В канун Самайна

      Ветер дул, не давая отдохнуть ни минуты от своего тоскливого воя. Октябрь уже на исходе. Скоро из нависших над торфяником лохматых туч начнет сеяться редкий, мелкий, твердый снежок, невесомо кружащийся в воздухе и покрывающий сырую все еще зеленую траву белым грязным пухом. Деревенька в несколько покосившихся домов приютилась в низине, окруженной невысокими холмами, поросшими восковницей и багульником. В незапамятные времена здесь было огромное болото, которое постепенно затянуло растительным покровом, но и по сей день в воздухе словно ощущалось его затхлое дыхание. Почвы не родили ничего, кроме сорных трав да россыпей кислых ягод. Зато война сюда не докатывалась ни разу за все время, что существовали Северные королевства. В глазах Ундины этот факт был неоспоримым достоинством, безоговорочно перекрывавшим все многочисленные недостатки жизни в такой глуши, и она наотрез отказалась остаться в Венгерберге после того, как первая война закончилась. Как оказалось, это было весьма разумное решение. Пусть подруги считают ее трусливой, она больше ни за какие коврижки не согласится пережить то, что и по сей день являлось в ночных кошмарах.       Правда, Ундина не могла бы сказать, что среди крестьян, косных, мрачных и суеверных, ей жилось приятно. Или даже легко. Во-первых, она была городской жительницей, одетой по тамошней моде и обутой в аккуратные сапоги на каблучках. Во-вторых, она говорила на чистейшем всеобщем, а не на скрипучем местном диалекте. В-третьих, она была молода, здорова и откровенно красива. Высокая, стройная, изящная темноволосая лекарка с блестящими темно-карими глазами не понравилась местным до крайности, особенно когда жительницы топившихся по-черному избушек увидели, что у нее на месте все зубы. Однако выбора не было ни у самой лекарки, ни у ее недовольных пациентов, и вскоре им пришлось заключить перемирие. А когда городская модница с русалочьим именем помогла успешно появиться на свет близнецам, с ее присутствием окончательно смирились: прежде в таких случаях заранее рыли в торфяных залежах большую могилу и для неудачливой матери, и для ее детей. Так прошло несколько спокойных и счастливых лет, омрачавшихся только постоянными упорными стараниями сочувствующих устроить семейную жизнь лекарки.       То утро ничем не выделялось среди многочисленных собратьев. Ундина, разведя огонь в очаге, сложенном из плоских камней в углу ее хижины, с неудовольствием вдохнула горьковатый дым и поставила на огонь котелок с водой. Пришло время готовить себе похлебку. Ела она мало и возиться с домашней утварью не любила, а тут еще обнаружилось, что кончились съедобные с небольшими оговорками коренья, которые здесь за неимением ничего другого употребляли в пищу. Женщина с досадой сняла котелок с огня и, набросив на голову капюшон, отправилась на холмы, чтобы пополнить запасы продовольствия. Деревенька еще спала, и она с удовольствием вслушалась в ничем не нарушаемую тишину прохладного утра. Ночью опять лил дождь, и по склонам дальних холмов ползли белые облака, словно полосы ваты.       Она сосредоточенно копалась в тонком слое сырой почвы, выискивая коренья среди переплетений сорных трав, и не услышала легких шагов у себя за спиной. Ее удивило именно это: собственная невнимательность. Не твердая рука, весьма неласково зажавшая ей рот, не быстрый невежливый обыск, а то, что она не ощутила приближения чужака. Или чужаков. Рассмотреть похитителя ей не удалось: на глаза опустили какую-то не первой свежести тряпку и завязали на затылке, проигнорировав ее просьбы сделать узел слабее. Потом ее перекинули через чье-то широкое, но весьма костлявое плечо и потащили куда-то в неизвестность по чавкающей поверхности торфяника. — Надеюсь, тебе хватит ума не поднимать лишнего шума, beanna. Скоята’эли. Их ей только не хватало. Ундина с отвращением вспомнила последствия встреч темерских солдат с обезумевшими от безнаказанности «белками» и пожалела, что не закричала, пока они еще были в непосредственной близости от деревеньки. Впрочем, вряд ли кто-нибудь решился бы прийти ей на помощь. Крестьяне не воины, а ради чужачки не пойдут на риск и подавно, будь она хоть трижды лекаркой. Оставалось надеяться только на то, что ее забрали для выполнения какой-нибудь срочной задачи и намерены вернуть обратно. Иначе зачем было завязывать ей глаза? Ундина вздохнула и, опустив голову, в которой уже шумела кровь, пребольно ударилась носом о чей-то твердый худосочный зад. Хозяин оскорбленной части тела выругался и, как мешок, сбросил ее на траву. — Тащи ее сам, я больше не могу. — Не мне дали это задание! — Тогда зачем вообще за мной потащился? Она плохо знала Старшую речь и с трудом разбирала односложные реплики, которыми обменивались похитители. Итак, несомненно одно: она действительно оказалась в лапах скоята’элей и похищена была не для развлечения. — Господа, может, объясните, куда и зачем вы меня забираете? Они резко замолчали, услышав ее голос, словно пораженные тем, что женщина осмелилась заговорить. Но Ундина не собиралась поддаваться страху: давно выучила, что это самый верный и быстрый путь на тот свет, а ей хотелось вернуться к недоваренной похлебке в закопченном котелке. — Так в чем дело? Вы нарушили мои планы своим нежданным визитом. — Ты бы язык придержала, dhoine, — наконец, ответил кто-то из эльфов. — Не ровен час, разозлюсь и укорочу. — Вряд ли я смогу быть вам полезна с отрезанным языком. Я могу врачевать только будучи в добром здравии, хорошем настроении и на сытый желудок.       Они обменялись еще несколькими словами, которые Ундина не смогла разобрать, а потом взяли ее под руки и волоком потащили по пустоши, не давая упасть. Путь продолжался так долго, что у женщины совершенно окоченели промокшие ноги, однако, когда она была уже готова упасть носом в землю, послышались негромкие голоса, а в воздухе запахло дымком. Похитители остановились и, втащив лекарку в какой-то шатер, сняли с ее головы повязку и вышли, грубо толкнув ее на прощание в спину. Ундина свалилась на утоптанную землю и ударилась лбом о чьи-то грязные сапоги. — Встань, — послышался сверху усталый хриплый голос. — Это нелегкая задача после того, как ваши друзья битых три часа тащили меня по пустошам, как мешок с дерьмом. — Почему как? — поинтересовался собеседник, и Ундина, рассердившись окончательно, подняла голову. На куче тряпья перед ней сидел эльф, хорошо знакомый ей по бесчисленным табличкам с надписью «разыскивается преступник», которыми были увешаны все таверны в городах, где лекарке доводилось бывать. — Господин Фаоильтиарна! Не ожидала когда-нибудь увидеть вас вживую. — Только мертвым? — ухмыльнулся эльф, отчего лицо его стало выглядеть еще ужаснее. — Если честно, милсдарь, мне бы вообще не хотелось никак вас видеть. Ни живым, ни мертвым, ни на портретах, — насмешливо ответила Ундина, отряхивая платье. — Мне говорили мои воины, что ты болтлива, но я не думал, что до такой степени. — А я слышала, что вы говорите на всеобщем без акцента. Он замолчал, видимо, оторопев от ее наглости, и несколько минут настороженно вглядывался в уставшее лицо своей невольной гостьи. — Ты что же, beanna, меня совсем не боишься, или ума лишилась со страху? — Зачем я вам понадобилась, господин? У меня дома еда недоварена и скоро придут пациенты. — Подождут, — резко и сердито ответил эльф. — Чем я могу быть вам полезна? — спросила Ундина, закончив очищать подол и усаживаясь на стоящий чуть поодаль деревянный чурбак. Эльф, поразмыслив о чем-то, задрал грязную рубаху и стал медленно стягивать ее через голову. Лекарка, с опаской приблизившись, взялась за рукав, который никак не желал поддаваться, и аккуратно помогла ему справиться с задачей. Под лопаткой была скверная рана. Лезвие — видимо, узкий острый кинжал, — прошло вскользь, но разрезало мышцы. Порез начал гноиться и явно причинял сильную боль. Ундина подняла руку и положила ладонь на лоб эльфа. Тот вздрогнул от неожиданности, но протестовать не стал, и она, опустив пальцы на его худую шею, посчитала пульс. — Ну что? — поинтересовался Исенгрим, когда беглый осмотр был завершен. — Сами знаете, что ничего хорошего. Ваши друзья догадались захватить мои пожитки? Исенгрим громко сказал что-то на своем языке, и в шатер внесли ее сумку, доверху набитую травами и эликсирами. Ундина поморщилась: — Ну неужели нельзя было аккуратнее? — Уж простите, милсдарыня, мы спешили, — издевательским тоном ответил эльф. — Тебе не понравится то, что я должна сделать, — предупредила лекарка, разбирая сумку и вынимая свои инструменты. — Серьезно? А я надеялся, что неземное удовольствие получу, — скривился Исенгрим. — За неземными удовольствиями пожалуйте в бордель. Я не по этой части. Прикажи принести котелок с чистой горячей водой и побольше чистых тряпок. Чистых, — подчеркнула она, вспомнив повязку, которой ей завязывали глаза. Эльф кивнул и отдал приказ. Вскоре у нее было все, необходимое для лечения, к которому она незамедлительно приступила. Исенгрим мужественно вытерпел процедуру, правда, прокусил себе нижнюю губу, так что струйка крови побежала по подбородку. — Лучше б орал, ей богу. Как подросток, — выругалась Ундина, вытирая ему лицо обрывком тряпки. Эльф фыркнул, как кот, и уткнулся лбом ей в живот, вцепившись руками в края грубо сколоченного деревянного стола у нее за спиной. — Еще немного, я почти закончила. Теперь промоем все хорошенько, и скоро опять сможешь бегать по лесам и резать ни в чем не повинных путников. Он не ответил, и Ундина закончила свое дело, немного взволнованная из-за того, что чувствовала тепло его дыхания через ткань платья. Красивый, гад, и даже жуткий шрам уже не кажется таким омерзительным. Исенгрим, словно прочтя ее мысли, поднял голову и взглянул ей в глаза. В его взгляде Ундина прочитала насмешку, но ей почему-то не было обидно. — Чем мне с тобой рассчитаться за лечение, beanna? — поинтересовался эльф. Она невольно улыбнулась и положила мокрую ладонь ему на изуродованную щеку. — Это можно уменьшить, если сильно постараться. — Не надо. Какая разница, каким гнить в земле, — отмахнулся Исенгрим, но отодвигаться не стал, и лекарка нерешительно проскользнула пальцами по горячей коже. Он глубоко вздохнул и вдруг отвел ее руку в сторону. — Достаточно, женщина. Я прикажу проводить тебя домой. — Я могу остаться на несколько дней. — Не нужно, — прошептал он, накинул плащ и, пошатываясь, вышел. Ундина бессильно опустилась на землю: наконец, нахлынула усталость, заполняя тело, словно свинец. Да и голод давно давал о себе знать. Словно в ответ на ее мысли, полог шатра откинулся, и вошел темноволосый эльф с котелком и обгрызенной деревянной ложкой в руках. — Beanna, тебя приказано покормить. Как поешь, оставь командиру лекарства и выходи. Тебя проводят домой. — Хорошо, — кивнула она и принялась за еду. Если б они еще и корешков накопали, она бы их простила и за повязку, и за долгую прогулку. На улице ее уже ждали. Исенгрим, бледный и замученный, стоял рядом с симпатичным соплеменником, вполне цветущим и здоровым на вид. Это был высокий золотоволосый эльф, на тонком, несколько удлиненном лице которого яркими пятнами выделялись васильковые глаза с длинными загнутыми вверх ресницами. Он надменно улыбнулся лекарке и выхватил из ее руки тяжелую сумку. — Мой друг проводит тебя до твоей деревушки, beanna, — сказал Исенгрим и подал ей тонкое золотое кольцо с красивым красным камешком. — Это тебе в уплату за помощь. Не бойся, не краденое, — усмехнулся он, увидев, что женщина задумалась. — Не в этом дело, — ответила Ундина. — Мне ничего не нужно. Разберетесь с тем, как употреблять лекарства? — Разберусь, не первый раз, — ответил эльф и, сунув кольцо ей в руку, скрылся среди грязных шатров.