрашивает Хосок. — Очень хочу, — не задумывается Рен. — Юнги, узнав о ребенке, сразу ко мне прибежит, только его отродье к тому времени будет уже мёртво. Юнги отправится вслед за ним сразу же. Я отомщу своему братцу, а ты получишь овдовевшего и бездетного Чонгука, — говорит альфа. — Осталось только реализовать план, — вздыхает омега. — Ты, главное, не забывай, что ни в коем случае ты не должен расколоться и про моё участие в этом плане никому не расскажешь. Мне нужен Чонгук, а не его ненависть. — Можешь не сомневаться, блондинчик. Жду твоего звонка и хороших новостей, — говорит альфа и вешает трубку. «Неотёсанный мужлан. Чонгук приедет за сыном и омегой, ну или за тем, что от них останется, и перегрызёт тебе глотку, ты даже пискнуть не успеешь. Никто никогда не узнает, что это я виноват в смерти наследника главы стаи и его омеги», — смеётся про себя Рен и, вызвав шофёра, приказывает ехать в торговый центр.***
— Ну, как я мог не прийти, наоборот, мне стыдно, что я так долго тянул, но сами понимаете, на носу Новый Год, то на съёмки приглашают, то на интервью зовут, то подарки выбирать надо, хлопот хоть отбавляй, — Рен скидывает с плеча норковую накидку и опускается на диван. — Мы бы пережили, ты уж поверь, — ядовито улыбается Юнги и садится напротив. Мун просит прислугу сварить кофе и начинает спрашивать Рена о его семье, надеясь разрядить обстановку. — Так вы, значит, в особняке живёте? — улыбается Рен, а Юнги кажется, он его взглядом четвертует. — Живём, то тут, то в пентхаусе, когда как. По настроению, скажем, — Юнги возвращает Рену его же улыбку. — Так могу я посмотреть на него, — меняет тему Рен и встаёт на ноги. — А то я ему тут подарочков накупил, хоть подарю, — омега тянется к коробочкам рядом и начинает развязывать ленту на первой. Юнги идёт за играющим с няней в спальне наверху малышом и возвращается с ним на руках. — Какая прелесть, — Рен подбегает к Мину и тянет руки к ребёнку, но тот сперва фырчит, а потом заводится, как пожарная сигнализация. Юнги отходит от Рена и начинает укачивать всё больше плачущего ребёнка. Внезапно ребёнок умолкает, и Мин замечает стоящего на пороге Чонгука. — Кто обидел моё солнышко? — притворно злится альфа и идёт к Юнги. — Здравствуй, Рен, рад тебя видеть, — улыбается Чон омеге и берёт из рук Мина ребёнка. — Рад его видеть? — еле слышно шипит Юнги альфе. — Насколько рад? Очень сильно? — Распирает аж, — улыбается Чонгук и нагибается, чтобы поцеловать омегу, но тот отворачивается. — Ну, перестань, это просто правила хорошего поведения, — Чонгук в одной руке держит малыша, который продолжает держать за ножку Куки и машет им, не интересуясь о чём говорят его родители, а второй поглаживает омегу по щеке, — Не ревнуй. — Размечтался, — Юнги, высоко задрав подбородок, идёт обратно к диванам и садится на своё место. Мин берёт с подноса кофе и, закинув ногу на ногу, слушает, как Рен рассказывает Муну о своём очередном шоппинге и что ему удалось там сорвать. Чонгук с ребёнком на руках опускается рядом с Юнги. — Зашёл на полчаса, думал с его превосходительством поиграю, а он от Куки не отлипает, весь в папу, — улыбается Чонгук. — Чонгук, — вдруг обращается к нему Рен. — Bliss полностью отреставрировали, в конце месяца открытие, ты ведь придёшь или ты теперь уже полностью ушёл в семью? — очаровательно улыбается омега. — Настолько ушёл, что с Юнги и приду, — кривит губы в улыбке альфа. Рен начинает говорить с Чонгуком об их общих знакомых, потом они переходят на какие-то неизвестные темы про их тусовку, и Мин понимает, что ещё секунда и ревность его сожрёт. Юнги подскакивает на ноги, отбирает у Чонгука ребёнка и, остановившись напротив, смеряет его злым взглядом: — Полчаса прошло, и у тебя куча работы, так что иди и дай омегам посплетничать. Мун прыскает в кулак и просит долить Рену кофе. Юнги провожает мужа до двери и нехотя подставляет ему щёку для поцелуя. — Мне нравится, что ты ревнуешь, но запомни, что единственный омега, к которому стоит меня ревновать, у тебя сейчас на руках, — улыбается Чонгук. Альфа целует сына в обе щёчки и покидает особняк.***
— Чонгук, он смотрит, — Юнги пытается выбраться из-под придавившего его к постели альфы, но безуспешно. Чон продолжает покрывать поцелуями его шею, ключицы, ловит мешающие ему руки, которыми омега пытается дотянуться до отброшенной в сторону футболки. — Чонгук, он превратился! — визжит омега. — Я хочу тебя, сдыхаю уже, пусть смотрит! — рычит альфа и продолжает целовать Мина. — Чонгук, он перелезает через кроватку, — кричит Юнги и в следующую секунду волчонок бросается на отца. Чонгук хватает его за шкирку и, присев на постель, подносит его к лицу. — Перестань рычать и брыкаться, я не обижаю твоего папу, я люблю его, — сквозь смех говорит альфа. — Защитник нашёлся. Ты понимаешь, что ты не спишь по ночам почти, и своими этими чёрными глазками-бусинками дыру мне в затылке проделал? Понимаешь, что у тебя не будет братьев больше, потому что ты не даёшь нам заниматься любовью! — Чонгук! — Юнги бьёт альфу в плечо и отбирает волчонка, который в руках папы превращается в ребёнка, но продолжает зло смотреть на отца. Мин укладывает малыша на свою подушку, достаёт с пола Куки и передаёт его ребёнку. Юнги обнимает Даниэля и начинает напевать ему его любимую песню «Весенний день». — Я серьёзно больше так не могу, почему ты не соглашаешься укладывать его в другой комнате с няней? — тихо спрашивает Чон. — Потому что он очень маленький, чтобы спать без родителей, — бурчит Мин. — Но пока он спит здесь, мне не видать секса, я серьёзно в отчаянии, — Чонгук ложится рядом с заснувшим малышом и играет его пальчиками. — Ты видишь, как он злится, стоит мне к тебе приблизиться? — смеётся альфа. — Ладно, отдам его на несколько часов Чимину, твой брат убивается, просит его. Обещаю, что несколько часов мы будем с тобой только вдвоём, — улыбается альфе Юнги. — Я возьму нам номер в отеле и оторвусь за весь последний месяц, — Чонгук сползает с постели и идёт к гардеробной. — Пойдём, купим вкусняшек? — Юнги накрывает малыша одеялом и тоже слезает с кровати. — Заодно прогуляемся, как раз он спит, я позову няню с другой комнаты, посидит с ним. — Пойдём, — Чонгук натягивает на себя спортивные штаны и футболку и, прихватив куртку, идёт в гостиную за ключами и портмоне. Юнги повторяет за альфой и тоже надевает свой любимый серый спортивный костюм.***
— Какой же ты у меня красивый, — улыбается Мину альфа, пока они ждут лифт. — Я знаю, — самодовольно фыркает омега, но спрятать налившиеся красным щёки не успевает. Парни проходят в лифт, и Чонгук нажимает на парковку. Только Юнги прислоняется к стенке и поднимает взгляд на остановившегося напротив парня, как чувствует, как табун мурашек проходит по коже. Чонгук взлохмачен, он причесал волосы перед выходом пальцами, на нём нет строгого делового костюма, а тонкая футболка, прилипшая к животу, чётко обрисовывает кубики пресса. Юнги внезапно чувствует прилив такого дикого желания, что приходится прикусить свою губу, чтобы не наброситься на альфу прямо в лифте. Только Чонгук — не Юнги, он своим желаниям не отказывает: нажимает кнопку «Стоп», отбрасывает на пол так и не надетую куртку, и в следующую секунду уже ноги Юнги обвивают его талию, а сам омега, открыв рот, позволяет языку альфы в нём хозяйничать. Чонгук шарит руками по любимому телу, исследует каждый участок кожи, боится что-то упустить, хочет всё и сразу. Когда Чон немного спускает свои штаны и разворачивает Мина лицом к стенке, только тогда разум омеги возвращается на место. — Не здесь же! — пытается возмутиться Юнги, хотя сам трётся голым задом о член альфы. — Именно что здесь, — шепчет Чон ему на ухо и больно кусает. — Я дико соскучился по этой попке. Чонгук давит на поясницу парня, заставляет его выгнуться и, смачно плюнув на свою ладонь, растягивает. Юнги дёргается, матерится, что без смазки больно, грозится оторвать Чонгуку голову, но последний не отвлекается от своего занятия. Альфа в наказание за недовольство омеги пару раз шлёпает его по голой попе, а потом, убедившись, что тот уже растянут, снова плюёт на ладонь и, размазав слюну по члену, начинает толкаться. Юнги ногтями по стальному покрытию скребётся, шипит, но в то же время сам назад подаётся, сам насаживается. Чонгук входит полностью, прижимает омегу к себе и замирает, делает медленные круговые движения, даёт ему привыкнуть. — Улыбнись, малыш, тебя снимают, — усмехается альфа и с трудом удерживает, дёрнувшегося было в сторону омегу. — Здесь камера? — Юнги ладонями прикрывает лицо, а потом впивается зубами в запястье альфы, грозится на куски его порвать. — Я заберу запись, будем вместе потом смотреть, всегда хотел интимное видео с тобой, — издевается над омегой Чонгук, выходит почти до конца и вновь толкается. Только Юнги собирается осыпать альфу очередными проклятиями, как тот переходит на резкие и размашистые толчки, выбивая весь воздух из лёгких омеги. Юнги всё ещё старается прикрывать одной рукой лицо, прекрасно зная, что это бесполезно, второй он впивается в руку альфы, чтобы лишь как-то держать равновесие. Омега стонет громко, свой же голос эхом в голове отражается — у Юнги от такого горячего, дышащего ему в шею альфы кости плавятся, он вечность зажатым в этих руках провести готов. Чонгук зубами в его шею вгрызается, руками бока, бёдра, ягодицы сминает, через боль показывает, как скучал, как одичал, до упора на себя натягивает. Чонгук надышаться не может, и пусть, в маленьком пространстве лифта и так пахнет только Юнги — Чонгуку мало, он прикрывает веки, толкается до конца, любуется подрагивающими ресницами омеги, впитывает, как губка, его хрипы-вздохи, столько всего хочет сказать, но лучше показать. Разворачивает парня лицом к себе, приподнимает и, заставив обвить себя ногами, вновь вжимает в стенку. Не видеть его лицо — пытка: Чонгуку нравится следить за его эмоциями, он знает наизусть каждый сантиметр этой кожи, но влюбляется каждый день по-новому. Альфа проводит языком по скуле Мина, спускается ниже, мажет по губам, отстраняется, но Юнги подаётся вперёд, скрещивает руки на его шее и сам целует — мокро, глубоко, пошло. Чонгук такого Юнги обожает. Обожает, когда Мин начинает всё скромно, вечно недоволен и хмурит свой крохотный носик, а потом входит во вкус и превращается в бестию, которая Чонгука одним взглядом в угольки под своими ногами превращает. Юнги и так сплошной соблазн — его взгляды, движения, его легонько царапающие шею альфы ноготочки, пока тот остервенело втрахивает его в стенку — всё в Юнги это чистая животная страсть — от неё волку крышу сносит на раз. Чонгуку всегда будет мало, ему никогда не насытиться, только не с Юнги. Чонгук нашёл свой живительный источник, век из него испивать готов. Когда дверцы лифта расходятся, то перед взглядом Чимина и Тэхёна предстают лохматый и покусанный Юнги и ничем ему не уступающий Чонгук. — Ахуеть, — присвистывает младший Чон. — А мы с тобой в лифте не пробовали, — обиженно обращается он к Чимину. — Зато мы пробовали то, до чего им ещё идти и идти, — торжествующе улыбается своему альфе Пак. — А как мы, по-твоему, Даниэля зачали? — не сдерживается Юнги и громко смеётся с удивлённого лица друга. — Нам Даниэль не разрешает сексом заниматься, — Чонгук поднимает с пола куртку и выходит в лобби. — Стоит мне к Юнги приблизиться, как он рычит и бежит в нашу кровать. А Юнги его ни на секунду не оставляет, вот и довольствуюсь лифтами, — жалуется Чон брату. — Так мы к Даниэлю и приехали, — говорит Тэхён. — Давайте, мы заберём его хотя бы до ночи, а вы погуляете, то есть натрахаетесь, — громко смеётся Тэхён и получает осуждающий взгляд от Мина. — Серьёзно, отдайте мне моего племянника, хотя бы на эти пять часов, привезу в целости и сохранности. — Я уже и кормил его, и укладывал, — перебивает альфу Чимин. — Мы справимся, тем более он нас любит. Ну пожалуйста. Чонгук ожидающе смотрит на Юнги, который и хочет побыть со своим альфой, но и малыша отдавать никому не хочет. — Ладно, — наконец-то, соглашается Мин. — Он сейчас спит, пусть проснётся, заберёте. Пойдёмте, я соберу ему вещи. Юнги вновь входит в лифт, за ним следуют и все остальные. Чонгук сразу достаёт мобильный и бронирует номер-люкс в лучшем отеле Сохо. — После сна его надо покормить. Если он рычит, не поддавайтесь, он уже знает, что некоторых этим пугает, и пользуется. После еды обязательно возьмите погулять, он перед сном должен подышать свежим воздухом, и не забывайте про Куки, я вам положу его в сумку, иначе этот волчонок не уснёт, — тараторит без остановки Юнги и вновь проверяет всё ли положил в сумку. — Да не переживай ты так, мы разберёмся, — улыбается Тэхён и проходит в пентхаус, из которого сперва слышен писк, потом голос няни, которая пытается успокоить видимо проснувшегося малыша, а следом такой злой рык, что Чонгук срывается в спальню, спасать няню. Малыш, который лежит посередине своей кроватки и продолжает рычать, увидев отца, сразу переходит на громкий плач, и демонстративно скидывает Куки на пол. — Король драмы, — усмехается Чонгук и, подойдя к кроватке, берёт ребёнка на руки. — Ты же не хочешь плакать, ты только кричишь, и даже слёз нет, перестань терроризировать няню, — спокойно говорит ребёнку альфа. Дэниэль замолкает, внимательно смотрит на лицо отца, а потом зло рычит и на него. — Кто обидел моего волчонка, кто посмел? — громко спрашивает вошедший в спальню Тэхён и идёт к Чонгуку. Ребёнок, услышав дядю, сразу дёргается в руках отца, а стоит Тэхёну протянуть к нему руки, как дарит ему беззубую улыбку и позволяет прижать себя к груди. — Я ведь начну ревновать, — хмурит брови Чонгук и торопит переодевающегося в их спальне Юнги. Мин передаёт сумку Чимину, в сотый раз повторяет свои указания и продолжает тискать ребёнка в руках Тэхёна. — Ты его будто на год отсылаешь, — смеётся Чонгук. — Пошли уже. Альфа подходит к брату и, поцеловав малыша, наказывает ему хорошо вести себя. Юнги тратит ещё несколько минут на прощание с сыном и уходит за своим альфой.***
После того, как серый волк с маленьким чёрным волчонком разносят всю квартиру, Чимин всё-таки выбирается из-под них и требует вернуть человечье обличье. Омега идёт в душ со словами, чтобы к его приходу вся мебель была на местах, а ребёнок был одет к выходу и сидел в коляске. Через час все трое идут гулять в ближайший парк.***
— Я скучаю по малышу, — Юнги лежит спиной на груди Чонгука в огромной ванной, из которой пена вместе с водой за края переливается. Альфа покрывает короткими поцелуями плечи и шею омеги, просит быть более терпеливым к отсутствию мелкого. — Я не привык так долго без него быть, — Юнги поворачивается боком и кладёт голову на его грудь. — Это не малыш — это маленький монстрик, который ревнует тебя ко мне, — смеётся Чонгук. — А тебе это нравится. — Мне и с тобой нравится, — смягчается омега. — Просто, когда его долго нет в поле зрения, я ужасно скучаю. — Тебе придётся ещё немного поскучать, потому что я заказал ужин в номер и выбрал всё то, что ты любишь, — безапелляционно заявляет альфа. — Но Чонгук, — пытается поныть Юнги, но Чон разворачивает его лицом к себе и сажает на колени. — Уверен, Даниэлю с его любимым дядей Тэ хорошо. Как бы его первым словом «Тэ» не было, — язвит Чонгук. — Мне нравится, когда ты ревнуешь, и Даниэлю тоже. Уверен, он нарочно тебя провоцирует, он весь в папу, — смеётся омега и целует альфу.***
После часовой прогулки по парку, Тэхён предлагает зайти за кофе в его любимую кофейню. Чимин остаётся с малышом сидеть на скамейке рядом с кофейней и покачивает коляску, чтобы успокоить разбушевавшегося с уходом дяди Даниэля. — Надо же, какая чудесная картина, — Чимин даже вздрагивает от неожиданности, увидев непонятно откуда взявшегося Рена. — Ты так чудесно смотришься с малышом, — омега прикладывает ладонь у груди и театрально вздыхает. — Вот только жаль, что всё, что тебе остаётся — это нянчиться с чужим ребёнком. На что не пойдёшь ради любви. — Хоть полегчало? — Чимин смотрит на парня снизу-вверх, даже с места не двигается. — Ты правильно выплёскиваешь, а то тяжко в себе столько дерьма носить, ты ведь из него только и состоишь? — усмехается омега. — Я смотрю, у тебя язык развязался. Осмелел только потому, что тебя серый волк трахает, — цедит сквозь зубы Рен. — Пойду кстати, поздороваюсь с ним. Рен нагибается к коляске, чтобы посмотреть на малыша, но Даниэль рычит на омегу, и тот даже отскакивает назад. — Весь в своего папочку ненаглядного, такой же злючий и невоспитанный, — бросает Рен и идёт к входу в кофейню, на ходу доставая мобильный. — С ребёнком человек, это наш шанс, я отвлеку волка, у вас десять минут, чтобы быть у кофейни CoffeeInn, — говорит Рен собеседнику и, сбросив звонок, толкает стеклянную дверь. Омега, нацепив на себя свою лучшую улыбку, идёт прямиком к стоящему у кассы и расплачивающемуся за кофе Тэхёну. Чимин ёжится от ставшей прохладной к вечеру погоды, жалеет, что решил остаться с Даниэлем на улице, и только встаёт на ноги, чтобы отправиться за задержавшимся внутри альфой, точнее, чтобы спасти его от Рена, как затылок прошивает острой болью, а потом перед глазами темнеет, и омега тяжёлым мешком оседает на землю. Когда Тэхён, наконец-то, отвязавшись от прилипчивого Рена, выходит из кофейни — он не видит на скамейке Чимина, но коляска стоит на месте. Альфа сразу понимает, что что-то не так — Чимин бы не оставил ребёнка одного. Он подбегает к коляске и только сейчас замечает лежащего на земле омегу и то, что коляска пуста. Тэхён первым делом проверяет пульс Пака и пытается дрожащими руками достать из кармана мобильный. Он не знает, что и как скажет брату, не понимает, что с Чимином. Для Тэхёна будто моментально наступает мрак, он одну руку держит под головой омеги, который понемногу начинает приходить в себя, а второй лихорадочно тыкает по клавишам, путает цифры и к Чонгуку попадает только с четвёртого раза. Тэхён прокашливается, чуть ли не до треска аппарат у уха сжимает, не знает, как скажет брату, что не уберёг его сына, не знает, как вообще самому в эту правду поверить. Двадцать минут назад всё было хорошо, было идеально. Как за такой короткий период времени для Тэхёна настал Ад на Земле, он не понимает. — Чонгук, — хрипло начинает альфа, стоит брату ответить на звонок. — Я как раз тебя набирал, — улыбается Чонгук. — Как там мой волчонок, у меня волк опять бесится, я беспокоиться начал. — Он… — Тэхён осекается, прикрывает веки и с шумом выдыхает. — Чонгук, его похитили. Прости меня, умоляю прости меня, я умру, но найду его. — Что? Юнги, который причёсывается в ванной, выбегает в номер от того, как громко был задан вопрос. — В чём дело? — омега подходит к вмиг побледневшему альфе и усиленно игнорирует подкрадывающуюся к горлу истерику. Предчувствие Юнги не обмануло, что-то с малышом. Он это чувствует, и пусть, не услышав это от своего альфы, не поверит, но ползущие к нему из углов чёрные щупальца страха за своего ребёнка всё ближе и ближе. — Что с ним? Ему плохо? Он заболел? — Юнги срывается к вешалке за худи. Но Чонгук ловит его за запястья и, притянув к себе, обхватывает ладонями лицо. Чонгук сам еле на ногах стоит, с трудом расползающуюся внутри панику сдерживает. Чонгук должен быть сильнее, ради Юнги, ради своего сына. Омега если хоть секундный страх в альфе увидит, то пеплом в его руках осыпется. Чонгуку такая роскошь, как слабость, не полагается. Он опора своей семьи и даже в самый тяжёлый момент, который так скоро настал, он должен быть сильным. — Послушай, кое-что произошло, — Чонгук старается унять дрожь в голосе, но выходит из рук вон плохо. — Даниэль… Он… Его похитили. Юнги смотрит на мужа и не верит. Отрицательно вертит головой, делает шаг назад, но альфа ловит его, боится, что тот на ногах не устоит. — Нет, — одними губами шепчет Мин. — Неправда. Ты врёшь мне, — Чонгук чувствует, как обмякает тело в руках, и как беззвучные слёзы орошают лицо омеги. У Юнги грудь стальные ремни перетягивают, каждый вдох это перманентная концентрированная боль, бьющая прямо в сердце. Юнги впервые в жизни с таким горем сталкивается, впервые чувствует, что ему это непосильно, он после всего встать был готов и встал бы, но не после Даниэля. Только не Даниэль. Его ребёнок — его жизнь, кислород в его венах, его личное утро, знаменующее новый день. Юнги не переживёт и секунду без Даниэля, сам в могилу полезет, сам себя закопает, он уже вкус чёрной земли на языке ощущает, чувствует, как она комками в лёгкие забивается, и воет. Виснет в руках своего альфы и воет так, что волк Чонгука у него внутри затыкается — в угол забивается, не в силах с этой болью в чужом голосе совладать, на свою забивает, молит Чонгука парня в чувства привести, боится, что у омеги от горя разум помутнеет. Юнги уже на коленях, Чонгук его удержать не может, всё боль его забрать хочет, сам на части от одной мысли, что Даниэль у врага, рвётся, в том, что он жив и не сомневается, думать иначе не хочет. — Мой ребёнок, где мой ребёнок? — скулит Мин и трясёт присевшего напротив альфу за плечи. — Где мой сын? Чонгук прижимает омегу к себе, а второй рукой набирает Люка. — Собери всех и езжайте к границе, я догоню. — Ты думаешь… — хрипит Мин. — Думаешь, это Хосок? Чонгук отлепляет от себя омегу и всматривается в лицо. — Я верну нашего сына. Я тебе обещаю, что верну его живым и здоровым, верь мне, — Чонгук смотрит прямо в глаза Мина. — Просто дождись, обещай дождаться. — Вернёшь, иначе не прощу тебя. Никогда не прощу, — сквозь слёзы шепчет Юнги и есть в его голосе что-то, что Чонгук и не сомневается.***
Даниэля передают в Дезир через подкупленного пограничника. Хосок нервно ходит по гостиной особняка, ждёт самого дорогого гостя и даже отказывается от предложенного Тао виски. — Моя награда за все мои труды едет ко мне! — потирает ладони альфа. — Я оторву голову этому выродку, а когда за ним прибежит его ненаглядный отец, то он прям у порога получит свою дозу, которую я храню здесь, — Хосок хлопает себя по груди, — прямо у своего сердца. Моего братца и убивать не придётся, он сам сдохнет от горя, потеряв и сына, и альфу. А потом, мой дорогой Тао, — Хосок подходит к парню и кладёт руку ему на плечо. — Люди под моим чутким руководством станут королями этого мира. Весь Бетельгейз будет принадлежать нам. Мы легко устраним всех оборотней, которые оставшись без вожака уже и так почти мертвы. Так что эту ночь надо вписать в историю. Она чудесна. Хосок слышит скрежет шин по асфальту со двора и быстрыми шагами идёт в сторону двери, в которую входит один из его людей с небольшой корзиной в руках. Альфа замирает в пяти шагах от мужчины и шумно внюхивается. Он пытается сделать ещё шаг, преодолеть эти оставшиеся метры, выхватить уже эту корзину и швырнуть её об стену, но не получается. В Хосоке медленно, крупица за крупицей страх заселяется — чего не понятно, но именно он сейчас ноги альфы к паркету пригвоздил, не шевельнуться. Хосок растерянно смотрит то на Тао, то на мужчину напротив, сжимает и разжимает ладони, чуть ли не рычит, злится на себя, но подойти не может. Зато работник подходит, кладёт корзинку на стол и, откланявшись, уходит. — Босс, в чём дело? — пытается вмешаться Тао, но Хосок отмахивается от парня и, выдохнув, всё-таки идёт к столу. Трясущимися руками откидывает маленькое покрывальце и умирает. Хосок всегда хотел умереть — в детстве это желание проявлялось особо остро, а в юношестве желание своей смерти Хосок перенаправил в желание убивать других. Он научился питаться чужими страданиями, чтобы не замечать своих, чтобы не зацикливаться на своей, как он считает ущербности. Хосок не знает, что такое ласка, нежность, даже не подозревает, что такое любовь, но он знает, что такое смерть. Она единственная с ним рядом, она его вечный спутник, она прекрасна и пахнет для Хосока домом. Смерть забрала у Хосока папу, за ним отца. Там, где бы они сейчас не были, однозначно намного лучше, точно получше, чем Хосоку здесь. Хосок любит смерть, принимает её за родную, боготворит и доверяет только ей. И сегодня она пришла. Впервые за все эти годы, после долгих ночей в ожидании она пришла. Она лежит в этой корзине, пахнет домом и беззубо улыбается. Она даже прекраснее, чем он себе представлял — тянет к нему маленькие ручки, берёт в плен. Запах леса заполняет всё пространство, просачивается в поры, кажется, отныне это единственный запах, который альфа чувствовать будет. Хосок прикрывает веки, делает глубокий вдох и видит, как он маленьким бегает между деревьями-великанами, как барахтается в этой пропитанной дождём земле, чувствует, как радость и никогда ещё не опробованное чувство абсолютного счастья заполняют всё нутро. Видит улыбку своего отца, руку папы в своих волосах и чуть ли не плачет, не в силах с такими эмоциями совладать. Эти чувства сильнее всего — их доселе ни одна победа не вызывала. Хосок такой масштаб через себя никогда не пропускал — это словно ток в кровь пускать — он это электричество на кончиках пальцев чувствует. Хосок будто дышать только что научился, весь его организм запустился, все чувства обострились. Он никогда не искал дома, он всегда был убеждён, что он всего лишь гость здесь, но дом нашёл его сам — приехал к нему в маленькой корзинке и подарил смысл. У Хосока внутри фейерверки взрываются, огни зажигаются, мрак отступать заставляют. Альфа в эти крохотные ручки своё прогнившее сердце вложить готов, пусть хоть по сырой земле волочит, кочками и камнями раздирает, пусть только держит, пусть хоть так, но касается. Хосок себя цельным чувствует, будто всю жизнь по миру разделённым ходил, а тут пришёл маленький полукровка и воедино собрал, все трещины любовью залил, разрозненные куски соединил. Того, кто вечно ненависть и вражду сеял, взмахом ресниц усмирил, поводок на шее затянул и ласково шепчет — «сиди тихо, я тебя заберу, твои раны залечу, я твоим домом стану». И Хосок на колени перед ним падает, сам своё сердце из груди вырвать и к этим крохотным ногам бросить готов. «Только люби меня» — шепчет альфа. «Уже люблю», — в ответ, и у Хосока вселенная яркими красками окрашивается, будто все боги мира над ним сжалились, спасение ему послали. Хосок его беречь и лелеять будет, надо будет, у этих ног ляжет и как пёс безродный умрёт. Хосок осторожно выпутывает малыша из одеяльца, берёт на руки и прижимает к себе. Зарывается носом в его коротенькие и редкие волосы, орошает их слезами счастья. Хосок его нашёл. Он и мечтать не мог, не искал никогда, не интересовался — всю жизнь себя недостойным считал, думал камень в сердце взрастил. Все эти годы чужой болью упивался, кровью умывался, думал, такой калейдоскоп чувств, которые он от чужих страданий испытывает, ничто больше не даст, но это покруче в миллион раз. Это ядрёная смесь, и она рвёт альфу на части. То, что было камнем в груди, дробится и крошится, под взглядом чёрных, как эта ночь, глаз в пыль превращается. Малыш, как котёнок, урчит в его руках, трётся щекой о плечо, будто успокаивает, будто не понимает, почему этот альфа плачет. Тао, как завороженный, следит за ними, боится даже дышать, картина перед ним настолько трогательна и одновременно ужасна, что парень не может понять, что делать. Зная своего босса, он всё следит за ним, думает, что уже в следующую секунду Хосок ребёнку шею свернёт, но альфа того сильнее прижимает к себе, потом вытягивает руки, целует щёчки не прекращающего улыбаться малыша и снова обнимает. Ходит по гостиной покачивает ребёнка в руках, смеётся от его рыка и рычит в ответ, вызывая у мелкого восторг. — Босс… — начинает парень. — Тао, планы придётся подкорректировать, — подходит к парню альфа. — Пусть Чонгука впустят в дом, мне надо с ним поговорить, поэтому, пока я не прикажу, чтобы никто не нападал. — Но… — Это приказ. — Как скажете, — опускает голову парень. — А ребёнок, вы не убьёте этого полукровку? — Я убью ради этого полукровки, камень на камне не оставлю, поэтому пошёл вон выполнять мой приказ, — рычит на него Хосок. Даниэль внимательно слушающий альфу и, поймав нотки агрессии в его голосе, сразу превращается в его же руках и засовывает голову под локоть мужчины. — Малыш, — нежно говорит Хосок и приподнимает его к лицу. Волчонок сразу лижет его лицо, тычется в скулы мордочкой. — Я злился не на тебя. На тебя я никогда злиться не буду, обещаю, — альфа прижимает к груди урчащего волчонка и поглаживает чёрную шерсть. — Я всю жизнь ничейным был, а теперь я навеки твой, — Хосок слышит, как во дворе паркуется несколько автомобилей, сильнее прижимает к себе Даниэля и поворачивается к двери лицом. — Твой отец думает, что несёт мне смерть, но моя смерть пришла раньше, и пахнет она домом, — улыбается Хосок и слышит разъярённый рык главного волка прямо за дверью. Малыш отвечает отцу, а потом прячет мордочку в выемке ключиц альфы.