***
— Там ньюсрум, территория репортёров, — Крис указал направо, — позади тебя находится балкон… Ты куришь? — Я отрицательно мотнул головой, он продолжил: — Тогда не важно. Напротив операторская, это ты знаешь. Монтажные, кухня, теле- и звукозаписывающие дальше по коридору, закрываются на цифровой замок. Знаю, ты скажешь: а кухня что, тоже стратегический объект? А я отвечу, проблема использования чужих чашек достигла сокрушительных размеров. Мы шагали по длинному коридору, рассматривая распечатанные фотографии, ксерокопии наград, благодарности от известных людей. Прямо-таки стена славы или книга отзывов. Лица на карточках сияли, девушки в узких коктейльных платьях обжимались с мужчинами, одетыми в пиджаки и смокинги, галстуки и бабочки. Чтобы соответствовать этой ярмарке тщеславия, придётся обновить гардероб. Я оглянулся на Криса, осматривающего стену сосредоточенно, словно в первый раз. Даже мне, не разбирающемуся в брендах, было понятно — он одевался в качественные вещи. Серая толстовка казалась мягкой на ощупь, а чёрные джинсы сидели как влитые. Я нашёл момент, чтобы посмотреть на свои кроссовки, поношенные, зато чистые. Папа, которому постоянно приходилось общаться с богатыми — он в прошлом работал менеджером по продаже, — говорил, что произвести хорошее впечатление на окружающих легко при помощи чистой обуви и вымытых волос. — А это что? — Я указал на плакат. На ватман прикрепили фотки сотрудников и подписали их разноцветными маркерами. Крис указал на блондинку в белом платье, напоминающем пеньюар, и заочно представил мне Лею: «У тебя выезд. Если у тебя нет выезда, у тебя уже есть выезд». «Машина ждёт!» «Читай график выездов вместо библии! Смотри график вместо порно!» — Мы тут дали характеристику фишкам каждого, — прыснул Кристофер. — А вот этот человечек тебе будет интересен, ибо тебе с ним работать. — Он постучал пальцем по фотке темноволосого мужчины с галстуком-бабочкой в цветах американского флага. Ну, симпатичный. «Ким сказал, что ты ничтожество? Докажи, что это так, а потом уходи». «Личное мнение? А что это такое?» «Всегда говори: «Да-а-а, Ким». — Ого, он и правда такой… — я унизительно долго подбирал слово, — сложный? — Шутишь? А, блин, ты же новенький. — Крис ненатурально рассмеялся, сцепив руки за спиной. — Ким обожает мурыжить оператора по всякой хрени — это его любимое занятие, у него есть план, как должен выглядеть сюжет; и если не получается, смотри пункт первый. Пункт первый, это который о ничтожестве. — Ещё одно его хобби — втаскивать правдой по морде. Или, как говорит наша Элис, мастер эвфемизмов, он просто-немного-слишком-прямолинеен. Ну, и куда же без ночных выездов? Ким падок на ночные разборки, убийства, трупы, поиски наркодилеров и другое веселье. — Мне, видимо, повезло. — О, да! Ты пройдёшь школу Кима Даймлера. — Крис опёрся о стену, засунув руки в карманы. — Есть ещё такой автоконцерн. — Где? — В Германии. — Там, где порно снимают? — И машины выпускают. — Какая многофункциональная страна. — Он похлопал меня по спине и вальяжной походкой направился на кухню. — Собирай сумку и помни, юный ученик: тёмная сторона силы притягательна, соблазн велик, но её мощь деструктивна, будь начеку. — Ясно-ясно.***
Итак, что я уяснил? Элис Паркер красивая девушка — даже без грима и укладки; Крис питал однозначные чувства к координатору по имени Лея; а мой журналист оказался претендентом на звание «Самый большой мудак-2017». Пока мы ехали в корпоративном авто, Кристофер продолжал атаковать меня информацией о редакции, выпускающем и начальстве — не затыкаясь. — Так вот, наш шеф Майкл Стайли говорит, что затрахался с новостями. Что поделать, возраст такой — чтобы кончить, нужна хорошая стимуляция эрогенных зон, я прав, Энди? — Ага. — Мне кажется, он дрочит на Илона Маска. Постоянно талдычит, что поедет в Хьюстон смотреть запуск Spacex. А я ему отвечаю, мол, мистер Стайли, так поедьте на выходные, посмотрите и приобщитесь уже наконец, так сказать, — они же постоянно спутники в космос запускают. А он говорит, что не сможет расслабиться. То-то, там что-то другое, а не Spacex. Водитель высадил нас около зеркального бизнес-центра. Широкого, высокого, с причудливыми гранями ромбовидной формы. Изображающего что-то мудрёное, сразу и не понять. Я разложил штатив на обочине шумного шоссе, чтобы снять стенд-ап и заявочный план, пока Крис крутился рядом и объяснял, что он не понял, что было бы уместнее в сюжете: стенд-ап или закадр, закадр или стенд-ап. А может быть, даже стенд-ап с переходом на здание с закадром? Я вымученно застонал. Крис говорил, что Ким всегда знал, что ему нужно? Хорошая новость для оператора. Но я резко отвлёкся от мыслей, когда понял, как облажался. Вытащил штатив, петличку, радиопередатчик, камеру, наушники, но свет… Мне не посчастливится выпустить первый сюжет в эфир — вот такой я везунчик: забыл накамерный свет. Я перебирал оборудование в сумке, стараясь придумать выход из положения и, может быть, найти чёртов свет где-нибудь ещё. Хотя, казалось бы, где быть накамерному свету, как не в кармашке, придуманном для накамерного света, да, Энди? — Ты проверил всё три раза. — Крис навис надо мной, спрятав кисти рук под мышками. Он рассуждал слишком громко — обернулись массмедийщики. Чисто нью-йоркские пижонистые типчики с глянцевой кожей, причёской, словно по волшебству развевающейся под порывами ветра именно в ту сторону, в которую задумывалось, и идеальным загаром в начале марта. — Накамерный свет, как ты понял, не входил в моё понятие обо всём. Крис цокнул языком. — Вот, не поверишь, со мной такого ни разу не случалось, — оправдывался я. — Я бы посочувствовал твоему злому року, Энди, если бы наблюдал со стороны. Мы уставились друг на друга. Сдаться? Или идти до конца? До какого конца? Боже, Энди, прекрати драматизировать и думай! Водитель отъехал далеко и вряд ли успеет сгонять в офис и вернуться, а остальные съёмочные группы возят только один свет, для себя. Крис предложил попросить видео у других операторов — своих приятелей, — но предупредил, что каналу достанутся одни «объедки». И говорил он это таким тоном, что я понял: Седьмой, знаете ли, подобного не приемлет. Вот бы в бизнес-центре случился пожар или задымление и презентацию перенесли на улицу. — А если использовать фонарик? — Ты с ума сошёл? — Крис пришёл в негодование. Я сморозил первое, что пришло в голову, чтобы убедить Криса хотя бы попробовать. В итоге он повозмущался ещё минут пять, мы пошли в конференц-зал, а Крис объявил мне молчаливый бойкот. Около мини-сцены столпилось человек двадцать, камеры стояли полукругом. Я содрогнулся при мысли, что встану рядом и, как идиот, буду снимать без света, но под повелительным взглядом Кристофера поплёлся вперёд. — О, Семёрка прилетела. У меня получилось вклиниться между двумя телевизионщиками, установив штатив по центру. Я достал камеру, разрисованную в брендовые цвета канала (красный и жёлтый), навёл фокус на гендиректора фирмы. Остальные операторы занимались тем же, пока оратор вещал что-то располагающее. Мужчина рядом щёлкнул регулятором, и его накамерный свет включился. У меня едва ноги не подкосились от облегчения: картинка стала значительно светлее, она стала почти нормальной; может быть, пронесёт?***
— Как мы будем записывать синхрон с фонариком? Как только гендиректор ушёл со сцены, меня за плечо тронул Крис. Он сказал, что лучше выждать, пока другие зададут мистеру Лейзи вопросы, «чтобы не позориться». Благо, бизнесмен был заинтересован в попадании в эфир Седьмого, поэтому согласился дать интервью. Я поставил Лейзи чуть позади яркого плафона и включил фонарик. — Итак, мистер Лейзи, охарактеризуйте топливо WestingHouse, представленное сегодня? — Крис встал рядом, держа микрофон на вытянутой руке. — Оно для реакторов западного дизайна? — Я хотел бы уточнить, что речь идёт о реакторах на быстрых нейтронах, новых и современных реакторах. Топливо создано на основе смеси урана и плутония, в качестве энергоносителей плутоний ничем не уступает классическому обогащённому урану, но имеет ряд преимуществ. — Каких, например? — Замкнутый топливный цикл, — невольно сорвалось у меня с языка. — Правильно, — кивнул бизнесмен, бросив взгляд на камеру. — В топливе есть много изотопов, полезных для нас. Они расширят сырьевую базу и сделают вопрос утилизации ядерного топлива менее болезненным. Утилизировать ОЯТ дорого на данном этапе… После этого я, с энтузиазмом десятиклассника на вечеринке Playboy, бродил по павильону, набирая планы; садился на хвост операторам, пользуясь тем, что они освещали детали. И старался не думать, как выгляжу. Да какая разница, если съёмка будет качественной? Глупая история успеха должна быть в прошлом каждого оператора, чтобы травить байки. — Откуда такая осведомлённость про топливо? — спросил Крис спустя полчаса, наблюдая, как я собираю штатив. За пятнадцать минут в одиночестве он остыл. Ведь я бегал по павильону ещё и затем, чтобы умаслить моего кудрявого друга. «Смотри, как стараюсь!» — Читал в свободное время. — То есть, вместо того, чтобы пойти в клуб, ты зарылся в учебники по ядерной физике? Я развёл руками, мол, как видишь. В таких случаях я обычно цитировал Дэйва Голдберга, который поднял в одной из книг вопрос: почему люди почти с благоговением говорили о том, что ни черта не смыслили в физике? Хотя, например, к тем, кто вообще не разбирался в английском языке, относились гораздо хуже. Мне отвечали, что я зануда, на том дискуссия заканчивалась. Но, надеясь, что Кристоферу хватит благородства не рассказывать в редакции про инцидент со светом, и не желая с ним ссориться, я рационально промолчал. — Я с долбаным фонариком как будто второй Чернобыль пережил. Раз уж мы снимали эту хрень для АЭС, то аналогия подходящая, — выдохнул он, пока мы тащились к автомобилю. — Ну, вообще-то, второй Чернобыль уже был. Авария на АЭС «Фукусима-1», слышал? Конечно, там было не настолько печально, но по шкале МАГАТЭ аварии назвали одинаковыми… Всё, молчу.***
Мы вернулись в офис, Крис показал коллегам большой палец и удалился расшифровывать видео, выглядя при этом так, словно вернулся с зоны боевых действий. Я, сдерживая улыбку, наблюдал за тем, как он вытер со лба пот рукой, глотнул водички из кулера и пару раз вздохнул. Этот парень начинал мне нравиться. Может быть, потому, что напоминал знакомых из Миссури. Я устроился на стуле около выхода из ньюсрума, поглядывая через стеклянную дверь на операторскую. Минуту назад попытался оставить камеру, как и положено — в шкафчике, но комната оказалась заперта. Очевидно, координатор Лея забыла не только позвонить мне, но и выдать ключ-карту. На двери напротив висела табличка «Редактор»: стало быть, это кабинет Майкла — человека, который решит, быть мне или не быть. Надо же, обычная комната, а не большой стеклянный гроб, дающий возможность редактору следить за тем, как работали подчинённые, а журналистам — исподтишка подглядывать, чем занят редактор. Я бы сошёл с ума, работая в подобной ловушке, но у начальника ведь должны быть нервы покрепче. И только что из кабинета вышел Ким. Я не сомневался, что это он — с такой же полуулыбкой, как на фотографии, чёрными волосами, уложенными с выверенной небрежностью (без сомнений, при помощи геля); тёмными большими глазами и бледной кожей. На правой руке рядом с часами я заметил браслет из бисера. Может быть, дочурка сплела? Хотя Ким выглядел слишком молодым для дочери, способной плести. — Эй, народ, слышали, что наш Химик нашёл новую жертву? — спросил Ким, особо ни к кому не обращаясь. Он достал планшет, стоя в центре ньюсрума, и прочитал: — Кейси Спейл, восемнадцати лет, найдена мёртвой. Ранее мисс Спейл обращалась в полицию, утверждая, что получила записку — «чёрную метку». Правоохранительные органы отказались сообщать подробности, но известно, что девушка могла быть, как и предыдущие жертвы, отравлена ядом. Ким имел бархатный и низкий голос. Будто созданным для пронзительных признаний в любви и угроз. Хотя криминальные новости из его уст тоже звучали неплохо. — Предвкушаю переполох. — Ким, ты сама оперативность во плоти. На CNN уже горячая новость. — Да что ты говоришь! У нас тоже горячая новость, — ответил на выпад блондинки мой репортёр. — Строчка идёт, а Дэнира поехала снимать место преступления. Что ещё за Дэнира? Ну и имечко! — Бедная девчонка, сколько ей там было лет? — Всего восемнадцать. — Ким смахнул с лица воображаемую слезу. — Я же сказал об этом минуту назад. Наверное, твой шок от услышанного как-то повлиял на слуховую систему. — Мне, как обычно, безумно смешно. А мне — нет. Преподаватель в колледже предупреждал о разного рода неудобствах профессии: говорил, что придётся вместе с журналистом ломиться к людям в двери («Вы как вампиры — хотите любой ценой попасть внутрь дома, чтобы попить кровушки»), правдами и неправдами добиваясь у них комментария; лезть в ад («Теракт — вот ваше веселье») и бежать не от опасности, а навстречу ей («Когда ты с журналистом, у тебя нет инстинкта самосохранения»). Но разве всё это можно воспринять серьёзно, снимая сборы урожая или празднование дня Святого Патрика? Зато Нью-Йорк был городом другого сорта: неудивительно, что здесь объявился маньяк. Я узнал о нём, едва переехав, и не смог выбросить из головы, осознавая, что, если преступления продолжатся, однажды на место нового убийства придётся поехать и мне. И что бы там ни думал Крис, желание возвращаться к криминальным хроникам напрочь отсутствовало. Но журналисты продолжали обсуждать Химика в утренних, обеденных и вечерних выпусках, организовав трёхразовое кормление жуткими новостями. Так я познакомился с образом человека, убивающего на расстоянии. Да-да, мило, правда? Сначала он отправлял жертве записку со странным содержанием — цифрами в три столбика, — а потом травил. Ну, или сначала травил, а потом отправлял — сложно сказать. Больше людей волновало то, что каждый получивший послание умирал через два-три дня. Что бы человек с «чёрной меткой» ни делал, куда бы ни бежал, он загибался. Журналисты пришли к выводу, что в записке содержался шифр: но она казалась просто бредовой, никто не мог разгадать послание. Дело выглядело как заготовка для детективного романа, вот на нём народ и помешался. Я помнил вечерний эфир CNN: приглашённый психолог в нём предположил, что убийца, возможно, добивался того, чтобы жертвы выходили с ним на контакт после получения записки. Журналистка спросила, может ли тут быть задействован гипноз; на это гость рассмеялся, сказав, что гораздо проще использовать детей. Они безобидные, каждый захочет пообщаться. Я тогда застыл, не донеся вилку с лапшой до рта, подумал про маленьких гадёнышей, играющих во дворе, и тут какой-то кретин взорвал хлопушку. Теория про детей мне запомнилась хорошо. — Мы в ожидании официального комментария, — съязвил Ким. Реплику, на которую он ответил, я пропустил мимо ушей, задумавшись о Химике, и теперь скрестил пальцы на то, чтобы меня не вызвали снимать жертв, теперешних и будущих. О нет, даже твоя, Ким, красивая мордашка не станет достойной компенсацией за выезды. Но если дашь себя пощупать в другом месте, я подумаю, как нам найти компромисс.***
К вечеру я понял, что наши с Крисом отношения пережили первый кризис. Многострадальный сюжет про ядерное топливо пошёл в эфир, Крис дал флешку с файлами, снятыми на мероприятии. Их я должен был пересмотреть дома, проанализировать стиль съёмки и выделить ошибки. Да, Крис не работал оператором, но именно он вызвался стать для меня наставником, в котором я нуждался. Разве у меня было моральное право пренебречь его указаниями? Я встал посреди комнаты и подпрыгнул с криком: «О, да!». Несмотря на бессонницу и ежедневный беспричинный подъём в четыре утра, я не сделал в квартире ничего полезного за три месяца, так что манёвры в помещении стоило делать с осторожностью. Можно было угодить пяткой в корзину с грязным бельём или зацепить рукой влажноватые, свисающие с верёвки над компьютером полотенца. Или стукнуться о швейную машинку… Хотя её прятать я не собирался. Мамин агрегат стал важным критерием оценки потенциальных ухажёров; да чего уж там, почти предсказателем! Каждую пятницу я шёл в клуб, чтобы найти парня на ночь, но ни один пока не проявил такой ловкости, чтобы переступить через неё: все они уходили с синяками, из вежливости обещая перезвонить. Полагаю, если найдётся парень, достаточно внимательный, чтобы миновать опасность, с ним у меня получится закрутить длительный роман. — Швейная машинка, — фыркнул я, растирая ладони, чтобы согреться. Кажется, ей было суждено стать символом моей нью-йоркской жизни. Даже мама, когда помогала перетаскивать вещи, использовала эту безобидную вещицу, чтобы образно предупредить — не вздумай возвращаться домой. Она сказала: «Я приеду за машинкой, но ты её не привезёшь». Ближе к ночи меня настиг приступ веры в себя: впервые за несколько месяцев я вернулся в команду и получил карточку «Пресса». Взяв в руки чашку с чаем — весьма опрометчиво с моей стороны, поскольку чистая чашка была последней, — я зашёл на страничку в «фейсбук». Хотел написать мотивационный пост о том, что надо верить в лучшее, чтобы у миссурийских «друзей» испортилось настроение, но ограничился скромным смайликом в статусе. Некоторые работодатели шерстили странички подчинённых, так что лучше вести себя сдержанно. На всякий случай я поудалял рекламную хрень и разнообразные розыгрыши, в которых, естественно, ничего не выиграл; оставил рецензии на фильмы и музыкальные альбомы. — Так, у тебя наверняка есть странички в соцсетях. Я быстро нашёл «инстаграм» Кима через аккаунт Криса, а там… Всего семнадцать фотографий. С такой внешностью и не любишь фотографироваться? Зато я разглядел цвет его глаз — они оказались кофейно-карими. Боже, я изъяснялся, как влюблённая девчонка. Лишь на четвёртом фото я сообразил, что словно загипнотизированный рассматривал его лицо с правильными, но не модельными чертами. Мирозданию обязательно надо было пихнуть мне под бок кого-нибудь симпатичного, но с ужасным характером? Вздохнув, я щёлкнул на следующее фото. На нём Ким сидел за столом рядом с Кристофером. Каждый из них держал в руках по пинте пива. Значит, они друзья? Ну, приятели точно. У меня мелькнула гаденькая мысль подружиться с Кристофером — к чему я сделал первый шаг, — чтобы выведать пикантные подробности из жизни Кима. М-м-м… Дальше. Ким пожимал руку конгрессмену; Ким праздновал день рождения в окружении блондинок; Ким выступал на конференции, Ким получал грамоту. В «инстаграме» репортёра обнаружились все атрибуты успешного человека и мало личного. Я изучал список его подписчиков, когда внизу страницы появилось «скайп»-уведомление. Чёрт, чёрт, чёрт. Уже одиннадцать часов вечера? Копирайт нужно сделать до двенадцати. Вот и заказчик подоспел, вежливо интересуясь, ожидать ли готовую работу вовремя. Злясь, что сорок минут проторчал на страничке Кима и не разобрался с видеофайлами, я свернул браузер и открыл редактор. Испытательный срок на Седьмом льстил, но я нуждался в финансовой подушке безопасности, поэтому продолжал работать в сети.***
Кирпичные двухэтажные стражи проводили меня до развилки, где заканчивалась неровная плитка, и я пересел на велосипед. Добро пожаловать на окраину Западного Бронкса: в промзону, наполненную однотипными домиками из прошлого века. Я поселился тут, стремясь к как можно более скромной арендной плате. Соседствовал с нерасторопными ничтожными неудачниками, не здоровающимися ни с кем — сокращённо ННН. Они редко выходили в свет, радовались, что Нью-Йорк оставил их в покое и заставляли чувствовать себя последней безразличной мразью, не поднёсшей пакеты многодетной мамочке или сгорбленному старику. Я крутил педали, приветствуя кивком малознакомых людей из Южного Бронкса. О, а ведь у них тоже была странность! Эти люди считали, что проезжающие и проходящие мимо жители Нью-Йорка входят в какое-то сообщество, то есть — друзья по умолчанию. Мужчины и женщины постоянно кривили рты в улыбках и выряжались, словно на Бродвей. И нет, я не преувеличивал. Увидев их впервые через солнцезащитные очки, я вспомнил двоюродную сестричку Кристи и то, как она лет в тринадцать опустошила мамин шкаф с одеждой. Натянула на тонкие неуклюжие ножки колготки в сеточку, нахлобучила на голову шляпку и шлёпала по дому, утопая в каблуках на пять размеров больше. «Я уже взрослая, взрослая, Энди, ты что, мне не веришь?» — повторяла она, размахивая зелёным боа. Её отец, кстати, почему-то решил, что это была моя идея и обвинил меня в педофилии. К счастью, до полиции дело хотя бы не дошло. Представляю, как бы Кристи понравился Южный Бронкс — ходи себе в зелёном боа, никому нет дела. Тут все разыгрывали театральное представление в духе: «Мы же в Нью-Йорке, ура!» — и вызывали у меня то же чувство, что и сестра, — смесь снисходительности и пренебрежения. Хотя сегодня я отвечал им почти искренне. Ехал на работу в приподнятом настроении: выкроив пять минут перед выходом, чтобы посмотреть на «ютубе» свой сюжет, в итоге испытал экстаз, когда услышал, как Крис сочным дикторским голосом начитал мои данные в конце видеоролика про топливо: «Кристофер Пратт, Эндрю Флинн, специально для Седьмого канала». Какой же это кайф! Добравшись до офиса, я заглянул в монтажную. Там тучный парень по имени Нил подготовил заметки по сюжету. Я сел рядом, сжимая кулаки в карманах куртки. Вот и пришло время первого анализа. Нил раскрыл сохранённый в Premiere Pro проект, и сдвинул мышку, перевернув пустой стаканчик из-под кофе. На просторной столешнице едва отыскалось свободное место, не занятое бумажками, распечатками, одноразовой посудой и бумажными пакетами из-под фаст-фуда. Наверное, Нил снисходил до того, чтобы это периодически убирать, иначе ему бы сделали выговор. Ни в одном уголке редакции я не заметил такого беспорядка, как здесь. — Синхрон с усатым челом. — Нил переместил курсор на тридцать девятую секунду. — Ты включил камеру после того, как он представился, Крису пришлось перезванивать и уточнять… — Понял. — Не бойся переспрашивать у интервьюируемых имя и фамилию, это экономит репортёрам время. Иногда оператор не успевает включить камеру, когда герой представляется. Спокойно, Энди, стандартная работа над ошибками. Я хотел ненавязчиво поинтересоваться у Нила, каким владею уровнем по сравнению с другими операторами, когда кто-то без стука вошёл в монтажную комнату. И прежде чем я обернулся, Нил не без удовольствия протянул: — Приве-е-ет, Ким. По шагам засёк? Меня передёрнуло. Вчера вечером я, размышляя о новой работе, пришёл к выводу, что хотел бы быть морально готовым к встрече со своим журналистом. К тому же я не выносил, когда тихо подкрадывались сзади. — Это первый сюжет нашего Энди. — Нил кивнул в мою сторону головой. — И как он справляется? Я впал в ступор: поворачиваться и официально представляться? Или делать это сейчас поздно? Теперь уже точно поздно. Ким подошёл вплотную, оперся локтями о спинку стула и окутал вкусным ароматом. И нет, это не эвфемизм к слову «сексуальный», я же не Элис. Ким пах шоколадом с вишней. Ему хотелось вызывать повышенное слюноотделение у коллег? Что за человек такой? — Да вполне неплохо для первого раза. Я невольно напряг плечи, дыхание участилось. Меня интересовало мнение Кима, но я подсознательно надеялся услышать его попозже, когда между нами установятся приятельские отношения. Надеялся, что оно не дойдёт до моих ушей во второй же рабочий день, повиснув где-то между Кимом и Крисом за обедом или Кимом и редактором Майклом. — Не сказал бы. — Поток тёплого воздуха приласкал мою щёку. — Кадр на двадцать первой секунде, видишь? — Ким потянулся к мышке, перегнувшись через меня. Совсем немного поднять голову и уткнуться ему в шею? — Не выставлен баланс белого после перехода с улицы в помещение. Вся раскадровка топливной сборки, которую мы хотели использовать, длилась меньше трёх секунд, учитывая, что первая и последняя секунда часто «ехали», монтировать это было невозможно. Синхрон записан с выглядывающей из-за лацкана пиджака петличкой, тоже не окей. И ты даже не записал на камеру, когда герой представлялся, Энди. — Нил сказал мне об этом… — Оператор должен пользоваться наушниками — они подключаются в такое ярко-жёлтенькое гнездо около кнопки «пуск» на камере; это не должно создать тебе проблем, если ты не дальтоник, — произнёс Ким, прижимаясь грудью к моей спине. — Синхрон с конгрессменом периодически писался на пушку. Почему нет ни одного люфта? Энди, люфты же делают сюжет таким сочным! На моменте представления героя мы вынуждены были поставить видео с его синхроном, ненавижу это, а перебивок не нашли. Ну, и накамерный свет мы таскаем в сумке, чтобы его включать. — Ким выдохнул мне в ухо, которое наверняка покраснело. Подождав, пока он выпрямится, я обернулся, стараясь придать лицу понимающий, но решительный вид. Я знал это, но свет внёс хаос, и мозг отключился. Люфт, перебивка, петличка в кадре? Боже, я думал о том, как бы успеть снять и показать Крису, какой я профессионал. И не расскажешь ведь Киму о причинах внезапной амнезии: вот что самое ужасное. Мой внутренний ребёнок хотел надуть губы и апеллировать при помощи фразы: «В эфир-то сюжет пошёл, он не так уж и плох!». Но не затевать же спор: Ким не поленился посмотреть мой первый сюжет, выделить найденные ошибки; пришёл сюда и высказал своё драгоценное мнение по поводу съёмки, рассчитывая, что я, его оператор, приму замечания к сведению. Ну, или он был занудой. Тогда придётся смириться. — Я учту замечания на будущее. Ким хмыкнул. Не терплю эту привычку. — На первых порах советую сделать для себя список-напоминалку в блокноте. Перебивки, заявочный план, раскадровка, люфт. И у журналиста, то есть у меня, почаще спрашивай, что нужно. Иногда я почему-то забываю, что оператор не владеет телепатией. Я смотрел на Кима, сосредоточившись на том, чтобы выглядеть сосредоточенно. Нил угодливо рассмеялся; боковым зрением я заметил, как затряслись складки у него на животе. — Хорошо, конечно. — В график координатор тебя ещё не внёс, но со следующей недели ты будешь в списке. А пока — работаем ситуативно, и не планируй ничего на завтрашний вечер. — Ладно. — У нас выезд в частном порядке. Смотря на Кима, я чётко осознал, что меня слишком долго не касался особенный мужчина, от которого внутренности загорались бы огнём без напитков и других ухищрений, делающих не очень-то привлекательных парней «годными». Нью-Йорк оказался искушающим средоточием быстрого и бесплатного секса: я не устоял. Но отдавал себе отчёт в том, что последние недели спал с экземплярами, к кому не захотел бы подойти при свете дня. Именно поэтому по телу распространялось тепло, стоило вспомнить, как близко был Ким ещё секунду назад. И как он, чёрт возьми, догадался про накамерный свет, если Кристофер пообещал держать рот на замке? Едва он вышел за двери, я приложился лбом об стол. — Господи. Что ещё за «частный порядок»? Он утопит меня в Гудзоне? — Не-е-ет, это у нас традиция такая. — Подробнее. — Мы называем это первым свиданием. — Нил похлопал меня по спине. — Кстати, хочешь сладенького? У меня тут где-то в рюкзаке лежал крекер со вкусом клубники. Я нервно рассмеялся — сладенького в комнате уже не было.