«Один человек однажды сказал мне, что величайшее проклятие человека — это память. Тогда я посчитала его слова глупостью, ведь важно не то, сколько ты помнишь, а что именно ты запомнил. Теперь я понимаю. Некоторые вещи становятся нашей сутью, и забыть о них невозможно. Поэтому, все, что мне хотелось бы сделать для возненавидевших свою жизнь, это изменить их суть. Я знаю, что желаю неисполнимого, но еще хуже мне от мысли, что и в этот раз я не смогу ничего исправить».
Поставив точку, Лунафрея отложила перышко в сторону, полной грудью вдыхая пар, идущий от горячей чашки с малиновым чаем и, закутавшись поплотнее в плед, встала с места. Сегодня император Альдеркапт должен был нанести визит в Люцис, чтобы заключить запланированный договор мира, во имя всеобщего блага выдав Луну за принца Ноктиса. С самого утра Луна пыталась воспринимать происходящее как должное, но сейчас от мысли, чем обернется это притворное заключение мира, она начинала то нервно смеяться, то ретиво вставала с места, бездумно накручивая круги по комнате. Решение быть наблюдательницей происходящего приносило ей немалые плоды, но и попытки предупредить окружающих о том, что было ведомо ей одной, ничем хорошим не оборачивались. - "Память — это проклятие", - пробормотала принцесса, хватая со стола тупой нож для конвертов и подбираясь вместе с ним к дизайнерскому свадебному платью, надетому на манекен. - Чтоб тебе пусто было! Рука с лезвием замерла в сантиметре от подола, как Луна остановилась, прислушиваясь к песне, льющейся по коридорам замка.Я слышу, как шепчут пустые сердца, И за тобою по пятам иду до самого победного конца, Моя любовь, моя любовь...
Отложив нож в сторону, принцесса вышла наружу, осматриваясь по сторонам в поисках незнакомого певца, но его голос оказался настолько эфемерным и тихим, что она, заинтересованная происходящим, отправилась на поиски.Тот страшный голод, что меня тревожит, Не ты, ни время исцелить не может, Я век ищу того, кто б мне сумел помочь…
Упиваясь сладким, как мёд, голосом, Лунафрея и сама не заметила, как начала подпевать неизвестному барду, пританцовывая на ходу и заставляя служанок с удивлением оборачиваться на принцессу: - Твоих глаз Вечный, негасимый свет… Раскрой объятья, и крылья пусть мои тебя сокроют от тревог и бед, моя любовь, моя любовь... Поймав по пути одного из лакеев, Луна с развеселым видом набросилась на него с расспросами о том, кто бы мог петь эту прекрасную композицию, но мужчина нахмурился, виновато отвечая, что не слышит абсолютно никакой песни. Она спросила еще одного человека, затем — еще одного, но как бы принцесса не старалась, а выходило, что только она одна слышала странную, неизвестную доселе мелодию. Но откуда-то она знала ее слова и теперь, мурлыкая, подпевала в тон незнакомцу.Так руку протяни, моя желанная, С тобой ждет нас Земля Обетованная, И новый день настанет не такой, Как прежде был, Не такой, как прежде...
Увлекшись сказочным пением, она и сама не заметила, что ноги привели ее в одну из светлых, просторных комнат с распахнутой настежь дверью, где спиной к ней стоял не кто иной, как канцлер Нифльхейма. - Ах! Прошу прощения, - воскликнула принцесса, делая вальсирующий шаг за порог, но, развернувшись, вновь обернулась на канцлера, пялясь на него, как на экзотического зверька. - Вам не за что просить прощения, Ваше Высочество, королева Лунафрея, - долго и почтительно отозвался Ардин, плавным и грамотным движением выдавая низкий поклон перед наследницей трона. - Быть может, вы что-то хотели? Я весь к вашим услугам. Луна хотела было что-то сказать, но сердце как замерло, так и ухнуло в пятки. Ее сапфирово-растерянный взгляд блуждал по лицу Ардина Изунии, который покорно отводил взор, показывая полное ей повиновение и смирение перед высокопоставленной особой. - Ты...даже не пошутишь? - игриво спросила принцесса, передразнивая: «Вашество! Не желаете ли прокатиться на чокнутой гигантской курице?» - П-простите? - растерялся канцлер, улыбаясь так, будто извиняясь за недалекость ума на фоне острот тенебрийской интеллигенции. - Боюсь, я не совсем понял шутку. Прошу меня простить. «Два прощения за раз? - Лунафрея поджала губы, вновь отворачиваясь в сторону двери и чувствуя, как от нервов участилось дыхание. - Это все ложь! Все должно быть совершенно не так!» - Ваше Высочество, я сожалею, если чем-то вас обидел, - залебезил Ардин и Луну аж всю затрясло от тех жалких, слабых и неприятных ей эмоций, которые бы отлично пошли королевскому пешке. Но не ему, не этому едкому человеку! - Замолчи, Изуния, - стиснув зубы, повторила Лунафрея свою любимую фразу и, вновь поглядев на канцлера, твердым, уверенным шагом подошла ближе, с высоты своего небольшого роста глядя глаза в глаза. Она ожидала, что канцлер сейчас разойдется противоречивой тирадой, но снова — промах. Принцесса приказала замолчать — и покорный слуга Ее Высочества неприкосновенно выполнил просьбу, не стремясь заткнуть принцессу жарким поцелуем. - Ардин, - попросила она уже тише, притягивая его за ворот пальто к себе, касаясь каштаново-лиловых прядей волос губами и четко, чтобы он различил каждое слово, произнесла: - Я помню.