Две стороны одной любви.

От лица Марины. В мое тело вошли сразу три пальца, и я невольно задохнулась от боли и наслаждения. Он всегда все делал по максимуму, властно брал, не давая возможности подумать. Вот и сейчас, я дернула головой, и тут же в мой полуоткрытый рот ворвался его длинный, раскаленный, влажный, упругий язык, скользнув так, как змея скользит в свою нору... или... О Боже... его член скользит в мое увлажненное тело... Тело пронзил спазм. Я открыла глаза и увидела, что он смотрит прямо на меня, просто лежа на мне всем телом, придавливая к кровати, держа за кисти обеих рук и разведя их в стороны, до боли, на всю длину, до пульсации жилки у него на шее. Он смотрел на меня и высасывал из меня все соки. Язык прошелся по внутренней части рта, столкнулся с моим, закружился с ним в танго, затем оттолкнулся, кончик языка прошелся по моему нёбу. Нет, только не это! Наслаждение накатило на меня с такой силой, что мой живот начал волнообразные движения, приводя в движение бедра, ягодицы. Пара секунд - и я уже начала смертельную пляску под ним. А ему было мало. Он продолжал изучать мой рот. Его язык заполнил мой ротик полностью, я начала задыхаться, и вместе с тем не хотела, чтобы он останавливался. Я прекрасно знала, что он уходит только тогда, когда забирает все. В голове невольно пронеслась сцена нашего с ним первого поцелуя... - Да, я действительно могу достать языком до подбородка! - лохматый молодой мужчина, сидящий рядом со мной, громко рассмеялся. Смотри! Он высунул язык и медленно провел им по верхней губе. А я вдруг почувствовала, что мне становится жарко. - Смотри, это так, разминка! - он подмигнул мне и сделал круговое движение языком, коснувшись при этом своего подбородка. - Ты что, змей-искуситель? - засмеялась я, невольно пошевелившись на стуле. - Зачем тебе этот дурацкий скилл? Лучше бы научился, ну, не знаю, яблоками жонглировать. - Яблоки лучше есть, чем ими жонглировать, - подмигнул он мне, - а скилл полезен, ты ничего не понимаешь. И кстати, не змей-искуситель, а змей-искусатель. А змей-искуситель находится немножечко ниже... Я откинулась на стуле, он откинулся тоже, широко расставив ноги и немного покачиваясь корпусом. Мы смотрели друг на друга, и в его глазах плясали чертики. - Хочешь попробовать мой язык? - вдруг спросил он, и довольно наглым образом высунул его. Я задохнулась. Язык? - Язык?! - Агааа. Тебе же хочется, а у меня хорошее настроение. - Сумасшедший, - прошептала я. Мой взгляд оторвался от его глаз и остановился на безумно чувственных губах и гибком языке. - Второго шанса не будет, - он откинулся на стуле, положив руки себе на бедра. - Иди сюда. Я встала и пошла к нему. Оказывается, он действительно умеет подчинять. Слухи соответствовали тому властному тону, с которым он произнес это "иди сюда". Будь он Навальным, за ним бы пошла почти вся Россия. Я подошла к нему и наклонилась. - Пососи его, - он закрыл глаза и откинулся еще больше. - Так, чтобы мне понравилось... Мощный оргазм вывел меня из воспоминаний. Язык исследовал глубины моего рта, пальцы - глубины моего тела, глаза - глубины моего чувства. Он высасывал из меня соки, я билась в конвульсиях, мы вели какой-то сумасшедший, никому не понятный, и возможно, никому не нужный спор. - Дима.... х....хва-атит, - попыталась прошептать я, когда он на мгновение оторвался от моего рта. - Я...сейчас... очень зол на тебя, - его лицо было искажено, пальцы убыстрили темп, новый оргазм накрыл меня с головой, и что самое страшное, начала пульсировать правая нога. Иногда в области икры возникал спазм, и ничего с этим сделать было нельзя. - Я хочу тебя иметь. А потом я приду в клуб, и буду иметь другую. Любую. Так же жестко, как и тебя. Я почувствовала, как закипают слезы. Что мне сказать, что сделать, чтобы он не воспринимал это, как попытку сделать ему больно? Чтобы не включал дикаря, не доставал шпаги из всех ножен, не точил клинки из дамасской стали в своем тихом углу? Он слишком властен, я ничего не могу сделать. ОН НЕ СЛЫШИТ МЕНЯ. У меня оставался только один выход. Когда он снова накрыл меня поцелуем, я больно укусила его за губу. - Сука! - пощечина прилетела моментально. Он смотрел на меня огненными глазами, и я понимала, что Димы здесь больше нет. Виктора - тем более. Рядом со мной - монстр, в которого он превратился неизвестно когда, неизвестно для чего. В следующее мгновение он зарычал, и в мое тело вошел кулак. О Боже! Фистинг требует подготовки, не так же... Я потеряла сознание... И как бы не было грустно, но я его потеряла не столько от боли, сколько от острейшего наслаждения... ... Я очнулась практически на полу. Встала, шатаясь, поплелась в ванну. Там витал аромат его одеколона. Такого же дерзкого, как он. Такого же чувственного. Такого же легкого, пьянящего, с тонкими мужскими нотками. На раковине лежала рубашка. Я забралась в душевую кабину и два часа стояла под струей воды, и выла белугой. Я не помню, с чего начался этот ад, я не понимала, почему он так закончился. Мы познакомились довольно прозаично. Я - танцовщица, он - вокалист, девушка из его группы заболела, нужна была замена на девушку такого же уровня. Казалось бы, ничего удивительного, если бы не два но: 1. С нашими телами творилось что-то несусветное. 2. Он подчинил меня своим взглядом. Что касается первого пункта, то все выявилось на репетиции. Дима Билан подошел ко мне, наклонил голову, рассматривая меня, а затем неожиданно схватил за талию и сделал энергичное движение бедрами. Я тут же ответила. Наши тела прилипли друг к другу, мы фактически трахались на виду у всех, не снимая одежду, только так наш танец и можно было назвать. В какой-то момент я почувствовала его возбуждение, и даже присвистнула. Ну надо же, не гей! Что же касается второго пункта, то это все долго объяснять, я скажу лишь основное: я хотела быть его игрушкой, его личной сукой, его другом, сестрой, матерью. А он не давал. Владел мною, но не давал. Вот как сейчас. Он ведь сам был от меня без ума, я это чувствовала, я это знала, я видела это, когда просыпалась в его постели, а он лежал рядом, с этой своей умопомрачительной улыбкой на губах, и нежно меня рассматривал. И в то же время, он становился другим, когда речь шла о его паблисити. Я видела со стороны, как люди им пользуются. Его умом, его добротой. Он раздает их налево и направо, щедро делится своими эмоциями, своими связями, своими контактами. - Знаешь, как делал Шмильевич? - говорил он мне, когда я смотрела на него огромными глазами после очередной его выходки, которую никто никогда не оценит. - Он, Марин, начинал утро с телефонных звонков. Он мог говорить по трем телефонам одновременно. Этого отправить туда, этому нужны деньги, пусть подъедет в офис, для этой девочки - ателье, Костю свести с Пашей, сегодня записываем в студии, не забудь про ресторан, там для тебя забронировано, этой журнашлюшке дай большого пинка - она, кажется, не поняла, чего от нее хотят. Я сидел рядом с ним и хренел. Это был человек-энциклопедия, твою мать, он держал в голове терабайты информации. А ты меня попрекаешь тем, что я дал вот этому парню контакт хорошей студии. Ты вообще, в своем уме? - А ты думаешь, он запомнит то, что Дима Билан поделился поделился с ним контактом? - в лоб спросила я. Мы тогда сидели в его гримерке, с ним работал гример, а я стояла у зеркала сбоку от него. - Ты думаешь, когда Диме Билану будет реально плохо, этот парень предложит свою помощь? А вспомни-ка на минуту, кто был рядом с твоим "Человеком-энциклопедией", Юрием Айзеншписом, царствие ему небесное. Он умирал один, в дохлой гостинице, в последние минуты своей жизни думая о тебе и твоем успехе... Я ойкнула и прикрыла рот рукой. Дууууура. Нет, мне самой всегда было интересно, почему Дима Билан не был со своим "другом и наставником", когда тот умирал. Отар Кушанашвили, единственный, кто был в той больнице, довольно часто потом обвинял Билана в том, что тот не приехал к Айзеншпису, хотя знал, что тот умирает. Мне это казалось вопиющим цинизмом, и в глубине души я всегда хотела раскопать подробности этой истории. Раскопала на свою голову. Потому что мужчина, который до этого сидел расслабленно, вдруг открыл глаза, и медленно, как в финале эпического голливудского фильма, наклонил голову набок, наблюдая за мной. - Повтори, что ты сказала, - сладким голосом поинтересовался он, и я увидела, как заходили желваки на его скулах. Гримерша почувствовала напряжение в воздухе, и прекратила свое занятие. Билан поднял на нее глаза и мигом сотворил на своем лице ослепительную профессиональную улыбку. - Танечка, мы продолжим через пару минут? - спросил он. Таня молча кивнула и попятилась к двери... Когда дверь хлопнула, Дима откинул с себя полотенце, которым его прикрывали во время грима, и мягким движением, грациозно, как кот, встал на свои длинные идеальные ноги. Низко наклонив голову, он подошел ко мне. Я смотрела на него, и чувствовала себя в фильме ужасов. Тот самый момент, когда героиня крадется по старому пустому дому, и ни один звук не сопровождает ее шаги. И вдруг - смычок по струне, резкий звук, и из-за угла появляется Нечто. Таким звуком для меня стал звук его пощечины. Моя голова мотнулась назад, я потеряла равновесие и упала на диван, стоящий позади меня. Открыв глаза, увидела стройную фигуру человека, который стоял со сжатыми кулаками. - Поняла, что ошиблась, верно? - сознание прояснилось, как и очертания его фигуры. Он резким движением выдвинул стул, сел на него, широко расставив ноги, и наклонился всем корпусом ко мне. - Первый момент, моя дорогая. Я ХОТЕЛ приехать. Юрий Шмильевич сам меня отговорил, и я ему поверил. Второй момент - ты что, такая идиотка, что не в состоянии отличить реальные эмоции человека от притворства? Что, чувствительность пропала? Если ты видела обвинения от Кушанашвили, то ты не могла не заметить парочку видео, где мне реально было плохо, я, блядь, качался из стороны в сторону, как алые паруса перед Ассоль, орал в пустоту. Я, блядь, каждую чертову минуту просил у него прощения. Я, блядь, приношу на его могилу свои диски. Знаешь, для чего? Чтобы попросить у него прощения за то, что поверил в его наигранно веселый тон. Если бы я знал, что все РЕАЛЬНО плохо, что он РЕАЛЬНО умирает, я бы рванул в тот же момент. Я, моя дорогая, отказался от миллионного контракта, новой тачки и работы с лучшими западными композиторами, а мне этот контракт предлагали, и эта машина каждый день торчала у моего подъезда. Мне надо было только послать к черту Юрия Шмильевича и начать работать с другими людьми. Знаешь, что я выбрал? Он резко встал, запустил руку в волосы и взъерошил их, отвернувшись от меня. Я продолжала сидеть на диване, и по моим щекам текла слезы. Мне хотелось встать, обнять его и никуда не отпускать. Мой ребенок. Мой малыш. - Что... ты... выбрал? - тихо спросила я. - Дружбу, Мариночка, дружбу. Он резко поднял голову и втянул носом воздух. Раздался легкий хлюпающий звук. У него был мокрый нос. Он плакал! Я рванула с дивана, подбежала к нему, но в этот момент он резко развернулся и выставил вперед руку. - НЕТ! Я остановилась как вкопанная. Он был невероятно красив - дикий, с глазами, полными слез, и выражением глухой ненависти на лице. Резко подняв руку, он быстрым движением провел по глазам, смахивая слезы. Я стояла напротив, и напряжение вокруг нас нарастало. В какой-то момент стало нечем дышать, он словно высосал весь воздух из пространства. Очевидно, он тоже чувствовал это, потому что резко отошел от меня, метнулся в угол комнаты, резко развернулся. Глаза были дикими и темными, движения судорожными. Он посмотрел на меня, резко отвел взгляд, бросил взгляд в зеркало, замер, глядя на себя... опустил голову, и тут увидел его. Это был простой стакан, из которого он пил воду. Обычный стеклянный стакан. Оскалбившись, Дима взял его в руку, резко развернулся ко мне и выбросил вперед руку с предметом. Он целился в стену за моей спиной, но смотрел на меня. Я вскрикнула и качнулась влево, стакан пролетел мимо, ударился об стену и раскололся на миллиарды осколков. И вот тогда мне стало страшно. Я уже миллион раз пожалела о своих подозрениях, потому что его первая же реакция показала мне, что он действительно страдал и страдает. Но сейчас я уже ничего не могла сделать. Сейчас он может закрыться от меня, и я никогда его не открою. Сейчас он может выйти за дверь, и я никогда его не увижу. - А...а... - вырвалось судорожное из моих легких, и стало невозможно дышать. Я открыла рот, хватая воздух, и чувствуя, что сознание покидает меня. Он стоял напротив, низко опустив голову, и глядя на меня холодными, жестокими глазами. Глазами человека, внутри которого была такая боль! - Дима... не надо... - прошептала я. Он сделал шаг вперед. Я отступила. Он сделал еще шаг. Я снова отступила. Мы шли мягкой поступью, он вел свою мини-охоту, загоняя меня в угол. Только когда я оказалась у самой стены сбоку от дивана, он остановился. Взгляд вдруг смягчился, сделался ласковым, теплым. Таким родным. Как всегда, когда я просыпалась утром. Он вернулся! На моих губах заиграла улыбка... - На колени. Что? Я распахнула глаза, ошарашенно глядя на него, а он дернул ремень своих брюк и высоко поднял брови. - На колени. Кровь отхлынула от моего лица. Я пыталась взглянуть на него, но ответом мне была лишь насмешка и эти высоко поднятые брови. Нет, он не вернулся. Вернулся гениальный актер, который смог обмануть даже ту, что любит его больше жизни. Я медленно начала опускаться на колени, подняв голову и глядя на него снизу вверх. Он опускал голову, наблюдая за мной. Вот уже челка закрыла его глаза, вот они полностью скрылись за упавшими волосами, я видела только нос, ямочки на щеках и обольстительную улыбку. Его рука метнулась вниз, он расстегнул ремень, расставил ноги и приспустил брюки. Я смотрела на обалденный плоский смуглый живот, полоску волос, убегающую под трусы от Кельвина Клайна, те самые, что я ему подарила неделю назад, с широкой резинкой. За моей спиной была стена, о которую он оперся обеими руками. Дыхание его участилось. На короткий момент он поправил рукой волосы, и я увидела, что его глаза сверкают, сверкают каким-то новым, неизвестным мне доселе, жарким огнем. Это было не просто желание. Это было желание, агрессия, обида, злость, спокойствие - весь симбиоз чувств, которые он переживал в данный момент. Я спустила его брюки еще больше и коснулась губами его живота. Дыхание с шумом вырвалось из его легких. Я поцеловала его живот, затем провела по нему языком. Нашла ямочку его пупка, скользнула в нее языком. Одна его рука легла мне на волосы. Вот он, контакт. Я застонала. Господи, мы же даже не закрыли дверь. Сумасшествие... Ткань на брюках набухла, я скользнула рукой и достала г-на Билана-младшего. А может и старшего... Мальчик был напряжен, пульсировал и подрагивал в моих руках. Красивый, нежный, стальной. Как и его обладатель. Я провела кончиком ногтя по головке, и в этот момент длинные мужские пальцы схватили мои волосы. - Сссука, - раздался голос сверху. Я подняла голову. Темные глаза смотрели прямо на меня, но на губах играла улыбка. - Твоя сука просит у тебя прощения, - прошептала я, и смочив слюной пальцы, обхватила ими член. - Ты простишь меня? - Шантаж в любви неуместен, - он оскалился, но в следующий момент задохнулся. Уж чего-чего, а я умею делать так, чтобы он потерял связь с реальностью. Называется это "глубокий горловой минет". Был впервые увиден мною в скандальном фильме 70-х "Глубокая глотка". С тех пор фильм стал моим пособием... Я насаживалась ртом на его член, как змея. В моей голове и в моем животе порхали миллиарды бабочек. Мы снова были на одной волне, а значит, все будет хорошо. Потом с хриплым рычанием он трахал меня в рот, попутно, зараза такая, ненавижу, твою мать, вырывая мои волосы, затем кончил мне в рот. И не просто кончил, а еще придерживал меня, чтобы я не выплюнула. Хотя, чего уж там - с чувством отвращения у меня всегда все было в порядке, и один вопрос часто донимал меня: если ты любишь человека, как ты можешь ненавидеть его сперму? Тем более, у Димы она была обалденная. И вообще, зря он не сделал грандиозный бизнес - сдавать свою сперму в банк, а потом давать рекламу в инстаграмм: ПОКЛОННИЦЫ! ТОЛЬКО СЕГОДНЯ СКИДКА НА СПЕРМУ ОТ ДИМЫ БИЛАНА! Да отбоя бы не было, и заодно решили бы вопрос с демографическим кризисом по-билановски: женщины покупали бы себе маленьких будущих биланят. Вообще идеально. Так, опять меня мои мысли увели в сторону. Я проглотила сперму, смачно облизнулась, мурлыкнула и встала на ноги, уже смело глядя в его смеющиеся глаза. - Кошка, - сказал он. - Кот, - ответила я. Его губы накрыли мои, рука нахально подняла мою блузку, скинула чашечку бюстгальтера с груди, пальцы сжали сосок. В следующее мгновение он опустил голову и накрыл сосок губами. - Вторая часть Мерлезонского балета? - рассмеялась я. - Должна же ты получить капельку наслаждения, - ответил он сквозь зубы, потому что зубы сжимали сосок. - Помоги мне руками, - судорожно вцепившись в него, прошептала я. По его губам скользнула порочная улыбка, он быстро расстегнул мои джинсы, пальцы забрались под трусики, между ног, нащупали киску и принялись круговыми движениями возбуждать клитор. Я кончила через минуту, судорожно сжав ноги. Он мягко толкнул меня на диван, где я сидела, приходя в себя, а сам подошел к зеркалу и поправил прическу, профессионально глядя в свое отражение и быстро приводя в порядок одежду. Затем сунул руки в салфетницу, вытянул несколько салфеток и провел ими по своему члену. Потом дал охапку салфеток мне. - На, тебе явно нужно больше, - он подмигнул. Я взяла салфетки, быстро провела ими между ног и засмеялась. - Дииим. - Мммда? - Дай еще. Он коротко хохотнул, развернулся и запустил в меня салфетницей. - Мокрая курица! - На себя посмотри, дурак! Мы обменялись взглядами через зеркало. Скомкав в руках свои салфетки, он метнул их в корзину, застегнул брюки, щелкнул ремнем и провел рукой по волосам. - А почему Тани так долго нет? - спросила я, тоже приводя себя в порядок. - Она умная девочка, - ответил Билан, почесав за ухом. - И потом, она делала мне грим для интервью, во время которого я плакал, вспоминая Юрия Шмильевича. Она знала, что сегодняшняя твоя выходка просто так не закончится. Она зайдет только тогда, когда я сам подам сигнал. - Дим, прости, - прошептала я, опуская голову. - Я любил его, котенок, - тихо ответил он. - А из моей любви сделали какую-то пошлость. Грязь. Разврат. Потом все эти суды... мне было приказано давать концерты по старому контракту. А я физически не мог. Меня пытались передать как игрушку. Говорил о гей-связях. Какие нахрен гей-связи, когда сам Шмильевич был свидетелем моего романа с Лялей? Просто гей-тема была модна в то время, и я, дурак, в чем-то повелся на эту хрень. Не понимал, что это может полоснуть по репутации. Ты-то знаешь меня настоящего. Ну... допустим, и не только ты... - он отвел глаза. - Но я же не буду спать со всеми, чтобы доказать, что мужчина. Короче, меня опять понесло не в ту степь. Забыли, - он поморщился, подошел к двери, распахнул ее и крикнул в коридор: - Таааааняя! Подъем! Надо освежить звезду, звезда запылилась! А потом он вышел в эфир и спел три песни. Зал стоял на ушах, зал гудел и орал, а я смотрела на него издали, и думала о том, что прямо сейчас, в этих песнях, он просит прощения у любимого продюсера, горит обидой по отношению ко мне, мысленно снова ставит меня на колени, кидает в меня салфетками, смеется, любит, мыслит, чувствует, ВСЕ ЗНАЕТ. Он просил эмоций у зала, но на самом деле, он один мог подпитать своими эмоциями и этот зал, и еще множество других. Он невероятный. Я его люблю. И я опять, дура, сделала ему больно. Черт! Я выскочила из душевой как ошпаренная. Голая, мокрая, пронеслась по спальне, ища телефон. Я теряла столько времени, оплакивая себя в этом душе, а ведь каждая из этих потерянных минут формировала в его мозге новую мысль обо мне. Новую ненависть ко мне. Новое непонимание. Дима Билан - человек, которого нельзя допускать до подобных мыслей, потому что оставшись с ними наедине, он остается наедине со своими внутренними демонами. И они в итоге победят. Нашла телефон. Дрожащими пальцами набрала номер. Господи, сними трубку. Твою мать, сними трубку! - Алллллллллло. Его язык заплетался, а на заднем фоне была слышна сирена "Скорой помощи". Он что, едет в машине? Пьяный? - Ди, мне нужно тебе кое-что сказать... - Отлично, мне тоже, - он перебил меня холодным пьяным тоном. - Двадцать минут, чтобы ты собрала вещи и выехала из квартиры. Ключи передашь Виталию, он уже едет к тебе. И попробуй только что-то испортить в квартире, разбить зеркало, еще каких-то глупостей наделать. Коллегия адвокатов всегда к моим услугам, - он цинично и жестко рассмеялся. Не надо со мной так. Я со стоном упала на колени, затем на пол, сложилась в позу эмбриона, и застыла так, мокрая, голая, наедине со своей болью. Последним, что я услышала, был визг тормозов его автомобиля, и его пьяный смех. - Блин, забыл купить презервативы. Хлопок двери, телефон отключился, и меня поглотила мгла моего бессознательного, которая уводила меня все дальше и дальше, разрывая связь с сознанием, с памятью, с желанием жить...