***
Стоя перед зеркалом, девушка приводила себя в порядок, только была она уже не у себя в разгромленной квартире, а у Адриана, там, где они жили вместе до проклятого Хеллоуина. Она слушала внутренний голос, а он говорил ей, что прежде, чем идти туда, куда требовалось в обязательном порядке попасть сегодня, нужно было иметь презентабельный вид. Ну, а раз весь её основной гардероб и украшения были здесь, то и Маринетт была здесь. Закончив с причёской и мейкапом, она облачилась в белую кофточку с широким вырезом, который выгодно подчёркивал цепочку с кулоном, и узкие классические брюки. На тонкой кисти защёлкнула тяжёлый браслет и, достав аккуратные каблучки и классическое пальто, вышла на улицу полностью готовая. Такси подъехало почти моментально, и вот Маринетт, расплатившись, уже выходила у особняка на улице Сегье. Она сделала вид, что идёт к воротам, чтобы позвонить хозяевам, но, дождавшись, когда машина отъедет, прошла дальше, заворачивая за угол ограды. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что здесь никого нет, она ловко перепрыгнула высокую стену и неслышной тенью прошуршала по саду. Аккуратный двухэтажный мансардный домик*, который летом наверняка утопал в зелени, предстал перед Маринетт. Отсюда, из сада он казался совершенно пустым. «Посмотрим теперь, как ты запоёшь, Хлоя!» — промелькнуло в голове Маринетт, и она зашла в дом с чёрного входа.***
В комнате с изысканным интерьером было тихо. Элегантно одетая женщина лет сорока вошла через широкий проём, её белоснежные волосы струились по плечам, скрывая лицо. Она приблизилась к камину и открыла стоящую на нём шкатулку, выбирая серьги. Глядя на её платье можно было догадаться, что она куда-то собиралась. — Добрый день, мадам Буржуа! Ледяной голос, раздавшийся в комнате, заставил женщину вздрогнуть, и она резко обернулась. У окна, спиной к ней, стояла стройная девушка, сложив руки на груди. — Кто вы? — в испуге спросила Одри Буржуа. — И как вы сюда попали? — «Как» – это вопрос второстепенный, — ответила девушка, оборачиваясь. — Меня зовут Маринетт Дюпен-Чен, но я сомневаюсь, что моё имя вам о чём-нибудь говорит. Одри встретилась взглядом с непрошеной гостьей и непроизвольно сделала шажок назад. Не смотря на изумительную внешность – чёрные, как смоль, волосы и такие же огромные глаза, контрастирующие с белым цветом кожи, делали её похожей на мертвеца. — Что вам нужно? — с испугом спросила Одри, стараясь держать себя в руках. — Я здесь... чтобы, в некотором смысле, помочь вам... В любом случае, конечно, я действую в своих интересах, но косвенно вы касаетесь моей жизни, поэтому я здесь, — не торопясь, ответила Маринетт. — Не понимаю, — пролепетала Одри, — я впервые вас вижу! — Я тоже, — Маринетт прищурилась и подошла ближе, опершись рукой о высокую спинку стула. — Но это не мешает иметь нам общих знакомых или... родственников, в ВАШЕМ случае, — взмахнув бровью, уточнила она. — Родственников? — ещё больше теряясь, произнесла женщина. — Меня интересует Хлоя Буржуа! Вы её мать, и я хочу поговорить с вами о ней. Одри поняла, что всё это неспроста. Раз эта девушка знает, что Хлоя её дочь, то наверняка та что-то натворила. Но что же эта девица от неё хотела? И как Одри могла повлиять на свою дочь, когда та и видеть её не желала? Она в замешательстве уставилась на девушку. — Ваша дочь сейчас одержима демоном, и я хочу помочь ей от него освободится! — без прикрас заявила Маринетт. — Моя дочь ЧТО? — захлопала ресницами Одри, растерявшись от непонимания. — Одержима демоном! Она имеет под сердцем такого же «красавца», что и я! — слова Маринетт были жёстки и хлёстки. — Нет! Это шутка такая! — не имея возможности поверить в это, отмахнулась напуганная мать, пытаясь рассмеяться. — Увы... нет! И у меня есть доказательство! Посмотрите на мои чёрные глаза, не далее, как четыре дня назад они были лучисто-синими. У Вашей дочери точно такие же, чернота – отражение яда внутри. Одри взглянула в её глаза ещё раз и с ужасом осознала, что эта девушка права, она вспомнила Хлою, которую мельком видела всего два дня назад, и ей действительно показалось, что её и без того тёмные глаза, были ещё темнее, но тогда она убедила себя, что ей это привиделось. Как оказалось, на самом деле – нет. — Почему вы хотите помочь ей? — спросила Одри, немного приходя в себя. Зная характер Хлои, мадам Буржуа с трудом верила, что её дочь завоевала в лице этой девушки преданного друга. — Потому что Хлоя забрала у меня самое ценное, что было в моей жизни. Завладев демоном, она с помощью магии отняла у меня мою любовь! Ради того, чтобы вернуть всё на свои места, я жертвую своей душой и готова спасти и её... мх-х, бренную душу. Я хочу вытащить ЭТО из неё, — Маринетт легонько взмахнула рукой, указывая на глаза. Одри в изумлении смотрела на молодую девушку — то, что Хлоя была способна на такие поступки, было в общем-то не ново, но то, что здесь была замешана магия, и то, что в ответ на её проступок, ей тем не менее хотели помочь, было до ужаса странным. Помолчав немного и собравшись с мыслями, она в итоге спросила. — И чем же Я могу вам помочь? — Мне нужно вывести Хлою из равновесия, ввести её в сильный диссонанс с собой. Она не отдаст демона добровольно, а значит нужно, чтобы её внимание переключилось с меня на кого-то другого. Раз мой Акума привёл меня именно к вам, значит на то есть причины, значит именно вы имеете возможность дезориентировать Хлою настолько, чтобы она смогла позабыть о такой мелочи, как я. Одри как прострелило, она тут же поняла, чем она могла вывести из равновесия Хлою, что девушке стоящей перед ней как раз это и нужно – компрометирующий её дочь материал. Но тот факт, что ей предлагали сыграть на жёстких, но всё же струнах души её ребёнка, ради спасения её непонятно от чего, заставил сжаться все внутренности мадам Буржуа. «Нет! — в смятении подумала она, содрогаясь от ненависти к себе. — Я виновата перед ней, и я не предам её снова!» — Не понимаю, о чём вы говорите, — как можно невиннее проговорила Одри вслух. — Я думаю, что понимаете, — зловеще перебила её Маринетт. — Да как вы смеете! Вы лезете в то, что вас не касается! Маринетт холодно смотрела в глаза женщины, не реагируя на её выпад. — Я могла бы и убить Хлою, — сказала Маринетт тихо, но в голосе её был металл. С непроницаемым лицом она сняла с руки тяжёлый браслет и, занеся руку над столом, сжала пальцы, словно перетирая между ними пыль. Браслет с лёгким скрежетом превратился в крошки, которые посыпались на лакированную поверхность стола. — Для меня нет преград. Это лишь вопрос времени, — Маринетт положила остатки искорёженного браслета на стол. — Под её магической властью находится человек! Даже не беря в расчёт то, что я люблю его больше жизни, он прежде всего ЧЕЛОВЕК! У него есть чувства и душа, которые подавлены силой демона, по факту он марионетка в её руках. Её слова и действия заставили Одри вздрогнуть, она вдруг вспомнила, как осенью ей однажды повезло, и она смогла таки встретиться с дочерью в отеле, но та, рассвирепев от нежелания её видеть, воткнула в себя непонятный предмет в виде чёрной звезды. Видимо это и было началом этого кошмара, о котором ей сейчас говорила брюнетка с чёрными глазами. Заметив панический страх, а после смутное понимание, отразившиеся на лице женщины, Маринетт, немного смягчившись, продолжила: — Я не убийца! ... Но жизнь вашей дочери в ВАШИХ руках, если я не сделаю этого, её душу поглотит демон! Она погибнет в любом случае. Эти слова острым ножом попали в материнское сердце. Что стоила её ошибка, по сравнению с тем, что Хлоя подвергла себя смертельной опасности? — Я не в силах вам помочь, — Одри обречённо закрыла лицо руками, — она прогонит меня прочь, как только увидит, она ненавидит меня всем сердцем. — Мне неприятно давить на ваши чувства, но если Хлоя действительно ненавидит вас, вы будете способны задеть её, затронув именно тот больной вопрос, и таким образом дать мне немного времени. — Это жестоко! — выпалила Одри Буржуа, закипая от безысходности. — Жестоко?! — холодно переспросила Маринетт. — А смотреть, как вашего ребёнка сжигает вот это дерьмо и ничего не делать, не жестоко? — при этих словах она передёрнулась, и вся её правая рука покрылась перетекающей чёрной пульсирующей массой. Субстанция на её теле клубилась, собираясь в сгустки, и закручивалась в спиральные завихрения, где-то плотная, где-то прозрачная, но живая, текучая и ужасная. Одри с отвращением и страхом уставилась на эту картину. — Вы же её мать! — процедила Маринетт. — Вы должны помочь! ... Не мне! ... Помочь ей! — Вы не понимаете! — воскликнула Одри в смятении чувств, — она ненавидит меня! Как я могу помогать вам, ЕЙ? Если ненависть и злоба поглотили её дочерние чувства ко мне. Она выставит меня за дверь или исчезнет, как только завидит меня рядом! — И сделает это не просто так! — не отступая, ледяным и расчётливым тоном отчеканила Маринетт. Одри с мольбой уставилась в чёрные, сверлящие её, глаза. — Чего вы хотите от меня? — спросила она дрогнувшим голосом и рухнула на стул, от волнения ноги её подкосились. — Что произошло между вами? — жёстко спросила Маринетт. — Почему Хлоя ненавидит ВАС? Одри закрыла лицо руками, тяжело втянув носом воздух, она пропустила дрожащие пальцы сквозь волосы. Видно было, что она в ужасном диссонансе, но собирается с мыслями. — Я совершила омерзительный поступок, — голос несчастной матери был тих, руки опустились на стол, открывая Маринетт лицо и её отрешённый взгляд. — Но не столько ужасен сам поступок, сколько то, что она его видела! — в её словах выражалась сильнейшая мука и боль, которые терзали её на протяжении долгого времени. — Я была молода, меня выдали замуж, и вроде бы всё было прекрасно: красивая свадьба, ласковый муж, любимая девочка, которая не замедлила со своим рождением, она была такая славная, открытая, любящая, — Одри шмыгнула носом, сдерживая слёзы от нахлынувших на неё воспоминаний. — Чего мне не хватало в той спокойной жизни? ... Хлоя пошла в школу, муж пропадал на работе, а я изнывала от тоски, в одиночестве маясь от безделья в огромном роскошном особняке. На несколько минут женщина ушла в себя, но Маринетт не перебивала и не торопила её, видя, что та уже приняла решение, рассказать ей всё. — Ей было восемь, когда мне снесло голову, и я влюбилась без памяти в другого человека. Он находился рядом со мной, а не пропадал в своих офисах, с вечными заграничными командировками, со своими неисчислимыми цифрами и нескончаемыми делами. Я вспыхнула в его руках... чувствуя себя женщиной, любимой, желанной женщиной, — Одри на секунду замерла и, глядя в никуда, продолжила. — Она пришла на два часа раньше, из школы. Меня не предупредили, что учитель заболел, Камилла (мама одноклассницы Хлои) зная, что я скучаю без неё, решила сделать мне сюрприз и завезла её домой, когда забирала свою Амели. Одри посмотрела в глаза Маринетт, и в её взгляде читалась вселенская мука оттого, что она не в состоянии была изменить. — Она вошла в комнату в момент моего оргазма... мы с Морисом были совершенно обнажённые. Я даже не поняла, что произошло, Морис скрутил меня, закрывая одеялом, но было уже поздно, — Одри сглотнула подступивший комок и отвела взгляд. — С тех пор Хлоя жила с отцом в Англии, а я... стала изгоем... в её жизни. И то, что она так скандально вела себя, живя там с отцом, было доказательством моей полной вины, каждая её выходка напоминала мне о произошедшем. Её детские невинные глаза, наполненные непонимания и страха, дрожащие пухлые губки и душераздирающий крик невинной детской души будут стоять передо мной всю мою жизнь, как приговор тому, какая я низкая женщина и никчёмная мать. Страстная любовь к другому и моё отданное ему сердце, которые она увидела в неподходящий момент своим ещё неокрепшим сознанием – вот в чём моя вина перед ней. Маринетт шокированно смотрела на женщину, весь её пыл и настрой продавить её и заставить действовать против дочери испарились без следа. Было тут над чем задуматься – это было слишком личное семейное горе, чтобы им можно было припереть Хлою. «Почему Акума привёл меня именно сюда? Неужели больше нечем прижать её к стенке? Не зная, что сказать, Маринетт в растерянности смотрела на разбитую своим горем мать. Она видела её личную катастрофу, которая и стала для неё наказанием, и Маринетт не могла заставить себя закончить начатое. — Не это вы ожидали услышать!? — очнувшись от своих мыслей, спросила грустно Одри Буржуа. — Я... простите меня... я не имею права просить вас о помощи! — Не извиняйся! Ты виновата лишь в том, что любишь! А это лучшее, что можно придумать. Я помогу тебе. Мне нечего больше терять, я не добьюсь её расположения ко мне никогда! Но я мать, и я должна беречь её и помогать ей всем, чем могу, не зависимо оттого насколько мне тяжело, потому что я люблю её и в первую очередь я виновата сама во всех своих бедах, — она дотронулась до руки Маринетт, сидящей напротив неё за столом. — Скажешь, где мне нужно быть и когда, и я приду. Маринетт вышла из особняка в совершенном опустошении, ей нужно было всё обдумать. «Нельзя отступать, но и использовать её личное горе тоже нельзя! Что же, что же мне теперь делать?»