***
Весь день Стефан шел пешком через лес. Да, он мог воспользоваться вампирскими преимуществами и за один-единственный день убежать на другой конец света, но сейчас ему хотелось побыть наедине с родным лесом. Мало того, что его всегда тянуло бродить по чащобам в одиночку, в последнее время именно деревья были единственными свидетелями его боли. И уезжать вот так вот, сразу, не зайдя напоследок под знакомую зеленую сень, казалось неправильным. И это больше не было очередной отсрочкой. Стефан расценивал эту последнюю прогулку, как крошечную задержку перед тем, как с головой нырнуть в ледяной омут новой жизни. Но все эти мысли начали приходить ему в голову только после часа ходьбы. До тех пор он шел, практически не разбирая дороги, и пытаясь начать рассуждать трезво и холодно. Получалось плохо. И только когда усталость хоть чуть-чуть затронула и вампирские ноги, проплывающие мимо деревья и ритмичность шагов сделали свое дело: Стефан начал успокаиваться. Когда к вампиру вернулась способность трезво рассуждать и оценивать свое положение, он остановился и огляделся. Пришло осознание того, что он ни разу не был в этой части леса. Что там говорить? Стефан даже не знал, что лес тянется так далеко от населенного пункта. Ну, раз так, оставалось только повернуть в любую сторону и идти напролом, надеясь выйти хоть куда-нибудь. Страха не было - да и чего вампир, ночной хищник, мог бояться на своей природной территории? Это было не более, чем интересной неожиданностью, которая, впрочем, давала неплохую возможность подумать. Что дальше? Именно этот вопрос засел в голове. Хорошо, он все-таки решился и оставил ненавистный город. Но что делать теперь, Стефан абсолютно не представлял. Разве что опять отправиться скитаться по миру, не задерживаясь нигде дольше, чем на пару лет. Снова находить что-то, милое сердцу, и... снова это терять. Словно снег на голову, свалилось простое и страшное осознание: в его жизни никогда не было ровным счетом ничего, что он мог бы назвать постоянным. Ничего родного. Никого, кому он мог бы открыться полностью. Стефан ходил по замкнутому кругу, состоящему из бесконечных переездов из города в город, из страны в страну. Все начиналось абсолютно одинаково: приехать с таким же, как сейчас, твердым намерением начать новую жизнь, устроиться, завести пару самых нужных знакомств, незаметно привязаться к кому-нибудь. Но потом неизменно все обращалось в прах. Дорогие Стефану люди погибали от рук какой-нибудь очередной твари из ночи. Твари, которая была сильнее его. И пусть потом ее удавалось победить - но это не могло вернуть тех, кто стал невинной жертвой. Теперь же ситуация обещала стать еще хуже. Теперь на хвосте Стефана запросто мог повиснуть Клаус, которому что-нибудь не то придет в голову, или Деймон с Еленой, которым, похоже, просто в кайф наблюдать за тем, как его жизнь разваливается на осколки. Подобные мысли в два счета нагнали на Стефана тоску. Плачевным выводом было то, что в его жизни просто отсутствовал смысл. С самого детства он свято верил в то, что все люди приходят в этот мир для того, чтобы научиться любить. Но потом все, что было ему дорого, начало исчезать, как туман. Смерть матери, отца, возлюбленной… с того момента жизнь Стефана была полна одних только потерь. Со всех сторон его окружала только ненависть. И сейчас при одной мысли о той дикой боли от предательства, которую он только что чудом поборол в себе, о том, что она может вернуться в любой момент, вампир понял: он больше не хочет. Он не хочет больше любить. Привязываться к чему-либо, пусть даже к ромашке на лугу. Потому что этой ромашке он неминуемо принесет только смерть, или она тоже предаст его как-то по-своему. В голову закралась неожиданная мысль: а что, если вот это все и называется любовью? Братскими чувствами? Если это просто реалии мира, отличные от детских сказочек, в которые Стефан верил по глупости своей? Возможно, стоит перестать быть таким щепетильным и принимать все так близко к сердцу. Например, та же Бонни несколько раз на памяти вампира предавала Елену и врала ей. Но они все равно остались лучшими подругами. А Деймон? Он всегда был его братом. И, если Стефану угрожала реальная опасность, старался помочь ему, как мог. Не это ли, в конце концов, является всем, что требуется от братьев? А всякие самопожертвования - это просто фантазии авторов-идеалистов, которым хотелось видеть мир оплотом благородства и справедливости? Мир реальный был полон лжи, предательства и подстав. Не значило ли это, что если Стефан отказывался так поступать, он был неправ? Он всегда требовал от людей многого. Может, следовало удовольствоваться малым? Может, это было правильно? И, поведи он себя так, ожесточись вовремя - и не было бы так больно сейчас? Вдруг лес кончился. Словно ножом отрезало. Вот был-был лес, Стефану даже казалось, что он будет еще бесконечно долго - и вдруг расступился вокруг дороги. Дороги этой вампир не помнил... разве она обозначена хоть на одной из карт? С этой стороны не было никаких дорог. Но она была - узкая, пыльная, давно заброшенная. Возможно, она была проложена еще до его рождения, а потом про нее забыли. Теперь она напоминала дорогу из книжки со сказками. И вдруг в Стефане проснулся детский, почти забытый интерес: а куда она ведет? Может, в чудо? Колебания были недолгими. Терять все равно было нечего. Почему бы и не поддаться своей минутной слабости? Почему бы не проверить, не прячется ли в конце удивительно приятной на вид дороги какая-нибудь добрая магия, которая заставит все страдания закончиться? Стоило Стефану ступить на неизвестно кем проложенную поверхность, что-то изменилось. Настолько незначительное, что вампир едва успел это заметить. Словно воздух стал другим, и дышать стало легче. Но почему-то не хотелось задумываться о том, что же именно произошло. Это было так естественно, словно дорога и вправду была волшебной... но Стефан только саркастически усмехнулся. Скорее всего, показалось. Магия пусть и существует, но она не работает вот так вот просто. И уж тем более не может быть вложена в что-то типа дороги. Это было не более чем минутным воспоминанием и непонятным глюком. "Ерунда это все. Е-рун-да", - твердо повторил про себя Стефан и... пошел по дороге. Сходить с нее совсем не хотелось. Даже через много месяцев после этого он затруднился бы сказать, сколько же он шел до того, как начал замечать более масштабные изменения в себе. Но в какой-то момент путник вдруг поймал себя на мысли, что ему становится не по себе: уж слишком было тихо. Постоянно воспринимаемое вампирским слухом шуршание листвы, звуки, издаваемые зверями в лесу – все исчезло. Да и чувствовал себя Стефан не очень хорошо. Почему-то болели ноги, хотя сегодняшняя нагрузка для вампирских мышц была пустячной, кружилась голова, в висках ныло и стучало, и сильно ломило челюсти. Ничего подобного не могло происходить с вампирским организмом само по себе. Стефан подумал было о том, чтобы повернуть назад, но почему-то твердо одернул себя. Идти куда-то, кроме неведомой цели впереди на дороге, казалось бессмысленным. Словно большим магнитом его тянуло туда, дальше, словно какое-то внушение овладело им. Доброе, приятное, обволакивающее, как теплое одеяло… Почему-то беспокойство резко сменилось чувством полной безопасности. Ничего плохого здесь, на этом самом месте, с ним случиться не могло – Стефан был уверен в этом на уровне инстинктов. В голову пришла мысль о ведьминской ловушке, но думать Стефан уже не мог: мысли тонули в головной боли и навязчивом желании идти вперед по дороге. Чувство было такое, как будто там, впереди, его ждал кто-то родной и очень-очень добрый, который всегда будет рад видеть, поможет и поддержит. Странно... откуда вообще могли взяться такие мысли у вампира, только что преданного всеми близкими ему людьми? Чем дальше Стефан шел по дороге, тем бредовее казалось ему собственное состояние. Голова кружилась то больше, то меньше, но от боли в клыках по-прежнему хотелось завыть. Совсем как тогда, когда они прорезались сто пятьдесят лет назад. Но, тем не менее, страшно не становилось, как Стефан ни пытался объяснить самому себе, что с ним происходит что-то неясное, что-то, что может плохо кончиться. Инстинкт самосохранения словно отказал. Все нутро требовало идти вперед, только вперед, не думая ни о чем... Вдруг резкая боль в сердце заставила вампира согнуться. По глазам резанул ярчайший синий свет, вынудивший зажмуриться. Стефан попытался удержаться на ногах, но какая-то сила бесцеремонно швырнула его на землю. Последним чувством осталось смутное ощущение того, что источник света приближается... но к тому моменту, когда ярко-синяя пелена сомкнулась над ним, он уже потерял сознание.Запись 1: Бродяга королевской крови. Глава 1.
23 октября 2017 г. в 01:02
Уже третий день Стефан жил без Елены. Именно столько прошло с того времени, когда она сообщила ему, что теперь любит Деймона, который раньше вроде бы не привлекал ее. Или Стефан сам был настолько слеп, что не заметил растущих чувств между Еленой и его собственным старшим братом? Скорее всего, так и было. Но какая теперь разница? Суть произошедшего была одна: любимая девушка ушла к другому.
Время для Стефана с тех пор словно остановилось. Все проблемы, еще какую-то неделю назад казавшиеся жизненно важными, теперь ничего не значили. Да разве в этом мире что-то еще могло сохранять свою ценность, если даже чувства Елены к Стефану оказались подделкой? В этом и была вся суть вампиризма: он не привносил в характер человека ничего нового, а просто усиливал то, что уже было там раньше. Вот и выходило, что за те несколько недель, что Елена провела в качестве вампира, чувства к Деймону возросли до такого уровня. Но почему же тогда не увеличилась и любовь к Стефану? Ответ был до умопомрачения прост: потому что в самой глубине своей души она выбирала Деймона. Вроде бы все звучало так просто, но какую боль эти слова приносили Стефану в те часы, когда он оставался наедине со своим одиночеством. Та, кого он любил гораздо больше собственной вампирской недожизни, отвернулась от него, убежала к старшему брату, которого Стефан всегда продолжал любить, несмотря ни на что.
Возможно, надо было помешать развитию этих отношений, но младший из братьев Сальваторе решил этого не делать. Даже не стал возражать, когда Деймон увез Елену в далекий Нью-Йорк на несколько дней, сославшись на то, что каждый вампир должен там побывать. Попутно нужно было научить юного вампира существовать в большом скоплении народа, не теряя контроль над жаждой крови и незаметно питаться из людских вен. Здесь Стефан точно не был хорошим помощником: еще бы со своей неуемной тягой к крови разобраться, а только потом лезть поучать других.
За прошедшее время Деймон позвонил целых два раза и сообщил, что Елена чувствует себя хорошо, веселится и быстро учится. Казалось бы, все хорошо и можно с чистым сердцем порадоваться за любимую, но Стефану не давала покоя мысль о том, что она так легко приняла эту жестокую игру с жизнями невинных людей, так просто поддалась неоспоримым плюсам вампиризма - вечной жизни и способности внушать людям все, что угодно. То, что Стефану было противно, ей оказалось по душе. И от этого было еще больнее.
Теперь, правда, можно было смело отказаться от сотрудничества с первородным вампиром Клаусом, который загорелся идеей поиска лекарства от вампиризма. Елене оно было явно не нужно, а ради кого-то другого ввязываться в это дело Стефан не имел ни малейшего желания. За право обладания лекарством уже спорили Клаус и Ребекка, его сестра. А если подумать головой и просчитать ситуацию на пару шагов вперед, становилось ясно, что очень многие заинтересуются идеей лекарства и за него разгорится настоящая война, в ходе которой все предадут всех, и шансы выжить получат только первородные, которых убить не так просто.
Итак, Стефан впал в глубокую депрессию. Дни стали какими-то смазанными и похожими один на другой. По большей части он лежал, читал, пытаясь убежать от реальности, и ходил на долгие прогулки в лес. Последние чаще всего заканчивались тем, что вампир останавливался у какого-нибудь дерева и начинал нещадно колотить по нему кулаками до тех пор, пока не начинал трещать ствол. Пару раз, когда не удавалось вовремя остановиться, массивные на первый взгляд сосны переламывались, словно спички и с диким грохотом падали на землю.
За такими занятиями и прошла неделя до возвращения Елены и Деймона. Клаус за это время несколько раз приходил к Стефану и пытался донести до него какую-то полученную им информацию. Что-то про какой-то шифр, про необходимость поиска клинка с кодом к нему... но молодой вампир смотрел сквозь первородного, уже не воспринимая ничего из его речи. Сначала первородный кричал, требуя внимания, потом ласковым тоном угрожал убить Стефана и всех, кого он знает, потом же плюнул и вытянул бывшего союзника к себе в гости. Вот там-то, после небольших дружеских посиделок, Стефан и набросал Клаусу сложившуюся ситуацию, как можно мягче объяснив, что передумал сотрудничать. Первородный, будучи уже навеселе, старого друга выслушал благосклонно, взял клятву молчать о лекарстве и отпустил на все четыре стороны, пожелав удачи на фронте личных отношений. Сальваторе в ответ только иронично хмыкнул. На своей личной жизни он уже успел поставить крест.
Гораздо менее лояльно к проблемам друга отнеслась Кэролайн Форбс. Она бесконечно заявлялась к Стефану в гости без всякого намека на приглашение и трещала часами, попутно словно бы случайно демонстрируя ему свое декольте. Кажется, ее факт отсутствия реакции вообще не смущал. В принципе, можно было и потерпеть, но от постоянной болтовни над ухом начинала дико болеть голова. Но самый ад начался тогда, когда она решила, что Стефана необходимо срочно вытащить на очередную по счету общегородскую пьянку, и вот тогда-то ему точно полегчает. То, что его пытаются соблазнить, Стефан понял уже давно по самой линии поведения подруги, но не предполагал, что его попытаются еще и напоить. Но после откровенного разговора на тему того, кто кого любит, кто кого нет и кому нужно просто одиночество, Кэролайн тоже отстала. Правда, напоследок Стефана обозвали бессердечной сволочью, которой плевать на чувства, старания и страдания других, но было как-то все равно. Его еще и похуже в свое время называли.
Когда новоиспеченная парочка вернулась из "романтической поездки" по Нью-Йорку, Стефан не вышел встречать их - ограничился тем, что смотрел из окна на остановившуюся перед домом машину. И чего ему стоило сохранить хотя бы внешнее спокойствие, когда Деймон подал Елене руку, помогая вылезти из машины! Ведь в этот момент Стефан начал в полной мере осознавать: любимая потеряна навсегда. Теперь это девушка старшего брата.
Но от разговора с Еленой убежать не удалось. Она почему-то с хозяйским видом вошла в фамильный особняк семьи Сальваторе и прямым ходом направилась к бывшему. На лице Стефан легко прочитал полные радость и ликование. Простая эйфория от любви или что-то посерьезнее? Ответ на этот вопрос он получил почти сразу же.
- Стефан! Как я соскучилась! - Елена крепко обняла младшего Сальваторе, словно не понимая, что всаживает ему еще один нож в душу. - Представляешь, там так интересно! Нью-Йорк такой... такой... большой! Огромный! Столько людей я в жизни не видела! Рассказать Кэролайн и Бонни - не поверят!
- Да, я знаю. Я частенько заезжал туда, - возможно, стоило проявить чуть больше эмоций в ответ, но сейчас Стефан был сконцентрирован только на том, чтобы игнорировать светящиеся от счастья глаза любимой девушки. Для нее, уроженки крошечного городка Мистик-Фоллз, Нью-Йорк должен был казаться целой страной, собранной в одном месте, и распахнувшимися воротами в огромный мир. А еще несколько недель назад Стефан надеялся сам отправиться с ней в большую поездку по Америке и открыть ей этот самый мир сам...
- А знаешь, что? Это только начало! Мы здесь проездом. Немного поживем здесь, соберемся с силами и махнем в мировое турне! - Елена метко бросила сумку на диван и закружилась по комнате, - Европа! Восток! Австралия! Япония! Я увижу все! Деймон обещал, что покажет мне все-все-все!
Новый ухажер Елены, до этого момента тихо стоявший у стеночки, перехватил взгляд младшего брата и иронично усмехнулся, прищурив глаза. Но не добрым был его взгляд, совсем не добрым. Сузившиеся зрачки, смотрит в упор, словно задавливая воображаемой массой - точно хищник, победивший другого в бою. И оно, в сущности, так и было.
- Да, братишка, я решил показать нашей Золушке все прелести королевства, которое она получила, выйдя замуж за принца. Если ты, конечно, не против, - слова Деймона только подтвердили его вид. Откровенно хвастался тем, что сумел отбить девушку у извечного соперника!
- Ты же не против, верно? Да и с какой стати ты вообще можешь что-то решать в этом вопросе? - внезапно Елена прекратила буйные прыжки по комнате и в упор посмотрела на Стефана. - Тебя-то мы с собой не берем. Кому нужны зануды?
- Верно, дорогая, - Деймон одним движением оказался рядом с девушкой и страстно поцеловал ее, не стесняясь взгляда брата. Да и когда его вообще что-то стесняло? - Кстати, мы поживем здесь вдвоем, если ты не возражаешь.
- Можете жить, сколько угодно. А раз уж зануды вам не нужны, я, пожалуй, перееду к... Клаусу до вашего отъезда. С чего бы мне быть против? Я же и в этом вопросе не могу ничего решать, не так ли? - кроме сарказма, сказать было нечего.
Конечно, к бывшему врагу Стефан переезжать не собирался, как и не хотел видеть Кэролайн. Поэтому пришлось, демонстрируя чудеса дипломатии, уговорить знакомую ведьму Бонни пустить его к себе до отъезда Деймона и Елены. Но возлюбленная так просто отставать не собиралась, и ежедневные романтические прогулки Деймона и Елены неминуемо приводили их под окна к Бонни или к ней в гости. И это было просто невыносимо для Стефана.
Депрессия только усилилась. Но теперь к ней добавилась еще и жгучая, разрушающая все прочее, ревность. Стефан и не думал, что способен на такие чувства. Но факт оставался фактом: каждый раз, когда он видел Елену и Деймона, ему хотелось просто поколотить последнего и переломать ему все имеющиеся в человеческом скелете кости. После нескольких вечеров, проведенных наедине со своими чувствами, младший Сальваторе понял, за что он так возненавидел брата - за ту перемену, которая произошла с Еленой. После поездки в Нью-Йорк она стала другой. Причем это никак не вписывалось в тот образ, который знал и любил Стефан. Теперь она стала злее и циничнее, абсолютно не думала о эмоциях других, при том, что своих она не отключала. То есть, за то время, что она провела в Нью-Йорке, она переступила почти через все свои моральные принципы.И почти невозможно было поверить в то, что любимый старший брат не приложил к этой перемене рук. А уж кому, как не Стефану, было знать, как легко уступить вампирскому соблазну!
А Деймон и Елена явно специально преследовали его, чтобы подразнить этой ванильной картинкой. Куда бы он ни шел, они всегда проходили мимо, держась за руки, и Деймон целовал ее в щеку каждый раз, когда замечал брата. Уж Стефан-то знал, что хитренький братец всегда все примечает, и использует увиденное в своих интересах. И, черт, как же в эти моменты хотелось сделать что угодно, только чтобы утихомирить эту боль глубоко в душе.
Бонни несколько раз пыталась намекнуть сожителю, что он раздувает из мухи слона и отказывается принять выбор Елены. А так, по ее мнению, любящий человек поступать не станет. И иногда Стефан готов был с ней согласиться. Действительно, теперь возлюбленная не может быть под внушением и это абсолютно точно ее воля. Но просто смириться с этим Стефан не мог. Из кожи вон лез, пытаясь выкинуть из головы все приятные воспоминания, все самые яркие и лучшие минуты всей его долгой жизни, неминуемо связанные с Еленой, но с каждой попыткой они словно въедались глубже в самую душу. Возможно, он действительно изобретал конец света на месте житейской ситуации, но не получалось вот так просто забыть о счастье всей своей жизни, что бы там ни говорила Бонни.
После очередного созерцания гуляющей прямо перед домом Бонни парочки Стефан решил, что надо уезжать. Картину Елениного счастья с другим он выносить больше не мог. Он честно пытался ужиться с этим, но интуиция подсказывала, что такими темпами недалеко и до элементарного срыва, который был куда опаснее человеческого. В какой-то момент боль станет настолько сильна, что придется отключить эмоции - задвинуть человеческую часть себя как можно дальше, забыть про нее и избавиться от душевных страданий. И вроде бы все хорошо, но без человечности вампир превращался в равнодушное циничное чудовище. И Стефан, только недавно выбравшись из этого состояния, возвращаться к нему не хотел.
И вроде бы он все твердо решил, собрал вещи и даже решил, куда он поедет в первую очередь. Но нужен был один последний рывок. Надо было просто взять и уехать. И вот с этим у Стефана возникли проблемы. Убираться надо было срочно, но он все оттягивал и оттягивал, изобретая для себя причины одна другой убедительней: сегодня погода плохая, завтра по гороскопу день кривой будет, послезавтра еще что-нибудь случится, а потом вообще недельный дождь обещают… вот и стояла пока сумка в углу, дожидаясь своего часа. Но Стефан все не находил в себе смелости разорвать все ниточки, связывающие его с прошлым.
Спал он тоже плохо. Выматывая себя за день долгими прогулками и тяжелыми мыслями, вампир засыпал, как убитый, но вот сами сны заставляли задуматься. Уже много ночей подряд Стефану снился один и тот же сон, который уже настолько прочно въелся в память, что легко вспоминался и в реальной жизни. Начиналось все со странной ломоты и боли во всем теле, потом Стефан видел бескрайние нетронутые цивилизацией земли: леса, поля и реки. Ничего, подобного этому, раньше ему точно не встречалось даже на фотографиях. И что-то было в этих видах другое, не вполне земное. Но самым четким из этих не до конца внятных картин был портрет человека, весь образ которого прямо дышал этим самым "другим". Это был мужчина среднего роста и средних лет, потрепанный вид которого выдавал в нем путешественника. Темные вьющиеся волосы до плеч, короткая щетина, смуглая кожа - все запомнилось до мелочей. Но лучше всего Стефан запомнил его глаза. Вроде бы, ничего примечательного: серые и серые. Но только незадачливому сновидцу так не казалось, когда он просыпался от странного чувства посреди ночи, все еще чувствуя на себе этот взгляд. Очень умный и словно заглядывающий в самую душу. Пожалуй, в жизни Стефан не хотел бы, чтобы на него каждый день так смотрели. Но что-то его точно связывало с этим загадочным бродягой. Что-то очень древнее и прочно забытое обоими. Словно когда-то давным-давно именно он должен был стать старшим братом Стефана, но кто-то решил по-другому и разделил их. Иначе откуда после этого прожигающего взгляда в душе появлялось что-то тянущееся к незнакомцу? Словно в нем было что-то… родное?
Объяснений этим снам и чувствам Стефан не находил, да и не хотел искать. Реальные проблемы были для него куда важнее, чем повторяющиеся сновидения, которые все же были просто снами, да и на вещие не особо тянули, что бы там после них ни чудилось. Самокопание было куда более занимательным процессом.
В таком ритме прошло около месяца, и вампиру даже начало казаться, что он привыкает к кровоточащей ране на душе. Но все изменилось в один день.
Этот ужасный день начался с того, что Стефан в очередной раз проснулся в холодном поту, когда за окном еще и не рассвело толком. Перед глазами еще стоял образ того самого бродяги, который сегодня заговорил с ним. Сути сказанного Стефан не помнил, но от этого однозначно бросало в дрожь.
Усилием воли он заставил себя успокоиться и вспомнить, что же именно заставило его вскочить с неудобного дивана. Ответ нашелся быстро. Опасность. Страшная, смертельная опасность словно нависала над загадочным человеком из сна, и ее никак было не отвести. Во всяком случае, одному. Бродяга просил помощи... но вот только чем Стефан мог помочь, даже не зная, существует ли просящий в реальности или это просто плод воображения? И все-таки что-то мешало просто причислить незнакомца к глюкам. Но что же теперь делать? Однозначно стоило попросить совета у Бонни. Уж она-то должна была быть в курсе движения разных потусторонних сигналов типа вещих снов. Но надо было сначала дождаться, пока ведьма проснется. А это еще два часа как минимум.
Чтобы хоть как-то убить время, Стефан решил снова пойти в лес. Но даже трехчасовая прогулка успокоения не принесла. Словно какая-то струна в глубине его души все звенела и звенела, и никак не могла успокоиться и умолкнуть. И от этого глубокого беспокойства все вокруг словно давило еще больше, раскачивая и без того нестабильное внутреннее состояние.
Когда вампир возвращался к Бонни, город уже проснулся. Люди спешили на работу и на учебу. Каждый - со своими мыслями и переживаниями. В такие моменты Стефан всегда ощущал себя особо неприкаянным и оторванным от обычного мира. Его жизнь никак не желала обретать хоть какое-то подобие стабильности. И ни один из обычных офисных тружеников не понял бы, как иногда вампиру хотелось оказаться на их месте. Получить эту местами скучную, однообразную, тяжелую, но стабильную жизнь, когда можно подчинить все свое существование общепринятым нормам и знать, что даже в самые непростые времена можно просто вставать утром, идти на работу, проводить там весь день, а потом возвращаться домой и засыпать. Стефан уже устал приспосабливаться к меняющимся каждую минуту обстоятельствам, следить за поведением всех и каждого, бороться с собственной жаждой крови. И теперь, не спеша двигаясь в вечно опаздывающем потоке людей, вампир ощущал себя чуть ли не преступником, нагло поправшим все устоявшиеся каноны человеческой жизни.
- Привет, - до боли и мурашек знакомый голос вырвал Стефана из вялотекущих мыслей. Он рывком обернулся. За спиной стояла улыбающаяся Елена. Но улыбалась она не так, как раньше. Ее улыбка скорее походила на злую усмешку.
Точного разговора вампир потом вспомнить не сумел, как ни старался. Но привкус после него остался на удивление неприятный. Елена хвасталась тем, что вечером Деймон увозит ее в обещанную поездку и собирается показать ей, что значит жить по-настоящему. Так все это выглядело внешне. Но по блестящим глазам и неконтролируемому от бурливших эмоций потоку речи Стефан сумел вычленить то, что бывшая на самом деле держала в голове. Именно это и осталось в голове, вытеснив ложные слова. За обычным вроде бы хвастовством пряталось злорадство. Вся мимика и жесты Елены указывали на то, что она просто тыкала своего собеседника (хотя правильнее было сказать - слушателя) носом в то, что вместе с ней он лишился и своей жизни. И правда - Стефан не раз говорил сам себе и Елене, что только с ней он, биологически погибший сто шестьдесят лет назад, впервые почувствовал себя живым. И теперь она играла на этом факте, завуалированно заявляя, что теперь жить по-настоящему они будут с Деймоном, а не с ним.
Стефан буквально дымился от ярости. Что Деймон сделал с его девочкой? Каким способом он извратил ее, превратив ее светлую и непорочную душу в… вот в это? Елена стала другой – более чем другой. От той, кого он полюбил, не осталось и следа. Она разговаривала с невиданной раньше манерностью, она явно наслаждалась отчаянием Стефана, она играла им и его чувствами. А он любил ее больше всей своей никчемной, пустой жизни.
И именно в этот момент Стефан принял окончательное решение уезжать. Если Елена стала такой, то он больше не желал ее видеть. И не желал видеть Деймона, который, определенно, сыграл большую роль в этом превращении. В порыве гнева он забыл про все: и про сны, и про тревогу. Теперь это все словно сгорело на костре из ревности и отчаяния. В голове билась одна мысль: уезжать, уезжать как можно скорее.
Практически на физическом плане Стефан почувствовал подступающие волны жажды. Обычно незаметный, в легкие начал просачиваться запах человеческой крови. Такой приятный и манящий. Такой... аппетитный. Повсюду... повсюду, от каждого прохожего. Невольно на ум пришло то, как легко и хорошо будет, если поддаться искушению: прямо сейчас выпустить клыки, наброситься на беспомощных людей и просто позволить себе забыть обо всем, залить душевные травмы чужой кровью. Утопить собственную боль в чужой. Но тут душной подушкой навалились совсем другие воспоминания: как потом, через несколько недель, будет терзать совесть, как он снова будет не спать ночами, осознавая, что снова натворил. Что из-за его личных проблем пострадали невинные люди. И эта боль пройдет гораздо медленнее, чем нынешняя. Если пройдет вообще.
Не глядя, Стефан отшатнулся за угол и привалился к холодной стене дома. “Раз, два, три, четыре…”, - привычно отсчитывал он про себя, выравнивая дыхание и приказывая волне улечься внутри. Несколько секунд мучительной борьбы - и внутренний вампир уступил место человеку.
Снова обретя контроль над собственным телом, Стефан понял, что уже несколько минут стоит, прислонившись к стене за углом и крепко сжимает кулаки. Из царапин, оставленных ногтями, струилась кровь. Вампир горько усмехнулся, наблюдая за процессом регенерации. Буквально через несколько секунд о повреждениях напоминала только свежая кровь на ладонях. Многие люди столько бы отдали за такие возможности... но никто почему-то не думал о реальном размере цены, которую за это надо платить. И волны, подобные только что подавленной, отнюдь не были редкостью в его жизни. Особенно в последние дни.
Еще раз глубоко вздохнув и убедившись, что жажда вроде бы отступила, Стефан быстрым шагом пошел в сторону дома Бонни.
С ведьмой произошел короткий, но очень выразительный разговор, вся суть которого сводилась к тому, что Стефан уезжает, куда глаза глядят, и не позволит никому себя остановить. Бонни, в свою очередь, попросила его быть осторожнее и не пропадать совсем. Вампир решил не отвечать на, по его мнению, лживую реплику и, схватив давно пылившуюся в углу сумку, ушел. Громкий хлопок двери заставил молодую ведьму вздрогнуть, но Стефан этого уже не видел.