Кобальт-59

11 декабря 2013 г. 14:30 Вашингтонская женская тюрьма, Северо-Западная Бужасич Роуд, Суид Хилл.

Ева откинула прядь вьющихся каштановых волос и присела на койку. Её соседка, скорее всего, была на работах, так что у неё была пара часов в одиночестве. По-быстрому расшнуровав тайный карман в подушке, она достала айпод и включила его, надев наушники и нажав «Перемешать и воспроизвести». Но как только Sabaton заиграли вступление, из-за угла нарисовался охранник и уставился на Еву, явно ожидая какой-то реакции. Она со вздохом вынула наушники и обратилась к нему: – Чего хотел, Мэтьюс? Роберт Мэтьюс украдкой оглянулся и зашёл в отведённую для заключённых комнату. – В одиночку захотела, задница шотландская? Повежливее будь, – Ева только показала ему язык. – Твой заказ, – охранник достал из кармана пачку сигарилл Candlelight и положил на край койки. Заключённая тут же схватила её и спрятала за пояс. – Буду приносить один-два раза в неделю. Ну? – Да-да, я помню, – Ева взяла с тумбочки блокнот, что-то набросала, оторвала листок и протянула охраннику. – Это её телефон. Скажешь, что от Феми, её возможность вернуть мне долг. По финансовой уголовке она лучшая, считай, что твоему племяннику уже вынесли оправдательный приговор. Мэтьюс пробежал глазами по листку, затем перевёл взгляд на заключённую и благодарно улыбнулся. – Я не забуду это. – Если апелляция пройдёт, то уже через пару недель меня здесь не будет. Так что не будем пока делать обещаний на будущее. Знал бы ты, как мне надоело смотреть на твою харю, – Ева хихикнула и ткнула охранника в плечо. – Не знаю, как с твоими замашками тебе вообще разрешили подать на досрочное, – проворчал охранник, засовывая листок в нагрудный карман. – Кстати, насчёт новых лиц – у тебя сегодня посещение. Ева нахмурилась и скрестила руки на груди. – Никто из моего списка для посещений не планировал приходить сегодня. – А он не из твоего списка, – ответил Мэтьюс, с ухмылкой наблюдающий изумление на лице заключённой. – Начальнице на лапу дал, причём немало. Видать, сильно хочет увидеться с тобой. Ладно, я пошёл, – охранник вышел из комнаты и уже громче добавил: – И уберитесь в комнате, заключённая! Ева в задумчивости посмотрела ему вслед, и пробормотала себе под нос: – Интересно… Надеюсь, что это не тот ублюдок. Пожав плечами, она развернулась и подошла к тумбочке, засунув руку под неё и шаря там в поисках коробки спичек. Найдя искомое, она покинула комнату и пошла по длинному коридору, состоящему из серых бетонных стен и потолка, с коричневым полом и редкими окнами. Не строгач, но и далеко не пятизвёздочный отель. Думая о предстоящем сражении за досрочное освобождение, Ева чувствовала прирост давно подавленной злости. «Должно быть, напоминание об этом придурке выбивает меня из колеи», – подумала она. Она заставила себя вспомнить все императивные принципы международного права, лишь бы отвлечься от мыслей о столь негативно влияющем на её настроение человеке. А, может, и не только негативно. Когда она пыталась упорядочить наиболее вопиющие прецеденты нарушения принципа неприменения силы и угроз силой в хронологической последовательности, оказалось, что она уже стоит на небольшой, укрытой от глаз площадке на улице, которая являлась неофициальной курилкой заключённых. Охранники проверяли это место только в худшие дни. И сегодняшний таким, пока что, не был. Так что Ева достала сигариллу, зажгла и с наслаждением затянулась, даже не закашлявшись. Предстояло разработать стратегию для получения досрочного, но она решила отложить это размышление на потом, полностью сосредоточившись на удовольствии. Спустя пять минут Ева затушила окурок и кинула на крышу небольшой пристройки, под которой находилась «курилка». Она уже было покинула площадку, но путь ей преградила внезапно появившаяся из-за спины молодая полная латиноамериканка, которая, понюхав воздух, презрительно обратилась к девушке. – Жируешь, Уайт? Ева Уайт скептически приподняла бровь и скрестила руки на груди. – Я более чем уверена, что это не твоего ума дело. – Зато «моего ума дело» то, что ты накрысила на Мореллу! Шотландка гневно сдвинула брови и крикнула в ответ: – За базар-то вывезешь, Мендоза?! Назвать кого-то крысой – дело серьёзное, если ты не забыла. Я ж твой пельмень на вилку как спагетти намотаю, сука! С этими словами Ева с силой толкнула латиноамериканку и подошла было ближе, чтобы толкнуть её ещё раз, но её взгляд поймал сжатую в руке Мендозы заточку. Ничего сложного, всего лишь вставленное в расплавленную ручку зубной щётки лезвие для бритья. Простое и смертельно опасное оружие, особенно в умелых и уверенных руках. Но руки Мендозы дрожали, что не укрылось от взгляда шотландки. «Она боится, – подумала Ева, – значит, шанс решить всё мирно довольно высок. В противном случае я бы уже бежала отсюда или лежала на земле со вспоротым брюхом». – Так, Мендоза, не твори хуйни, – выставив руки перед собой и пятясь, медленно проговорила Ева. – Тебе полгода всего осталось, или так сильно здесь нравится? – Ты… ты накрысила на неё! Морелла из-за тебя теперь в одиночке! – злобно прошипела латиноамериканка, но с места не сдвинулась. – Прежде всего, я не виновата в том, что ей пришла в голову совершенно идиотская идея прокрасться в столовую во время отбоя, – начала объяснять Ева, ни на секунду не ослабляя внимания. – Я и оказалась там только потому, что она пригрозила рассказать охранникам о моей заначке спичек. И когда меня поймали, мне пришлось указать на остальных, иначе я бы получила за всех, – латиноамериканка опустила заточку, но всё ещё недоверчиво смотрела на Еву. – Слушай, у меня появился шанс на досрочное, и мне совсем не нужны проблемы дисциплинарного характера сейчас, понимаешь? В каком-то смысле, у меня выбора не было. – Может, ты и не накрысила, – кивнула Мендоза, оглянувшись по сторонам и спрятав заточку обратно. – Но всё равно – Морелла в одиночке из-за тебя. – Ну… Хорошо, – шотландка вздохнула. – Когда я выйду, то займусь вопросом неправомерного применения дисциплинарных мер к Морелле, и её освободят. Может, даже срок скостят. «Если каким-то чудом смогу вернуться в свою стезю», - про себя добавила Ева. – А у тебя получится? – приподняла бровь Мендоза. – А ты во мне сомневаешься? – хохотнула Ева. – Не забывай, кто тебя сюда засадил. Латиноамериканка ушла, и Ева почувствовала, что ей не помешала бы ещё одна сигарилла. Расточительно, конечно – в пачке всего десять штук – но и денёк сегодня выдался из особо нервных. Решив, что звуки перебранки могли привлечь внимание, шатенка решила перейти на другое место для курения, менее популярное и привлекательное, но более безопасное – уличный туалет. Заключенные оборудовали там специальную трубку, в которую можно было выдыхать дым. Но по дороге к туалету её путь прервали странные звуки со стороны столпившейся компании, немного заинтересовавшие её. Ева остановилась и попыталась разглядеть происходящую сцену. Девушку, всё ещё одетую в оранжевый комбинезон – очевидно, новенькая – окружили несколько белых женщин и что-то выпытывали у неё. Она была довольно низкого роста, с рыжеватыми волосами и голубыми глазами, весьма симпатичная, очень молодая. На ней был кулон с пентаграммой, выполненной в стиле сериала «Сверхъестественное». До Евы донесся обрывок реплики одной из окруживших девушку: – …Таких как ты здесь ой как любят! Готовься искать себе тюремную жену, я, кстати, предлагаю свою кандидатуру… Закатив глаза и вздохнув, Ева растолкала издевающихся женщин, и, бросив: «Пошли со мной», взяла новенькую за локоть и повела в туалет. Та не стала сопротивляться, предпочтя компанию высокой и привлекательной шотландки группе озабоченных зэчек. – Я – Уайт. Как тебя звать? – не оборачиваясь, на ходу спросила Ева. – П-приятно познакомиться! Я – Стеф. – Мы тут по фамилии друг к другу обращаемся. – О, ну, тогда – Гингрич. Дойдя до туалета, Ева достала пачку и, вздохнув, подумала: «Такими темпами мне и на три дня не хватит». Протянув её новенькой, она спросила: – Хочешь? Та улыбнулась и отрицательно покачала головой. – Люблю курение только в кинематографе, – затем она с лёгким флиртом добавила: – Хотя, ты, думаю, с сигаретой будешь смотреться просто отпадно. – Успокой свою внутреннюю Большую Бу, девочка, – хохотнула Ева, зажигая сигариллу. – Я лесбиянка только в тюрьме, и меня, скорее всего, выпустят через неделю-две, – заметное разочарование на лице новенькой не укрылось от взгляда шотландки. – За что тебя? Та немного потупилась, открыла рот, затем закрыла, поёрзала ногой по полу и в конце концов решилась ответить: – Насильственные действия сексуального характера, сорок восемь месяцев. И, если что – меня подставили, я не какая-нибудь извращенка. – Что ты успешно доказала, в первые несколько секунд знакомства сделав мне комплимент с намёком, – Ева редко скупилась на колкости или оскорбления, но сейчас подшучивать над новенькой почему-то было особенно приятно. – А может, это твоё эго тебя обманывает, и тебе постоянно кажется, что все к тебе подкатывают, – парировала Гингрич, скрестив руки на груди. – Touché. – Сама-то за что сидишь? – Фальсификация доказательств и результатов оперативно-разыскной деятельности. И да, меня тоже подставили. В каком-то смысле. Раздался усиленный мегафоном голос охранника: – Ладно, дамы, сегодня мы перекроем вам доступ к свежему воздуху немного пораньше. Всем зайти внутрь! – Да смогу я сегодня нормально подудеть или нет, бля?! У меня ещё половина недокурена… – с досадой сплюнув, Ева кинула сигариллу в унитаз и нажала на смыв. Затем быстрым шагом направилась в сторону входа. Стеф пошла с ней. – Слушай, – обратилась она к новенькой. – Я тут надолго остаться не должна, так что послушай мои советы, пока есть возможность. Держись с белыми – мы тут не расисты, просто разделение по группам в таком порядке происходит. Вообще ничего отрицательного не говори, ни про что – ни про еду в столовке, ни про мягкость кроватей, ни про, тем более, какую-то другую заключённую. Если каким-то образом всё же умудришься стать изгоем – терпи. Здесь почти все адекватные, так что если не будешь возникать, всё у тебя будет нормально. – Ого… эм… спасибо? – Стеф заметила, что Ева, войдя в здание и не сбавив шагу, направилась куда-то по пустому коридору. – Ты куда? – У меня посетитель. – Вот как… Ну, удачи! Увидимся ещё? Ева бросила на неё быстрый взгляд и усмехнулась: – Чтобы ты опять ко мне приставала? Да ни в жизнь! – и, показав ошарашенной Гингрич язык, свернула за угол. Продающий сладости автомат настолько сильно раздражал Еву своей недосягаемостью, что она уже как десять минут упорно отказывалась даже посмотреть в его сторону. Сидящая за соседним столом пожилая заключённая из числа тех, с кем Уайт не была знакома, со слезами на глазах слушала рассказы своих внуков. «Наверное, я бы так же расчувствовалась, приди ко мне моя семья, – подумала Ева. – Будь у меня семья». От скуки она уставилась в потолок, но стоило ей это сделать, как тут же раздался громкий звук упавшего на стол весьма знакомого дипломата из крокодиловой кожи. – Здоров, Сенсей, – поприветствовала Влада Ева. – И тебе привет, Фемида, – сказал хэдхантер, отодвигая стул и вальяжно располагаясь на нём. – Ну что, как жизнь воровская? – Высоси говна из жопы своего друга-качка, – с нежной улыбкой ответила Ева, и протянула руку. – Или ты купишь мне по крайней мере пять сникерсов, или я сейчас же встану и пойду к себе в комнату, и можешь дрочить здесь сколько душе угодно. – Рад видеть что ты не меняешься, Феми, – Влад похлопал Еву по плечу и, не теряя времени, сразу же направился к автомату. Вернувшись с запрошенными конфетами, он продолжил: – Итак, ты скоро выходишь. – Пока ещё не факт, апелляция… – Ой, давай, расскажи мне, что бывший сотрудник Уголовного Отдела Минюста и чуть ли не лучший юрист, которого я знаю, не сможет успешно получить досрочное, – Влад открыл один из шоколадных батончиков и под испепеляющим взглядом Евы начал его поедать. – Знаешь, это чуть ли не первый раз за все годы нашего знакомства, когда ты сказал что-то хорошее про меня. – Не зазнавайся, Ева, это была просто констатация фактов. В любом случае, перечислим то, что я знаю: ты скоро выходишь, ты осуждённый юрист, ещё и юрист-уголовник… – Кто? – Ну, эм… иди нахуй. Суть в том, что на работу тебя никто брать не спешит и не поспешит в ближайшие пару лет. Так что я пришёл сюда для того, чтобы предложить тебе пару вариантов. – Если ни один из них не включает тебя раздевающимся догола прямо сейчас и начинающим мастурбировать на вон ту вот старушку, то я не заинтересована. – Даже так? Кстати, а ты чем пользуешься для мастурбации? Ножкой стула? Вилкой? – Другими девушками, в отличие от тебя. Влад сглотнул и отвёл взгляд в сторону. – Я бы много денег заплатил за то, чтобы посмотреть… – Что ты сказал? – Говорю, есть несколько вариантов работы. – Ну, и почему я должна быть заинтересована в работе на тех, кого активно засаживала за решётку? – Всё далеко не так. Я уже давно верчусь в совершенно других кругах, рода деятельности в которых разве что косвенно связаны с, эм, чем-то мутным. Ева взяла все оставшиеся на столе батончики, несколько засунула в карман, один открыла и за раз откусила почти половину. – Вовремя ты решил подчиститься. Испугался моего возвращения и самой ужасной камеры с самыми большими хуями и самым маленьким запасом мыла? – Мечтаешь о возвращении в уголовное право? Ну-ну, удачи. Слушай, мы вообще начнём сегодня о делах говорить? Ева доела батончик и облизала пальцы. Она посмотрела на Влада своим знаменитым пронзающим взглядом, каким раньше часто смотрела на подозреваемых – изучающе, ждуще, ищуще. Но когда она заговорила, в её голосе отчётливо сквозила грусть. – Почему ты не приходил раньше, Влад? Всё это время, ни одной весточки от тебя. Почему? Влад дрогнул, но улыбка не сошла с его лица. Спокойным тоном он ответил: – А почему ты призналась, что сфабриковала улики по моему делу, Ева? Ты ведь знала, что я виновен. – Подразумеваешь, что у и моего, и у твоего вопроса один и тот же ответ? – Разве что подразумеваю. – И долго мы с тобой будем играть в кошки-мышки? – Ну, у нас это успешно получается уже дольше двух лет. Ева глубоко вздохнула и откинулась на спинку стула. – Итак, я приглашаю тебя на вечеринку по поводу Рождества, которая будет проходить на моей вилле, – как ни в чём не бывало продолжил украинец. – К тому времени ты уже будешь на свободе, я знаю. На этой вечеринке будет, пожалуй, лучшая кандидатка на роль твоего нового работодателя. – Кто такая? И она ведь не из тех, кому место там, где сейчас сижу я? – Вот на вечеринке и узнаешь, будет тебе сюрпризом. И ты для неё тоже будешь сюрпризом. Назову тебя специальной «сюрприз-гостьей». – Что ты несёшь? – Ой, завали ебало. Просто чтоб тебя точно заинтересовать – она стрингер. И самое интересное: ей восемнадцать, она начала два месяца назад, ростом с Наполеона, и у неё уже есть чуть ли не личный информатор и практически личный отряд охраны. – Не могу сказать, что не слышала историй поинтереснее, но нищим выбирать не приходиться. Сколько она зарубает? – По моим подсчётам, через три-четыре недели её доход будет составлять около пятидесяти штук в неделю. Ева изумлённо раскрыла рот. – Она что, на золотую плёнку фотографирует? – Я бы скорее назвал золотыми её мозги и руки. Возможно, девушка даже хитрее тебя. – Я – Фемида, в моём случае хитрость называют профессиональной смекалкой. А в твоём случае, когда это, конечно, не касается бурных свингер-оргий с обмазанными желатином пенсионерами… – Да-да, слушай, у нас время заканчивается. Я, пожалуй, решу, что ты согласилась и пойду. Жду тебя на вечеринке, номер телефона тот же. Ева удержалась от того, чтобы разочарованно вздохнуть, и с небольшой издёвкой спросила: – А если я не приду? – Будь уверена, это очень сильно испортит мне настроение, – с этими словами Влад встал, взял дипломат и пошёл прочь. Глядя ему в спину, Ева с лёгкой улыбкой подумала: «Как будто ты когда-нибудь бываешь в плохом настроении».