Расскажи, как надо любить

Когда настанет тот миг, тот час… Тот щедрый миг любви. Когда настанет тот миг… Тот час, когда сольются наши сердца. Ты знаешь, ты знаешь, ты знаешь, мне так одиноко — А ты уезжаешь, а ты уезжаешь, надолго, надолго. Когда я послал тебе письмо, но ты его не получила, И я хотел послать тебе всю мою нежность, Судьба связала нас — быстрый взгляд, случайная встреча, Когда наступит тот час, тот щедрый миг любви. Белая стрекоза любви, Стрекоза в пути, Белая стрекоза любви, Стрекоза лети! (Quest Pistols)

Весна. Почему именно это время года ассоциируется у подавляющего большинства с самой жизнью? Почему только весне приписываются судьбоносные любовные переживания, встречи? Почему кошки орут на заборах и всем вокруг кажется, что нет ничего прекраснее, чем первые цветы, появляющиеся ранней весной, сумевшие пробить себе дорогу к негреющему солнцу сквозь довольно большую ещё толщу снега? Потому что так заложено в природе. Потому, что все живые организмы подчиняются её законам, независимо от того, хочется им этого или нет… Он называл её стрекозой. Наверное, на то были причины. Розита всегда думала, что не может нравиться сама по себе. Она была довольно замкнутой и ранимой. После того, как они с Эш нашли общий язык, Розите стали приходить мысли о том, что она сама, оказывается, симпатична и даже сексуальна. Он называл её стрекозой во время репетиций. Гюнтер со своим акцентом и полной раскрепощенностью явно не имел проблем с противоположным полом. Розита была удивлена его вниманием. Особенным. Тем, которое бывает только в двух случаях: когда просто хочется разлечься или же когда развлечения так надоели, что нужно что-то другое. Розита не понимала, что он в ней нашел. Да и к тому же, она была замужем… Если вы истинный романтик, то естественно, что весна для вас — любимое время года. Ерунда. Зима тоже полна романтики! Верно? Однако зимой и без того слишком много радостей: Новый год, Рождество, Крещение, катание на лыжах, коньках, лепка снеговиков и так далее. А вот с приходом весны каждый задумывается о любви, ну если не о любви, то хотя бы о чем-то нежном или милом. Начать с приходом весны новую жизнь — ещё одна мечта всех без исключения одиночек. Несмотря на моросящий холодный дождь вперемешку со снегом, на улице было по-весеннему здорово. Несравнимый запах оттаявшей прошлогодней зелени, которая росла по всему периметру возле университета, наполнял, казалось, каждый уголок города. Розита возвращалась с обеденного перерыва и спешила. Наверное, поэтому, её торопливые шаги, переходящие на скачки и бег, вызывали у Гюнтера улыбку и одну-единственную ассоциацию «Стрекоза». Она всё ещё была замужем, когда Гюнтер впервые поцеловал её. Розита помнила, что его губы на вкус были похожи на клубничное варенье — густые и сладкие. Вяжущие от сладости. Приторные. Но после того, как она ответила ему, этот вкус начал таять, будто мороженое на языке. И уже не казался столь сладким. Теперь он был чем-то новым… — Гюнтер, нам нужно поговорить, — Розита нажала на кнопку «стоп» на магнитоле. Их новый номер был отрепетирован почти полностью. — Сейчас. — Я есть готов говорить! — он отдышался после нескольких активных прыжков. — Стрекозе отказать выше моих сил! — Гюнтер, я была у Муна сегодня и… Вдруг, прямо на глазах у Розиты, Гюнтер повалился на пол и начал задыхаться. Она, испугавшись, тут же набрала неотложку. Джонни помог затолкать немаленькую тушку в машину. Розита не могла и представить, что могло произойти. И тем ужаснее для неё была мысль, что она так и не успела ему сказать, о том, что уезжает из города. Нормана повысили и решили перевести на другой завод, а Розите ничего не оставалась делать, как согласиться. Она ещё не знала, как будет жить без театра, но обстоятельства бывают сильнее. Розита сидела перед дверями смотровой. Настенные часы показывали ровно семнадцать часов. А, значит, оставался только час до отправки поезда. Бастер сказал, что сменит её на посту, но до сих пор не появился. Норман начал названивать и в ужасе причитать, что они такими темпами опоздают. А он бронировал отдельный вагон для детей. — Простите, долго ещё? — она обратилась к шедшему мимо врачу. Врач-енот сообщил, что у Гюнтера сердечный приступ. — Какой ужас. — У него первая стадия ожирения, увы. Это не новость, — енот поправил очки. — У меня много дел. Вы ему кем приходитесь? — Я… Розита впервые замялась. Нужно было отвечать честно. — Жена? — поторопился енот. — Нет, — выдавила она, опуская глаза. — Коллега. — Нужны родственники. Ухаживать кто-то должен. — Хорошо… Розита никогда ещё не принимала таких скоропалительных решений в своей жизни. Это всё равно, что пойти к Муну на прослушивание и знать, что шанс у тебя один на миллион. Однако именно он тогда и сработал… — Гюнтер, как ты? — Розита заботливо присела возле его койки и поставила на пол пакет апельсинов. — Уже легче? Врачи сказали, что ты всё время рвешься сбежать… — Можно понять меня, — сказал истинный артист, поднимаясь на локтях. — Розита, почему ты до сих пор здесь? — Тебя же нужно поддерживать. — Я есть благодарен, — он прикрыл глаза. — Стрекоза… — Почему ты так меня называешь? — Розита смущенно посмотрела в сторону. — Гюнтер, мне кажется, что всё, что у нас было… это… неправильно. — У тебя очень большие глаза. Когда он это заметил? — Гюнтер, ты… — Есть сильно болен, — охнул он, мотая головой. — Но мне нет дела. Я вдруг понял, что ты нужна мне, Розита. Всегда. И везде. У нас же номер пропадает. — Тебе нужен покой. — Будет когда-нибудь, — Гюнтер посмотрел на пакет с фруктами. — Угощайся, стрекоза. — Спасибо. — Розита, как там театр? Ты передай, что я почти на ногах… — Обязательно, — она улыбнулась. — Я есть говорил, что у тебя большие и добрые глаза? — Да. — Просто потому, что ты стрекоза, — повторил Гюнтер. — И только? — она тихо усмехнулась. — И ещё ты всё время кружишь, словно в вальсе… — Правда? — Я никогда не танцевал вальс. Признание? — Я уезжаю. — Розита сглотнула. — Стрекоза вернется ещё, — в глазах у Гюнтера стояла такая тоска, что Розита больше не могла подняться со стула. — Я буду ждать. И наш номер тогда будет… — Гюнтер, мне придется уйти из театра. — Как?! — Мне жаль. Аппарат сердечного ритма, прикреплённый к Гюнтеровскому запястью начал пикать громче обычного. — Гюнтер?! — Лети, стрекоза…