***
Глеб стоял возле ожидавшего их такси и нервно курил одну сигарету за другой. Он думал. Думал не переставая. В голове крутилась вся жизнь, а главное, этот странный сон. Да и вообще, сон ли это был? Или видение? Как понять? «Так, Глеб, соберись. Это было ночью, в центре. Значит, я действительно видел его машину, возле клуба? Он приезжал ко мне? На концерт? Нет. Не верю. Бред…» Глеб устало потер виски. «Это было ночью. В центре. Концерт, потом такси… Нет, не может быть. Неужели я почувствовал тот момент, когда он перевернулся в машине? Господи, мне уже становится страшно». — Сынок, ты меня заждался? — он вздрогнул от неожиданности, повернулся и увидел, как подошла мама. — Ну что? — с волнением проговорил Глеб и почувствовал, что ладони у него стали холодные и мокрые. Он хотел и в тоже время боялся услышать ответ. Боялся услышать самое страшное, что он не успел. Что Вадика больше нет, и он уже никогда не сможет попросить у него прощения, или сказать, что на самом деле он любит его. Замороженное сердце, сейчас словно большая ледышка, билось неспешно и тяжело, глухо ударяясь куда-то в грудь. — Врач сказал, что самое страшное позади. И он теперь пойдет на поправку… — заплаканным голосом произнесла мама. Ноги у Глеба подкосились сами собой, сердце словно вынули из контейнера со льдом, и оно начало медленно оттаивать. А вместе с этим к нему стали возвращаться чувства. Чувства тянущей боли и горестной муки. Перед глазами все поплыло и он, словно во сне, стал сползать по капоту машины на землю. — Глеб, что с тобой? Тебе плохо? Он с трудом удержался на ногах, а из носа снова потекла кровь. Он отвернулся и, так чтобы ни кто не видел, незаметно вытер ее рукой. — Нет, мам, ничего, все нормально. Поехали домой.***
Этой ночью Глеб практически не спал. Он даже боялся заснуть. Боялся опять попасть в тот мир, где придется предстать перед самим собой и ответить на самые страшные вопросы. Хотя почему они для него были страшными он и сам до конца не понимал. «Что меня пугает? Что он мой брат, и я до сих пор его люблю, мерзавца этакого? Или то, что я все-таки не прав в своих действиях по отношению к нему? Или то, что мне действительно его не хватает, не хватает общения с ним, да я даже скучаю без наших ссор и скандалов» . Глеб усмехнулся себе, подошел к окну и нервно закурил. «С другой стороны, что собственно изменилось? Если бы ни сон и ни авария, не стечение этих обстоятельств, я бы, наверное, и не думал сейчас об этом. И все шло бы как всегда, своим чередом. Получается, даже высшие силы решили вмешаться в наши отношения с братом. Только вот чего они хотят от нас? Надо разобраться». Глеб глупо улыбался своим мыслям и курил в открытое окно, сидя на подоконнике, как раз в тот момент, когда в кухню вошла мама. — Не спится? — он повернулся от окна. — Водички зашла попить. А ты сам, чего не ложишься? — Мам, ты же ведь медик? Так сказать, грамотный ученый человек. — Глеб сполз с подоконника и уселся за стол, напротив женщины. — Скажи, вещие сны существуют? — Ну как тебе сказать? Мозг — это самая малоизученная, «темная» часть человеческого тела. Он хранит в себе всё. Всю информацию, которую мы получаем с самого рождения. Да и не только информацию, даже наши мысли и события, которые мы видели, пусть даже мельком. Врачи говорят, что при определенных условиях (например, под глубоким гипнозом), человек даже может вспомнить момент своего рождения. Ну, а сон — это всего лишь определенное состояние организма человека, при котором мозг может из самых дальних закромов доставать ту информацию, которая, возможно необходима нам именно в этот момент. — Это значит, что же получается? Что я думал об этом что ли? — Глеб потупился куда-то в стол, и говорил как будто сам с собой. — О чем думал, сынок? — мама выдернула его из собственных мыслей. — Да нет, так, не о чем. Уже поздно, идем спать.***
Но уснуть он все равно не смог. «Даже если бы я и думал об этом, причем тут Сашка? Тем более эта авария. Ведь я не мог знать про нее заранее. Как там было? — …У тебя впереди два выходных. Не хочешь провести их с братом?… Ну вот. Один день я с ним провел. Ну, почти с ним. Остался второй. И что делать? Собраться с духом и сходить? А что я ему скажу? Что я не прав, что типа прости, я больше так не буду… Тьфу! Самому противно, как школьница сопливая». Глеб перевернулся на другой бок. Мысли мешали уснуть, даже глаза закрыть не получалось. Он уставился в стену. «Что там было еще? — …он тоже очень много делает для группы. Он вытянул нас на новый уровень… Ага. С детства только и слышу, какой Вадик хороший, и как надо брать с него пример. Что он старше и умнее … а я всю жизнь был младшим и вторым. — …если бы не Вадим, может, ничего бы этого и не было: ни гастролей, ни концертов… А если бы не было меня, не было бы вообще ничего! Ведь девяносто процентов песен — мои. А что бы он делал со своими оставшимися десятью процентами? То-то и оно! Играл бы в Свердловской клубной самодеятельности». Теперь Глеб перевернулся на спину и уставился в потолок. «Что там еще было? — … у тебя полная свобода … у тебя своя группа … почему ты не отпускаешь от себя брата… Я не отпускаю? Да пусть он катится ко всем чертям! Вот только поправится, встанет на ноги и шурует на все четыре стороны! Никто его не держит! — …Глеб, не безумствуй… он любит тебя… он хочет, чтобы у тебя было все хорошо… Конечно, так любит, что того и гляди задушит в своих объятиях. — … а если бы он умер?.. пришел бы на похороны?…» Он снова перевернулся на бок и накрылся одеялом с головой. «Но он же не умер, он живой… он живой… живой…»***
Когда Глеб проснулся, было уже двенадцать часов дня. Он скину с головы одеяло и сразу же зажмурился от яркого солнца. В квартире было чисто прибрано, а из кухни вкусно пахло блинчиками. — Мама, — прошептал себе под нос Глеб и, быстро вскочив с кровати, прошлепал на кухню. — Доброе утро, мам! — Проснулся? Тебе звонил Дима, пока ты спал. Он уже в курсе случившегося. Сказал, что сегодня можешь на репетицию не приходить, но он еще тебе перезвонит. — Женщина домыла посуду и вытерла руки полотенцем. — А ты чего стоишь? Давай, умывайся и завтракать. — Мама, — Глеб обнял ее сзади за плечи и поцеловал в щеку. — Как мне этого не хватало. — Чего? — Твоего воспитания, — рассмеялся Глеб, — и блинчиков, конечно. — Ой, иди уже, болтун, — она высвободилась из объятий сына и отправила его в ванную. Глеб быстренько умылся, принял душ, и снова вернулся на кухню. Ему сейчас было хорошо. Рядом с мамой было уютно, как в детстве. На душе было спокойно, Вадик пошел на поправку. Вообще было чувство какого-то умиротворения и тепла. — Мам, а ты куда-то собираешься? — Да. Надо к Вадику в больницу. Ты со мной не поедешь? — Нет, — Глеб потупился и сосредоточенно стал поедать блины с тарелки. — Сегодня Таня приезжает в три часа. Надо ее встретить. А потом еще хотел вечерком на студию заехать, у меня там дело… ты без меня справишься? — Да, конечно. Там же Юля еще будет. Может, я у нее сегодня на ночь останусь? Что я тут вас буду стеснять… — Мам, запомни, ты никогда меня не будешь стеснять или мне мешать. Ты мой самый родной человек, и я всегда тебе буду только рад. Она посмотрела на сына таким теплым и мягким взглядом. «Все-таки, у меня самые лучшие мальчики. А что сейчас они не ладят, так это временно, это пройдет»… Глаза у нее защипало от накативших слез, и она тихонько смахнула их рукой. — Ой, да что же это я зазевалась, — сказала женщина, сглотнув комок в горле, — мне же собираться пора. — Мам, не торопись, я тебе такси вызову.***
В три часа приехала Таня. Она ему рассказала о своей поездке, о том, как у нее дела, Глеб, в свою очередь поделился с ней своими новостями. Единственное, о чем он не стал рассказывать, это о своем странном сне, и о том какие мысли и сомнения его сейчас преследуют. Вечером позвонила мама, и сказала, что она все-таки останется ночевать у Юли. — Танюш, ты не обидишься, мне надо заехать на студию… — Но, Дима, сказал, что на сегодня ты свободен. — Да. Но у меня там кое-какое дело… это ненадолго… я буду часа через полтора-два… — Хорошо, — Таня обвила руками его за шею и поцеловала, — я буду ждать тебя дома…***
Вадим сидел на своем больничном ложе, опершись спиной на подушку и запрокинув голову, смотрел потолок. На улице уже вечерело. Солнце клонилось к закату, очередной теплый летний вечер походил к концу. Через пару дней его уже обещали перевести в обычную палату. Сегодня к нему приходили мама и Юля, говорили, что его друзья-музыканты звонят, переживают и желают скорейшего выздоровления. Заезжала Яна. Потом к нему пытался прорваться «самый дружный коллектив» полным составом, он слышал их возмущенные голоса за дверью, но доктор их не пропустил, сказав, что в реанимацию посторонним нельзя. Звонили и переживали все, кроме одного человека. Того самого, который его сейчас интересовал и волновал больше других. Вадиму, почету-то, было даже страшно у мамы спрашивать, знает ли он о случившемся. «В этом трудно признаться даже самому себе, но я боюсь услышать ответ. Боюсь услышать, что он знает, но ему все равно. Боюсь осознать, что я настолько ему безразличен. Что мы так далеко зашли в своих бесконечных ссорах, обвинениях и обидах друг на друга, что назад пути уже просто нет». Вадим утонул в своих мыслях. Ему не хотелось в это верить. Из любой ситуации должен был быть выход. Далекие друг от друга страны, говорящие на разных языках могут договориться друг с другом, а братья Самойловы — нет. Он томно прикрыл глаза, как вдруг порывом теплого ветерка распахнулось окно, и в палату влетел белый ангел с бездонными синими глазами. Он пролетел под потолком и остановился возле двери. Приятное, теплое дуновение мягко скользнуло по лицу Вадима, он словно очнулся от сна, непонимающе поднял голову вверх и посмотрел на пустой потолок. Оттуда на него сверху спустилось маленькое белое пёрышко. Он поймал его в ладонь… — Откуда это? Наверное, ветром занесло? Он еще раз обвел взглядом пустую палату, и глаза его остановились на закрытой двери. Там, через мутное стекло, он увидел до боли знакомый силуэт мужчины. Тот стоял, как будто в нерешительности, боясь открыть дверь. Сердце от волнения стало биться безумно часто, отдаваясь где-то в ушах и, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. — Глеб…? — тихо прошептал Вадим, пытаясь за непрозрачной толщей стекла разглядеть того, кто там стоял. Но рассмотреть лица он не мог. Да, он хотел, чтобы это был брат, и в тоже время, почему-то боялся этого… боялся ошибиться… в нём… в себе… А синеглазый ангел все кружил возле двери, наблюдая и выжидая. Эти секунды тянулись словно вечность, как в замедленном кино. Наконец, с новым порывом ветерка, что влетел в открытое окно, ангел коснулся своим белым крылом холодного стекла и … Дверь распахнулась, и Вадим увидел того, кто стоял за ней. Он столкнулся взглядом с неожиданным гостем… — Ну, здравствуй… — Привет … Продолжение следует? …